bannerbannerbanner
Призраки настоящего

Янина Хмель
Призраки настоящего

Пролог

Кто сказал, что мёртвые не возвращаются? Я вернулась, чтобы отомстить.

Остановившись возле церкви, глубоко вдохнула: воздух был пропитан гарью, но не видно ни дыма, ни огня. Было слишком тихо. Эта тишина давила на виски́. По спине большими каплями скатился холодный пот: всем телом я ощущала, что умиротворение вокруг ложное. Огляделась. Церковь словно кто-то перенёс из другого места. Из другого времени. Сама земля не принимала её. Вокруг всё выглядело сгнившим. Сгоревшим. Обвалившаяся ограда, местами почерневшая, словно доски достали из потухшего костра. Засохшие кусты шиповника покачивались на слабом ветру. В разобранной дорожке из светлого круглого камня местами зияли дыры и оттуда виднелась чёрная земля.

На несколько секунд картинка перед глазами исказилась: здание церкви выглядело будто бы после пожара, над куполом ещё витал дым. Даже дыхание перехватило от этого видения.

«Это мираж, это иллюзия», – мысленно убедила себя.

Не раздавалось ни единого звука: будто все птицы тут вымерли. Или боялись подать голос. От этого затишья я непроизвольно сама задерживала дыхание.

Я слезла с мотоцикла, оставив его у подножья лестницы, ведущей ко входу, и устремилась вверх, перепрыгивая через ступеньки, – боялась опоздать. Всего на несколько секунд замерла перед закрытой дверью, выравнивая сбившееся дыхание. Я ждала долго. Слишком долго. Вся ярость скопилась во мне до нужного предела.

Торжественная музыка за дверью стихла. Раздавались приглушённые голоса жениха и невесты. Они обменивались клятвами. Я вспомнила это чувство восторга, когда становилась его женой. Меня до сих пор мурашило от этих воспоминаний, хоть они были ненастоящими, загнанными в моё сознание.

От знакомого мужского голоса защемило в груди. Стиснув зубы, я толкнула дверь изо всех сил. Та с грохотом ударилась о стену. На словах «…не могут быть вместе, назовите её…» священник замолк и перевёл взгляд с молодых на меня.

– Я против! – решительно и громко заявила я. Сейчас от моей уверенности зависели жизни.

Виктор первый обернулся на мой голос. Он совсем не изменился – ни на минуту не постарел. Волосы аккуратно собраны в хвост на затылке и приглажены по ровному пробору. Рубашка не застёгнута на последнюю пуговицу – эта намеренная неряшливость всегда была ему к лицу. Виктор возвышался над Евой, как хищник над добычей, и я была готова броситься к ней и закрыть собой от него. Но сдержала этот порыв. По его взгляду поняла: он узнал меня. Непонимание и ужас исказили его благородные черты лица. Он не верил своим глазам. Ведь мёртвые не возвращаются…

Ева тоже обернулась и замерла. Побледнела в тон свадебному платью, но в её глазах засияла надежда. Она увидела своё спасение. Схватилась за плечо Виктора, чтобы не упасть.

– Мама… – прошептала она.

Виктор сделал шаг ко мне, стряхивая руку Евы с плеча. Дочь упала на колени. Я вновь сдержалась – хотелось подбежать к ней, прижать к себе. Но мне нужно быть начеку, чтобы быстро среагировать на действия Виктора.

– Я против, – повторила я, улыбаясь и сжимая кулаки. Обретённая сила пульсировала на кончиках пальцев.

– Ди… ана, – по слогам выдохнул Виктор, вернув мне такую же ледяную улыбку.

Я заметила за его спиной Анаиду. Она была близко к Еве, тоже готовая прийти к ней на помощь.

– Отпусти нас, – я не смотрела на дочь, сфокусировав взгляд на лице Виктора. Пока он растерян, я на шаг впереди. – И сегодня я не трону тебя. Но если помешаешь, я уничтожу прямо здесь весь твой проклятый род, а после медленно покончу с тобой.

Во рту пересохло, я облизнула губы.

– Ты не убьёшь меня, – скалился Виктор, стоя в нескольких шагах от меня.

– Хочешь проверить? – Я подняла руку, расправив ладонь и снова резко сжав её в кулак. Земля поддерживала меня, укрепляла мою силу.

Под ногами Виктора, ломая церковные плиты, вытянулись корни. Они обхватили его ноги до колен. Я чувствовала, как пульсирует мой кулак, как будто эти корни тянулись от моего плеча. Виктор пытался освободиться, но корни крепко стянули его, приковав к месту.

Я не могла убить его прямо сейчас – мне не хватало силы четырёх стихий. Но я говорила и держалась так, будто бы сама поверила в свои возможности:

– Я убью тебя, Виктор, – спокойно продолжала я. – Ты хочешь, чтобы твоё столетнее путешествие закончилось здесь и сейчас?

И он тоже поверил. Виктор не был готов: ни к моему воскрешению, ни противостоять моей силе. Я презрительно смотрела на его попытки вырваться из цепкой хватки. Он протянул ко мне руку, но я успела выставить вторую ладонь, и корни, повинуясь моей силе, сцепили его плечи крепкими ветками, обвивая всё тело.

– Мы уходим, Вик. – Будучи уверена, что он не помешает нам, я наконец подошла к Еве, присела, подняв её лицо за подбородок. – Милая, всё хорошо.

– Мамочка, – всхлипнула дочь, прижимаясь ко мне.

– Я рядом, – обняла её за талию. – Поднимайся.

– Мне-е пл-лохо-о… – несвязно простонала она.

– Я знаю. Я всё исправлю.

Мать

Боль не вышла наружу, но и не осталась внутри. Зацепилась. Застряла раздирающим комом в горле – ни сглотнуть, ни выплюнуть.

Я не помнила, как родила маленького человечка – моего ребёнка. Не помнила, как была беременна.

Мне было горько и больно, но я не могла найти истоки этой непонятной боли. Как будто я долго шагала одна по тёмному тоннелю, а потом вышла на свет. И этот свет раздражал глаза.

Девочка лежала в колыбели и изредка подавала голос. Я медленно поднималась, подходила к ней, чтобы перепеленать и покормить. Словно под гипнозом я совершала точные выверенные действия, но не по своей воле – у меня не было сил и желания на это. Как будто к моим рукам и ногам привязали нити и умело дёргали их, руководя мною.

Девочка быстро успокаивалась и засыпа́ла. Укачивая, я прижимала её к груди и сама проваливалась в забытье.

Во снах, прерывистых и тревожных, меня обнимали ветви растущего за спиной дерева, а ребёнок становился водой и утекал в землю. Я не успевала прижать её к себе или подхватить у самой земли.

Я просыпалась и долго не могла прийти в себя. Живые картинки сновидений стояли перед глазами и не исчезали. Наяву я чувствовала опасность, хотелось вернуться в объятия ветвей.

Малышка посапывала под боком и даже не вздрагивала, хотя моё сердце колотилось так громко, что, казалось, невозможно было не услышать.

Каждый мой день был похож на предыдущий. Как бесконечный день сурка. Разум медленно плавал в густом тумане. Без воспоминаний, без мыслей, без чувств. Только боль и слабость во всём теле.

Я не могла вспомнить лицо своей матери. Где мама? Кто моя мама… Я не могла вспомнить отца своей дочери. Все образы в памяти были расплывчаты – ни одного чёткого очертания.

Почему я ничего и никого не помнила?

Весь мир сфокусировался на одном маленьком человечке.

– Ева… – в полудрёме шептала я, как будто напоминая себе её имя.

Малышка улыбалась мне в ответ. Она почти никогда не плакала. Только смотрела и улыбалась. Улыбалась и смотрела.

Время растянулось в одну длинную петлю, которая так и норовила перетянуть мне шею. Верёвка прочная, толстая, а я обессиленная.

Иногда, прижимая дочь к себе, я слышала шум воды, как будто рядом был водопад.

– Мамочка сходит с ума, – усмехнулась я, укачивая колыбель, которую не без труда выкатила на крыльцо. Присела на верхнюю ступеньку, подобрав длинный подол грязной юбки.

В такую солнечную погоду хотелось идти, а лучше бежать… По густому полю высоких колосьев, ощущая их касания на оголённых бёдрах и опущенных руках. Я смотрела на яркое солнце, жмурясь, и думала о свободе. Ощущала себя в плену бесконечного длинного дня. Ощущала себя не на своём месте. Как будто я должна быть не здесь.

Я достала Еву из колыбели и пошла. Ноги сами привели меня к озеру. Я знала, что оно там есть, но словно видела его впервые – прозрачное и спокойное. Присела на берегу, прижимая спящую дочь к себе. Она вздрогнула. Я натянула одеяльце, почти скрывая Еву в тёплой ткани.

– Прекрасная осень, не правда ли? Не помешаю? – Послышалось за моей спиной.

Я повернула голову на незнакомый голос.

– Мы знакомы?

– Я бы запомнил эти зелёные глаза, – улыбнулся мужчина. Я не смущаясь рассматривала его: высокий, кареглазый, широкоплечий. Рубашка не застёгнута на последнюю пуговицу. Будто невзначай убрав с лица вьющуюся прядь, он опустился рядом без разрешения.

Подул свежий ветер, растрепав по плечам мои волосы и раскрыв одеяльце, в которое я укутала дочь. Ева выглянула, тоже с интересом изучая незнакомца.

– А это что за принцесса? – Он кивнул на малышку и протянул руки: – Можно подержу?

Разве я когда-нибудь доверяла кому-то с первого взгляда? Не припомню за собой таких порывов, но руки сами вытянулись, чтобы передать ему Еву.

– Похожа на маму. – Мужчина бережно взял её и стал укачивать, хотя это не требовалось: Ева спокойно смотрела ему в глаза. Она даже не вздрогнула, когда её взяли чужие руки. – Ваш муж счастливчик.

– Я… мы… мы с Евой вдвоём, – пожала плечами я, опустив взгляд на воду. Такую же спокойную, как и дочь. Как будто ветру было не под силу эту воду взволновать.

– Виктор, – представился он.

Я оторвала взгляд от воды и вновь повернулась к нему. Предчувствие опасности усилилось, по спине скатилось напряжение и замерло где-то в пояснице – я вытянулась. Рассматривала его лицо, хотела найти там признаки угрозы. Сердце забилось быстрее, к горлу подступил ком. Моё тело как будто пыталось о чём-то предупредить меня.

Виктор не отводил глаза и даже не моргал, как будто чего-то ждал. Наверное, когда я назову своё имя.

– Диана, – выдохнула я. – А это Ева.

Сама судьба подтолкнула нас с Евой в его объятия. Дочь так гармонично смотрелась на его руках, как будто ей было там самое место.

 

– Это может прозвучать странно, но я совсем не помню своего прошлого… Очнулась, а у меня на руках спит Ева, и я точно знаю, что она моя дочь. Но не помню, как ходила беременная. И как рожала, тоже не помню, – я положила голову ему на плечо.

Мы сидели на крыльце. Вокруг было тихо. Лишь ветер слабо раскачивал ветви высоких сосен, что росли вокруг дома, донося до нас хвойный запах. Я спрятала босые ноги под длинной сорочкой, поправив шаль на плечах. Волосы, которыми игрался ветер, будто бы пытаясь заплести их в косы, лезли в лицо, я убрала их на спину, скрутив жгутом. Ева дремала у Виктора на руках.

– Это нормально чувствовать такую пустоту внутри после родов, я думаю, – шёпотом ответил Виктор, чтобы не разбудить дочь, притянув меня ближе за талию: – Ты дрожишь, пойдём в дом.

Жена

Кажется, только вчера я стала матерью, а уже сегодня становилась женой. Виктор признался, что влюбился в меня с первого взгляда, и я поверила ему. Возможно, тоже влюбилась. Возможно, тоже с первого взгляда. Я не была уверена в своих чувствах. Сомневалась в себе. В чистоте мыслей – они как будто были под наркозом: затуманенные, тягучие… не мои.

– Если бы я верила в магию, сказала бы, что ты меня приворожил, – пошутила я.

Мы стояли перед входом в церковь. Я волновалась – Виктор был спокоен. Еву мы оставили с соседкой.

– Это ты меня приворожила! – Он поцеловал меня в макушку.

Виктор был на голову выше, я едва доставала ему до плеча, хоть и не была маленького роста. Под юбкой моего свадебного платья прятались туфли на высоком каблуке. Я нашла это кремовое платье на чердаке, быть может, оно принадлежало моей маме или бабушке. Я лишь подогнала его по своей фигуре, и оно село так, будто было сшито специально для меня. Да и не было времени искать другое: Виктор так неожиданно сделал предложение… А когда я согласилась, сразу же потащил в церковь. Не дал опомниться, будто боялся, что я передумаю.

Моё волнение было приятным, всё внутри трепетало, как будто там заперли стаю бабочек. Но как только мы переступили порог церкви, меня окутал прозрачной невидимой вуалью страх, а в голове я услышала чужой незнакомый голос: «Для каждой из вас у него разный сценарий…»

На мгновение я замерла. Ноги будто вросли в пол, стали чужими и отказывались мне повиноваться.

– Всё в порядке? – Виктор держал меня под локоть.

Я вымученно выдавила улыбку и попыталась сделать шаг вперёд, но не смогла. Страх не отпускал. Он словно появился из земли, как ровный ствол дерева, пророс вдоль моего позвоночника и ветвями схватил меня в объятия.

Виктор будто был готов к этому, подхватил меня на руки и, покружив вокруг себя несколько раз, понёс к алтарю.

– Отпусти меня, сумасшедший! – смеялась я, прижимаясь к его груди. От него пахло прохладой и свежестью, как после дождя, который разогнал зной.

– Я буду всю жизнь носить тебя на руках! – громко сказал Виктор.

– Простите… – вернул нас в реальный мир священник.

Виктор опустил меня напротив него, стал рядом и положил ладонь мне на спину между лопаток. От его прикосновения к горлу поднялся ком. Я шумно сглотнула.

– Перед лицом господа и всех здесь присутствующих, – серьёзно произнёс Виктор.

Я не смогла сдержать смешок, ведь в церкви были только мы вдвоём и священник.

– Но мы одни, – прошептала я, привстав на носочки, чтобы дотянуться до уха Виктора.

– Ты просто не видишь остальных, – подмигнул мне он, опуская ладонь ниже.

По спине спустился холодный ручеёк, как капелька воды на покрытом инеем окне. Я не ощущала земли под ногами, будто бы парила. Предчувствие опасности не исчезало. Уши заложило, сквозь шум я едва разбирала слова священника:

– Согласны ли вы, Виктор Норберг, взять в законные жёны Диану Хедлунд, любить и оберегать её, в богатстве и бедности, в болезни и здравии…

– Согласен, согласен! – дважды повторил Виктор, перебивая его. – Я на всё согласен! – Он обернулся ко мне и впился взглядом, отчего вспыхнули щёки и ве́ки.

Я смущённо улыбнулась.

– А вы, Диана Хедлунд…

– И я согласна, – тоже не стала слушать до конца.

– Властью данной мне…

– А можно без этого вот всего? – снова прервал его Виктор, наигранно скривившись, потом посмотрел на меня и подмигнул.

– Объявляю вас мужем и женой! – как будто выплюнул священник. – Что ж вы такие нетерпеливые…

– Я ждал эту девочку больше сотни лет!

Я сдавленно рассмеялась его шутке. Только что-то подсказывало мне, что он не шутил…

– У нас есть ещё часик, пока Ева спит? – спускаясь по лестнице, спросил он.

– Соседка сказала не торопиться, она присмотрит за…

– Я соскучился по своей малышке! – Виктор остановился и коснулся ладонью моей щеки.

Я задержалась ступенью выше и оттолкнула его от себя.

– Что такое? Тебе не идёт быть серьёзной, – он стоял ниже, наши лица были на одном уровне.

– Пообещай… держать в тайне от Евы, что ты ей неродной отец.

– О чём речь? Разве не я её отец?

– Скажи! – настойчиво попросила я.

– Обещаю держать в тайне от Евы, что я ей отчим. Довольна?

Я не понимала, откуда это желание – скрыть правду от дочери. И почему я попросила об этом у Виктора: он называл её дочерью и вёл себя с ней, как вёл бы родной отец. Но то, как он говорил об Еве, как смотрел на неё, вызывало у меня ревность. Я отрицала это чувство, но оно только разрасталось внутри меня, пустило там свои корни…

Маленькая деревушка в нескольких милях от Кристиансанна, самого южного города Норвегии, дольше всех норвежских мест сохраняла летнее тепло, почти до конца осени. Зато зима в Стерквинде1 наступала резко, беспощадно сжимая жителей в тиски хо́лода и мрака.

Я родилась здесь – это я помнила. Но абсолютно не помнила своего детства. Эти провалы в памяти всё ещё смущали меня.

– Давай переедем в город, – предложила Виктору. Но это прозвучало скорее как вопрос, как будто я искала его одобрения.

Мы прогуливались вдоль озера. Того самого, возле которого познакомились. Я разулась и несла туфли в одной руке, другой держалась за локоть Виктора.

– А мне здесь нравится. Детство Евы здесь будет счастливым.

Я не стала спорить. Но глубоко внутри зрело желание сбежать отсюда, прижимая к груди спящую маленькую Еву. Спрятать её от этого места. Уберечь.

Рука Виктора напряглась на моей талии, я почувствовала её тяжесть и жар, который отходил от ладони. Его задели мои слова? Ему не понравилось моё желание уехать? Я напряглась. Виктор поднял руку выше, притянув меня к себе за плечи. У меня возникло такое ощущение, что это не его рука обвила мою шею, а удавка. Я с трудом вдохнула.

Я не была хрупкой и миниатюрной, а густая рыжая шевелюра придавала моему телу объёма и роста, но рядом с Виктором я превращалась в маленькую девочку. Как будто уменьшалась в размерах. Сжималась.

С одной стороны, мне нравилось ощущать себя дюймовочкой в его объятиях, с другой – я терялась. Я всегда была свободолюбивой и горделивой. Ведь была? Я точно уверена, что была.

К закату мы вернулись домой. Я поднялась в нашу спальню, чтобы переодеться, весь подол платья был мокрый и грязный, а Виктор ушёл к соседке за Евой.

Наверное, слишком быстро я доверила свою жизнь и жизнь своей дочери мужчине, которого знала так мало. А знала ли я его? Рядом с нами был незнакомый человек. Но меня тянуло к нему. Нет, мы были не магнитами разных полюсов – я как будто брошенный со скалы камень, притянутый в земле гравитацией, упала в его объятия, захваченная непонятно откуда взявшимися чувствами. Я испытывала к нему негаснущее влечение.

– Мы дома, – Виктор стоял в дверях спальни с Евой на руках.

Дочь спала, прижавшись к его груди и обхватив ножками талию, её ручки, как тонкие нити, повисли на его шее. Одной рукой Виктор поддерживал её, а другой приглаживал растрёпанные по спинке волосы. Я увидела их в зеркале, когда он вошёл, и обернулась.

Виктор согнулся над нашей кроватью, чтобы переложить Еву.

– Ну нет! – возмутилась я. – Она спит у себя!

– Брось, ей здесь хорошо… – Виктор опустил дочь на кровать и выставил руку, останавливая меня, чтобы я не подошла к ней.

– У нас брачная ночь, в конце концов! – Я напряжённо дышала, сложив руки на груди. – Я против.

– Тебе не идёт быть серьёзной и злой, Ди… – Он подошёл ко мне и хотел поцеловать.

Я увернулась от его губ. Сердце кольнуло. Так меня кто-то называл… В прошлом. Я напрягла память, но эта предательница отказывалась покоряться. Как будто подбрасывала клубочки в мои руки, а как только я начинала разматывать их, обрезала нити, ведущие в нужном направлении.

– О, ты ещё и обиделась! – Виктор положил руки мне на талию. – Или это новая игра? Я должен укротить свою рыжую бестию?

– Просто переложи Еву в её кровать, – спокойно ответила я.

Он выдержал мой строгий взгляд. Я попыталась обойти его, но он опередил меня, за локоть притянув к себе. Как будто знал каждое моё движение. Или мог предугадать.

– Мы не будем ссориться, Диана, – Виктор поцеловал меня в шею.

Я недовольно отвернулась. Он продолжал целовать мои ключицы, плечо, спускаясь к рукам, высвобождая их друг от друга. Я сжала руки в кулаки и выдернула одну из-под губ Виктора.

– Или ты перекладываешь её, или уходишь спать вниз. – Мой голос даже не дрогнул.

– Вот как… – Он провёл ладонями по моим бёдрам, наверное, думал, что я сдамся.

Но мой характер был крепкий, как ствол тысячелетнего дуба – не сломать стерквиндским ветрам. Но и Виктор был не робкого десятка. Он быстро сменил нежность на страсть. Резко развернул меня спиной к себе. Я только взвизгнула от неожиданности, но не стала вырываться. Сама прижалась грудью и лицом к холодной стене.

Виктор водил руками по шее, плечам, спине. Потом остановил ладони на ягодицах. Пригладил. А после взбодрил меня хлопком, которого я тоже не ожидала.

– Ты думаешь, что твоя строптивость никому не по зубам. Но я знаю тебя лучше, чем ты знаешь себя, – прошептал возле моего уха, делая паузы после каждого слова. Хриплым соблазнительным шёпотом. Пока он говорил, его пальцы изучали внутреннюю сторону моих бёдер. Я молчала, прикусив губу и затаив дыхание.

Мы заснули втроём в одной постели.

Ева спала между нами до пяти лет, потому что той ночью я позволила это, подчинилась Виктору.

Ревность

Неожиданная ревность мужа к дочери продолжила расти во мне – такая отвратительная, ядовитая. Я возненавидела дочь лишь потому, что она с таким обожанием смотрела на мужа. Что будет, если она узнает, что он ей вовсе не отец? Чего ей будет стоить увести мужчину у матери? Когда она будет молодой и свежей, а мои груди обвиснут и под глазами появятся первые линии морщин.

Но при этом я бескрайне любила свою рыжую малышку, которая вырастет и станет безупречной красавицей. А я состарюсь, моё тело больше не будет гладким и подтянутым, руки и шея первыми примут на себя отпечатки старости. Виктор разлюбит меня…

Он, как будто чувствуя мои терзания, заглушал во мне подобные мысли словами и действиями.

– Самая красивая женщина на земле, – прижал к себе, целуя в шею, спуская свою рубашку с моих плеч. Я обожала носить его рубашки. Надевала их вместо женских длинных сорочек. На голое тело.

– Ты так думаешь? – заигрывающе улыбнулась я, всеми силами пытаясь удержать страсть между нами. Эта страсть делала меня живой. Может быть, если у нас появится общий ребёнок, это изменит ситуацию? Но я никак не могла забеременеть.

Когда Еве исполнилось четыре, я впервые открыто заговорила с Виктором о нашем общем ребёнке. И это привело к первой серьёзной ссоре между нами.

– Может быть, нам пора подумать о пополнении? – засыпая в его объятиях, промурлыкала я.

– Нет, – строго ответил Виктор.

– Что значит «нет»?! – вздрогнула я. Сон вмиг как рукой сняло.

– Нет значит нет, – он был невозмутим. – У нас есть Ева.

– У нас нет Евы! Ева моя дочь! – Я начинала злиться.

– Вот как? – Виктор вытащил руку из-под моей шеи и приподнялся на локте. – А как же «мы никогда не скажем Еве, что ты ей неродной отец»?

Я не могла признаться ему, что ревную его к Еве. Это было смешно и низко.

– Мы не будем ссориться из-за такой глупости! – отчеканил он.

– Вот как? – спародировала его тон я. – То, что я хочу стать матерью твоего ребёнка, ты считаешь глупостью? Я больше не заведу разговор на эту тему, но запомню, – отвернулась к стене.

 

– Ди… – Виктор дышал мне в шею.

Я закрыла глаза.

Ева расцветала, как бутончик необычного экзотического цветка. Её рыжие кудряшки воздушным облачком обрамляли нежное личико, на котором сверкали два изумрудных камушка, с интересом и любопытством смотрящие на всё – на мать, на отца, на мир. Я корила себя за ревность, но никак не могла отделаться от этого чувства – оно витало между нами.

Мне так и не удалось вернуть все воспоминания о своём прошлом. Некоторые моменты я восстановила в памяти, а некоторые напрочь исчезли. Втайне от Виктора я пыталась найти ответы на волнующие вопросы. Почему скрывала от него? Не хотела, чтобы муж думал, что ему досталась жена со странностями. Тем более, моё прошлое никак не касалось его.

Когда Виктор и Ева ушли на прогулку, я полезла на чердак, который был забит многочисленными коробками. Я не имела ни малейшего понятия об их содержимом. В одной из них перед нашей с Виктором свадьбой я нашла подвенечное платье. Что ещё могло храниться там? Одежда, старинные подсвечники, чьи-то платья, туфли чаще без пары и пыльные старые фотографии – я касалась незнакомых мне вещей в надежде хоть что-то вспомнить. Но лица на фотографиях видела впервые. Доставая последнюю фотокарточку из коробки, я похолодела: на меня смотрели незнакомая девушка в платье, в котором я выходила замуж, и Виктор. Я отбросила фотографию, как догоревшую спичку, чтобы огонь не коснулся пальцев, а когда хотела взглянуть ещё раз на снимок, услышала голос Виктора внизу:

– Ди, мы дома!

– Вот чёрт, – запаниковала я. Схватила коробку с фотографиями и затолкала в дальний угол. На чердаке можно было находиться только встав на колени, а свободно двигаться мешали коробки и низкий потолок.

– Диана?! – громче позвал меня Виктор.

– Я здесь, – наконец подала голос я, спускаясь с чердака.

– Ты что там делала? – удивился Виктор.

Он протянул руки мне навстречу, чтобы поймать у подножья лестницы.

– Искала, – чихнула я, когда он поставил меня на ноги.

– Аллергию? – усмехнулся Виктор.

– Не нашла, – пожала плечами, поправляя задравшееся платье.

– Не нашла что? – не отставал он, склонив голову набок.

– Как погуляли? – Я попыталась перевести тему.

– Диана, что происходит? Ты что-то скрываешь от меня? – Виктор вмиг стал серьёзным, улыбка испарилась с его губ, он сложил руки на груди и посмотрел мне в глаза.

Неловкость между нами разрушила Ева, которая запрыгнула на меня и уткнулась холодным носиком в плечо.

– Эй, ты почему холодная? – извиняюще улыбнулась я, прижимая дочь к себе. – Вы где были? – обратилась к Виктору.

– Возле озера гуляли, – пожал плечами тот и отвернулся.

Я напряглась.

– Рано ещё к озеру ходить, – упрекнула его. – Холодно. Ева может простыть.

– Мне тепло, – прошептала дочь, прижимаясь ко мне, – ты тёплая…

Виктор не оставлял меня одну дома, как будто боялся, что я снова полезу на чердак. Наше молчаливое противостояние продолжалось месяц, и никто из нас не собирался уступать. Мне нужна была та фотография. Я должна взглянуть на неё ещё раз: вдруг мне показалось, вдруг мужчина на ней просто очень похож на Виктора, вдруг это какая-то иллюзия…

– Милая, что в коробках на чердаке?

Я заплетала непослушные рыжие кудри дочери в косы. Ева вырывалась. Когда Виктор зашёл в детскую, мы обе замерли.

– Почему ты спрашиваешь? – вопросом на вопрос ответила я.

– Думаю, нужно навести порядок там. Избавиться от всякого хлама, – небрежно сказал Виктор, будто никаких других причин провести ревизию на чердаке не было. Но я уловила в его голосе тревогу.

– Да, можно, – прошептала я и продолжила плести косу, опустив взгляд на макушку Евы.

– Можем сделать это вместе, – Виктор обнял меня сзади. Его ладони прошлись по моему животу и сплелись на нём в замо́к.

Я напряглась.

– Мам, мне больно! – простонала Ева.

Я отпустила недоплетённую косу. Волосы рассыпались рыжими блестящими волнами по спине дочери.

Виктор отодвинул меня в сторону и взял распустившуюся часть волос, аккуратно и быстро заплетая их в идеальную косу. Я вздрогнула, прикрыв рот ладонью. Почему-то эта картина привела меня в ужас, как будто это было что-то нереальное, отталкивающее. Как будто в реальном мире отец не мог с такой лёгкостью обращаться с волосами дочери. Как будто это было что-то противоестественное. Я напряжённо выдохнула, не моргая и не сводя глаз с Виктора, следя за каждым его движением.

Ева улыбалась, глядя вверх и пытаясь перехватить мой взгляд.

– Мам, папочка справляется лучше, чем ты, – рассмеялась дочь.

Я ничего не ответила, вышла из детской, схватила с комода в нашей с Виктором спальне пачку сигарет и ушла на балкон, закуривая на ходу. Дурная привычка. Я начала курить… в тринадцать – подбросила память. Снова закурила несколько лет назад, когда впервые нащупала в себе это ужасное чувство ревности мужа к дочери.

– Милая? – Виктор снова обнял сзади, сплетая руки на моей груди. Я не слышала, как он подошёл. – Ты в порядке? Ты снова куришь!

– Накажешь меня за это? – язвительно бросила я, выбрасывая окурок в пепельницу.

Он убрал руки и отстранился.

– Мы говорили с тобой об этом, Диана. Мне не нравится, когда ты куришь.

– А мне не нравится, когда ты выставляешь меня дурой! – я сорвалась. Руки затряслись. Ком подступил к горлу. Я закурила новую сигарету.

– Почему ты злишься? – Виктор тоже заводился. Он выхватил сигарету из моих пальцев. – Я же просил не курить! – повысил голос.

– Не трогай меня!

Я хотела уйти с балкона, но Виктор схватил меня за запястье и притянул к себе спиной. Я замерла. Поднялся сильный ветер, балкон был не крытым и маленьким, мне стало нечем дышать.

– Что происходит, Диана? Твоё поведение неподобающе прилежной жене и матери, – прошептал возле моего уха он. Этот шёпот был противным, как будто чьи-то липкие щупальца забрались в моё ухо и скользнули внутрь.

Я вздрогнула, отойдя от него на несколько шагов, и упёрлась спиной в стену.

– Отпусти, – тихо произнесла я ровным голосом.

Виктор отпустил мою руку.

1Стерквинд – вымышленная деревня, в переводе с норвежского «сильный ветер».
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13 
Рейтинг@Mail.ru