Яна Ясная
Хроники ордена Церберов
Глава 1
– Следующий! Имя?
– Танис с Фидейских болот.
– Четвертый этаж, седьмая дверь справа. Первый колокол – подъем, второй – общее построение и разминка. Третий колокол – завтрак. После завтрака – распределение. Свободна. Следующий. Имя?..
Голос дежурного звучал настолько монотонно, что создавалось ощущение, будто он вовсе проделывает необходимую работу, не просыпаясь. Мы должны были прибыть в место нашего распределения – акрополь Кремос, что в городе Сард – еще до заката, но бесконечные дожди размыли дорогу до полного непотребства. Лошади уныло месили копытами грязь, телеги обоза то и дело вязли в ней же, мы проклинали непогоду, но поделать ничего не могли.
Распогодилось лишь на подъезде к городу. Ветер сдернул плотную вуаль туч с бездонного неба, открывая россыпь звезд с сырным кругом луны в центре, подковы застучали бодрее, но все равно городские часы пробили три, когда мы наконец проехали под аркой со скалящим пасти трехголовым псом.
Я давно ждала этого момента с восторгом и замиранием сердца, но в миг, когда за моей спиной закрылись кованые ворота, испытала лишь облегчение – наконец-то. Сейчас все мы – пятеро новичков, прошедшие учебу в цитадели Церберов, только-только получившие почетное клеймо ордена – хотели одного: спать.
Заветная близость желаемого придала сил, и по лестнице я взлетела весьма бодро, тихонько толкнула дверь в нужную комнату, сама просочилась туда же и озадаченно застыла на пороге, уставившись на мужской зад.
Голый мужской зад.
Не то, чтобы мне в жизни не доводилось видеть подобного. Когда идешь в профессию, которая на три четвертых является мужской (и то на словах, а на деле в один год со мной на обучение приняли двадцать пять парней и всего трех девушек), то чего только не насмотришься.
Но как-то не готова я была к такому виду вот так вот прям с дороги да в глаз.
Яркая луна заглядывала в окно, любезно подсвечивая подробности.
Он ничего так, да, этот зад. Крепкий, ладный. И спина красивая – широкая, с четко прорисованными мышцами. Парочка интересных шрамов. Затененная линия позвоночника. И девица рядом очень даже. Мне вот о такой груди и мечтать не приходится. Волосы – темный атлас, а кожа как будто бархатная на вид.
Одно “но” только.
Кто-то из этих двоих дрых на моей кровати. По крайней мере, одна из сдвинутых вместе коек – точно была моей, я двери честно пересчитала два раза.
Задумчиво качнувшись с пятки на носок и обратно, я обошла сдвоенное ложе по кругу, сбросила на пол вещмешок, повела плечами, удобно ухватила ближайший угол кровати и рывком дернула на себя.
Зверский скрежет, глухой грохот, нежный вскрик.
Кровать (и девица на ней) оказалась довольно легкой, потому что охотно поехала, куда ее двигали. Девице больше хотелось остаться в объятиях мужика, чем на кровати (сомнительный выбор), поэтому она и скатилась благополучно в образовавшуюся дыру.
Я отсалютовала недоуменно хлопающим темным глазищам – и взялась за другой угол кровати.
– Ты что делаешь?! – визг был уже совсем не нежным.
– Вы спите-спите, – пропыхтела я, с грустью осознав, что это не кровать была легкая, а сил я в первый рывок вложила со злости столько, что на последующие их уже не осталось. – Я вам больше не помешаю!
А, ладно, и так сойдет! Завтра в угол до конца оттащу, очень уж спать хочется.
Перевязь с оружием я пристроила на подставку на остатках доступной мне бережности. На прочее ее уже не хватило, и одежда полетела на пол неопрятный кучей. Сапоги – под кровать. Вещмешок, после короткой, но отчаянной борьбы, отдал мне свежую рубаху и отправился к сапогам.
Вялая мысль о том, что надо бы распинать всё моё барахло хотя бы равномерным слоем по полу, чтобы просохло, ворохнулась, и тут же была изгнана могучим заклинанием “завтра, всё завтра”.
Спа-а-ать!
Но стоило лишь мне вытянуться в кровати (благодаренье Ведающему Тропы, ее на мою длину хватило) и уткнуться лицом в матрас, как кровать вместе со мной с диким скрежетом куда-то поехала.
Вот только зря я взметнулась змеей, готовая насмерть драться за свое право спать на ней – это мой голозадый сосед всего лишь доподвинул не покорившийся мне угол к стене, как положено.
Его подружка, прижимая к богатой груди простынь, очумело переводила взгляд с меня на него и обратно.
– Иди в койку.
Голос у соседа оказался хрипловатым со сна.
– Но… Как же… Здесь же…
– Она тебе мешает?
– Да вы оба больные! – взвилась брюнетка, и подхватив свои пожитки, вылетела из комнаты.
Между прочим – так и не вернув соседу простыни.
Я уткнулась лицом в матрас и старалась не выдать рвущийся наружу смех. Подушка, которую я постеснялась требовать, увесисто прилетела мне в затылок – и вдавила меня лицом в постель в приступе хохота.
А что, всё верно: грудастая сбежала, зачем ему теперь две подушки?
Сосед размял кости, повел плечами.
– Может, обратно сдвинем? Ночи тут холодные…
Я поперхнулась весельем:
– Спать одетым не пробовал?!
И по смешку соседа поняла, что повелась на простейшую подначку.
Огрызаться и что-то исправлять не стала, но зарубку на память сделала.
При случае верну ему шутку. Но это потом, а сейчас – спа-а-ать!
Спать!
* * *
Меня куда-то волокли. Руки и ноги были неподъемно тяжелыми, и знакомый терпкий привкус дурманного зелья во рту понятно объяснял, отчего так вышло. Слюна была вязкой, густой.
Я отчетливо понимала, что несут меня на убой, но страха почему-то не было. Его заменяла обида – и она заслоняла все остальное, и даже стыд за то, что я так глупо попалась, плескался на дне души. А обида жгла. За преданное доверие, за чудовищную несправедливость происходящего, за то, что мне предстоит столь бездарно окончить жизнь.
Зеленоватый туман мягко светился в ночном лесу, обвивался вокруг деревьев и тянул щупальца к плоскому черному камню. Меня забросили на него грубо и бесцеремонно, и удар спиной вышиб из легких остатки воздуха. Пока я приходил в себя, сквозь боль пытаясь выровнять дыхание, мои “провожатые” встали вокруг алтаря и затянули литанию. Длинная и монотонная, она звучала слаженно, заставляя задуматься – как долго они к этому готовились.
Обида снова стиснула сердце и тесно переплелась с отчаянием.
Балахоны скрывали тела присутствующих, а капюшоны – лица, но я и так знала, кто они. Кто в этом проклятом месте встал вокруг алтаря, чтоб принести меня в жертву.
От темных фигур стало исходить свечение, и сильнее всего было от того, кто стоял у меня в изголовье. Тот, кому я верила больше, чем себе. Тот, от чьего предательства было больнее всего.
Тело, связанное дурманом, отказывалось повиноваться, но я видела, как он воздел руки, занося над головой нож.
Отчаяние, гнев и обида захлестнули с головой – а затем их снесло жуткой болью, когда ритуальный клинок пробил грудину.
Боль была такой страшной, что я проснулась.
Провела рукой по лицу – и ощутила ладонью испарину. Да уж…
Сон был… странный. Слишком яркий, слишком реалистичный. Больше похожий на… воспоминание? Предвидение?..
Но уж точно – не моё. В моей жизни не было никого, кому я бы доверяла так, как я-из сна. Я и в детстве-то людям доверяла в меру, с оглядочкой, и старая Карима, заменившая мне мать, только одобрительно кивала на это: люди все разные, чужая душа – потемки, доверяй, но проверяй (и прочие премудрости, усвоенные болотной ведьмой на собственной шкуре).
Бросила взгляд на соседа, прикидывая, может ли мой сон иметь отношения к нему. Рассветные сумерки, заглянувшие в высокое окно, были куда прозрачнее непроглядной темени, в которой мы познакомились, и сейчас я отчетливо видела взъерошенные светлые волосы (“Чистое золото, а не масть, зачем мужику такая красота?!” – завистливо вздохнула во мне баба), шрам поперек брови, темные густые ресницы.
Ну… не знаю-не знаю, как там на самом деле, но чуйка мне шептала, что этот тоже не из доверчивых.
Если честно, сновИдение и предсказания – не то чтобы мои сильные стороны…
И слава Ведающему Тропы, что-то мне не хотелось бы регулярно просыпаться так, как сейчас!
Гулко бухнул колокол, возвещая подъем. Скоро он подаст голос второй раз, собирая братьев и сестер на утреннее занятие… Я усмехнулась сама себе: окстись, девка, какое “занятие”? Занятия с уроками остались в Логове, сиречь, цитадели, где орден обучал новичков. Здесь второй колокол зовет к утренней тренировке!
Пока я копалась в своих мыслях, сосед уже встал, и теперь неспешно, но и не пытаясь покрасоваться перед новенькой, одевался.
– Ты, случайно, сон не терял? – без особой надежды спросила я у него.
Взглянув на меня, как на дуру, голозадый подхватил оружие и вышел.
Вот тебе и “Доброе утро, Танис!”.
Что ж. Перескажу сон кому-то из магистров – пусть это будут их заботы.
Соскользнув с кровати, я стремительно натянула на себя сырую одежду (ой, надо, надо было пересилить себя ночью и разложить ее нормально!), защелкнула на талии пояс с кинжалом, проверила, как выходит из ножен Плясунья, понадежнее скрутила волосы и поторопилась во двор.
С четвертого этажа на первый, вместе с людским потоком вышла в дверь, и завертела головой, оглядываясь.
Широкий двор, мощенный камнем, несколько пятачков со снарядами, просторная огороженная площадка для разминок с оружием – большей частью всё, как в Логове…
– О, Танис!
Вот так всегда. Чуть что – и я уже не "У-у-у-у, змея!", а "О, Танис!".
Новички, прибывшие вместе со мной, неуверенно мялись неподалеку от дверей: в акрополе Кремос никто не озаботился такой ерундой, как общая разминка. Здесь обитали взрослые люди, и каждый из них сам знал, как ему лучше заботиться о своем теле.
– Чего столпились? За мной.
Утоптанная дорожка, бегущая вокруг тренировочной площадки, предупредительно прыгнула под ноги, и четверо моих бывших соучеников потянулись за мной, как гусята за мамкой-гусыней.
Не знаю, как у них тут принято, но я не собираюсь отказываться от привычного только потому, что некому отдать мне приказ.
Так уж вышло, что в тот год, когда я пришла к стенам ордена, все прочие, искавшие себе места под его стягом, оказались на год-два младше меня. Вот и получилось, что привыкли мои соученики оглядываться на меня, как младшие на старшую.
Впрочем, любви между нами большой не случилось, потому как нрав у меня – что болотная водица, едкий и вонючий.
Шуганув после пробежки парней, чтобы рассыпались по двору, присматриваясь к старшим, я поочередно размяла суставы, от шеи до ступней, и потянула из ножен Плясунью.
Стальная подруга рыбкой взметнулась в воздух, и потянула за собой тело, разогревая его уже как следует.
Когда напротив меня встал незнакомый орденец и принял мой тренировочный выпад на оружие, я довольно выдохнула – с напарником-то, ясное дело, интереснее клинками звенеть, чем вхолостую тени гонять! – и шагнула вперед в привычной тренировочной связке.
Скорость наращивала плавно, давая сердцу набрать ход, разогнать по жилам кровь.
Горло, ребра, бедро, ребра, горло, перекинуть клинок в левую руку, повторить – клинки танцевали, выводя остриями причудливый узор, я же, подчиняясь вбитому наставниками Логова навыку, не смотрела на них, следя за движением тела противника… И лишь когда солнышко блеснуло в его волосах, запоздало догадалась приглядеться: золотистая масть, рассеченная шрамом бровь…
– С добрым утром, сосед!
– Плохо у тебя с внимательностью, соседка, долговато узнавала, – он хмыкнул, легко принимая и отводя мой удар.
– Так ты бы штаны приспустил – а то я лица не запомнила!
Голозадый заржал и перестроился, сам переходя в наступление.
Он погнал меня по двору в традиционном атакующем комплексе, и, против ожидания, не пытался пробить или подловить – просто выполнял стандартные упражнения в хорошем разминочном темпе. И присматривался, оценивая. Я не протестовала, я занималась тем же.
Силен. Но тяжеловат. Гибкости не хватает, но компенсирует скоростью. Отличный боец, словно нарочно вылепленный под Клыка.
Момент окончания длинной разминочной связки отметился тем, что я резко ушла в сторону, ожидая неминуемой атаки, и она прошла стороной, но и контратака моя цели не достигла. Клинки встречались и звенели, и его сила проваливалась в мою ловкость и коварство, не давая ему ничего, и все быстрей и быстрей звенело железо…
Вдохновение коснулось души белым пером, подхватило волной, раскрыло за спиной крылья. И я взметнулась на гребне этой волны, и стала быстрее себя, сильнее себя и прозорливее. И крылья понесли меня, и Плясунья запела яростнее, звонче оружия противника, и я теснила, теснила его по тренировочному двору, напирая, нападая. И он только успевал отбиваться, подставляя меч под мои удары!
И не злился, нет. Я чуяла его хмельную радость, такую же точно, что и моя.
И когда Плясунья нашла брешь в его обороне, и коснулась беззащитного бока мне было остро жаль, что бой закончился.
Я была мокра от пота насквозь, в перетруженные руки и ноги не спеша приходила мелкая дрожь, а пальцы вцепились в рукоять так, что еще попробуй, разведи – но мне было почти больно от того, что это наслаждение иссякло.
Крылья, белоснежные крылья вдохновения, что прорастали в моей душе и возносили меня над миром, и несли в блаженное небо, вновь меня оставили.
На слова соседа "Неплохо, только не увлекайся так на тренировках" я только кивнула.
Как бы не так!
Крылья. Треклятые крылья вдохновения всегда были в моей жизни, и то они несли меня вперед, то я неслась за ними. Ничего не было слаще этого чувства.
Кто-то пришел в Орден за лучшей жизнью, за достатком. Кто-то – чтобы служить и защищать других. Кто-то…
А я пришла за мгновениями неистового упоения. За дрожью победы. За той сладостью, что заливает сердце, когда схлынет опасность, и ты вновь победил.
* * *
Вернув Плясунью в ножны и пожав партнеру руку, я прошла к колодам с водой у стены. Народ заканчивал с утренней тренировкой, и в воде плескались полуголые церберы, подставив нескромному девичьему взгляду крепкие мужские спины. Просто загляденье!
Журчала вода, свисали с крюков полотняные полотенца, обтрепанные, но чистые… Сестер по оружию я навскидку насчитала не больше десятка. Они не заголялись, как мужики, но и не стеснялись, не кучковались робко своим кругом. Один из моих бывших соучеников, Аим, умывался, стянув рубаху, намочив волосы и получая полное удовольствие от занятия.
А я набрала воды полные пригоршни и нырнула в холод горящим лицом, прислушиваясь, как догорает в теле счастье.
И была неприятно удивлена, когда по моей заднице звучно шлепнула чужая (точно чужая – мои-то обе заняты!) ладонь.
Аим замер, забыв как дышать.
А я… а я зачерпнула еще воды, и поглубже окунулась в нее, делая вид, что ничего такого не случилось. Я, может, вообще ничего не заметила!
Шумно отфыркалась, снова плеснула в лицо полными пригоршнями.
Аим по правую руку от меня так и не пошевелился, и только стекающая с него обратно в корыто звонкая капель нарушала его каменную неподвижность.
Довольный своей шуткой, цербер вразвалку прошел рядом со мной, пристроился по левую руку. Наклонился, потянулся набрать в ладони воды – и неожиданно ушел в нее головой по самые плечи.
А потому что тело человеческое так уж устроено, что если вывернуть кому-то руку вверх да заломить до боли – он непременно клюнет лицом вниз. Ничего не поделаешь, так уж мы все богами скроены.
Раз, два, три, четыре…
Цербер пытался вывернуться, воспользоваться преимуществом в весе – но я успела закрепиться “земными корнями”, а выскочить из моего захвата, да в таком неудобном положении, давненько уже мало кому удавалось.
…пять, шесть, семь, восемь.
Я ослабила захват и позволила шутнику вынырнуть, разогнуться – ровно на один вдох. И с удовлетворением отметила, что он успел-таки этот вдох ухватить, прежде чем я довернула плечо, вновь заставив мужика нырнуть в корыто.
Раз, два, три…
Белобрысый сосед тоже пришел сюда смыть с себя пот после разминки.
– Мы вам не мешаем? – кротко уточнила я.
– Нет-нет, места всем хватит!
На невезучего собрата белобрысый поглядел насмешливо.
…восемь!
Ослабить захват – и тут же уйти с линии удара. В душе вновь всколыхнулось вдохновение, и кровь кипела.
Моей жертве совсем не нравилось быть жертвой, и тяжелый кулак был тому намеком – вот только не дошел до меня ни намек, ни кулак, руку вырвать он тоже не сумел, а вот я сумела и подшагнуть ему за спину, и снова загнать в воду по самую холку.
Раз, два, три, четыре, пять…
– Что здесь происходит?
Вопрос, заданный жестким голосом человека, привыкшего отдавать приказы, заставил меня отпустить добычу и встать навытяжку. Пока “добыча” отряхивалась от воды, я преданно поедала взглядом начальство: длинная мантия с орнаментов защитных знаков и алой оторочкой по подолу и рукавам, медальон – серебряный цербер с рубиновыми глазами на черном поле.
Аргус. Аргус акрополя Кремос, человек, возглавляющий отделение ордена Церберов в городе Сард. Лично пожелал узнать, почему один из его воинов макал в воду другого.
Ой, Танис, не из-за проклятья бабка Карима тебя с болот выгнала, ой, не из-за проклятья – а потому что от дурней в учениках избавляться нужно вовремя!
Ночью в крепость приехали новички и сегодня утром первая для них тренировка на новом месте. Разве трудно сообразить, что аргус и его магистры пожелают посмотреть на пополнение, чтобы понимать, куда их приставить на службу?
Посмотрели!
Молодец, Танис. Уж показала себя так показала.
Аргус смерил взглядом нас обоих, выразительно задержавшись им на моих стопах: там еще не полностью развеялись следы “корней”, которыми я закрепляла свою стойку.
В ордене запрещено направлять магию против собратьев по оружию, пусть я и применила ее не против кого-то, а на себя. Впрочем, в ордене также запрещено хватать собратьев по оружию за задницу – так что аргус мне ничего не сказал, развернувшись к недавнему противнику:
– Дейрек Рыскач. – Голос аргуса звенел металлом. – В ближайший месяц, в свободное от заданий время, будешь нести дозор на воротах.
И, не слушая несчастного “Да, аргус”, развернулся ко мне.
– Танис Болотная! Поступаешь в пару к Илиану Камню.
И по тону его было понятно – это тоже наказание.
Я настолько растерялась, пытаясь сообразить, чем же страшен этот Илиан Камень, что не успела вовремя ответить на этот приказ так, как велит орденский устав. Мое “Да, аргус!” прозвучало уже в спину удалявшейся мантии, слившись с возмущенным “А меня-то за что?!” белобрысого.
Я сочувственно посмотрела на Рыскача: в Логове на ворота тоже ставили провинившихся. Орден Церберов воюет не с людьми, а чудовища не приходят в орденские акрополи. Скучное, бессмысленное задание, которое тем не менее должно быть выполнено.
– Извини.
Не то чтобы я раскаивалась в том, что помогла Дейреку Рыскачу ополоснуться после тренировки, но дать отпор, когда на характер проверяют – это одно, а всерьез до неприязни доводить – другое. Нам еще служить локоть к локтю.
Ответный взгляд цербера был точно таким же, как и мой:
– Да ладно. Ты тоже извини, что так вышло…
И, судя по взгляду, брошенному на белобрысого Илиана, он тоже извинялся не за сам шлепок…
Чем он так страшен? До сих пор сосед ничем особо неприятным себя не проявлял.
Пожав плечами, я вернулась к умыванию.
И успела заметить, что Аим, притихший еще в самом начале драки, отмер – и повесил на гвоздь полотенце, которое всё это время держал в руках. Мокрое, скрученное тугим жгутом полотенце, с помощью каких мальчишки в Логове в мыльнях выясняли отношения тайком от наставников.
Мне стало смешно, и я торопливо окунулась в воду, чтобы не выдать себя.
Интересно, кого Аим этим полотенцем в разум возвращать собирался в случае чего?
«Бом-м-м!» – гулко провозгласил колокол, созывая цебреров к завтраку.
Глава 2
В трапезной было людно. Суетилась обслуга, разнося простую, но вкусную и сытную еду.
Свободных мест хватало, но я покрутила головой, выискивая своих соучеников по Логову: дело к ним было.
Владис и Терек, оба темноволосые, смуглые и невысокие, сидели с самого краю длинного стола, тощий и нескладный Дем, по которому ни за что не скажешь, что магически он один из самых сильных Клыков во всем нашем наборе – напротив них. Вот рядом с ним я и устроилась. Аим сел по другую руку от Дема, и тем завершил сбор новиков акрополя Кремос.
– Успели разузнать, где здесь что? – я проводила одобрительным взглядом миску с кашей, обильно приправленной маслом, которую плюхнул передо мной мальчишка-разносчик.
– Когда бы? – буркнул Терек, без особой охоты ковыряя в миске ложкой.
Бедняге досталась дурная особенность: в волнении он совсем не мог есть. И сейчас, когда от будущей службы его отделяло лишь время, отведенное на завтрак, кусок ему в горло не лез.
– Я узнавала – после завтрака и до распределения будет с полчаса свободного времени. Выяснишь, где здесь портомойня.
Влажные утренние тряпки взывали к воде и щелоку.
– Прачечная, деревня! – встрял Дем.
– Поговори мне тут еще – и пойдешь искать целителя. – Я зачерпнула каши, подумала, и решила, что такая инициатива не должна оставаться без награды, – Кстати, и пойдешь. После завтрака узнай, кто в Кремосе ведает зельями, артефактами и прочей отравой, а то мы все пустые, считай. Аим, на тебе прочий припас – так что ты ищешь кладовщика и выясняешь, чего здесь новичкам в путь выдают. Терек…
Подвижный и живой, уроженец графства Талар был самым общительным из нас, и именно его я попросила:
– Потрись среди старших, расспроси, кто такой Илиан Камень.
– Сделаю, – легко откликнулся таларец, и я, с чувством удовлетворения убедившись, что все охвачены заботой, наконец-то смогла донести ложку до рта.
Что тут скажешь? Вкусно!
– Ну и чучело.
Дар Ока, выпестованный годами обучения и приученный замечать направленное на хозяйку внимания, выхватил эту фразу из гомона голосов в трапезной.
Я покосилась на мальчишек: сидят, жуют, переговариваются по мелочи… Нет, точно не слухом я эти слова услышала!
Слова эти, меж тем, не остались без ответа:
– С чего вдруг?
– Да ты посмотри на нее, как вчера со Змеиных Болот вылезла! За годы обучения могла бы и очеловечиться!
Я небрежно оглядела трапезный зал, пытаясь выискать говоривших.
Забавно – наш орден собирает под свою “лапу” все имперские языки и земли, но все различия быстро теряются и повадки становятся одинаковыми: таких, как я, упрямых или любящих подразнить гусей, не так уж много, а потому мой взгляд скользил по мужчинам и редким женщинам – и невольно отмечал их сходство.
В одежде, в оружии, в прическах.
А вот определить, кто из них полоскал мне кости – увы, не мог: несмотря на природный чувствительный дар и немалый опыт, приобретенный за время учебы, слишком уж мало мне еще были знакомы местные.
Я, ухмыляясь, черпала ложкой кашу.
Ну правда же, вкусно!
И приятно попасть в место, где на тебя снова реагируют!
Край, откуда я родом, считается в Империи диким. Диким-диким. Глухим, болотным. И люди там живут дикие. Варвары сплошь, мясо сырым с кости едят (кстати, я пробовала – ничего так, только в зубах застревает). И вера у них (у нас, то есть) дикая и варварская.
Я, вот странное дело, когда в орден явилась, этого всего не знала. Думала, что место как место: вот болота с нашей избушкой, вот деревня ребятишками-приятелями, а вон там, на горке, за лесочком – замок владетеля здешних мест. Отчего ж дыра и глухомань? Всё как везде.
А тут в ордене – варварка! Дикарка! И ну всячески мне об этом сообщать. А я что, я ничего.
Я человек тихий, мирный. Я пальцы ломать не приучена, даже если ими, к примеру, в кого-то тихого и мирного тыкают. В меня, к примеру.
Но еще я и упрямый человек к тому же.
В сердце Империи принято говорить, как осел. У нас говорили – как коза. И если кто когда пытался согнать козу с крыши, когда коза не желает с нее слезать – тот поймет, о чем я говорю.
И вот пришла я в отведенную мне комнатушку и в первый же вечер на себя со стороны взглянула.
На шее шнурок, на нем четыре бусины: “первая в роду”, “последняя в роду”, “первенец”, “иду за Ведающим Тропы”.
На втором шнурке дырявый плоский камень, куриный бог – “дочь ведьмы”. По сторонам от него три стеклянных зеленых бусины – я трижды доказала наставнице, что знаю травы. Лягушачья косточка – умею ходить по болотам. Серое с черным окаемом перо – добыла птицу ловь.
Две русые косы на груди лежат – масть не редкая, что дома, что здесь три из четырех русые. Всей разницы – здесь девки все больше носят одну косу, а замужние бабы, и там, и тут вовсе волосы в одинаковый узел и под платок убирают.
Я вот – не замужем, и потому ношу косы. Они перехвачены лоскутами змеиной шкуры, выделанной и скрученной в жгуты, и о-о-о, сколько можно сказать о человеке, приглядевшись к этим жгутам: если шкура со змеи снята, то это значит “родилась на болотах”, а если выползень – “родилась на болоте”. Первое значит, что в болотном краю родилась, а вот второе – в болоте мамка от бремени разрешилась. Про тех, кто носит выползень, у нас говорят “с болот выполз”. Если сброшенная шкурка от змеи безобидной, то, значит, вышло всё по воле случая и Ведающего Тропы, случайно прихватили схватки будущую мать в неурочном месте. А если с ядовитой – то и самый распоследний дурак поймет, что роженица добровольно ближе к сроку ушла в заповедное место, в сердце топей, чтобы приумножить своему чаду магическую силу.
Я вот с тех пор, как до кос доросла, таскала в них выползень с ядовитой гарры-змеи, и могла точно сказать, что всё это вранье и не работает.
И вот смотрела я на себя со стороны внутренним взором, смотрела, и думала… А что мне делать?
Можно бы конечно и снять обереги: мой бог, Ведающий Тропы, велел предупреждать честных людей, кто стоит перед ними. Но он не требовал, чтобы его слово соблюдали те, кто покидал болотные земли. Что за смысл давать знаки людям, если они все равно не сумеют их прочесть?
Вот только… Чем больше я думала, чем больше представляла себя без “дикарских украшений”, тем больше понимала… Мне нравится, какая я есть.
И если уж я и сниму знакомые и любимые с детства обереги и знаки, то только потому, что сама захотела, а не из-за тыкавших пальцев.
И, увлекшись воспоминаниями (а еще – ягодными пирогами), я чуть не прозевала момент, когда аргус и магистры покинули трапезную.
Спохватилась, торопливо вышла из трапезной и вслед за расписными мантиями поднялась по лестнице к рабочему кабинету главы сардского отделения ордена – и уже у заветной двери обнаружила, что не одной мне понадобился аргус.
Уходить я не стала, осталась ждать у заветной двери, которую закрыл перед самым моим носом Илиан Камень, доставшийся мне в напарники (ну вот, я же говорила, по заду я его узнаю куда увереннее). А пока дверь не захлопнулась, я успела услышать:
– Аргус Эстон, разрешите обратиться! Мне не нужен напарник, особенно – баба!
Вы посмотрите на него, всем нужен – а ему не нужен, надо же!
– Как ты меня утомил, Илиан Бирнийский, – усталый голос аргуса обрезало закрывшейся дверью.
Было искушение позволить себе подслушать разговор, речь в котором явно пойдет обо мне, но я мужественно его преодолела. Правда, остановило меня вовсе не благородство, свойственное всем без исключения церберам (как утверждали наставники), а простой и безыскусный здравый смысл.
Его во мне не так чтоб много, но на то, чтобы не подслушивать тех, кто много сильней и опытней меня, в самый раз хватило.
Хватало мне, впрочем, и пищи для размышлений: что значит “не нужен напарник”?
Орден Церберов существовал в землях Арганского королевства более семи столетий. Основали его эллины, что некогда были великой империей, покорившей едва ли не полмира, а после пришедшей в упадок и растворившейся в иных языках и народах. Памятью от них остались имена, встречающиеся иной раз даже и в глухих углах вроде нашего. Многие орденские названия, непривычные и резавшие слух поначалу, восходили к тем временам.
А еще, как рассказывали нам наставники, с тех самых пор не менялся способ составления рабочих церберских связок: в дозор всегда выходила пара из Клыка и Ока. Клык – это сила, Око – чутье.
В орден отбирают строго, и не смотрят ни на происхождение, ни на пол. Важен лишь дар.
В каждом акрополе есть зал испытаний. Наставники рассказывали, все они устроены одинаково: круглая комната, мозаичный пол с выложенным на нем трехголовым черным псом, сводчатый потолок, расписанный изображениями чудовищ, жаждущих напасть на пса внизу…
Вдоль стен высокие, по грудь взрослому мужчине, подставки, числом двенадцать, и на каждой – круглый шар белого стекла, размером с человеческую голову.
Когда мимо шара проходит тот, в ком есть магический дар, шар начинает светиться мягким золотистым светом, и чем сильнее дар – тем больше шаров загорится.
Испытание – обойти зал по кругу и вернуться к двери, через которую вошел.
Если тот, кто ищет себе места под рукой ордена, зажжет меньше семи шаров (их еще зовут звездами) – цербером ему не быть, пусть даже других желающих на и совсем не будет.
Ордену нужны лишь сильные маги.
Клыком стать легче: и дар нужной направленности встречается чаще, и набирают их больше. Правда, и убыль среди Клыков выше.
Попасть в Очи ордена Церберов сложнее – чувствительность встречается реже прямой силы, поэтому иногда особенно сильные Очи выходят в дозор с двумя Клыками, один из которых, в первую очередь, бережет чувствительного партнера.
Но беречь Око настолько, чтобы вовсе в дозор не выпускать – это уже немножко перебор.
Око без Клыка, конечно, не справится.
Но Клык-то без Ока что может делать? Мечом крапиву по обочинам дороги сшибать?
Мои умствования оборвала тяжелая дверь кабинета аргуса, распахнувшаяся во всю ширь – и стукнувшая в каменную стену.
– Хватит, Илиан! – раздраженно рыкнул аргус Эстон. – Я долго тебе потакал, но с меня довольно! Больше ты без напарника из Кремоса не выйдешь!
Хм, а хорошие здесь двери, если аргус с Камнем весь разговор так орали, а я, стоя прямо напротив двери, и словечка не слышала…
– Тогда дайте хотя бы парня, – взвыл Камень. – В бабе-напарнице хорошего – только сиськи, а у этой и сисек нет!
– Пшел вон! – рык аргуса, приправленный силой, выкатился за пределы кабинета, выталкивая оттуда и Камня, но тот наклонился вперед, уперся ногами в пол – и устоял.
А я сочла, что раз уж хозяин кабинета посетителя выгоняет, значит, моя очередь!
– Аргус Эстон, разрешите обратиться!
Вздрогнули оба. Аргус, разорвав контакт взглядов с наглым упрямым цербером, посмотрел на меня. Мой недобровольный напарник тоже оглянулся.
Я почувствовала, как мои губы против воли растягивает медленная пакостная улыбка.
* * *
В кабинете аргуса Эстона царил бардак. Письменный стол, заваленный свитками, и бесчисленный свитки же, хаотично громоздящиеся на стеллажах, полках и даже на стуле для посетителей. Не погребены под ними были только огромный шкаф, обитый листами железа, расписанный рунами и стянутый металлическими полосами, в петлях которых висели замки с жуткими звериными мордами, да низенький столик, явный артефакт неизвестного мне предназначения.
