Мария Гурова
Призрачный поцелуй

Тери Нова
«Полдень»

1. Пять ассоциаций со словом «призрак».

Завывание ветра и скрипы, густая белая дымка в воздухе, боязнь моргнуть, посмертие, мурашки.

2. Есть ли жизнь после смерти?

Думаю, что мы перевоплощаемся в других формах, может быть, даже проживаем новые жизни. Не верю, что «водитель», управляющий телом, просто уходит в никуда.

3. О чем эта история?

Эта история о том, какие разные узы связывают людей: порой кровное родство хрупче случайных знакомств. Еще она об алчности, безвыходности, несправедливости и прогнившей сущности в разных стадиях ее становления. Ну и о призраках, конечно.

Алебастровые трещины серого здания протяжно выли, когда ветер прицельно бил меж раскрошившихся плит. Сухой июньский воздух высосал из этого места всю душу, не оставив ни малейшего напоминания о некогда бурлящем жизнью роскошном отеле. Город теперь совсем не привлекал туристов, скорее даже отталкивал.

События многолетней давности словно не желали покидать стены отеля «Полдень», впитываясь в обивку сидений и тускло освещенном холле и покрывая липким слоем сальные от времени обои. Запахи свежей полироли по прошествии лет сменились плесневелым смрадом, а яркие витражи на окнах потускнели. Но, несмотря на отсутствие внешнего лоска, такие места, как это, все же обладали особой привилегией оседать в памяти и умели рассказывать истории.

Преклонных лет человек, органично вписавшийся за стойку регистрации в далекой молодости, а с годами будто ставший ее естественным продолжением, одиноко раскачивался на скрипучем стуле. Имена в этой истории пока лишние, поэтому просто назовем его Консьерж.

Он как раз закончил обход, который ему приходилось делать лично, за неимением других сотрудников, кроме пары горничных, повара и сварливой экономки. Последняя еще подрабатывала официанткой, наверняка только для того, чтобы не упустить возможность плюнуть единичным постояльцам в посредственную еду.

Ровно в тот момент, когда часы над стойкой отбили двенадцать, двойная распашная дверь щелкнула и открылась, впуская в прохладное помещение поток горячего знойного воздуха, обгоняющий непривычное для этого часа, да и вообще для «Полдня», число посетителей.

Четверо человек поочередно шагнули в скукожившееся от обилия человеческих тел пристанище, привлекая внимание мужчины за стойкой. Консьерж быстро сбросил оцепенение, вызванное таким скоплением постояльцев, и расплылся в чеширской улыбке, оглядывая собравшихся.

– Добро пожаловать в «Полдень»! – томно протянул мужчина, втайне от всех надеясь, что его зазывной тон не был чрезмерно сладок.

– Спасибо, – выдавил коренастый подросток, стаскивая с плеча увесистый рюкзак и грохая его об пол, устланный ветхим ковром. Облако сухой пыли взмыло вокруг ноши, заставив девочку лет двенадцати, стоящую рядом, чихнуть дважды. Отель отозвался глухим эхом, словно где-то в дальних коридорах сказали: «Будь здорова!» Девочка вздрогнула, озираясь, затем повела худыми плечами, ежась в своем ярко-красном свитере, и уставилась на брата, которому не доставала и до подбородка, с презрением.

– Мог бы оставить свои прибамбасы дома, мы тут всего на два дня. – Она щелкнула жвачкой и принялась расхаживать по просторному холлу, разглядывая неуютное убранство, при этом смешно морща нос. – Гадость, – фыркнула, заметив на свисающем со стены куске обоев маленького черного жука. Она вытащила из кармана перцовый баллончик, после незаметно брызнув едкой струей в сторону противника, но промахнулась. Жук опрометью сиганул под обои и смылся в спасительной трещине стены.

Двое взрослых, застрявших в полушаге от порога, по-прежнему возились с багажом в поисках документов, поэтому, конечно же, проглядели акт вопиющего безобразия, устроенного их дочерью. Но Консьерж видел все. Он сделал мысленную пометку, известную только ему одному, и устремил взгляд на пару, копошащуюся у входа.

Элегантная тихая дама в фетровой шляпе удостоила его легким кивком головы и одними губами произнесла слова сожаления. Ее муж наконец смог втиснуть пухлую руку в маленькую пасть чемодана, замок которого явно заклинило. Он на ощупь нашарил стопку документов, лежащую поверх одежды, и принялся вытягивать конечность назад, что было сродни освобождению лампочки, застрявшей во рту любопытного невежды.

Консьерж молча наблюдал со своего места, не вмешиваясь и не произнося ни слова. Не то чтобы он был невежливым, чтобы не предложить свою помощь, просто границы его обязанностей резко заканчивались там, где начиналась территория чужих чемоданов.

Парень, что теперь, подбоченившись, скучал, уткнувшись в телефон, закатил глаза, молясь всем богам – даже пресловутым греческим, – чтобы эта неловкая ситуация поскорее разрешилась. Он не был против самой поездки, но в бунтующей голове шестнадцатилетнего подростка каждое родительское телодвижение соперничало со скрипом пенопласта по стеклу, иначе говоря – было не особо-то приятным. Если бы отец вел себя по-другому вместо того, чтобы отчитывать и критиковать, дорога сюда могла бы стать сносной, как и вся затея с семейным уик-эндом.

– У вас есть вайфай? – окликнул он Консьержа.

Тот уставился в ответ, абсолютно не понимая, о чем идет речь, и сколько льда положить в стакан, будь это напиток.

– Не уверен, сэр. – На всякий случай мужчина оставил вопрос незакрытым, побоявшись отпугнуть посетителей отсутствием необходимого им вайфая. – Я уточню у повара.

Девочка как раз завершила круг, закончив осмотр нехитрых достопримечательностей лобби, и оперлась на высокую стойку кончиками пальцев, пару раз ударив в латунный звоночек.

Было ли это совпадением, но в тот же миг глаза Консьержа лизнуло пламя, разжигая восторгом карие зрачки за впалыми веками. Он словно вспомнил что-то давно позабытое и подобрался всем телом, улыбаясь.

– Он спрашивал про интернет, – пояснила девочка, изучая человека за стойкой. Некоторым любопытным детям нравилась магия времени, отпечатанная на морщинистых лицах стариков. Будто целая карта жизни открывалась перед ними, лакмусом проявляя ускользающие годы, как напоминание – ничто не вечно.

– Простите, Маленькая мисс, в здешних краях туговато со связью, – тепло улыбнулся Консьерж.

– Кабельное? – девочка отбросила с лица непослушные темные волосы, вопросительно взглянув на Консьержа.

– Увы, мисс.

– Настольные игры? – не отступала она.

– Нет.

– Хм-м, – девочка прищурилась, приложив указательный палец к подбородку.

– Привидения?

Сперва она хотела спросить про библиотеку, но другой вопрос сам собой сорвался с губ, разносясь по обветшалому зданию, проникая в каждый его уголок. Консьерж широко улыбнулся желтеющими зубами, приоткрыв рот и втянув побольше воздуха в грудь. Он словно сотню лет прождал этого вопроса, готовый к словесному извержению. Девочка навострила уши, ожидая заполучить ошеломительную новость. До ответа оставалась лишь доля секунды, когда на стойку шлепнулась толстая папка с бумагами, разрывая таинственную нить, связывающую рассказчика и слушателя.

– Не задавай глупых вопросов. – Отец даже не взглянул на дочь, отмахнувшись от нее, как от прилипчивой мошки. – Вот, – обратился он к служащему, ближе двигая папку и вытирая раскрасневшееся лицо замызганным платком. Рука, спасенная из оков чемодана, покрылась боевыми ссадинами, оставленными железной молнией. – Простите за заминку. Здесь все необходимые бумаги. Я – Кенсингтон-младший.

Слова прогремели как пушечный выстрел в глухой деревушке, жители которой никогда не слыхали об оружии. Радушное выражение сползло с лица Консьержа, полоснув лицо кислой гримасой из смеси отвращения и плохо замаскированного презрения. Он не надеялся услышать эту фамилию когда-нибудь вновь, но судьба умела показывать представления, достойные оваций. Мужчина перед ним выглядел смутно знакомым: те же глаза-бусинки, тот же заостренный нос, те же тонкие губы, занавешенные нестрижеными усами. Только искренняя улыбка и теплота во взгляде были незнакомы, как будто пришиты на старое лицо от другого человека. И это вносило сомнения во вторую мысленную пометку, сделанную Консьержем.

– Отец так много рассказывал про это место, признаться, я ожидал большего, – добродушно рассмеялся Кенсингтон-младший.

Консьерж вскинул седую бровь.

– Ну конечно, он рассказывал. – Едкая горечь просочилась сквозь слова, повиснув в воздухе и не достигая ушей собеседника. – Вы хотите зарегистрироваться? – с нажимом спросил он, надеясь покончить со ставшим ненавистным разговором и четой проклятых Кенсингтонов.

– Думаю, нет смысла, – усмехнулся Кенсингтон-младший. – Я ведь вроде как нынешний владелец. Пока, – добавил он чуть тише, что не ускользнуло от Консьержа.

– Простите?

– Мы приехали, чтобы осмотреть отель заранее, пока не прибудут оценщики и подрядчик. Полагаю, потребуется серьезный ремонт, прежде чем я смогу выгодно продать эту дыру.

Девочка, отключившаяся от скучного разговора около пяти минут назад, была готова поклясться, что услышала, как потолочные балки отеля загудели. Она побоялась поднять голову, поэтому повернула ее влево, всматриваясь в призрачно-темный коридор, но густые тени, обволакивающие стены, не давали разглядеть ни капли пространства.

Маленькая мисс втянула шею в плечи и испуганно взглянула на Консьержа, который выглядел довольным ее потрясением. Девочка распахнула рот, чтобы снова задать свой последний вопрос, но пожилой человек покачал головой, то ли призывая молчать, то ли предусмотрительно отвечая, что привидений в отеле не водится. Надо ли говорить, что оба варианта для Маленькой мисс казались одинаково непривлекательными, поскольку, хоть страх и был силен, любопытство и жажда приключений ничуть ему не уступали.

– Вы не можете продать отель, сэр, – холодно заявил Консьерж.

– Здесь сказано, что могу, – хохотнул Кенсингтон-младший, стуча мозолистым пальцем по закрытой папке. – Отец завещал мне это место, а значит, я могу делать с ним что угодно.

Консьерж поморщился, отчего его лицо стало похожим на скукоженный изюм. Простота новоиспеченного наследника располагала к улыбке, но вот бескомпромиссное заявление не вызывало ничего, кроме желания отвесить пощечину и выставить гада за порог. Только это, увы, расходилось с возможными полномочиями… Поэтому служащий отеля отложил бесполезный спор в мысленную папку «до подходящего времени» и повернулся, чтобы выудить из ячеек три ключа.

– Что ж, ваши комнаты будут готовы через час. Вы можете проследовать в гостиную, пока вас не позовут. Обед подадут в столовой в три часа, я распоряжусь сию же минуту. И маленькая просьба… – Он многозначительно взглянул на детей, понижая голос до рокочущего полушепота. – Пожалуйста, не спускайтесь в подвал, он не приспособлен для игр.

Девочка вскинула голову, широко улыбаясь. Она кивнула, изобразив скаутский жест одной рукой, пока на второй, надежно спрятанной за спиной, подальше от пытливых глаз Консьержа, в неповиновении перекрестились два пальца. Сообщение было принято, как только слова слетели с бесцветных мужских губ, – исследовать подвал при первой же возможности.

Вода в кране капала с частотой ударов сердца, бьющегося в грудной клетке загнанного в ловушку зверька. Миссис Кенсингтон разглядывала скудное пространство номера, именуемого президентским. Даже с большой натяжкой он не мог бы служить таковым, но пара дней вдали от дома ощущалась глотком свежего воздуха после города, гудящего машинами и заводами, источающими ядовитый смог и вызывающими желание наглухо заколотить ставни.

Пожелтевшая раковина уже была уставлена привезенными уходовыми кремами и лосьонами, ноги уютно устроились в пушистых тапках, а тяжелое украшение, сделанное на заказ, наконец снято с уставшей шеи. Единственным, что тревожило наивную душу белокурой матери семейства, было странное поведение мужа.

Женщина вышла из ванной и стала дожидаться, пока виновник ее беспокойства обернется. Он суетливо расталкивал вещи по прикроватным тумбам и комоду, роняя носки и галстуки. Зачем было брать так много всего в короткую поездку, она не знала.

«Ты какой-то взвинченный», – подметила миссис Кенсингтон, взглядом встречаясь с мужем.

– С чего ты взяла? – Казалось, он действительно не понимал.

Тогда женщина принялась жестикулировать тверже, с особой экспрессией, чтобы точно донести свою мысль, не растеряв ни капли возмущения.

«Тебе стоит быть помягче с детьми, они не напрашивались в эту поездку, но приняли твой приказ без возражений. Прошу, перестань обращаться с ними как с мебелью».

– Я приехал сюда по делам, – ответил мужчина, проводя пальцами по редким черным волосам. – Дети – не моя забота. Просто займи их чем-нибудь. – Он отвернулся к комоду, избегая ответа, но женщина подошла ближе и вцепилась в рубашку мужа, призывая взглянуть на нее.

«Порой мне кажется, что ты превращаешься в своего отца, – показала она. – Это не сулит ничего хорошего, ты видел, как переменилось лицо того человека, стоило ему услышать твою фамилию?»

Кенсингтон-младший всегда умел убаюкивать словом, вот и сейчас, стоя перед взволнованной супругой, он, подобно факиру, играл свою мелодию, усыпляя ее бдительность, как делал это долгие годы.

– Тебе не о чем волноваться. Теперь я здесь хозяин.

Хоть он и ненавидел отца, бросившего его еще до рождения, но не гнушался прибрать к рукам его наследие.

«Что бы ты ни сделал, я поддержу тебя во всем», – покончив с упреками, женщина опустила руки, что означало конец разговора.

– Меньшего я не ожидал, дорогая. Лучше проверь детей, – устало произнес Кенсингтон-младший, снова избегая смотреть на жену.

Вздохнув, та вышла за дверь и направилась дальше по коридору, обшитому деревянными панелями и видавшей лучшие времена тканью вместо обоев. Будучи хорошо воспитанной в юности, она не вторгалась в чужое пространство без предупреждения, поэтому, сжав металлическую кованую ручку, постучала дважды.

Ответа не последовало. Приложив ладонь к шершавой поверхности, женщина сразу поняла, что за дверью гостиничного номера, в котором разместилась Маленькая мисс, играла музыка. Она сотрясала эту дверь и часть прилегающей стены, отдаваясь вибрацией. Другая мать непременно бы крикнула, чтобы быть услышанной собственным ребенком, но миссис Кенсингтон больше не кричала. Она вообще больше не разговаривала.

Стиснув зубы от досады, женщина принялась колотить в дверь сильнее и дергать ручку для убедительности. Спустя добрых пять минут Маленькая мисс соизволила приоткрыть деревянную броню на ширину, не позволяющую заглянуть внутрь.

– Ну чего ты скребешься, как мышь? – с вызовом спросила она, насупив брови и четко проговаривая слова, чтобы мать смогла прочитать по губам.

«У тебя все в порядке? Нужна помощь с вещами?» – жестами показала женщина, ласково улыбаясь.

– Мне здесь не нравится, – обиженно заявила дочь. – Тут нет даже нормальной розетки, а у меня зарядки осталось на одну песню.

Музыка для девочки была сродни кислороду. Она не могла и представить, как пережить эти катастрофически долгие два дня без желания выброситься в окно.

«Мы могли бы прогуляться по саду после обеда. – Миссис Кенсингтон подмигнула, передразнив жест дочери из скрещенных на груди рук. А затем изобразила в воздухе послание. – Не хандри, милая! Скоро все закончится».

На первый взгляд «Полдень» был лишь бездушным, неживым и безликим отголоском времени, заточенным в каменные стены, не пропускающие солнечный свет и тепло. Но прямо сейчас, в ответ на столь уверенное заявление, он разразился безудержным хохотом. Этот хохот полился из динамиков телефона Маленькой мисс, сливаясь с песней настолько плавно, что поначалу она даже спутала его с помехами. Но мать снова привлекла внимание дочери, и смех прекратился, будто его и не было.

«Я спрошу твоего брата, не составит ли он нам компанию», – предложила женщина, погладив дочь по коротким волосам.

Дальняя комната в коридоре принадлежала самому младшему из мужской линии Кенсингтонов. Но он ненавидел сочетание «младший-младший», поэтому, уважая его выбор, мы остановимся на обыкновенном Сын семейства.

Парень не запирал двери, что было нехарактерно для подростков, вечно жаждущих уединения. Просто тесные стены комнаты душили его личность своими тисками. Он предпочел бы ночевать на крыше, поближе к свежему воздуху и подальше от замкнутого пространства, но родители не оценили бы такое желание, а отец наверняка еще и высмеял.

Когда мать все же постучала в дверной косяк, Сын семейства оторвался от рюкзака, напичканного мальчишеским барахлом, и поднял голову.

«Чем занимаешься?» – спросила миссис Кенсингтон, останавливаясь на пороге номера.

Вместо ответа парень просто ткнул пальцем в открытый рюкзак на полу. Оттуда торчали потрепанный альбом для рисования, холсты и различные принадлежности, включающие в себя наборы кистей и угля, краски и еще какие-то непонятные штуки, необходимые художнику.

Да-да, Сын семейства, вопреки буйному нраву, был тонкой и чувствительной натурой, способной умело воплотить на бумаге все то, что не передавали даже самые изящные слова.

«Не хочешь прогуляться с нами после обеда? Твоя сестра здесь скучает. Ты мог бы что-нибудь нарисовать, я видела сад за отелем».

Парень пожал плечами. Идея выбраться наружу была заманчивой, но только если бы его никто не отвлекал от раздумий и не тараторил без умолку, как вечно делала сестра. С момента заселения она трижды прибегала к нему: то одолжить фонарик, то проверить исправность розетки в его номере, а в третий раз даже непонятно зачем, просто остановилась в дверях, потом фыркнула, махнула рукой и вернулась к себе.

– Ладно, – сдался он, кивнув ожидающей матери.

Та просияла, добившись успеха, и, пританцовывая, проследовала прочь к своему номеру.

Оставшись наедине с собой и тихим завыванием ветра за двустворчатым окном, Сын семейства выудил альбом из рюкзака, изучая свои эскизы. Некоторые из них изображали машины и спортсменов, несущихся по стадиону, на одном красовалась девушка из параллельного класса, а все последние изображали языки пламени, пожирающие бумагу, как голодный зверь. Несколько последних листов были криво вырваны, но что на них было, он никак не мог вспомнить.

Очередной стук прервал попытку откопать изображения в памяти.

– Может, комнатами поменяемся? Моя тебе явно нравится больше, – с сарказмом спросил, не глядя в сторону двери.

Тишина пробралась в комнату, посылая россыпь мурашек по спине от основания позвоночника до шеи, где разлилась неприятным покалыванием. Сын семейства обернулся, своими глазами видя совершенно пустой дверной проем.

– Это не смешно! – выкрикнул он, вставая. Противная сестра достала со своими шуточками. Лучше бы ей найти чертову розетку и уткнуться в свой телефон, на следующие два дня исчезнув с радара.

Он поборол в себе желание с силой захлопнуть дверь и направился к окну, осматривая открывающийся вид взглядом творца, в голове подбирая оттенки для будущей картины. Но рисовать было нечего, поскольку из окна виднелась только серая мрачная пустошь и густой дымный туман, стелющийся вокруг всего здания. Ни сада, о котором упоминала мать, ни дороги, по которой они сюда приехали.

– Чертовщина какая-то, – вслух произнес парень. Откуда было взяться туману в такую жару?

Раздался еще один стук, он обернулся, стискивая челюсти и сверкая голубыми глазами. Но дверь все так же одиноко болталась на петлях, открывая взору пустой коридор.

– Отвали! – закричал, шагая в сторону комнаты сестры, по пути проверяя укромные места, где маленькая засранка могла притаиться. – Иди доставай предков!

Он замер перед закрытой дверью, за которой тихо звучала одна и та же назойливая песня. В то же время холод коснулся ног и пополз по телу сотнями невидимых насекомых, вызывая мурашки на ногах и руках.

Повернув голову, парень вперил взгляд в коридор и проследил обратный путь до своей комнаты. Неприятное чувство сковало легкие, не давая вздохнуть. Он привалился к стене, рвано хватая воздух, и в этот момент дверь его номера резко заскрипела, а после захлопнулась с такой силой, что весь коридор задрожал. В тонкой щели под дверью вспыхнуло что-то яркое, переливаясь всеми оттенками оранжевого, желтого и даже белого, оттуда повалил дым.

– Мои картины, – прохрипел парень, падая на колени и дергая ворот футболки, как будто тот был причиной удушья.

Он скребся о грязный ковролин так рьяно, что костяшки на пальцах побелели, а на покрытии остались полосы от ногтей. Дальше кашель вырвался из груди, заставляя схватиться за горло и в панике зажмурить глаза.

– Эй, ты больной? – уловил он краем сознания. – Я сейчас папу позову. Перестань!

Тонкие ручки принялись трясти его, вырывая из кошмара.

Все прекратилось так же внезапно, как началось. Воздух огромными порциями снова прорвался в легкие, а пелена перед глазами рассеялась. Парень поднял голову, глядя в обозленное лицо сестры.

– Что ты сделала? – все еще тяжело дыша проговорил он, поднимая с колен непослушное тело. – Я так долго их рисовал.

Искренняя горечь в голосе брата была встречена замешательством девочки. Маленькая мисс обвела взглядом пустой коридор и прищурилась.

– Ты обкурился, что ли?

– Зачем ты их сожгла? – злобно выкрикнул парень, бросаясь вперед, чтобы вцепиться в алый сестринский свитер, и сразу начав трясти девочку, как тряпичную куклу.

Та продолжала всматриваться в нависающее над ней дикое лицо, полное презрения, не осознавая, о чем вообще разговор.

– Я ничего не делала! – с такой же яростью крикнула ему прямо в багровую от злости морду. Она бы и плюнула в нее для убедительности, чтобы придурок знал, как набрасываться без причины. А лучше бы позвала отца, который непременно задаст взбучку. Но стукачество между этими двумя никогда не было в почете, они предпочитали разбираться тихо, хоть и не всегда мирно.

Брат отпустил сестру, но только для того, чтобы протащить ее по коридору до места преступления, тут же распахивая дверь своего номера.

Шок – это не то слово, которым можно было бы описать его удивление. Ступор, непонимание, оцепенение – все не годилось.

– Что за херня? – вот подходящая реакция.

– Да ты объяснишь, в чем дело?

Комната выглядела нетронутой. Запах свежего постельного белья, перемешавшийся с затхлостью отеля, не выдавал никаких признаков поджога, а альбом так и лежал на кровати, будто сам хозяин только что выпустил его из рук.

– Я… я видел пожар, – тихо выдавил парень, обводя взглядом помещение. Он даже проверил окно и ванную комнату, но никакого объяснения своему видению или подтверждения его реальности так и не обнаружил.

– У тебя галлюцинации. И припадки, – констатировала девочка, расхаживая с видом ученого. – Надо сказать родителям, чтобы заперли тебя тут, вдруг это заразно.

– Это не шутка. Я правда видел.

– А я видела двух пришельцев на чердаке, – съехидничала Маленькая мисс.

– Ладно, убирайся! Твои тупые подколы не помогают. – Парень схватил сестру за локоть и повел к двери, на этот раз намереваясь ее закрыть. Но какое-то движение в глубине коридора привлекло его внимание.

Черная тень мелькнула почти за углом, сразу испаряясь. Девочка, уловив изменение в воздухе и заметив расширенные глаза брата, оглянулась.

– Что там? – инстинктивно прижалась теснее, отступая обратно в комнату.

– Показалось. – Он и сам чуть было не поверил наигранному безразличию в своем голосе.

– Нет, там что-то было, – вдруг сказала она тихим шепотом. – У меня как будто в затылке закололо. Жуть.

– Возвращайся к себе, – безапелляционно приказал брат. – Нечего шастать по коридору.

– Ну, я вообще-то там и сидела, пока ты не свалился у меня на пороге как ненормальный, – проворчала девочка.

На этот раз парень не спешил с выводами.

– Это ведь не ты стучалась в дверь? – коротко спросил он, не сводя глаз с другого конца коридора.

– Я была у себя, говорю же. Что происходит? Клянусь, если это шутка, то она дурацкая, завязывай! Мне не по себе от этого места.

– Сказал ведь, что не шучу. Кто-то стучал в дверь, я подумал, это ты. А потом, когда вышел, она захлопнулась, и внутри как будто все загорелось, мне стало нечем дышать…

– Стой! – остановила сестра. – Ты ведь уже рисовал огонь, – напомнила она, подхватывая заветный альбом и пролистывая его до середины. – Вот, смотри!

Дети уставились на страницы с опаской, как будто пламя могло вырваться наружу и лизнуть дрожащие пальцы.

– Зачем ты просила фонарик? – вдруг спросил брат.

Девочка замешкалась, не доверяя даже себе. Старые стены имели уши и скрывали намного больше, чем было видно глазу. Да и комната родителей была совсем рядом, чтобы те могли услышать весь разговор.

– Я хочу спуститься в подвал, – прошептала она еле слышно, прикрывая рот ладонями.

– С ума сошла?! Не смотрела ужастики? – громким шепотом укорил парень.

– Мы должны проверить. Помнишь, как тот мужчина за стойкой престранно запретил туда идти. Что, если там прячется тот, кто стучался к тебе?

Это было похоже на бред, но границы здравого смысла давно размылись, поэтому брат лишь недоверчиво хмыкнул.

– Ты сказала «мы»?

– Ага, ты идешь со мной. И возьмешь один из этих своих крутых ножиков, которыми точишь карандаши, а я возьму баллончик и фонарик. Пойдем при первой же возможности.

– Это чертовски плохая идея. – Так и было, но хороших на ум просто не приходило, кроме той, чтобы убраться отсюда как можно скорее. Зачем вообще отцу понадобилось притащить их сюда, он ведь практически никогда не брал их с собой, да и отель скоро продадут.

– Здесь все равно больше нечем заняться, так что прекрати ныть и сделай так, чтобы родители не узнали.

Обмануть парочку взрослых, слишком занятых собой и подготовкой к выгодной сделке, было не сложней, чем показать годовалому ребенку трюк с оторванным понарошку большим пальцем. Но было то, чего не знали двое перешептывающихся в коридоре – провести эти стены им не удастся.

Прогулка по саду изматывала с первых минут. Ноги, словно опутанные свинцовыми кандалами, еле поднимались, когда Маленькая мисс волочила их за матерью, громко шаркая по сухой траве грубыми ботинками. Она то и дело оглядывалась на отель, чтобы показать брату средний палец, если он вдруг решит выглянуть в окно – предатель.

После обеда Кенсингтон-младший отправился на экскурсию по отелю с Консьержем, а Сын семейства сослался на недомогание, чтобы порисовать в своей комнате. Поэтому Маленькая мисс была вынуждена составить матери компанию в скучном саду, заросшем сухим бурьяном и наполовину сгнившими акациями.

Возможно, раньше это место и было прекрасным, вот только сейчас больше напрягало, чем вызывало приятные чувства. Но миссис Кенсингтон настолько упивалась любовью ко всему живому, что восторгалась бы даже уродливым камнем, расти на нем мох.

Единственное, что привлекало Маленькую мисс в этой пытке, – тишина. Ни единого чириканья птиц, никакого шума автострады, только глухие завывания ветра и шелест травы. Мать тоже молчала, то и дело блаженно улыбаясь самой себе, словно ей и не нужен был собеседник. Она просто плыла по саду, все больше отдаляясь от дочери.

Блуждая в своих мыслях, Маленькая мисс не заметила, как совсем отстала. Отчаявшись догнать мать, она наклонилась, подбирая с земли крохотный камень. Швыряться в глухого родителя – последнее дело, но иногда приходилось прибегать к не очень изящным методам, чтобы обратить на себя внимание.

Девочка только собиралась сделать замах и как следует прицелиться, когда перед ней в воздухе плавно проплыло что-то белое. Затем еще и еще. Не прошло и минуты, как повсюду закружили белые хлопья.

– Снег… – опешила Маленькая мисс, выискивая взглядом женский силуэт впереди. Но миссис Кенсингтон словно испарилась, растворившись в снежной буре. Девочка отбросила камень и ринулась вперед, рассекая белую пелену, только вместо матери и бесконечных деревьев наткнулась на стену из какого-то грубого камня. Очень знакомую, надо сказать, стену – она снова пришла к отелю.

Матери нигде не было видно, а снег все не прекращался. «Мистика… – подумала девочка. – Откуда взялся снег в июне?»

Он кружил так плавно, нескончаемыми крупными хлопьями, оседая на лицо и руки, но не холодя кожу, нагретую за время прогулки под заходящим солнцем.

Догадка впрыгнула в юную голову беспокойной ланью, растормошив и раскидав и без того разрозненные мысли. Маленькая мисс вытянула руку перед собой и размашистым движением провела по предплечью от локтя до запястья, растирая хлопья того, что еще минуту назад казалось капризом погоды.

Кожа окрасилась в черный, и карие глаза расширились в осознании. А пепел все кружил и кружил, обостряя панику внутри маленькой девочки. Она отошла на несколько шагов от стены и окинула взглядом отель, мерцающий призрачным пламенем заката. Реальным огнем и не пахло.

Тогда Маленькая мисс отступила еще дальше, намереваясь обойти отель по кругу. Темные окна встречали ее лишь неприветливой пустотой. Почти дойдя до брусчатой площадки у торца здания, девочка споткнулась обо что-то мягкое и рухнула на траву, раня ладони. Кожу опалило саднящей болью, и она села, вытянув перед собой ноги, чтобы убрать сухие травинки и гравий из раскрасневшихся рук.

Когда ее взгляд наконец зацепился за предмет, ставший причиной падения, визг выпорхнул изо рта и взлетел до небес, проносясь по окрестностям.

На земле лежало тело девочки. Темные короткие волосы почти целиком закрывали мелового цвета лицо, конечности были изогнуты, как изломанные ветки, а шея неестественно вывернута влево. Но ужас происходящего был вызван не позой трупа, а всей его внешностью, включая тяжелые ботинки и кроваво-красный свитер. Хлопья пепла беспечно кружили и падали, одеялом оседая на хрупком тельце, припорашивая его, словно стараясь скрыть от чужих глаз.

Ушей девочки внезапно коснулась возникшая будто из ниоткуда музыка. Единственная песня, заслушанная до дыр по дороге в этот треклятый отель и теперь тихо звучащая из наушника, торчащего из-под бездыханного тела. Маленькая мисс оцепенела, то ли завороженная упоительной мелодией, то ли скованная стальными путами ледяного страха, сидя на одном месте и лелея надежду на то, что все это – дурной сон.

Двойной тычок в плечо заставил ее вздрогнуть. Она подняла голову, нехотя отводя взгляд от трупа, но за мутной пеленой слез не разбирая, кто перед ней стоит.

– Ты чего тут сидишь? Мама тебя потеряла. – Брат с подозрением уставился на нее, изучая так, будто хотел залезть в самую голову, чтобы выпотрошить, вытряхивая каждую мысль наружу.

Девочка знала, стоит ей повернуться, поляна под окнами ее комнаты окажется пустой. Но все же любопытство снова обогнало страх, и она проскользила глазами по двору.

Все было начисто стерто, как если бы дотошному художнику разонравился эскиз: исчезли пепел и чудовищная картина смерти, даже закат уже померк, сменяясь сумерками. Только ощущение, что это место вовсе не такое, каким кажется, осталось.