Артем наконец выбрался из цепких лап дремотного дурмана. В голове прояснилось, и шум морских волн стал просто шумом, а мир перестал кружиться. Призраки Каи и Сандра ушли – но вот Ган никуда не делся, и пока что Артем не мог понять, радоваться этому или нет.
Ган сидел у костра неподвижно, как неживой. Его зеленые глаза пристально смотрели куда-то в центр кострища, словно ища что-то среди мерцающих углей. Он обхватил себя руками и время от времени слегка вздрагивал всем телом, как от холода, хотя воздух еще был теплым.
Артем пытался разговорить Гана, но тот не реагировал, как будто слова были такой же частью мира вокруг, как шум моря или шелест листьев. В конце концов Артем оставил свои попытки, решив, что Ган вполне может быть очередным плодом его воображения.
Но теперь он окончательно пришел в себя – а Ган остался. Кровь на его лице совсем засохла, застыла пугающей глянцевитой маской и пошла мелкими молниями трещин.
– Тебе бы умыться, – осторожно сказал Артем. – Ты весь в крови.
Некоторое время ему казалось, что Ган все еще не замечает его, но потом князь медленно повернул к нему голову – тяжело, неповоротливо, как будто проворачивая тугой шарнир.
– Кровь, – тихо сказал он, и это было первым, что Артем от него услышал на этой стороне.
– Да, кровь. – Артем растерялся.
Что бы ни произошло, Ган точно не притворялся – слишком неподходящий момент для игр, и даже князь должен был прекрасно это понимать. К собственному стыду, на миг Артем даже обрадовался, поняв, что Ган реален. Пусть они не любили друг друга, князь был хорошим воином – Артем до сих пор помнил, как тот в одиночку справился с огромным Болотным хозяином, – а значит, его собственные шансы на выживание резко возрастали.
Однако сейчас Ган вряд ли сумел бы кого-то защитить.
– Кровь, – повторил он и отвернулся к огню.
Артем лихорадочно размышлял. Возможно, это связано с тем, что Ган прошел сквозь прореху? Тогда почему с ним самим все было в порядке?
Шок? Он понятия не имел, как привести Гана в чувство, и, пока они продолжали сидеть на берегу, время утекало сквозь пальцы. Он осторожно пошевелил рукой. Его рана не болела, лоб был прохладным. Ночные бражники подействовали – но надолго ли, Артем не знал.
Почему-то с появлением Гана – кого-то реального, столь же чуждого этому пустынному берегу, как и он сам, – Артем как будто очнулся от странного сна. Как мог он думать, что никогда не вернется назад? Способ найдется, должен найтись, особенно теперь, когда их двое. Дело было за малым – вернуть Гана. Пока что при взгляде на него Артему казалось, что рядом с ним у костра – покинутый дом, пустая оболочка.
– Ладно. – Артем поднялся с песка. – Давай подойдем к морю? Умоешься.
Ган продолжал сосредоточенно рассматривать огонь, как будто видел его впервые.
Артем вздохнул, шагнул к князю и протянул руку. Рука дрожала. Если Ган полезет драться – а Артем слышал, что такое с людьми в шоковом состоянии случается, – ему не справиться.
Ничего не произошло – князь как будто не заметил его прикосновения.
– Пойдем, а? – Это прозвучало просительно, жалко, и Артем разозлился на себя.
Он сильнее ухватил Гана за плечо, потянул вверх. Тот покорно поднялся и последовал за Артемом. Вслед за ним подошел к берегу и остановился у самой кромки воды, равнодушно глядя на подкатывающие к нему кудрявые пенные завитки. Его руки висели вдоль тела безвольно, как плети.
– Ладно… – пробормотал Артем.
Он намочил в соленой воде лоскут ткани, припасенный для перевязки, и начал осторожно оттирать засохшую кровь с лица князя. Оно все было в синяках и ссадинах. Гану наверняка было больно, но он не издавал ни звука, как будто ничего не чувствовал. Кровь никак не оттиралась, и в конце концов Артем наклонил лицо Гана к воде и осторожно умыл его. Лицо выглядело плохо, очень плохо – один глаз заплыл, и Артем ощутил противный комок в горле при мысли о том, что это своими руками сделал Сандр, который так любил классическую музыку, с которым не надоедало разговаривать вечерами.
А еще Артему было не по себе от того, что раньше он вот так ни о ком не заботился – только о дедушке Каи. Странно было умывать лицо, по которому в обычных обстоятельствах он мечтал только съездить. Теперь он видел его совсем близко и пытался почувствовать обычное раздражение. Но на этом лице не было ни уверенности, ни насмешливости – только потерянность. Ненавидеть обладателя этого лица не получалось.
– Ну вот, – пробормотал Артем, – теперь лучше.
Он подумывал дать Гану кусочек ночного бражника – совсем крохотный, – но не решился. Раны не выглядели опасными, а вот ждать, пока Гану перестанут мерещиться все поочередно знакомые – или что бы там ему ни начало мерещиться, – он не мог. Артем подозревал, что новая походка Гана, неуверенная, скособоченная, могла объясняться еще какими-то повреждениями – Сандр вряд ли бил только по лицу.
– Ничего серьезного, – пробормотал Артем, стараясь поверить в это. – Ты же можешь идти, да? Значит, все не так плохо.
Ган молчал. Темные пряди падали ему на лицо, и по ним стекала вода. Артему стало жутко при мысли о том, что Ган, возможно, не придет в себя. Конечно, он не раз мечтал никогда больше не видеть князя. Но не видеть человека – одно дело. Быть обреченным видеть живого мертвеца – совсем другое.
Стараясь не смотреть Гану в лицо, Артем осторожно пошарил у него в карманах. Он нащупал что-то под воротом: на груди князя оказался надежно спрятан маленький глиняный волчок – сердце Артема пропустило пару ударов. Больше всего на свете ему хотелось забрать волчок себе. Сейчас Ган все равно не смог бы помешать ему… Но Артем осторожно убрал волчка обратно под куртку и продолжил обыск. На бедре у Гана была небольшая фляга – пустая, но ее можно было наполнить водой из ручья. В кармане Артем нашел спички – драгоценность в нынешних обстоятельствах – и пару сухарей. Они выглядели так, как будто пролежали там несколько недель, но при взгляде на них Артем почувствовал голод.
– Думаю, нам стоит раздобыть еду. – Он говорил с Ганом, хотя тот, кажется, совсем его не слушал. – У меня есть проволока. Можно попробовать поймать рыбу. Запечь в листьях…
Не договорив, Артем уже понял, что ему совсем не хочется задерживаться на этом пустынном берегу. Может быть, слишком свежи были воспоминания о видениях, навеянных травяным дурманом… Но теперь безлюдный пляж казался каким-то враждебным.
– В конце концов, – пробормотал Артем, перекладывая сухари в собственный карман, – попробовать порыбачить можно где угодно. И теперь мы везде сможем развести огонь. А это место… Не хочу здесь ночевать, а ты?
Ган отвернулся. Артем вздохнул:
– Ладно. Давай пройдемся немного вдоль берега? Может, увидим что-нибудь… Хоть что-нибудь.
Убедившись, что Ган стоит у берега, сосредоточенно глядя вдаль, и никуда не собирается уходить, Артем снова дошел до леса. Там он подобрал несколько длинных кривоватых палок. Неся их к берегу, он вдруг почувствовал, что кто-то ухватил его за рукав, и вскрикнул. Он уже видел Сандра, чувствовал клыки Тени на руке… Но это была всего лишь вязкая черная смола на стволе одного из деревьев, настолько густая, что он с трудом высвободил край рукава. Смола пахла хвоей и немного – рыбой, ничего подобного Артем прежде не видел. Подумав немного, он хорошенько вымазал в смоле концы палок, которые нес.
В глубине души он боялся – или надеялся – не увидеть Гана на берегу. Но тот был на месте – сидел, покачиваясь, у затухающего костра, напряженно вслушиваясь в шипение волн. Конечно, не догадался подбросить хвороста.
Ган покорно принял у него из рук один из факелов – к счастью, смола горела хорошо. Другой факел Артем взял сам, перед этим распихав по карманам их скромное имущество. Он тщательно затоптал костер – не без сожаления, как будто отпуская руку друга.
Подумав, он забросал кострище песком. Следы на песке со временем исчезали – свое дело делал ветер, шедший с моря, а вот остатки костра могли привлечь чье-то внимание.
Сложно действовать разумно, не зная точно, чего хочешь больше – скрыться ото всех или быть найденным.
Артем зашагал вдоль моря, держа факел перед собой, и Ган молча пошел за ним – след в след.
– Пройдемся немного. Может, найдем что-то подходящее для ночлега… Пока еще не совсем стемнело.
Последняя фраза повисла в воздухе.
– Если что, просто разведем костер подальше от леса, – сказал Артем с деланой беспечностью. – Тут тепло… Да и все опасное наверняка в лесу.
Он вовсе не был в этом уверен. Рокочущее, бесконечное море пугало его гораздо сильнее леса. Когда-то давно он читал о существах с большими клыками, одинаково хорошо чувствующих себя и в воде, и на берегу. Назывались они моржами – Артем представил кровожадных созданий, выходящих на берег в темноте, ведомых жаждой теплой крови… Он представил, как десятки огромных темных тел трутся о камни, тяжело дыша, влажно шлепая по песку, подбираясь к спящим.
– Или, может, лучше заночевать в лесу. – На этот раз бодрости в его тоне не было. Голос стал тонким и жалким, как у маленького мальчика. Сейчас он бы многое отдал за то, чтобы рядом был прежний Ган. Вероятно, они бы срывали злость друг на друге, зато ему не пришлось бы одному отвечать за их жизни. Князь наверняка знал больше о том, как выжить в настолько безумной, невероятной ситуации.
Они шли достаточно долго. Справа лес перешел в мохнатую стену – так туго сплелись между собой ветви ползучих растений. Стена тянулась вперед сколько хватало глаз. Никогда раньше Артем не видел, чтобы лес рос так плотно. Он растерянно остановился.
– Видимо, надо вернуться назад… – От отчаяния он решил попытаться разговорить Гана еще раз. – Ты сам как думаешь, лучше спать в лесу или на берегу?
С тем же успехом он мог попросить совета у стены. Некоторое время Ган даже не смотрел на него, будто не слышал… А потом вдруг уронил свой факел под ноги, в мокрый песок. Факел зашипел и погас.
– Здорово, – пробормотал Артем. – Спасибо за помощь.
Ган сделал шаг вперед, к лиловой стене, коснулся ее рукой, и на мгновение Артем испугался, как будто растения могли броситься на князя, затянуть его в свое хищное нутро… Ведь здесь что угодно было возможно.
Ничего такого не случилось. Ган прикоснулся к стене второй рукой, отвел в сторону висящую у его лица ветку с листьями и замер. Артем поднес факел ближе…
Под лиловыми листьями обнаружился брус. Стена оказалась настоящей стеной.
– Ночлег, – сказал Ган, старательно выговаривая слово. – Ночлег.
Он произносил отдельные слова с удовольствием, как ребенок, который только учится говорить, и от этого Артему делалось жутко.
– Да-да, – пробормотал он. – Здорово. Спасибо.
Он вовсе не был уверен в том, что хочет оказаться по ту сторону стены – или идти дальше в темноте, не зная, как скоро наткнется на вход.
– Вернемся немного и заночуем, – сказал он наконец.
Ему вдруг подумалось, что люди за стеной – если там действительно есть люди, – скорее всего, обороняют свой дом от нечисти. До сих пор их с Ганом не заметили – может, не заметят и потом. Зато, если они защищают периметр так же, как это делали жители Зеленого, у стен должно быть достаточно безопасно.
– Утро вечера мудренее. – Так часто говорил дедушка Каи, и, повторив это, Артем почувствовал себя увереннее. – Переночуем здесь, – сказал он Гану.
Он как раз думал о том, получится ли убедить Гана спать по очереди – и сможет ли тот быть достаточно надежным дозорным, – когда откуда-то сверху донесся высокий пронзительный свист, похожий на птичий… Но слишком искусственный, громкий. Машинально Артем взметнул руки вверх, закрывая голову.
В зарослях наверху появился зазор, и из него почти по пояс высовывался человек с копной растрепанных каштановых волос. Он был одет в зеленое и лиловое. Снизу, в полумраке тени, которую отбрасывала стена, Артем не мог различить черт его лица – неясно было даже, стар он или молод. Единственное, что сразу бросалось в глаза, – белозубая улыбка. В руках у человека была длинная деревянная трубка, направленная вниз.
Артем медленно поднял руки вверх.
– Мы безоружны, – сказал он, сознавая, впрочем, что человек никак не может его понимать. – Пожалуйста, не стреляйте.
Улыбка человека на миг померкла – а потом засияла вновь.
– Вижу, – отозвался он, поднимая трубку. – Не хотите зайти внутрь?
Кае пришлось наклониться, чтобы войти в лазарет. Впрочем, лазарет – громко сказано. С самого начала у них было не много лекарств – теперь их стало и того меньше. Под руководством Шоу, разбирающейся в травах, они успели собрать кое-какие растения еще до того, как все укрыл снег. Сначала казалось, что этого хватит для того, чтобы продержаться до возвращения в город, – тогда многие надеялись, что вернутся в ближайшее время, – но потом к ним начали присоединяться снабженцы и жители Внешнего круга, и ресурсов перестало хватать на всех.
Пока они жили в многоэтажных зданиях Внешнего круга, было проще – и сохранять тепло, и обороняться. Но после очередной атаки капитана Сокол, которая не щадила ни чужих, ни своих людей и не брезговала пускать в ход то оружие, которое, по словам старожилов, никогда не применял даже Сандр, им в очередной раз пришлось переселиться… И нынешнее пристанище Кая считала самым неудачным из всех.
В лазарете пахло травами и – Кая рефлекторно задержала дыхание – нечистым телом, золой.
Тошу разместили на печи – там, где теплее всего. На нескольких койках, расставленных рядом с печью, спали люди. Кая осторожно обогнула свесившиеся с коек ноги и руки. Подтянувшись, тихо скользнула на печь.
– К тебе можно?
– Да. – Голос Тоши звучал тихо и слабо, совсем непохожий на голос веселого друга князя, который всегда был готов посмеяться и пошутить. Должно быть, и сам Ган не узнал бы его теперь.
На печи было тесно, и Кая прилегла рядом, подперла щеку рукой. Обычно неподалеку от Тоши крутилась Саша, и поэтому Кая особенно ценила минуты, которые получалось урвать с ним наедине. До исчезновения Гана они толком не разговаривали – однако общая потеря сблизила их. И не только потеря – но об этом они не говорили. Впрочем, Кая полагала, что чувство вины, висевшее между ними, заметить было едва ли не проще, чем едкий запах трав. Ведь все началось с того, что они пришли в лабораторию за секретами Сандра. Не пойди они туда – кто знает, как бы все сложилось.
– Как дела?
– Просто великолепно. А что, не видно? – Тоша слабо улыбнулся. Его лицо осунулось, и привычных ямочек на щеках больше не было. Кая хмыкнула:
– Отрадно слышать. Я кое-что принесла.
Она поделила пирожки Севера между участниками их посольской миссии – но несколько штук припрятала и теперь положила Тоше на грудь.
– Ну и ну. – Его глаза блеснули. Он, не церемонясь, вонзил зубы в пирожок и тихо ухнул. – Переговоры прошли успешно, значит?
– Я бы так не сказала. – Кая прижалась щекой к овчине, укрывавшей печь. Овчина была теплой, и казалось, что она лежит на спине большого и дружелюбного зверя. – Север хочет объединиться с нашими против капитана Сокол. Судя по всему, он сумел приобрести сторонников. Немало… Но недостаточно для того, чтобы с ней справиться. Почему за ним вообще кто-то пошел? – Она тихо выругалась.
– О, ты не фнаешь Февера. Он нафтоящий дьяфол, когда надо кофо-то ф чем-то убедить… Ган как-то дафно мне говорил, что фсему, что он знает, его Февер научил.
– Может быть, – неохотно протянула Кая. – Но что-то особой любви между ними я не заметила. Что вообще случилось?
Тоша отвел глаза и с усилием проглотил огромный кусок пирожка.
– Я ж говорил… Ган не хотел бы, чтобы я болтал об этом с тобой.
– Ган далеко.
– Но я все равно служу ему, – просто сказал Тоша.
Они помолчали. Большего болтуна и сплетника, чем Тоша, Кая не встречала, но в вопросах княжеских секретов он был необыкновенно принципиален, и через эту принципиальность ей не удалось пробиться до сих пор.
– Ты точно знаешь, что они живы? – спросил Тоша.
Это была игра, в которую они, не сговариваясь, играли с тех пор, как Ган исчез, и Кая ответила, как всегда, твердо:
– Да. Когда мы с учеными пытаемся связаться с другой стороной… С помощью Анле…
– Анле?
– Я же тебе говорила, это та темноволосая девушка, которая у Сандра в плену была… Так вот, я слышу и вижу что-то странное. Павел считает, что это, возможно, как раз потому, что там сейчас Ган и Артем.
– Думаешь, они там вместе?
– Да. – На сей раз ее голос звучал менее уверенно. – Ведь они вместе вошли в прореху, так? Значит, должны были выйти рядом.
Еще одним правилом их с Тошей игры было никогда не упоминать вслух, что Сандр и Тень тоже ушли туда.
– И я ведь пытался… Ну, войти в контакт. Или как они это называют? Когда ученые и эта, черноволосая… Анле, да? Когда они ко мне приходили, помнишь? Но ничего не вышло. Почему так?
Кая пожала плечами:
– Я правда не знаю. Даже Павел не знает. Они как раз и пытаются понять, как это все работает. Думают, он держал Анле в подвале, потому что с ее помощью мог узнавать, что делается на той стороне… Или пытался узнать. А значит, и мы можем попытаться.
Тоша вздохнул и осторожно откинул голову на овчину. Кая посмотрела в закопченный потолок: по старому дереву змеились темные узоры, казавшиеся таинственными письменами на чужом языке. Почти красиво – если ты не вынужден смотреть на этот потолок целыми днями.
– Я принесла тебе новую книгу. – Она вытащила из кармана потрепанный томик. Страницы рассыпались, поэтому держать книгу нужно было осторожно. – Это сказки… Сказки барда Бидля.
В Тошиных глазах мелькнул слабый интерес:
– Сказки? А кто такой… Бард Бигль?
Читать он не слишком любил, но Кая не оставляла попыток найти что-то ему по вкусу. Ее ужасало, что Тоша прикован к одному месту и ему совсем нечем занять свой ум. Окажись Кая на его месте, она, наверное, держалась бы хуже.
– Не знаю. Видимо, какой-то сказочник из прежних времен.
– Ну ладно. – Книга скрылась под тем, что заменяло Тоше подушку. – Попробую. Спасибо. – Он нахмурился. – Что думаешь про Севера?
– Не знаю. Он говорит, если я смогу убедить наших, он все сделает, чтобы Ган смог вернуться. – Даже Тоше она не хотела говорить о том, что еще предложил ей Север. – Думаешь, ему можно верить?
– Да. – Тоша ответил мгновенно, без колебаний. – В этом – да. Он абсолютно безумный. И хочет отомстить. Для людей вроде Севера это что-то вроде смысла жизни.
Кая вздохнула:
– Не уверена, что вытаскивать их оттуда, чтобы Север тут же попытался убить Гана, такая уж хорошая идея.
– Если их вообще можно вытащить, – хмуро пробормотал Тоша, отворачиваясь. – Ведь через прорехи вроде и так проваливаются сюда. Почему они до сих пор этого не сделали? Думаешь, им могло до сих пор ни одной прорехи не попасться, так, что ли?
– Ну, вообще-то да, – честно призналась Кая. – Прорехи открываются случайным образом. И очень быстро закрываются. Возможно, на той стороне нет ничего электрического… Тогда они не могут открыть прореху сами. Если ученые снова откроют сквозную прореху, мы сможем…
– И если они окажутся рядом, и если без Сандра прореху вообще получится открыть, и если мы придумаем, как им знак подать, или если… – проворчал Тоша. – Если, если, если! Вот и все, что у нас есть.
– Да, – согласилась Кая, снова опираясь на руку. – Это все, что у нас есть.
Они еще немного помолчали, а потом Тоша заговорил спокойнее:
– Север – опасный человек. Он никому никогда не доверял. А тому, кто никому не доверяет, и самому веры нет.
– Значит, он не захочет…
– Ничего это не значит, – тоскливо протянул Тоша. – Только то, что, если Стерх решит с ним задружиться, пусть держит ухо востро.
Кая промолчала. Она понимала, что Тоша прав, но с Севером на их стороне вернуться в Красный город будет куда проще. Конечно, Ган с Артемом вряд ли все это время – месяцы – сидели и тупо ждали, что прореха откроется в том же месте.
И все же Красный город притягивал Каю как никогда – а ведь еще недавно она была готова отдать что угодно, лишь бы оттуда выбраться.
Возможно, ей просто хотелось иметь хоть какую-то цель. Больше у нее ничего не было.
– Ладно, я пойду, – сказала она. – А то, кажется, скоро Саша сюда явится. Не хочу ее видеть.
– Да брось ты, – не очень натурально удивился Тоша, – почему? Уверен, она сама уже давно хочет с тобой помириться. Ну, наговорила она тогда…
– Мы не ссорились. У меня просто нет желания ее видеть.
– Она хорошая. – Тоша укоризненно покачал головой. – И она не меньше тебя надеется, что…
– Тише.
Снаружи как будто десятком лезвий провели по стеклу. Люди на своих койках заворочались, кто-то сдавленно охнул.
– Что это? – Тоша с видимым трудом приподнялся на руках. – А?
– Не знаю. – Кая чуть было не сказала «жди здесь», но, к счастью, вовремя осеклась. – Я посмотрю.
Чудовищный звук повторился снова. Сердце у нее упало. Ей хотелось верить, что так скрипели деревья на ветру или что затянули какую-то неблагозвучную песню люди, работавшие на улице. Но, когда скрежет раздался в третий раз – высокий, пронзительный, похожий на многократно усиленное эхом карканье, обманываться дальше стало невозможно.
Кая открыла дверь, на ходу вынимая из ножен меч. Лицо тут же обожгло морозом.
Она увидела лесных псов почти сразу. Не меньше двадцати. Нападение явно не было спонтанным. Их вел вожак – гораздо крупнее остальных, широкогрудый, с ярким гребнем ядовитых шипов вокруг узкой головы. Он двигался со змеиной грацией, перетекал с места на место, струился по снегу, как черный ядовитый ручей. Остальные следовали за ним на полусогнутых лапах, настороженные, собранные. Из приоткрытых пастей на снег капала зеленая слюна. Завидев Каю, двое ближайших к ней псов ощетинились гребнями. Похожие на перья кожистые перепонки завибрировали.
Вожак открыл пасть и издал гортанный вой. Лесные псы не таились от людей. Они пришли в поселение открыто, чтобы убивать – потому что никаких иных намерений у лесных псов не было. Они уже начали: в отдалении Кая увидела человека, который охранял периметр, – он неподвижно лежал в снегу.
Охранник не успел поднять тревогу. Она бы услышала.
Кая замерла, глядя в ближайшие к ней глаза – холодные, беспощадные. Она понимала: всего шаг, назад ли, вперед, – и он бросится на нее, вцепится в горло. Она с необыкновенной яркостью представила, как острые клыки смыкаются на ее горле, как она захлебывается собственной горячей и густой кровью. Как кровь окрашивает снег. И как затем псы прорываются в лазарет – туда, где лежат у печи беззащитные люди.
Она вспомнила с необыкновенной отстраненностью, как в лаборатории Красного города Артем нудно и долго – бесконечно – рассказывал о том, как под руководством кого-то из старших изучал чуткий слух псов… И завизжала – громко, как могла, так, что на миг у нее самой заложило уши. Псы, уже сделавшие первые шаги ей навстречу, ошарашенно присели, как будто готовясь к прыжку, плотно прижали к голове уши. Всего на мгновение – но этого хватило, чтобы захлопнуть дверь.
– Закрывайте! – С обратной стороны двери лязгнул засов. Они – в безопасности, внутри. Она – снаружи.
Вожак прыгнул вперед легко, как тень, и она взмахнула мечом, встречая его. Скрипучее рычание перешло в скулеж, а потом он снова зарычал. Удар пришелся по боку, не причинив ему серьезного вреда, а вот рука Каи загудела от боли. Вожак был совсем близко и смотрел ей прямо в лицо. Его зеленые глаза смеялись, и белые клыки, с которых на снег капала горячая слюна, смеялись тоже. Попытки отсрочить неизбежное его только распаляли – и он глухо тявкнул. Она знала, что это значит. Охотничий сигнал. Он говорил со своей стаей – меньше чем через минуту она будет мертва.
– Огонь!
Пес дернулся и взревел. Кровь из его загривка фонтаном взметнулась в воздух. На снегу, взрытом лапами, распустились алые цветы.
– Кая! Уходи! – Это была Шоу. Следом за ней бежали люди, и они были вооружены.
Кая метнулась вниз, упала в снег за миг до того, как один из псов прыгнул на нее. Ловкий, но слишком большой, чтобы изменить направление в прыжке, пес перелетел через нее и ударился об дверь лазарета.
Мир вокруг наполнился рычанием, воем, криками и звуками выстрелов. Падая, Кая пропахала борозду в снегу и сильно ударилась подбородком – во рту стало солоно от крови. Что-то тяжелое навалилось на нее, и она закричала, почувствовав на открытой шее горячее смрадное дыхание. Задыхаясь, она изо всех сил работала ногами и руками, отпихивая от себя рычащего и извивающегося пса. До сих пор ее спасало только чудо. Одно движение могучих челюстей – и пес разорвет ей горло.
Она все еще крепко сжимала меч, но не могла даже пошевелить кистью, прижатой к земле. Где-то далеко, как будто над толщей воды, в которой она барахталась, бахнул выстрел, и пес на ней дернулся. Со сдавленным стоном Кая изо всех сил ударила рукой назад, ощутив резкую боль в запястье, и сразу вслед за тем лезвие вонзилось глубоко в плоть, и всю ее залило горячей кровью, пульсирующими толчками хлынувшей из раны… А потом пес, еще конвульсивно дергавшийся, но уже не живой, осел на нее всей тушей.
Мир вокруг все еще продолжал скрежетать, грохотать, скулить, но ее собственный сомкнулся до тесного пространства между снежно-кровавой грязью и телом лесного пса. Кая извивалась, как змея, пытаясь выбраться наружу. Она задыхалась. Боль в запястье отдавала в руку, и голова кружилась от тяжелого запаха железа.
– Кая! Ты в порядке?
В щели между скрюченными лапами она увидела чьи-то сапоги и издала сдавленный хрип.
– Лежи тут!
Сапоги развернулись и скрылись из виду.
Она и рада была бы последовать мудрому совету – против стаи лесных псов у нее не было шансов. Но воздуха не хватало, окровавленный снег попал ей в рот, и Кая снова усиленно заработала руками и ногами, освобождаясь из-под тела, которое наконец перестало дергаться.
Ей казалось, что она корчилась под ним не меньше минуты, но и этого хватило, чтобы бой у лазарета был окончен. В снегу осталось лежать четыре лесных пса и двое людей, мужчина и женщина. Женщину Кая знала – она хорошо шила и как-то помогла Кае починить куртку.
Уцелевшие псы бежали, и защитники поселения последовали за ними. Звуки выстрелов и крики все еще звучали в отдалении.
Но Кая знала: расслабляться рано. Она переложила меч в левую руку – и увидела его. Он был меньше остальных, наверное, совсем щенок, достаточно глупый, чтобы не последовать за стаей, но оттого не менее опасный. Заметив Каю, он раздул свой капюшон-воротник, махнул хвостом, как будто звал ее поиграть, и ринулся к ней. Его слегка заносило в бок – то ли в походке оставалось что-то щенячье, то ли недавно он был ранен и не выздоровел до конца.
Этот лесной пес был ей по пояс – и Кая точно справилась бы с ним, держи она меч в правой руке. Время замедлилось – растянулось так сильно, что она как будто могла разглядеть его течение. И над лохматой мордой пса она вдруг увидела Сашу – сосредоточенную, нахмуренную… с пистолетом в руках.
Наверное, она шла проведать Тошу – и поэтому оказалась здесь. И, наверное, сегодня было ее дежурство – и поэтому у нее в руках оказался пистолет, которым – Кая это знала по общим тренировкам на стрельбище – Саша владела неплохо.
Лесной пес Сашу не видел. Зеленый взгляд был устремлен на Каю – только на Каю – и щенок пер напролом, как кабан, не видя ничего, кроме своей цели. Действительно глупый – но это сейчас не поможет.
Кая попыталась перехватить меч правой рукой, но пальцы свело от боли, и она крепче сжала оружие в левой. Она смотрела Саше прямо в лицо, и Саша смотрела в ответ. Ее черные кудри стояли дыбом, и рука с пистолетом дрожала. Кая хотела крикнуть ей «Стреляй! Чего ты ждешь?», но язык как будто прилип к нёбу. Смешно – даже перед лицом смерти она не могла заставить себя попросить Сашу о помощи. Кого угодно, но не ее.
Щенок ударил ее лапами – второй раз за день она как будто попала под лавину камней. Он двигался быстро, но что такое меч и что такое человек – пока не знал. Кая вывернула левую руку быстрым, расчетливым движением – оно вышло бы куда лучше, будь это другая рука, – и щенок завизжал, откатившись вбок. Снег окрасился красным и темно-зеленым… Пусти он в ход когти или зубы, а не вали ее играючи на снег, она была бы уже мертва, и все равно на мгновение Кая почувствовала острое искушение отпустить его. Может быть, он сумеет выжить, этот нелепый щенок с длинными лапами, – на нечисти все хорошо заживает. Но совсем рядом с ним лежали в неестественных изломанных позах люди, которых Кая знала, – и она взмахнула мечом.
Визг затих.
Кая тяжело развернулась. Рука висела как плеть, и с меча медленно и плавно стекала на снег темная кровь. Кае вдруг стало очень холодно, разом, как будто до этого она не замечала по-настоящему ни снега, ни ледяного ветра.
Саша смотрела на нее молча, и рука с пистолетом, устремленным вниз, больше не дрожала. А потом она вдруг криво улыбнулась – перекошенным, плотно сжатым ртом.
– Вот как? – наконец выдавила Кая, потому что не знала, что еще сказать, а молчать становилось невыносимо.
– Извини. – Саша улыбнулась снова – на этот раз широко. – Боялась тебя задеть.
Она развернулась и ушла, а Кая осталась стоять – и под ее мечом продолжала расползаться темно-багровая лужа.