bannerbannerbanner
«СВЕТ и ТЕНИ» Спасителя Отечества М. И. Кутузова. Часть 2

Яков Николаевич Нерсесов
«СВЕТ и ТЕНИ» Спасителя Отечества М. И. Кутузова. Часть 2

Глава 11. Затишье перед бурей

В ночь перед сражением приказом по армии Наполеон призывал ее к решительной схватке: «Воины! Вот сражение, которого вы так ждали! Сражайтесь так, как вы это делали под Аустерлицем, Фридляндом и Ваграмом, и победа в руках ваших: она так нужна нам. Она доставит нам изобилие, хорошие зимние квартиры и скорое возвращение в отечество. Потомство с гордостью вспомнит о вас и скажет: и он был в великой битве под стенами Москвы!»

…Кстати сказать, вместе с сообщением о поражении Мармона в Испании Наполеон получил из Парижа еще один портрет сына: первый нашел его под Смоленском. Дело в том, что как только императрица Мария-Луиза узнала об отправке Бонапарту миниатюры ее сына написанной гувернанткой, она решила, что пришла пора и ей показать своему воинственному супругу, как она заботиться об их сыночке и о муже, в том числе. Она заказала известнейшему художнику Жерару портрет мальчика в полный рост. Он выполнил заказ в кратчайшие сроки. Интересно и другое: судьбы портретов в чем-то символичны. Наивная по своей сути миниатюра гувернантки навсегда осталась с Наполеоном и, умирая на о. Св. Елены, он смотрел на дорогие ему черты своего единственного законного наследника. Тогда как более масштабный и громоздкий портрет кисти Жерара пропал в ходе катастрофического отступления французского императора из Москвы. Правда, рассказывали, что умудренный жизнью Жерар, предугадал возможную судьбу оригинала своего творения и сделал с него загодя копию, которую Наполеон, завещал добросердечной гувернантке. Так вот, получив подарок от супруги в виде портрета их сына, он приказал поставить его перед своей палаткой и показать гвардии, но потом, налюбовавшись им, неожиданно приказал: «Спрячьте его; рано ему еще видеть поле битвы»…

За день до сражения Кутузов осмотрел свои войска, отслужил с ними молебен под ликом особо почитаемой в народе иконы Смоленской Божьей Матери, спасенной от врага из Благовещенской церкви Смоленска генералом П. П. Коновницыным. Её, чудом уцелевшую после попадания ядра в ящик, в котором она находилась, для религиозного воодушевления пронесли перед русскими войсками: «Заступница небесная, сохрани нас под кровом Твоим!». Самый грузный старик Михаил Илларионович Кутузов шел за ней с обнаженной головой и слезами на глазах. Прикладывались к ней все, начиная с главнокомандующего и до последнего солдата. Под громовое приветственное «Ураа-а-а!», главнокомандующий обратился к солдатам с напутствием на тяжелое испытание: «Братцы! Вам придется защищать землю родную, послужить верой и правдой до последней капли крови! Надеюсь на вас!»

Между прочим, история русской национальной святыни – чудотворной Смоленской Одигитрии (по-греч. – Путеводительница) – происходит из глубины веков. До сих пор в ее истории много неясно – много туманного! Так, кое-кто из исследователей считал, что она могла быть написана самим евангелистом Лукой. На Руси она появилась вместе с византийской царевной Анной, выданной императором Константином Порфирородным за черниговского князя Всеволода Ярославича в 1046 г. Его сын полулегендарный Владимир Мономах, получив во владение Смоленское княжество, установил ее в построенном им в 1101 г. Смоленском Соборе. С тех самых пор она называлась Смоленской и почиталась как чудотворная. Дальнейшая история Одигитрии весьма любопытна и запутана, но она лежит за пределами нашей «истории». Скажем лишь вкратце, что спасенная от французов солдатами генерала Петра Петровича Коновницына, икона была всего лишь «списоком» (новонаписанная икона) с Одигитрии, сделанным Постником Ростовцем во времена царя Федора Иоанновича по приказу Бориса Годунова. Причем писали ее тоже не с подлинника, а с еще одного «списока» 1456 г. А «подлинник» евангелиста Луки мог быть вывезен еще до Смоленского сражения 1812 г. в Ярославль. Впрочем, все это уже смахивает на триллер, тем более, что это – опять-таки, совсем другая история…

Под Бородино пришла лишь треть (!) начавшей войну Великой армии: часть погибла, часть осталась охранять тыловые дороги, часть осела в госпиталях или просто дезертировала. Остались лишь отборные солдаты наполеоновской армии, наиболее сильные, стойкие, закаленные в боях, уверенные в собственной непобедимости, в выдающихся качествах своих командиров и военном гении своего полководца. Они верили Наполеону. В резерве он держал свой главный козырь – элиту своей армии – гвардию. Хорошо обученная и организованная Великая армия рвалась в бой, чтобы в генеральном сражении добить противника и добыть победу и мир.

Собранные чуть ли не со всей Европы, оторванные от своих домов, солдаты Великой армии Наполеона выполняли очередную задачу Бонапарта покорить еще одну страну, сломить последнюю преграду на пути к европейскому господству французской империи. В наполеоновских биваках в тот вечер солдаты жгли костры, кто-то пил вино, кто-то пел песни, а кто-то просто молчал, вспоминая родных и близких. Завтра победой они окончат свой тяжелый поход на Москву и захватят богатую добычу.

Кто-то из них по зову сердца пошел в патриотические армии революционной Франции еще безусыми юнцами, когда Отчизна задыхалась, окруженная враждебным альянсом европейских королей и принцев. Некоторые из них еще участвовали в разгроме врагов в эпохальных для революции битвах – пруссаков под Вальми и австрийцев под Жемапом, Ваттиньи и Флерюсом. В тоже время кое-кто из них отведал в Италии и Швейцарии русского штыка солдат неистового старика Souwaroff и остался жив. Кому-то повезло выстоять в каре против яростных атак мамлюков в Египте. Почти за 20 лет непрекращающихся войн они «вкусили прелестей» Востока, победоносно исколесили всю Европу вдоль и поперек, истоптали не одну сотню грубых солдатских сапог, принеся Франции славу лучшей армии Европы. И вот теперь они оказались под стенами овеянной легендами Москвы, не ведая, что для многих из них это место станет… концом их земного пути!

В русских рядах царил подъем. В предстоявшей битве русские были призваны защищать свое Отечество, Москву! Почти каждый второй русский офицер сражался здесь рядом с братом, отцом, сыном: Тучковы, Неверовские, Голицыны, Воронцовы, Бахметьевы и многие другие представители громких дворянских фамилий российской империи. Не многие из них вернутся с поля боя. Теперь, когда всем стало ясно, что сражение будет, офицеры просили у Кутузова разрешения идти в решающий бой в парадной форме и чистом белье. В русской армии тоже были солдаты, имевшие право считать себя непобедимыми. Это были ветераны-герои суворовских походов, уже дравшиеся с французами в 1799, 1805, 1806 и 1807 гг. Они решили умереть, но не пропустить Наполеона к Москве. И это не пустые слова: во многом именно невероятная стойкость и беззаветное мужество русских солдат приведет к благоприятному для Кутузова исходу сражения: «ничьей-непроигрышу».

По обе стороны фронта земляки и просто друзья-товарищи уславливались передать последний наказ родным через тех, кто останется жив, родственники, находившиеся в разных полках, сходились и молчаливо прощались. Многие чистили оружие, чинили амуницию или задумчиво глядели в осеннее темное небо…

Лишь к утру шум в обоих лагерях стих. Смолк приглушенный говор, солдаты спали…

Кстати, за день до битвы, обходя сырые бивуаки, Наполеон простудился. У него поднялась температура, его душил непрерывный сухой кашель и вдобавок обострилось расстройство мочевого пузыря (дизурия). Император почти не ходил по малой нужде. Его ноги сильно отекли. Поскольку в ходе сражения Наполеон продолжал испытывать серьезное недомогание, а на сильном непрерывном ветру ему было трудно держаться в седле, то он почти всю Бородинскую битву провел на одном месте, перемещаясь по местности в случае крайней необходимости. Почти 15 лет назад – на заре своей головокружительной карьеры, когда ветер удачи приносил ему одну за другой блестящие победы в Италии – он сам откровенно заявил: «Для войны необходимо здоровье, и его не заменить ничем!» Прошли годы и он развил свою мысль: «После тридцати начинаешь терять способность вести войну». И вот теперь, когда Наполеону пошел пятый десяток лет, ему предстояло дать столь долгожданное для него генеральное сражение, ставшее чуть ли не самым кровавым в его жизни. Предчувствуя это, он как заведенный бормочет сам себе: «Что есть война? Варварское занятие. Вся суть которого состоит в том, чтобы оказаться сильнее в определенном месте» (выделено мой – Я.Н)…

Всю ночь перед боем Наполеон промаялся без сна, нетерпеливо ожидая утра, когда он громко крикнет своей армии «Пойдите и принесите мне победу!» а она с криком «Да здравствует император!» устремится в атаку… Каждые час-полтора Наполеон выходил посмотреть: не ушел ли Кутузов? Видны ли огни на русских бивуаках? Огни горели. Кутузов не снимался с места. Внезапно Бонапарт спросил у дежурного генерала-адъютанта Жана Раппа (1771—1821): «Верите ли вы в завтрашнюю победу?» – «Без сомнения, Ваше Величество, но победа будет кровавая, очень кровавая!»

Кстати сказать, по одним данным прямо перед самым рассветом Кутузов в одиночку съездил на передовую за деревню Горки, где с возвышенности еще раз оглядел построение войск неприятеля. Увидев, что перемен не произошло, он в сопровождении примчавшейся на взмыленных конях свиты, спокойно вернулся обратно. В тоже время, не все согласны с тем, что главнокомандующий был в ту пору способен ездить верхом. Рассказывали, что он уже давно почти не садился на лошадь из-за своей чрезмерной тучности (см. все известные картины с Кутузовым той поры!). Более того, А. П. Ермолов уточняет: «Не всюду могли проходить большие дрожки, в которых его возили…». Кому верить!?

Уже светало, когда в императорский шатер явился ординарец от маршала Нея. Маршал хотел узнать, не пора ли начинать бой. В ответ он услышал: «Вперед! Открой для нас ворота Москвы!!»

Кстати, заметив солнце, восходящее над позициями русских, воодушевленный сладостным воспоминанием о своей самой блестящей победе, Бонапарт воскликнул, обращаясь к своим свитским: «Вот оно солнце Аустерлица!» Но это было другое солнце, совсем другое: как общая ситуация, так и диспозиция были совершенно иные! Как известно, даже своим любимцам Боги даруют отнюдь не все: если восходящее солнце Аустерлица было для Наполеона действительно «восходящим», то рассветное солнце Бородина, скорее – «заходящим», со всеми вытекавшими из этого последствиями

 

Глава 12. Как начиналось Бородинское побоище?

Повторимся, что до сих пор информация о Бородинском сражении представляется весьма запутанной. Слишком много вокруг него вышеупомянутых «неточностей» и «перепутанностей моментов». Правда, за последнее время все обстоятельства великой битвы планомерно и взвешенно уточняются, но указанные «шероховатости» все еще остаются.

Кстати сказать, не затрагивая идеологический фактор – принцип «Броня крепка и танки наши быстры!», а в те времена, он мог звучать несколько иначе: «Кони быстры – сабли востры!» – актуален во все времена, причем, для обеих противоборствующих сторон – так устроен мир, скажем лишь, что у каждого – своя правда или «каждому – свое!»…

В «классическом» («каноническом») изложении, два века назад предложенном (навязанном?) К. Ф. Толем в противовес Барклаю и, отчасти, Беннигсену, события на Бородинском поле развивались примерно так.

Впрочем, начнем с одного, любопытного факта! Еще не успели оба войска окончательно встать в ружье, еще не рассвело, как по свидетельствам очевидцев – случайно – выстрелила пушка. С русской стороны из тяжелого орудия с батареи впереди д. Семеновское громыхнул выстрел! Очевидно, кому-то из канониров в предрассветном мраке показалось, что приближается неприятель – вот он и выпустил ядро в сторону врага. Когда разобрались, что тревога напрасная, то снова все затихло. Правда, уже не надолго…

Долгое время было принято считать, что сражение под Бородино началось с захвата наполеоновскими солдатами деревни Бородино, так и оставшейся за ними до конца битвы.

Вот как это могло быть…

Наполеон «пошел открывать ворота Москвы» в 6 утра 26 августа (или 7 сентября по новому стилю). Начал он с атаки на правый фланг русской армии. Там, пользуясь туманом, пехотинцы из дивизии генерала А. Ж. Дельзона (IV-й корпус Эжена де Богарнэ) быстро заняли Бородино. Затем на плечах отступавших русских лейб-егерей полковника К. И. Бистрома 1-го они сунулись было за Колочу, но получили такой отпор (106-й линейный полк понес очень большие потери), что откатились назад и закрепились в Бородино. И тем не менее, на юго-западную окраину Бородино канониры д`Антуара выкатили свои пушки для флангового обстрела «Батареи Раевского».

И сразу после этого центр сражения был перенесен на левый фланг русских.

Кстати, русским солдатам, первыми вступившим в бой с врагом на Колоче под Бородином у Новой Смоленской дороги, где тогда был мост, теперь стоит по-армейски суровый памятник с лаконичной надписью: «В лейб-гвардии егерском полку солдат убито 693, офицеров – 27, матросов – 11». Так получилось, что один из лучших русских гвардейских полков полег при обороне Бородино без особой пользы. По некоторым данным это могло быть причиной халатности егерей, причем, столь экзотической, что в нее верится с огромным трудом! (Пытливый читатель сам найден эту «историю». ) Впрочем, в рассказах участников и «россказнях очевидцев», как водится, быль очень тесно соседствует с небылью. В бою за Бородино стороны понесли первые потери и в командном составе: у французов был убит прямым попаданием ядра бригадный генерал Луи-Огюст Плозонн, а русская потеря была рангом ниже – полковник Я. П. Гавердовский. Впрочем, список потерь среди высших офицеров у тех и других окажется громадным…

Рассказывали, что перенос Бонапартом активных боевых действий на левое крыло русских не прошел незамеченным для них и они вскоре начали постепенную переброску своих правофланговых войск на угрожаемые участки, в частности, налево. По мере втягивания все больших сил Великой армии в сражение на левый участок русской обороны, а затем и в центр, угроза глубокого обхода правого крыла русских (по Гжатскому тракту) стремительно уменьшалась и Кутузов мог смелее переводить свои силы с правого фланга.

Парадоксально, но 4 русских егерских полка полковника Потемкина, стоявшие на правом крыле самыми крайними – перед Масловкой вдоль Колочи, так и остались не востребованными!? Что это!? В суматохе боя о них просто все забыли!? Или, так бывает!?

Кстати, долгое время было принято считать, по крайней мере, в отечественной литературе, что бросок Дельзона через Колочу на деревню Бородино был ни чем иным как отвлекающей атакой, своего рода «демонстрацией»? Ее главной задачей было скрыть намерение Наполеона «повалить» левый русский фланг! Так ли это? Дело в том, что между атакой на Бородино и началом атак на Семеновские флеши прошло слишком мало времени (чуть позже мы к этому еще вернемся!), чтобы выждать срочной переброски «испугавшимся» Кутузовым дополнительных сил под Бородино! Тем более, что именно на правом фланге у него было сил более чем достаточно! На самом деле левое крыло Великой армии было заведомо слабее и короче противостоявшего ему правого крыла неприятеля. Именно отсюда русские могли угрожать вражеским тылам, если бы не обрывистые берега Колочи, через которые им пришлось бы переправляться. Но для этого у них был небольшой плацдарм на неприятельском берегу в виде Бородино! К тому же именно там располагалась их (32-пушечная?) батарея, способная фланкирующим огнем прикрывать редут на Курганной высоте! Следовательно, атака Дельзона представляла из себя не демонстрацию, а скорее, имела сугубо практическую цель: обезопасить свое более слабое левое крыло, чтобы главные силы Бонапарта могли в более или менее спокойной атмосфере обрушиться на заведомо слабый левый фланг русских! Впрочем, это всего лишь «заметки на полях», оставляющие за пытливым читателем право на собственные выводы…

Дальнейшие события, в которых «случилось» очень много «неточностей», в том числе, в хронометраже битвы и «перепутанностей моментов», излагались в отечественной литературе примерно так.

В течение нескольких часов – примерно с 6.30 (7.00?) и до начала 10-го? (10.00?) – Наполеон огромными силами [сначала – 16 тыс. пехоты и 100 орудий, затем – 30 тыс. пехоты и 160 орудий, потом – более 45 тыс. пехоты и 250 орудий, и якобы 382—400 (?) орудий, что вызывает большие сомнения – столько пушек расположить на полосе в версту проблематично] будет неоднократно атаковать Семеновские флеши, не раз переходившие из рук в руки. Несмотря на серьезный численный перевес Великой армии, 15 (затем – 18—20) тыс. русских воинов и 164 (потом – 300 или, согласно А. П. Ларионову – 396?) пушки держались стойко.

Кстати, подлинное число атак на флеши так и осталось предметом острых дискуссий среди историков: если раньше среди отечественных исследователей (А. В. Геруа, А. А. Балтийский) шла речь чуть ли не о 8 (!) атаках, длившихся часов (!), то сегодня фигурирует цифра 2или максимум 4? Причиной подобного расхождения является то, что в отечественной историографии перепутаны события, происходившие на Семеновских флешах и у деревни Семеновское, причем, порой, преднамеренно (не будем указывать кем)

Среди историков бытует мнение, что со времени изобретения пороха это было чуть ли не самое страшное артиллерийское сражение! Сосредоточенные у флешей друг против друга – извините за повтор – якобы 300 – 396 (?) русских (почти половина всех их пушек!) и якобы 382—400 (?) французских орудий (2/3 всей французской артиллерии!) вели непрерывный огонь! Сплошной адский грохот в воздухе сопровождался сущим адом на земле!

Между прочим, в том, что Бонапарт не сразу же обрушил всю собранную им в единый кулак мощную рать на весь левый фланг русских, (по мнению Б. В. Юлина) могла просматриваться некая задумка! Наращивая давление постепенно, он вынуждал противника выдвигать вперед и разворачивать для отражения все большие и большие силы. С одной стороны, это приводило к значительному возрастанию плотности обороны русских (иначе им было не сдержать врага!), но с другой – … росту потерь от непрекращающегося огня тяжелых французских батарей гвардейского генерала Сорбье и армейского генерала Фуше де Карея из корпуса Нея. Они методично и, что самое главное… безнаказанно молотили по площадям скопления русской пехоты и кавалерии, готовящихся кинуться в контратаки! Специфическая особенность французской артиллерии – рикошетный огонь – лишь усиливал русские потери. Повторимся, что всего французы обрушат на русские позиции до 60 тыс. снарядов (впрочем, данные об этой цифре разнятся) – доселе невиданное для однодневного сражения количество раскаленного металла! Принято считать, что русские ответят лишь 30 тыс. (либо даже меньше?) выстрелов. Если посчитать количество выстрелов в минуту, то у французов оно будет ок. сотни, у а русских – опять-таки меньше. Как тут не вспомнить зловещее пророчество французского императора: «Завтра я повалю их своей артиллерией!» Именно этим «маневром» Наполеон-полководец помог Наполеону-артиллеристу ухудшить ситуацию для русских на их левом фланге, где их потери будут возрастать именно от артиллерийского огня дальнобойных батарей врага по мере стремления русских ввести в бой… резервы! Чем больше русские усиливали свои войска на флешах, тем больше повышалась эффективность вражеских дальнобойных батарей! Таковы Жуткие Гримасы «домашней заготовки» человека, так любившего многозначительно понизив голос, пугать собеседников лаконичной, но емкой фразой: «Великие сражения выигрываются… артиллерией!» Французы во время атак флешей, естественно, тоже несли большие потери, но русские несли колоссальные потери постоянно от непрекращающейся безнаказанной бомбардировки дальнобойных батарей врага. По сути дела для Кутузова сложилась патовая ситуация, выхода из которой быстро и своевременно найти не удавалось. Не посылать подкрепления для отражения все возраставшего напора врага он не мог, отойти в ходе завязавшейся «мясорубки» он уже то же не мог, так как и то и другое грозило катастрофой! Приходилось идти на заведомые жертвы: «Всем Стоять и Умирать!» Впрочем, Кутузов, еще планируя Бородинское сражение, сделал ставку в первую очередь на столь хорошо известную ему характерную для патриотичного русского солдата… беззаветную стойкость и только потом на все остальное! Более того, повторимся, что он ёмко и доходчиво (по-военному цинично: «на войне – как на войне»! ) предсказал исход побоища: «Французы переломают над нами свои зубы, но жаль, что разбивши их, нам нечем будет их доколачивать!»…

По рассказам очевидцев, на полуторакилометровой (около версты) полосе Семеновских флешей не было места, куда бы не упала бомба или граната! Крики командиров и вопли отчаяния на разных языках заглушались пальбой и барабанным боем. Ужасное зрелище представляло поле боя на левом крыле русской армии. Недаром немало повидавший на своем боевом пути генерал-адъютант Жан Рапп потом вспоминал: «… Мне еще ни разу не приходилось видеть такой резни…». Здесь уже вышли из строя один за другим превосходные французские генералы Компан, Ромёф, Дессэ, Тест. Тесно сбитые из-за узкого фронта атаки неприятельские колонны являлись прекрасной мишенью для русских артиллеристов. В прежние годы (в 1805, 1806 и 1807 гг.) пехота Великой армии стремительно разворачивалась из густых колонн в линии перед решающей атакой, но недостаточная подготовка рядовых новобранцев вкупе с пересеченной местностью бородинского поля делали этот маневр в 1812 г. невозможным. Именно в эти моменты, когда атакующие массы наполеоновских солдат вплотную приближались к флешам, русская артиллерия получала возможность действовать более эффективно, чем французская. На коротких дистанциях – в момент отражения вражеской атаки – сказывались ее высокая скорострельность, удобство заряжения и удачное расположение. (Первые два фактора обеспечивались более коротким стволом и большим зазором между ядром и стенками канала ствола русских орудий, чем у французских; правда, кучность и дальность стрельбы из-за этого, в частности, худшей обтюрации снаряда в канале ствола, страдали.) Именно в ближнем бою, поражая насквозь плотные ряды наступающей наполеоновской пехоты, русские пушки могли «отдавать кровавый должок» тяжелым батареям дальнобойных орудий Сорбье, Фуше и д’Антуара за смертоносный ураган с безопасно-предельных дистанций.

 

М.И.Кутузов своему племяннику по линии супруги А. И. Остерману-Толстому

«Французы переломают над нами свои зубы, но жаль, что разбивши их, нам нечем будет доколачивать»

М.И.Кутузов

Между прочим, в исторической литературе, в первую очередь, отечественной, закрепилось мнение, что русское командование (апологеты Кутузова и Барклая оспаривают первенство этих полководцев в решении этого вопроса) запоздало с началом переброски столь нужных Багратиону подкреплений из армии Барклая. Причем, якобы для прибытия на новое место дислокации войскам из 1-й армии Барклая могло потребоваться не менее чем 1,5—2 часа! Таким образом, именно столько, а то и более, солдатам Багратиона надлежало стоять насмерть против многократно превосходящего врага. На самом деле ситуация складывалась не столь драматически. Согласно рапорту командира гвардейцев Лаврова вышестоящему Дохтурову, русское командование достаточно рано принялось вносить изменения в боевой порядок своих войск в соответствии с расположением войск противника и уже в: «… часов утра вся гвардейская дивизия… заняла позицию позади правого фланга 2-й армии для подкрепления оной». Причем, бригада полковника Храповицкого (Измайловский и Литовский полки) и сводная бригада полковника Кантакузина заняли позицию во 2-й линии у д. Семеновской, а «остальные полки лейб-гвардии Преображенский, Семеновский и Финляндский… приказано было сблизить к 1-й линии 2-й армии». Приказ этот был получен в 5.30, т.е. до нападения противника. Рапорт командующего корпусом подтвержден рапортом полковника лейб-гвардии Измайловского полка полковника А. П. Кутузова Лаврову, где говорится, что «поутру в 6 часов» полк выступил «для занятия позиции в передовой линии», из чего явствует, что не позднее 8.00 «измайловцы», а вместе с ними и «литовцы», а как потом выяснилось (!) и «финляндцы» уже находились у д. Семеновское, а в 9.00 и не позднее 10.00 уже сражались…

Так, бесстрашный 30-летний генерал-майор, граф Мих. Сем. Воронцов, будущая знаменитость в эпоху правления императора Николая I, так умело расставил всю свою артиллерию, что она с близкой дистанции буквально выкашивала картечью атакующую пехоту врага, словно коса траву.

Кстати, за все то время, что воронцовские гренадеры бились насмерть с наполеоновскими солдатами, орудийная прислуга его батарей полностью (!) полегла вокруг своих пушек… три раза! Каждый раз на ее место уже заступали пехотинцы, знавшие по приказу Михаила Семеновича азы тяжелого пушкарского ремесла…

Каждый шаг к Семеновским флешам дорого обходился Великой армии. Но и все десять гренадерских батальонов Воронцова полегли костьми вокруг флешей. Как писал потом сам Михаил Семенович его дивизия «исчезла не с поля сражения, а на поле сражения». Воронцов сам повел в штыковую контратаку свой последний резервный батальон: не все вернулись из нее! Их командир, постоянно бывший среди них, получил в 8-м часу тяжелое штыковое (или пулевое?) ранение в ногу и его чудом вынесли с поля боя.

Между прочим, в борьбе за «Багратионовы» флеши с 7.30 до 8 часов из 4-х тыс. воронцовские гренадеры потеряли 2,5 тыс. только нижних чинов! Вечером боеспособными оказались лишь 300 человек! Всех их пришлось распределить (раскассировать) по другим полкам…

После того как ценой гибели целой сводно-гренадерской дивизии Воронцова была отбита очередная атака врагов, уже было ворвавшихся на флеши, и русские драгуны с кирасирами погнали пехотинцев Нея и сильно контуженного при падении с убитой лошади, но оставшегося в строю Даву, в дело вступил «король храбрецов» Йоахим Мюрат в своем придуманном им самим «павлинье-фазаньем» костюме. (Впрочем, его навороченный «прикид» никак не сказывался на его смелости, мастерстве наездника и кавалерийского начальника.)

Бесстрашный (это – главная черта его военного дарования) командир наполеоновской конницы – одна из главных легенд за всю историю французского оружия, Мюрат – обнажил шпагу и, задержав бегущих, снова бросил их в атаку. Поддержанная целой рекой мюратовской кавалерии – легкой конницей Брюйера, Жирардена, Мурье и Бёрмана – вражеская пехота вскоре захватила «Багратионовы флеши», даже прорвалась (?) к деревне Семеновское. Но снова гренадерские батальоны русских ударили в штыки и зять Наполеона, маршал Мюрат, слишком далеко в гордом одиночестве выехавший вперед для ознакомление с ситуацией на поле боя, сам едва не попал в плен к кирасирам генерала Дм. В. Голицына, бросившимся окружать пышно разодетого всадника. Пришлось Мюрату отчаянно пришпорить своего чистокровного арабского скакуна и что есть мочи помчаться галопом от вражеских кирасир, готовых вот-вот схватить его. Французского маршала спасло, что большим кирасирским коням с их тяжелыми всадниками было трудно угнаться за мюратовским скакуном. Он буквально упорхнул из рук русских кавалеристов, спрыгнув с коня то ли на бруствер отбитой у русских южной флеши, где засели пехотинцы-вюртембержцы из 33-его полка, то ли прямо в их спешно свертывавшееся ввиду огромного вала русской конной контратаки каре.

Так неаполитанский король и один из самых знаменитых в истории кавалерийских военачальников временно превратился в пешего воина вместе с вюртембержцами ружейным огнем и штыком отражавший ожесточенные атаки русской кавалерии.

И если две флеши – северную и центральную русские сумели себе вернуть, то южная («мюратовская») так и осталась за неприятелем. А после того, как уже во фланги выдохшихся и потрепанных русских «латников» выпустили польских улан с их длинными пиками, нанесшими им серьезный урон, то и голицынской тяжелой кавалерии пришлось отойти назад для приведения себя в порядок и перегруппировки.

Густые колонны неприятелей снова двинулись к утерянным ими флешам, но под залпами русской артиллерии и пехоты они валились десятками. Именно здесь, бесстрашный генерал-адъютант Наполеона Рапп, возглавивший после ранения пехотного генерала Компана очередную штыковую атаку, получил свое двадцать второе (!) ранение.

Между прочим, рассказывали, что когда раненного Раппа принесли к Бонапарту, тот лишь покачал головой: «Как, Рапп, опять?» Тот попросил императора французов пустить гвардию, чтобы покончить с Семеновскими флешами. «Нет, – возразил Наполеон, – я не хочу, чтобы ее истребили, я выиграю битву без нее»…

Когда кончались патроны, русские отбрасывали врага штыками.

В бой уже были брошены их резервные части: несколько батальонов из корпуса Н. Н. Раевского и гренадеры К. Ф. Багговута (2-й пехкорпус) вместе с драгунами и гусарами генерал-майора И. С. Дорохова из 3-го кавкорпуса барона Корфа. «Багговутцы», располагавшиеся в самом начале сражения на правом фланге, были переброшены к Утицкому кургану (к Н. Тучкову 1-му) «за ненадобностью» по приказу (?) Барклая-де-Толли. Юморист Багговут лихо приветствовал «тучковцев» на «cолёно-доходчивом» армейском (откровенно нелитературном) сленге, что-то типа: «„Жарко“ у вас тут ребята!» Под градом картечи ему браво ответили столь же «ёмко-доходчиво»: «„Греемся“ около неприятеля, Ваше Высокоблагородие!» Вот-вот должны были прибыть срочно затребованные Багратионом от Тучкова 1-го пехотинцы П. П. Коновницына, в рапорте которого Кутузову, сообщается, что 3-я пехотная дивизия весьма рано была отправлена «на левый фланг 2-й армии».

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30 
Рейтинг@Mail.ru