Xen Kras
Метаморфозиум
Скрипач
В небольшой портовый город прибыл корабль. По трапу устремилось множество людей – женщины и мужчины крепко держали за руки своих отпрысков, чтобы те не упали в воду, поскользнувшись на мокрых досках, взрослые дамы, окруженные прислугой, морщили носы, выражая свое презрение, когда оказывались в очереди рядом с моряками, послы и парламентеры нетерпеливо подгоняли людей, и все пытались вклиниться в первые ряды, а мелкие торговцы уже с палубы начали кричать людям на пирсе о своих прекраснейших товарах.
В суматохе никто не обратил внимание, как между отцом с двумя сыновьями и пузатым моряком с оголенным грязным торсом, по ступеням, весело подпрыгивая, спустился юноша с футляром в руках. Совершенно не приспособленный к суете города, он чудом не попал под копыта лошади, едва не был пойман стражником за то, что не пропустил карету со знатной леди и, одним только Богам известно, каким образом не был облит содержимым ночных горшков и тазов, когда пробегал по узким улицам. Несмотря на внушительный вес небольшого футляра, что должен был бы неприятно оттягивать руку, счастливчик весело размахивал им из стороны в сторону. Его конечной целью был Храм.
На территории Храма располагался лазарет, куда отправляли всех страдающих без разбора. Любители морских приключений, что упали и раздробили себе кости или занесли заразу и потому лишились конечности, лежали вместе с лишившимися ума после потери очередного ребенка женщинами. Рядом располагались слабые дети, ранорожденные, с кривыми ногами и спинами, и похожие на них старики, полуслепые и беззубые – и те, и другие скорее доживали свой срок. Раненные на войне и работники порта с жаром, женщины с грудными детьми и старухи, потерявшие память. В лазарете при Храме, единственном в этом городе и на близлежащие пять поселений, было совсем мало места и обитал всего один лекарь с двумя своими дочерями и маленьким сыном. Священнослужители помогали страждущим и делали все, что было в их силах, но войны и тиран на троне, что правил королевством, лишили людей веры. И с каждым месяцем становилось все меньше пожертвований и помощи от простого люда, и, соответственно, тех, богослужителей, что были готовы отказаться от всего, кроме веры, становилось все меньше.
Юноша постучал в тяжелую дверь раз, затем еще раз и еще, чтобы его услышали. С каждым ударом небольшого кулака в стороны летели куски старой краски и мелкие щепочки.
Дверь отворила сухонькая женщина неопределенного возраста. Ее дешевый застиранный чепец на голове, юбка в заплатках, которые сильно выделялись яркими пятнами на старой заношенной ткани, и здоровый вид свидетельствовали, что она, скорее всего, была служительницей Богов. Из тех, что не пожелали оставлять своего дома и искать заработок.
– Ох, милый, ты потерялся?
– Нет, матушка, я пришел куда желал.
– Ты выглядишь здоровым, юный друг. Что за недуг терзает тебя?
– О, нет, я ничем не болен, матушка. Я желал бы помочь вам с больными и дать им шанс исцелиться.
– Ты слишком юн, чтобы обладать достаточными знаниями. И слишком хил, чтобы я позволила тебе войти – проказа, аль зараза другая в считанные дни тебя сломит и свалит с ног. Беги как можно дальше, милый.
– Нет, вы не понимаете! Я помог всем в моем родном поселении, и всем своим соседям. Я слышал, что здесь я требуюсь более всего. Моя семья смогла собрать мне денег и проводила на корабль. Я не могу уйти!
Женщина покачала головой. Видать, все было слишком уж плачевно, раз она отступила от дверей и позволила юноше пройти.
– Как зовут тебя, дитя?
– Дион, матушка.
– Ты, верно, знахарский воспитанник?
– Нет-нет, матушка.
– И как же тогда ты сможешь нам помочь? Уж лекарь наш и тот, всех исцелить не в силах. А ему все его дети помогают.
– Я исцелю их музыкой, матушка. Нет в этом мире ничего могущественнее, чем музыка, что задевает душу. Ох, нет, не хмурьтесь, матушка, не надо! Я покажу, позвольте мне вам показать.
Диону, скрепя сердце, богослужительница позволила пройти в небольшое помещение, где обитали дети и старики. Их было так много, что между наспех сколоченными койками и набитыми соломой тюфяками, что также служили в качестве постели, порой невозможно было протиснуться.
Юноша любовно погладил футляр, положил его на пол, присел рядом и щелкнул железной скобой. Внутри, как на скрипке, что он вынул, так и на смычке, несложно было разглядеть солнце из листьев и ветвей, зеленое и, как показалось после всем слушателям, светящееся.
Дион упер инструмент в подбородок, положил на струны смычок, и музыка зазвучала.
***
Дион сидел с закрытыми глазами. В его руках не было инструмента, однако он водил кистью в воздухе, воображая, как пальцы сжимают смычок.
Через маленькое решетчатое окошко в камеру почти не проникал свет. После вынесения приговора прошло уже четыре дня, и послезавтра мужчину ожидала казнь…
В портовом городе, куда прибыл двенадцать лет назад юный скрипач, ему понравилось. Добрые служители Богов впустили его и дали ему возможность оказать помощь. Никто не верил в целительную силу музыки, однако этого и не требовалось – главное, что верил сам Дион. И скрипка, как и ранее, не подвела его.
С каждым днем, что он проводил в лазарете при Храме, больных становилось все меньше. Первыми исцелились люди с жаром, затем с различными ожогами, волдырями и высыпаниями на коже. Затем пришел черед слепых, глухих и немых, детей, что были изуродованы и слабы и матерей, что не могли родить живое и здоровое дитя из раза в раз, и от того лишились ума. Последними покинули стены лазарета подвергшиеся ампутации – скрипач смог совершить чудо и вернуть потерянные части тел.
Не менее двух лет провел он в Храме, наполняя его музыкой и своими добрыми помыслами, чтобы, когда придет время двигаться дальше, уж и без его помощи все страждущие смогли бы получить исцеление. А после Дион отправился в путь – он требовался еще очень многим.
И с каждым городом и поселением, с каждым новым излечением, слава доброго скрипача, что послан Богами на благо человечества, лишь возрастала. Со временем она стала обгонять молодого мужчину, и куда бы он ни приходил, его уже встречали толпы.
Дион не отказывал никому. Более девяти лет он делился своим даром – как завещал ему поступать отец – но всюду, где он появлялся, встречались и те, кто считал скрипача исчадием ада и посланником демонов. Более всего его невзлюбили знахари, травники и лекари, которым монетами платили за те услуги, что предоставлял мужчина безвозмездно. Еду и кров ему давали добровольно, ткачи приносили ему дары в виде одеяний, кузнецы ковали для него ножи и подковы, не прося и медяка, а крестьяне предлагали лошадей, птиц и зерно.
Так продолжалось до тех пор, пока слава о Дионе не достигла короля. Его Величество повелел выкрасть удивительного лекаря и привести к нему. Супруга правителя, наконец, родила наследника, живого, но очень слабого мальчика. И все боялись, что отпрыск знатных кровей не переживет и первого месяца.
Скрипач помог королю и исцелил маленького принца, чем заслужил себе место при дворе. Дион не собирался оставаться надолго, в мире существовало еще слишком много больных, которым он был нужен, но Его Величество находил все новые и новые способы оставить лекаря-музыканта при себе. Всего через месяц в столице более не требовались услуги других врачевателей, и все они лишились работы. В то время Дион и не думал, что мог послужить для кого-то причиной горестей и стать объектом для ненависти.
Лишившиеся заработка мужчины и женщины объединились против музыканта и возжелали найти на него управу. Отдав свои последние сбережения, враги скрипача нашли в деревнях, где еще не ступала нога Диона, изуродованных жизнью и Богами за прегрешения их предков людей, подкупили их и голодающих крестьян, чтобы и те, и другие явились к королю и рассказали о темной стороне дара скрипача – спустя всего несколько месяцев, а то и лет, все избавленные от болезней теряют свой облик и становятся уродами и умалишенными. Чтобы лишь больше подтвердить свои слова, обиженные и ненужные теперь Его Величеству и людям знахари, травники и лекари создали яды и отвары, которыми напоили излеченного принца. За считанные дни тело мальчика понесло изменения – его кожа покрылась волдырями и гнойниками, его нос опух и стал занимать половину лица, а глаза почернели.
– Музыкантишка собирает армию, Ваше Величество! – с уверенностью нашептывали враги скрипача, – Вы видели тот символ на скрипке? А на смычке и футляре?
– Да-да, Ваше Величество, все так. Сей человек не столько исцеляет, сколь порабощает волю. И теперь, когда ваш сын вырастет, он станет самым страшным из королей, что видывали. И будет верным слугой скрипача!
– Ох, как тяжело-то будет людям, с королем-рабом посланника-то демонического. И что же делать-то нам?
Король выслушал верных подданных, что ранее всегда приходили на помощь и согласился – смерть мерзавца способна исцелить его народ.
***
– Ты слышал, говорят, вновь объявился тот скрипач…
– Да брешут, лет уж пять назад пропал. И многие говорят, что встречали его, да хвастаются исцелением.
– Но он ж сбежал тогда из тюрьмы. Авось, и правда он лечит?
– А как сбежал-то?
– А много слухов. Одни говорят, что его исцелившиеся выпустили, другие – что сам исчез, и инструмент вместе с ним, а третьи – что скрипка ж та, волшебная, сама по себе играть могла – зачаровала она охранника, тот и отпустил музыканта. Но я тебе одно скажу – без воли Божье, здесь не обошлось. Я сам там был – на казнь должен был вести. Решетки под замком, все чинно, гладко, а скрипача в помине нет. Король отправил тут же к казначею, в погреба, где ценности хранили разные. Никто туда и не входил с дня три. А футляр пропал, да плащ походный, тот с лисьим мехом и подкладкой из зайца – подарок короля за спасение принца.
– Свое забрал, вестимо. Эх, любопытно… верно ли, он бродит, да избавляет от недугов тех, кто взывает о помощи?
– Быть может.
– Так от чего ж его никто не видел? Все слышат музыку, все ту же, узнают ее. А самого целителя нигде не видать.
– Да, я б на месте скрипача, тоже б скрывался. А уж с таким даром-то… Не важно – зло несешь, или добро – враги всегда найдутся.
Юмористические рассказы
Наглость – залог успеха
Посредине сцены, слева от трибуны для выступлений, стоял мистер Секондери – плотный мужчина с плохо выбритой головой, на которой четко прослеживалась залысина. Даже неподвижный Секондери казался суетливым и нервным. Его взгляд, полный неодобрения был устремлен на седеющего ученого средних лет, широко улыбающегося, в костюме, достойном правителя – мистера Ферста.
Внизу, в удобных красных креслах расположились богатейшие из ныне живущих, светлейшие умы, талантливейшие актеры и певцы, известнейшие писатели, журналисты и главы множества корпораций. Ни одна премия мира не собрала и половины гостей, прибывших поблагодарить мистера Ферста и вручить ему награду. Огромная площадка с прозрачным навесом, высоченная сцена, возвышающаяся на два метра над зрителями, белый экран за спиной ученого…
– Мистер Секондари, да сколько ж можно? Что ж не так-то с этим микрофоном?
Прямо посередине бесконечно длиной, нудной и крайне нарциссичной речи прославленного ученого техника дала сбой. Секондери, хоть и говорил всем, что не верил в Бога и, как и положено всем светлым умам, смеялся над теми, кто пытался блеснуть при нем теологическими знаниями, нет-нет, да молился. Изредка, потихоньку, пока никто не видел. Просил он обычно о разных мелочах, эгоистичных, тех, которые казались ему жизненно необходимыми. Вот и теперь он просил, чтобы тирада закончилась и более никогда не продолжалась.
– Да кто ж его знает, мистер Ферст, я ж ведь не ремонтник. Вон они бегут, – с нескрываемым недовольством произнес помощник, вечно второй и никем не замечаемый, – Сейчас в миг все починят!
– Починят они, как же! Весь настрой мне сбили. Придется начинать с начала.
О, нет! Секондери знал, всегда знал, что нельзя постоянно молиться лишь ради собственного блага – нужно думать и о других. Теперь ему воздастся. Мистер Ферст был любителем поболтать, и более всего обожал разговоры о себе. Если бы его монологи были правдой, то ученый мог бы собрать все премии мира, или даже стать новой мессией – столь велико было количество уникальных и разнообразных талантов.
Секондери присутствовал на всех встречах мистера Ферста, принимал участие во всех обсуждениях, помогал с расчетами и выполнял роль секретаря, ассистента, советника, водителя, но, как и другие, был серым пятном на фоне ученного. Секондери слышал все разговоры, видел все результаты и лишь дивился, как у мистера Ферста хватает наглости не прекращать прославлять себя и смелости перевирать все сказанное, извлекая максимум выгоды.
В сообществе ученых мистера Ферста не любили. Но, вопреки всеобщему недоумению, он продолжал идти вперед, каким-то немыслимым образом выкручиваясь из любой ситуации – комплименты, подкупы, выгодные предложения… В дело шло все. Поговаривали, что прославленный ученый воровал идеи у других братьев по разуму и выдавал за свои собственные. С ним судились, но толку в этом не было.
– Пока вы думаете и мечтаете, я работаю, – так всегда отвечал на недовольства Филий Ферст.
– Вы вор, а строите из себя гения, – эти слова звучали в адрес Ферста очень часто.
– А вы, без сомнения, гении. И способны на все, кроме заработка денег. В чем ваша польза?
Помощник ученого знал, что обвинения правдивы, ведь в этот раз на сцене мистер Ферст стоял уж точно не из-за своего ума – он обокрал Секондери. Украл самую лучшую, гениальную мысль, мечту, которую помощник оберегал и лелеял с самого детства – идею о спасении планеты от всего того мусора, слоем которого она грозила покрыться спустя считанные годы.
Во время одной из поездок Секондери обмолвился, что давно думает, что поскольку переработка тонн отходов, которые остаются после людей, не приносит больших результатов, надо искать другой способ. Помощник предположил, что если погрузить все ненужное в специальные ракеты и вывалить, например, на Венере, где температура намного выше, все проблемы человечества будут решены.
Тогда он еще не понимал, что мистер Ферст выяснял подробности не из праздного интереса. Ученый поспешно связался с несколькими астрофизиками, переговорил со знакомыми экологами и астрономами, затребовал финансовую поддержку у множества корпораций, и, спустя всего год, первая пробная партия мусора была отправлена прочь с Земли. Венера была слишком опасна, и потому мистер Ферст предпочел Марс.
Но это портило всю задумку Секондери – уничтожению мусора атмосфера на выбранной планете не помогала никоим образом.
– Вы неправильно поступаете, мистер Ферст! – не смог промолчать помощник, – И ваши коллеги – они не правы. Лучше направить весь наш мусор на Венеру, и тогда…
– Ох, Секондери, – перебил мистер Ферст, – отправлять ракеты на Марс выгоднее.
– Но смысл идеи в том, чтобы избавиться от мусора, спасти экологию нашей планеты и не навредить другим. Разве не так?
– Разумеется нет! Основная наша задача – убрать мусор с Земли. Для этого нам нужен самый выгодный вариант избавления, и, признаться, никого не волнует, что там будет с Марсом, пока мы не пожелаем отправить туда поселенцев. До этого еще много лет, а значит, даже если он станет новой огромной свалкой, никто не обратит на это внимания.
– Это неправильно!
– Именно из-за таких взглядов вы до сих пор мой помощник и ничего не представляете в научном мире.
К подобному разговору с мистером Ферстом Секондери более не возвращался, однако всеми силами старался переубедить сообщество и объяснить, что загрязнение Марса – не самая лучшая стратегия. К сожалению, он так и не добился ни единого положительного отклика, более того – привлек внимание к ученому, которому желал помешать.
Мистера Ферста стали приглашать на всевозможные конференции, где он с привычной ему наглостью доказывал свое великолепие. Спустя несколько лет планета была очищена, мусор теперь вывозился ежесезонно, а ученого пригласили на торжественное вручение премии и присуждение должности президента-спасителя планеты, придуманной специально для мистера Ферста. Она подразумевала ежемесячную выплату от самых крупных корпораций.
Микрофон включился, зашипел и вновь выключился. Невысокий щуплый мужчина поднялся на сцену, быстро заменил аппаратуру мистеру Ферсту, но техника продолжила капризничать. Свет над сценой мигнул.
– Ох, почему именно сейчас?
– Потому, что вы не достойны награды, – Секондери пробубнил это себе под нос, но его собеседник все расслышал.
– Не достоин? Ох, да вы все еще сердитесь, что не воплотили свою идею в жизнь сами? Разве не вы радели за экологию и мечтали спасти планету?
– Вы уничтожили мою идею! Мою мечту! Вы все испортили, а ради денег готовы на все. Вы не ученый, а торгаш! Я мечтал, но я хотел получить благодарность за свои труды.
– Я благодарен вам, мистер Секондери.
– И на что мне ваша благодарность? Я на нее не проживу!
– Так вы определитесь, что желаете на самом деле – славы и денег, или признания и благодарности. Или же вам важно лишь благое дело.
– Не понимаю, почему именно вас считают великолепным ученым. Есть те, кто намного лучше вас.
– И кто же? Вы, например? Или мистер Фиш? Я лучший потому, что могу рисковать. Я не боюсь, не вынашиваю идеи по сто лет. Пока вы все размышляете, стоит ли делиться светлой мыслью, я действую. Я не боюсь критики – она будет, что бы я ни делал. Я не откладываю на завтра. Не ищу подходящего момента. Не жду, как вы, пока кто-нибудь заметит мой талант и соизволит обратить на меня внимание. Нет. Вместо этого я выхожу в центр, направляю на себя весь свет и громко заявляю о себе. Если у меня не получается, или я слышу только осуждение, я чуть изменяю свое предложение и выхожу снова и снова. Прежде, чем стать гением, я заявлял о себе и, когда мой первый грандиозный проект, тот, который я позаимствовал у своего бывшего друга мистера Фиша, всполошил весь научный мир, я был уже у всех на слуху. Никто не помнил моих мелких провалов и не знал, где конкретно и с какой идеей я выступал. Кто-то знал, что я вступал в дебаты, но не мог припомнить, проиграл я или победил. Но про меня слышали все. Все. Они сами убедили меня, что я известен, что я достоен, и мои слова, должно быть, многого стоят. Именно благодаря моей наглости, моей уверенности и, я не побоюсь этого слова, нахрапистости, я добился чего-то в жизни.
– Это отвратительно. Вы стали гением только потому, что нахальны и хитры?
– А разве в нашем мире возможно получить желаемое иначе?
Свет погас на пару минут. Из динамиков, что были установлены по периметру зала и над головами собравшихся, послышался ужасный скрип. Мистер Секондери закрыл уши руками, но вскоре звук прекратился и свет включился. Картина повторилась еще дважды, и, когда вновь стало светло, все приглашенные, в том числе ученый-спаситель и его помощник замерли на месте, отрыв рты.
Нечто, похожее на огромную камбалу, переливающуюся всеми цветами, быстро спускалось по вечернему небу. Неопознанный летающий объект застыл в воздухе за сценой. Люди завертели головами, и Секондери последовал их примеру. Он не заметил, как небо заполонили такие же аппараты, часть которых остановилась по периметру зала в десятке футов от зрителей.
В первом корабле открылся люк, и из него спрыгнуло на землю человекоподобное существо. Мистер Ферст отшатнулся назад, а его помощник взвизгнул от страха и не бросился бежать лишь потому, что люки начали открываться и у других камбал.
Высоченное, в полтора человеческих роста, бледнокожее, лишенное растительности создание с широким бочкообразным телом на тонких ножках обладало вытянутым лицом, большими глазами и очень массивным лбом. Обеими тонкими как спички семипалыми руками незваный гость держал большую сферу, которая, как казалось, состояла из мутной болотной воды. На миг Секондери даже почудилось, что он заметил внутри маленьких рыбок.
– Ильий Йорзт, – голос неведомого существа был громким, мелодичным и совершенно не подходил уродцу.
Секондери поначалу не разобрал набор звуков, но, посмотрев на ученого, внезапно понял – создания обращались таким образом к Филию Ферсту. Ох, в этот раз мистер Ферст не сумеет выкрутиться, бросать вызов помощнику и ни во что его не ставить – это одно, а вот вызвать гнев иной цивилизации… Помощник был настолько доволен и воодушевлен, что его кумир юности и отвратительный человек получит по заслугам, что даже забыл как следует испугаться.
– Вы порзить дом. Наш. Вы муорить ваш дом, а потом муорить наш дом. Мы злидьца! – существо говорило медленно, посматривая на левую руку, словно там была написана шпаргалка, но вид при этом имело весьма суровый.
Прилетевший неизвестный открыл сферу и перевернул ее – на сцену посыпались пластиковые трубочки, стаканчики и тарелки, проволока, разноцветные куски и обрывки непонятно чего. Около десяти литров тех отходов, от которых пытались избавить Землю, вернулись обратно. Это было бы не так страшно, но после каждое из уже спустившихся созданий, не обращая внимания на крики и визги, повторили движение за своим главарем. Оставшиеся летательные аппараты также застывали в воздухе, а новые все пребывали и пребывали, и теперь все небо было затянуто ими. Секондери понимал, что если все они разом начнут вывалить горы мусора, что ранее были отправлены на Марс, то великие умы человечества окажутся погребенными заживо. Проблему надо было решать, но как? Извиниться? Предложить помощь? Дать команду охране атаковать пришельцев? А, быть может, если он даст себе волю и закричит, как и собирался, то сумеет оглушить врагов? Он слышал, как это пытались сделать богатые леди в зрительном зале, и успел заметить отшатнувшихся от такой звуковой волны обозленных пришельцев.
Мистер Ферст же, натянув на лицо привычную маску вежливой надменности, бесстрашно проследовал к инопланетянину.
– Уважаемый мистер, жаль я не знаю вашего имени, быть может, мы сумеем договориться? Поскольку у обеих наших планет одна и та же проблема – загрязнение, а ваши корабли выглядят более быстрыми и хорошо оборудованными, то я полагаю, что мы могли бы с вами скооперироваться и помочь друг другу…
Мистер Секондери ждал, что уж сейчас-то существо откусит голову профессору, но вместо этого пришелец неопределенно кивнул.
– Я был бы рад обсудить с вами сотрудничество. Разумеется, вам придется заплатить мне за мои услуги и мой хороший ум…
