Вячеслав Сергеевич Николашкин
Город междуречек
Глава 1
1. Слава
После трехдневного отсутствия Слава наконец-то переступил порог своей квартиры. Она находилась на пятом этаже панельного дома времен постройки СССР. Особенность этих домов в том, что толстые железобетонные стены служат идеальным волноводом работы перфоратора с первого этажа на последний. При этом комнаты и соседние квартиры разделяют тончайшие панельные стены, через которые людей не видно, зато очень хорошо слышно – благодаря дырам под розетки, выключатели и трубы. При желании можно даже поучаствовать в разговоре. Особенно по вечерам, готовясь ко сну, когда из соседней квартиры доносится щелканье тех же выключателей света, разговор мужа с женой и сыном. Можно вновь проходить школьную программу вместе с этим ребенком под ремнем матери и отца и занимать сторону ребенка. Потому что он не может понять, из-за чего двести пятьдесят лет назад поднял восстание Емельян Пугачев. Или что такое катет в геометрии. Притом родители объясняют так, что очевидно: они сами не знают.
В детстве Слава проводил субботы, воскресенья в гостях у бабушки с дедушкой в деревне. Просыпаясь раньше, чем в школу, включал мультики, пока все спят. Повзрослев, стал просыпаться по утрам по будильнику соседей за стеной. Приходилось слушать их телевизор. Даже быть невольным свидетелем деликатных сцен, при которых не знаешь, как вести себя. Яркий пример такой сцены: когда Слава не мог заснуть, лежал, ворочаясь под ритмичный храп соседей, раздался громкий пук за стеной. Видимо, в этот момент жена не находилась с головой под одеялом. Она проснулась через полминуты, когда перевернулась и приподняла одеяло. Вонь тухлой селедки ударила ей в нос. Поднялся скандал. Понимая, где они живут, соседи продолжили ссориться тихим, почти неслышным шепотом. Полчаса ходьба за стеной не давала уснуть. И ведь ничего не скажешь. Все это прекрасно понимали, находясь «на слуху» у каждого. Деться некуда, приходилось мириться и идти на уступки.
Специфика этой квартиры была в том, что Слава снес все стены, кроме ванной и туалета, заменив их колонами. Раньше это казалось великолепной идеей, но акустика стала, как в оперном театре. Он сделал эту планировку до того, как обрушился целый подъезд в пятиподъездном доме. Авария произошла из-за сноса несущих стен сетевого магазина на первом этаже. После этого случая пошли проверки БТИ. Даже застекленные балконы убирались без согласия владельцев. Но люди все равно продолжали делать по-своему; при продаже квартиры или после жалобы соседей на них накладывали штраф и заставляли все вернуть на место.
При входе в квартиру по левую руку была глубокая ниша, раньше служившая кладовкой, а теперь переделанная под шкаф для одежды и обуви. Еще левее располагались туалет с ванной. Справа была длинная стена, в конце которой стоял диван, напротив входа – кухня.
Бросив пакет с документами на тумбочку под зеркалом, где уже третий месяц лежали квитки об оплате жилья, Слава скинул ботинки и налил воды в чайник. Осмотрел цветы на подоконнике, пощупал землю – влажная. Лег на диван. В дальнем углу находился телевизор, пульт лежал на столе рядом с диваном. Каналы проплачены еще на год вперед. Возможно, даже и батарейки не сели. Но Слава взял телефон, набрал в поисковике «кино» и стал мучиться вопросом, что посмотреть, выбирая между аниме и фильмами СССР. Он выработал эту привычку за те три года, что жил вдовцом. Нельзя сказать, что у Славы не было друзей, были. Просто у каждого жены, дети, работа. Непроизвольно он начал выпадать из их колеи и становиться для них знакомым.
Найдя фильм, Слава прикрыл глаза и задремал, но его что-то разбудило. Перевернувшись со спины на правый бок, он приоткрыл глаза и стал всматриваться, как его сосед по площадке Вася, с которым они дружили с института, шарит в кухонном шкафу в поисках конфет или печенья.
Слава сел.
– Ты у себя все съел? Сюда пришел?
Вася, включив чайник, нагнулся, открыл нижний ящик кухонного стола. Там должны были лежать хлеб, зефир, сушки, печенье. Перевернув лежащие в ящике три пустых пакета, он повернул голову к Славе:
– Привет. Что-то хочу, а что – сам не знаю. Все приелось.
Выпрямившись, Вася встал и оперся рукой на стол, смотря в ящик. Повернулся в знак учтивости к кухне задом, к Славе передом, одновременно закрывая ящик ногой.
– Что тебе сказали в больнице?
– Нужна операция. Коррекция ритма сердца. Как-то так звучит. Знаешь, как они меня проверяли? Я приехал туда с ЭКГ. Они сделали свою. Потом запихнули в нос шланг с тонким тросом внутри. Провели через горло в желудок и стали бить током. До сих пор боль в желудке.
– Чтоб проверить сердце, залезли через нос в желудок? Ты не интересовался, операцию будут делать через левую пятку?
– Мне это неинтересно. Не спрашивал, но в очереди у кардиолога я слышал, как двое разговаривали между собой, и один рассказывал, что ему лезли к сердцу через локти и пах, по венам. Как трубочисты. По этой вене не пошло, выдернули, пошли по другой. Он еще показывал, оживленно, размашисто. Будто солдат шомполом автомат чистит. Там, видимо, какая-то длина есть, поскольку хирург смотрел в сторону мимо троса. Вот не знаю, верить – не верить. Но еще говорил, что врач проморгал и уперся тросом в стенку сердца, отчего ему стало плохо. Сердцебиение, грудь зажгло.
– Ужас. Я думал, будет все по старинке. Представлял, что тебя положат на стол, усыпят, вскроют грудь, что-то сделают и зашьют. Неужели ты даже в интернете не глянул, как это происходит?
– Зачем, чтобы потом хирурга учить, как нужно правильно делать? Эти операции делают сотнями. И, кроме смерти, любой исход удачен.
– Когда, сказали, операция?
– Никто не знает. Раньше делали в течение двух месяцев. Сейчас нету каких-то расходников, и когда будут – неизвестно. Меня внесли в список ожидания. Налей лучше чаю. Надеюсь, не все печенье съели.
– Похоже, все. Я с твоим дядей вчера внизу столкнулся.
– Так это он цветы полил?
– Наверное, я про них забыл.
– И что дядя?
– Уходил с полным пакетом. – Открыв шкаф, а следом холодильник, Вася продемонстрировал: – Видишь, пусто.
– Вот наглость. Мало ему, что таскается ко мне два-три раза в неделю пожрать. Так еще продукты начал выносить.
– Чему удивляться? Вспомни, когда ты знакомил Машку со своим отцом, ты позвал и его с женой. Ирина Михайловна пришла первой, а он стоял на остановке, ждал льготный автобус. Пока ты ему не позвонил и не предложил оплатить такси. Он не хотел приезжать. Дорого.
Вася, прекрасно ориентируясь в кухне, где что лежит, принялся доставать кружки, чай к закипающему чайнику. Насыпал сахар, не спрашивая, что Слава будет, так как знал, что тот любит каркаде и пьет его с четырьмя чайными ложками сахара. При этом Вася продолжал разговор:
– Жалко Ирину Михайловну. Была такой приятной женщиной, но эта ее фишка тащить все на себе раздражала. Никто ее ни о чем не просит, все равно пытается угодить. Нужно, не нужно, все равно делает, потом обижается, что никто не помогает.
– Я думаю, это привычка. Вспомни, дядя каждый раз говорил, что женщина должна обеспечивать уют, мужчина – работать.
– Так она тоже работала, получала зарплату и всю на семью тратила. А дядя получал в два раза больше и все время тыкал ей, что она много тратит, а он бережливый, – в Васином голосе прозвучал сарказм. – Я помню, лет шесть-семь назад дяде с тетей привезли внука на неделю. Ирина Михайловна пошла с ним гулять и меня с собой позвала. Возле их дома раньше было похоронное агентство с названием какой-то одной из рек царства Аида. Название красивое, тем более в девять лет ребенок и не должен знать такого. В общем, вывеску не сняли, зато новую сверху повесили: «Игрушки». Внук читать умеет. «Игрушки. Хочу зайти». Бабушка все понимает, улыбается, говорит: «Ладно, зайди». Ну тот, подпрыгивая, – в магазин игрушек, в подвальчик вниз по лестнице. Пулей вылетает. «Почему так быстро?», – спрашивает Ирина Михайловна. Внук смотрит на нас, глаза большие, красные: «Я туда зашел, а там гробы, гробы, кресты».
Я привык, что у нее часто улыбка на лице бывает. Но тут ее как прорвало. Никогда не видел, чтоб она так, до слез, смеялась. А с дядей не помню, чтоб улыбалась, даже на фотографиях улыбка была у них натянута. Я думаю, что его дети из-за скупости перестали с ним общаться после ее смерти. Хотя он бывает прав. Сейчас реально на такси вдвоем столько же стоит уехать, как и на коммерческом автобусе. Машка где-то в это время погибла. Сколько бы ей сейчас было?
– Мне сейчас тридцать восемь. Она на три года младше.
Полминуты молчания. Вася налил чаю, поставил большую полулитровую Славину кружку на журнальный столик возле дивана. Отошел со своей к окну.
– Твоя где? – спросил Слава.
– Не знаю. Может, в налоговой, может, с поставщиками разбирается. Она с этим магазином как проклятая. Думает, что бизнес-леди. Помнишь, какая скромная на всем курсе была? Собственного смеха стеснялась. А сейчас материться стала, как пьяный сапожник. Рука как держатель для телефона. Вечно с одним наушником в ухе. Я столько раз из-за этого с пустой стеной разговаривал, думая, что она обращается ко мне. Дома редко вижу, и разговоры только о деньгах и поставщиках.
– Точно, – Слава потряс указательным пальцем перед собой. – Я тоже это заметил. Какая-то она мужеподобная стала. Дерзость появилась. Знаешь же, какая слышимость. Я лежу на диване, слышу – Настя дверь открывает. Дверь до конца не открылась, шага не сделала, с порога: «Лежишь, баран? Сумки возьми!» Я думал, вы друг друга убьете. А когда вы выпиваете, ты к вечеру по квартире летаешь. Странно, что ты себе любовницу не завел.
Васе стало неловко. Повернувшись боком к Славе, он сделал глоток, улыбнулся.
– Куда там. Деньги все у жены. Мне дают, как ребенку, на карманные расходы, и сдачу с магазина могу забрать. Больше тысячи в кармане никогда не было. А с такими деньгами далеко от жены не уйдешь.
Слава усмехнулся, потянувшись за чаем.
– Что нового в городе? – спросил он, пытаясь сменить тему разговора.
– Что тут может быть нового. После обрушения школы стали вывозить завалы. Почти год стояла. После прошлогоднего ремонта центральной улицы снова дома обдирают, чтоб еще раз отремонтировать. Притом только с лицевой стороны. А дворы страшенные, хоть юрты ставь да коров паси. Крыши с домов слетают от ветра. Многие текут, видео в городском чате постоянно выкладывают, а они каждый год одну и ту же улицу красят, не замечая остального. Да! Вот что, – оживился Вася. – Помнишь, как глина по реке Томи плыла от золотодобытчиков? Сколько лет это продолжалось. Тут захожу в городской чат, а там фото, письма. «Уважаемый Вячеслав Сергеевич, на ваше обращение…» – опустив голову, он стал смотреть то вниз, то вверх, вспоминая. – Там прокуратура, природоохрана выехала на место, оштрафовала, закрыла до устранения причин. Все, глины нет.
– Да, знаю. Меня три дня не публиковали. Не верили, что это мне письмо пришло, – Слава глядел на Васю, ожидая его реакции. Тот в ответ уставился на Славу, пытаясь понять, правду он говорит или шутит.
– Как тебе пришло? Когда? Как ты смог? Столько жаловались в чате, и ничего не менялось.
– Просто я собрал все жалобы воедино, все видео, геолокацию и отправил письмо на госуслуги. Там переправили мое письмо по разным инстанциям. Каждая дала отчет по своим действиям. Мне тоже прислали результаты и заключение.
– Не верю. Как, так просто? Там такие деньги. Непростые люди со связями.
– Верь – не верь, а получилось.
– Тебе надо памятник поставить при жизни. Один против системы – и выиграл. В казино больше шансов, что выпадет зеро.
– Я ни при чем. Работали другие люди. Им нужно памятник поставить.
Вася смотрел на него с уважением.
– Все равно ты молодец.
– Давай лучше в карты сыграем, – Слава указал на колоду, лежащую на подоконнике. Вася развернулся к окну.
– Помяни черта, он и явится.
– Кто там?
– Дядя твой.
– Отойди от окна, – замахал рукой Слава, перейдя на шепот.
– Поздно. Здрасьте, – произнес Вася, кивая и подняв ладонь в приветствия.
– Пятый этаж. Может, не видит.
– Он мне в ответ машет.
– Сейчас начнется. Будет ныть, как он бедно живет, одновременно опустошая холодильник. Не столько он меня бесит, как его скупость, – проворчал Слава.
– Чтоб я так бедно жил. У него пенсия в три раза больше, чем моя пенсия по инвалидности. Может, проучим его сегодня? Пусть походит голодным.
– Как?
– Прикинься, что тебе плохо. Не вставай, я все сделаю сам. Где твои таблетки?
– В сумке, в прихожей.
Вася достал упаковку с таблетками. Вытащил блистер, переложил его в карман. Убрал упаковку назад. Подбежал к столу и, взяв кружку с чаем, засунул в нее палец, чтобы побрызгать Славе на лицо. Не успел. Дверь распахнулась. Вася сделал вид, что пьет чай, отходя к окну, уступая место дяде.
2. Дядя
В дверь вошел высокий, с небольшой лысиной человек. Брови изломом. Удлиненный нос с опущенным вниз кончиком. Узкий рот. Тонкие губы. Широкие скулы. Лет пятьдесят.
Увидев Славу, сложившего руки на груди с недовольным видом, он не придал этому значения. А вот встретив пристальный взгляд Васи, который стоял у окна и пил чай большими глотками, насторожился. Заметив вторую кружку на столе, дядя, не нагибаясь, наступил носочками туфель на пятки, скинул обувь с ног. Быстрым шагом подошел к столу и потянулся за кружкой со словами: «Пить хочу». Выпив чай мелкими глотками, стал причмокивать и кривить лицо:
– Вот куда столько сахара класть? Хорошо, что зубы не разболелись. – Он поставил кружку на стол: – Что врачи сказали?
– Нужна операция. Внесли в список. Сказали, позвонят, когда она будет.
– Ясно. – Пару секунд дядя всматривался в Славу, затем резко изменил гримасу на лице на более благосклонную, развернулся и направился к холодильнику. Открыл его.
– А операция где будет? В областной больнице?
Слава не торопился отвечать, понимая, что дяде это все равно.
– В областной.
– В областной – это хорошо, – ответил дядя вовнутрь холодильника. Закрыв дверцу, он стал шариться по кухонным ящикам. – Это хорошо, что в областной. В нашу только на дожитие ложиться. Специалистов нет. Знаю, о чем говорю. Лежал. – Открыв последний ящик, дядя словно отчаялся в поисках еды. Он протянул руку вовнутрь и стал переставлять содержимое ящика наудачу, в надежде что-нибудь найти. И ведь нашел две овсяные черствые печеньки. Откуда они там взялись, Слава не знал, так давно лежали. Дядя обрадовался находке.
– Когда я в нашей лежал, то на меня тараканы с вытяжки смотрели. Поймал уборщицу и сказал ей об этом. Ее ответ меня обескуражил. Я не знал, что ответить. Я просто открыл рот, не пытаясь спорить, ушел.
– Что она такого сказала? – спросил Вася.
Дядя повернулся в его сторону.
– «Где вы видели, чтоб их не было?»
– Что, серьезно, что ли? Так и сказала? Я уже забыл, как они выглядят, – проговорил Слава.
– Зато у нас в больницах есть неоспоримый плюс перед другими, – дядя выдержал паузу для создания интриги, – бахилы бесплатные.
Он попробовал погрызть печеньки. Не пошло. Набрал в кружку воды из крана, налил в чайник, включил. Снова налил воду в кружку и с ней пошел в туалет.
Вася проводил его взглядом и подошел к Славе:
– Это он зачем с кружкой воды пошел?
– Экономия воды у него. По маленькому сходил, с кружки вылил.
– А в чайник, я так понимаю, сколько надо, столько и вскипятил?
– Именно.
Вася снова окунул палец в кружку с чаем и попрыскал Славе на лицо.
– Ложись. Делай вид, что тебе плохо.
Слава, не имея особого актерского таланта, молча лег, скрестив ноги и руки. Так, ему казалось, более драматично будет выглядеть. Дядя вышел из туалета. Посмотрел на чайник и решил подойти к столу, убедиться, не осталось ли чая в кружке. Наклонившись, глянул в кружку – пусто. Перевел взгляд на Славу, заметил пот.
– Что с тобой? Температура!
– Наверное, давление. Грудь давит. Жжение.
– Ты же знаешь, какие таблетки нужны. Есть?
– В сумке.
Дядя подошел, взял сумку, достал пустую упаковку, все внутри перевернул, ища таблетки.
– Может, в аптеку сбегать? Деньги есть? – он уставился Славе в лицо.
Слава посмотрел на дядю с плохо скрываемым омерзением. Вытянув губы вперед, провел языком по внутренней стороне щек. Вася, глядя со стороны, подумал, что он собирает слюну, чтобы плюнуть.
– Нет, дядя. Денег нет. Даже на карточке нет.
Дядя перевел взгляд на Васю:
– А у тебя есть? Слава тебе потом отдаст.
– Были бы, дядя, сам бы сбегал. Тут всего четыре дома.
Дядя сунул руки в карман джинсов и задумался. Слава давно знал об этом его даре подсчета наличных в кармане двумя пальцами. Если назовешь ему сумму, то вытащит из кармана именно эту сумму. Дядя еще раз посмотрел на Васю оценивающе.
– Лучше я схожу. Возьму упаковку, покажу в аптеке. Чек принесу, вернешь. – Он развернулся, обулся и ушел, прикрыв дверь.
– Вот жук, – проговорил Вася. – Это уже какая-то болезнь жадности.
– Ты видел, с каким недоверием он посмотрел на тебя, когда пересчитывал деньги?
– Так вот это зависание с руками и взглядом, – Вася пародийно засунул руки в карманы и сделал глупое лицо, – в кармане, – это он деньги пересчитывал?
– Конечно. А ты не замечал, что он периодически то трясет мелочь в карманах, то бьет по ним, проверяя, там ли монеты? Я думаю, так и научился скрытно пересчитывать деньги. Мне интересно, такие же таблетки принесет или аналог подешевле? Хотя какая разница. Все равно благотворительность за мой счет.
3. Настя
По коридору раздался стук каблуков и бряцание ключей. Секундная пауза, и дверь в квартиру приоткрылась.
– Вася, ты здесь? Почему дверь открыта?
В дверь вошла высокая женщина крепкого телосложения, с короткой стрижкой, почти мальчишеской. С наушником в ухе. Пряча телефон с ключами в карманы, прошлась с хозяйским видом.
– Привет, Славка! – сказала Настя, идя на Васю, даже не разувшись. – Ты что тут делаешь?
– Я Славу услышал. Вот, пришел поздороваться.
– Посуду помыл или опять проспал весь день? – Ни в лице, ни в стойке Насти не было ни капли угрозы. Все, что она сделала, – это подошла близко и смотрела в лицо. Вася сжался и начал бормотать:
– Я стал мыть, услышал Славу. Зашел поговорить с ним и дядей. Ему стало плохо. Я же не оставлю его.
Настя подошла к дивану. Неосознанно достала телефон из кармана и показала на Славу.
– Что с тобой?
Слава открыл рот, чтобы ответить. Вася его перебил:
– Давление и грудь болит.
– Скорую вызвали?
– Пока доедет. Мы его дядю послали в аптеку. Минут через десять придет.
– Самого шустрого отправили. Сам не мог сбегать?
– Он сам вызвался. Ведь у меня и денег нет. Ты же карточку забрала, а совместный счет не хочешь открывать.
– Иди работать. Сколько можно дорожку от нашего холодильника к Славкиному протаптывать.
Вася смутился, глядя на все слышавшего Славу. Дома он привык к таким нападкам, а сейчас они задели гордость. Чувствуя себя оскорбленным, он захотел вернуть себе достоинство. Вот только как, не знал. Накричать, оскорбить, ударить? Пока инстинктивно выбирал, дверь открылась. Вошедший дядя радостно на вытянутой руке нес блистер.
– Воды! – громко крикнул он, смотря на Васю. – Налей стакан воды.
Вася покорно, быстро отойдя от Насти, стал набирать воду в кружку. Дядя протянул блистер Славе. Взяв его, Слава сильно удивился, когда увидел несколько пустых ячеек.
– Ты где его взял? – спросил он, вчитываясь в название таблеток.
– Внучка моей знакомой Катя ходит на этаж ниже к престарелой соседке с такой же болезнью. Я и взял у нее взаймы. Потом отдашь ей.
– Старый шут. Хоть на что-то твоя скупость сгодилась, – бросила Настя, смотря на таблетки.
– Поуважительней. Я все-таки старше вас.
Настя, игнорируя дядю, обратилась сквозь него к Славе:
– Что не пьешь? Пей, – она указала в сторону таблеток ладонью, на которой лежал телефон, прижатый большим пальцем. Затем переключилась на Васю:
– Почему скорую не вызвал? Ладно этот старый жираф, – Настя ткнула в дядю указательным пальцем, держа телефон в кулаке. – Но ты-то что?
– Кто старый жираф? – дядя задрал длинный крючковатый нос кверху. – Невзрачная корова.
– Что? Ты что, щебетун? – Настя подняла кулак с зажатым телефоном над головой. Сделав два шага к дяде, замерла. – Дам по лысине, песок в носки ссыплется.
Дядя стал переминаться с ноги на ногу, в желании оскорбить. Настя, наклонившись, пощупала лоб Славе.
– Тебе лучше?
– Намного лучше. Правда, полежать хочу в тишине. – Слава врал, понимая, что Настя хочет ругани. Если не с Васей, то с дядей, и ей было неважно, кто первый попадется. Сейчас у нее настроение «чего хочу, сама не знаю, но хочу». Некий самообман, ведь Слава знал, какой у нее природный характер, и за себя он не боялся.
Настя смотрела на Славу необычно добрым, сочувствующим взглядом. Потом вернулась к Васе:
– Почему не вызвал?
– Успокойся, Настя. Не первый раз. Сейчас ему нужно полежать, поспать.
– Да, правильно. Идите, а я посижу с ним, чаю налью, – дядя сделал жест кистью на уровне пояса, как бы стряхивая крошки со стола. Мол, идите отсюда.
Настю прямо подкинуло. Ей нужен был только повод для драки.
– Ты чего, сюда жрать пришел?
– Не твое дело.
Вася поймал Настю за руку, когда она замахнулась.
– Куда? Давай на выход. Хватит обоим. Славке нужен покой. Пошли отсюда.
Вася схватил, развернул обоих. Как Ленин, задал ладонью направление на дверь, дружелюбно толкая их в спину, вел к выходу. Дядя попытался поднять руку в сторону кухни, где на столе лежали печеньки. Вася сразу прижал ее к бедру.
Настя сделала попытку развернутся и остаться. Вася ее легко подтолкнул в плечо, за что получил локтем в грудь.
Вытолкав за порог гостей, Вася повернулся, подкашливая:
– Если что, стучи, приду, – закрыл дверь.
Слава взял телефон. Какие деньги? Какие любовницы? Не пришибла бы сгоряча в любви.
Проснувшись на следующее утро, Слава, не вставая с дивана, взял телефон и стал в нем лазить. У соседей было на удивление спокойно, никаких криков и ругани. Обычно утро начинается с будильника. Потом хлопанье холодильником, кастрюльками. Непонятная беготня по квартире, которая продолжается больше часа. Все это происходит в тишине. Они не разговаривают друг с другом. До того момента, когда начинаются поиски вещей Васи. С носками настоящая беда. Часто раздается крик Насти: «Зачем ты их нюхаешь?» Либо Настя на ночь все закинет стираться. Утром выясняется, что носки мокрые. Тогда Вася надевает их на фен и начинает сушить при жене. Та в крик. А сколько раз Слава заставал его в одном носке. Потому что в двух жарко, а в одном нормально.
Слава понимал, что они сейчас вместе, дома и без крика. Вроде даже смеются.
После того как он полежал еще пару часов, у него болели не только бока, но и шея. Решив пройтись, Слава стал одеваться. Он редко выходил из дома, спешить было некуда. Работу Слава превратил в хобби, развлечение.
Ему в этом помог отец. В начале девяностых он работал на шахте, и ему вручили ваучер. Разобравшись раньше всех, для чего дали, отец стал скупать ваучеры у неразобравшихся людей, у целых бригад за бесценок. Вскоре обменял их на акции одного из местных разрезов. В начале миллениума все акции продал, сумма составила чуть более четырнадцати миллионов. В 2009-м он умер, все оставив Славе. А тот положил деньги на сберегательный счет в несколько банков и стал жить на проценты. После смерти отца ему еще досталась квартира, в которой он и поселился. Маше от покойных родителей тоже перешла четырехкомнатная квартира – они со Славой тогда сдали ее под офисное помещение. После смерти Маши Слава унаследовал и ее часть. Тихая жизнь не требует много денег, поэтому с годами на его счете скопилась приличная сумма. Эти деньги стали его проклятием. Женился Слава в двадцать три года, еще при жизни отца. Маша не знала, что его отец богат, и вышла за Славу по любви. После смерти отца Слава с Машей продолжали работать, чтобы скрыть богатство. Поводом для этого послужило то, что отец не сам умер. Многие из тех, кто с ним работал, знали об истории с ваучерами и акциями и усиливали слухи выдуманными рассказами о такой же жадности, как у его брата. Якобы отец занимал знакомым денег, которые лежали в пачке до такой степени спрессованные временем, что приходилось их распаривать над чайником, чтобы разделить и не сломать. И одним летним солнечным утром дверь в его квартиру оказалась открыта. В коридоре на люстре висел отец. Это было потрясением для Славы. Еще больший шок он испытал, когда возбудили уголовное дело об убийстве. Самым главным подозреваемым стал наследник – Слава. Его начали каждый день вызывать на допросы, притом вопросы не менялись. Следователь надеялся, что подозреваемый запутается. Через месяц следователь извинился перед ним, так как убийц поймали. Ими оказались два наркомана, мужчина и женщина. До них дошли слухи о богатстве отца, и они решили ограбить. Женщина постучала в дверь, отец открыл на женский голос. Наркоман повалил его и стал угрожать, думая, что старик испугается. Вместо этого отец бросился на них и в драке сломал себе мизинец на правой руке. Именно из-за него следователь и понял, что это убийство, – поскольку тяжело со сломанным пальцем вязать узел на петле. Можно было выбрать варианты и попроще. Отца задушили, а веревка на шее удачно скрыла следы.
Со временем разговоры о его отце и богатстве утихли. Однако ни Слава, ни Маша не забывали об этой истории и жили как все. Не было у них этой мании – строить трехэтажные дома из красного кирпича за высоким забором. Им хватало зимой поездки за границу, а летом и так было чем заняться.
Три года назад Маша возвращалась с работы. Зашла в подъезд. За ней втиснулся какой-то пьяный парень в медицинской маске, приставил нож к левому боку и попытался изнасиловать. Маша не далась и стала кричать: «Помогите! Убивают!» Убийца нанес два удара под ребро и убежал. Сосед вышел на крик, вызвал скорую. В больнице при переливании крови Маша умерла.
Слава простить себя не мог. Два этажа до квартиры, а он в этот момент спал и не услышал. После этого так ни с кем и не сошелся – стал боятся женщин.
Иной раз Слава загорался идеей о путешествии. Но стоило выйти на улицу, желание быстро прогорало. Он приходил домой, ложился и больше ничего не хотел. Денег ему никогда не было жалко. Если что понравилось, мог купить, несмотря на цену. Если кто-то занимал денег, Слава давал, не раздумывая, но записывал, кто и сколько, в специальную тетрадь должников – не для того, чтоб потом требовать, а для порядка, ведомого только ему. Внутри тетради царил хаос. Одна сумма вычеркивалась, вписывалась новая. Какие-то математические подсчеты. Разобрать можно было только фамилии. Некоторые заемщики не спешили отдавать, тянули время. К этому Слава относился спокойно, веря, что отдадут. Насчет денег было всего два железных правила: нищим на улице не давать, кредиты не брать.
Слава вернулся часа через четыре. Открыв дверь, сразу почувствовал запах чистоты. С дивана пропала наволочка у подушки и покрывало. Снимая куртку, Слава обратил внимание, что пол пропылесосили и вымыли, отчего сладковатый запах пыли исчез. Появился приятный цветочный аромат моющего средства. Его импровизированная гардеробная, где висела уличная одежда, не убранная с прошлого сезона, была протерта от пыли. В кухне на табуретке стоял Вася в халате и устанавливал на место сетку с вытяжки. Слава стал расстегивать куртку, чувствуя нарастающее раздражение. Ему было неприятно, что у него, взрослого мужчины, в квартире убираются другие люди, хоть и друзья. Слава не знал, как реагировать, пытаясь разобраться, хорошо это или плохо. Он начал медленно и демонстративно снимать куртку.
– Ты квартирой не ошибся? Иди к себе беспорядок наводить.
– Я б с удовольствием, но Настя сказала тебе сетку почистить.
– Может, ролями поменяетесь и немного мужиком побудешь? Она пальцами щелкнула – ты полы моешь у меня.
– Это не я. Настя мыла.
– Во как! Такая занятая и моет у меня полы.
– Сам впечатлен. Вчера, как увидела тебя, распереживалась. Мы полночи не спали. Тебя обсуждали.
– Что мне всю ночь в стену кроватью долбили, я в курсе. А зачем меня обсуждать? – Слава повесил куртку и снял обувь.
– Для нее вчера был вечер воспоминаний. До ночи пересказывала мне то, что я и так знаю. Как ты, я, она, Машка на одном курсе учились. Там же и женились. Как вместе жили в общаге.
– Машка тоже любила в воспоминания ударяться, когда кто-то из вас болел. В конце смеялась, что со всего курса только одна она по профессии работает. Видимо, они так по-женски сочувствуют другим. Все-таки я счастливчик. Женился бы на Насте, тоже бы на стуле под потолком стоял.
– Как у тебя со здоровьем? – спросил Вася, слезая со стула.
– Все нормально.
– Это плохо.
– Не понял.
– Я хотел попросить тебя пару дней поболеть.
– Это как?
– Так же, как вчера. Раза два в день прикинься, что тебе плохо.
– Для чего?
– Я Настю такой только перед свадьбой видел. И когда я ногу сломал, в больнице лежал. Ты нам не чужой. Видимо, все как ты сказал: у нее так проявляется сочувствие. Во всяком случае, к тебе.
– Во-первых, я плохой актер. Во-вторых, обманывать Настю совестно.
– Смотри на это с другой стороны. Не обманываешь, а укрепляешь нашу семью. Я за сегодня видел ее больше, чем за всю неделю. И это благодаря тебе. Не получится – выздоровеешь.
– Пока я, лежа на диване, буду постигать красоту и очарование лени, мне будут готовить, кормить с ложечки. Убираться.
– Именно. Тирань ее. Пусть думает, что тебе совсем плохо, а вечером Золушка будет утешена. А то, как пятнадцатилетний подросток, на животе спать не могу, боюсь простыни заляпать.
На лестничной площадке раздался стук каблуков.
– Моя идет.
Входная дверь соседей хлопнула. Вася прыгнул на стул, прикрутил последний шуруп.
– Пойду, пока настроение у нее хорошее. Подумай.
– Почему решил, что у нее настроение хорошее?
– Без матов зашла, меня не требует.
Вася удалился.
Слава, доставая наволочку для подушки, размышлял: «Интересно, Вася с Настей столько лет живут вместе, что их связывает? Похожесть. Да, есть у них схожесть в движении, одежде, в разговоре. Уважение. При мне она обращается с ним, как плохой хозяин с собакой. Но вот вдвоем, наедине… Ведь он побежал к ней сейчас, а не остался у меня. Значит, что-то есть. Они всегда просты, не притворяются. Пришли, более-менее убрались. Все-таки они замечательные друзья».
Едва он надел наволочку на подушку, в дверь постучали.
– Войдите.