Вячеслав Прах
Кофейня (сборник)
После заката он ждал ее с букетом цветов и кольцом в кармане, на том самом месте, где каждый вечер звезды считали их поцелуи. Она пришла вовремя. Грусть в глазах. Она была чем-то расстроена.
Опустившись на колено, он поцеловал ее руку и признался в любви, сделав ей предложение. Красивая картина. Напротив стоял тот самый кабриолет, что был ее мечтой, и он, нищий дворник, который предлагал ей свое сердце и свою бедность. Она смотрела то на него, то на автомобиль.
Что она ему ответила?
– Нам не по пути. Прости, если сможешь… И забери, пожалуйста, кольцо.
Она ушла. Бросив кольцо под ноги, он встал и направился к тому самому красавцу – черному кабриолету ее мечты. Сев за руль, не спеша поехал за ней, но она его не заметила. Она совсем ничего не замечала, утонув в своих глубоких мыслях.
– Я купил его в день нашей встречи, – донеслось справа от нее.
Она застыла на месте, когда услышала эти слова.
– Досадно и жаль: твоя мечта оказалась дешевле… За нее я заплатил деньги, а за тебя – самым ценным, что у меня было.
Ничего не понимая, она стояла, как статуя, и смотрела, но не видела. Она его слушала, но совсем не слышала. Тот нищий дворник сидел за рулем ее мечты. Возможно, она подумала, что это сон.
– В одном ты оказалась права, – с растерянной улыбкой продолжил Париж. – Нам действительно с тобой не по пути, – закончил он, со всей силы давя педаль газа…
Прошло три недели, как он встретил Парижа на своем пути. Тот по-прежнему мел улицу, в тех самых старых джинсах и затертом до дыр сером свитере. Его волновал только один вопрос, который он и задал парню:
– Разве с каждым днем мусора не становится все меньше?
– Да. Но только не на этой улице…
После этого ответа он понял, кто перед ним стоял и как Парижу удалось в этой жизни стать тем, кто он есть. Больше у него вопросов не было. Одно восхищение.
* * *
Только что вышедшая из ванны Роза – без одежды – была еще прекраснее… Рассыпавшиеся по плечам мокрые волосы, оголенная грудь и глаза цвета кофе. Кофейные… Вот только сейчас ее интересовало что-то покрепче. Что-то поглубже банальных слов и погрубее увиденных снов… Что-то с ароматом безумия. С тем запахом, что сводит с ума: закатывая глаза, выгибая талию… до судорог… и уносит далеко, туда, где нет постели. Где только дыхание напоминает о времени, которого нет и быть не может в эти минуты. Громкая тишина. Бешеное биение сердца. Не чувствуя укусов, царапин, не слыша крика… извивы тела… До конца.
Еще минут десять Роза не могла прийти в себя, отойти от возбуждения в каждой клетке. И в квартире пустой – одна, будто запертая в клетке с собой. Роза… Очнись! Роза… Открой глаза! Роза…
Без сознания она пролежала больше трех часов. Игла в левой руке… Она пришла в чувство и, вытащив иглу, бросила ее на пол. Подошла к зеркалу и, осмотрев всю себя, наигранно улыбнулась. Смеялась безумно в очередном порыве, не отводя глаз от своего отражения. А может, ей нравилось так – играть? В большом зале пустых стульев и неуслышанных аплодисментов. Актриса… Ее главная роль. Вот только нет антракта в этом театре. А после титров не несут на руках, а уносят. И за черными шторами нет белых полос и каштановых волос. Там, за шторами…
День первый
«Суп»
«То, что она решила остаться у меня, было не так странно, как опасно. Не скажу, что я боялся ее присутствия, но некий дискомфорт постоянно испытывал. Наблюдал за каждым ее шагом и передвижением, и мне казалось, что ничем хорошим это не закончится. И, как всегда, я оказался прав… Разбитая рамка. В ее руках все становилось потенциальной бомбой. Но, благо господнее, что она еще не добралась до книг на полках, которые непременно превратились бы в безвинные жертвы ее насилия.
Мало того, что это хрупкое беззащитное божье создание не умело готовить, так ей еще не понравился мой суп. Он был для нее слишком постным. Такая наглость выходила за грани всех рамок, разбитых и еще уцелевших. Первая моя мысль была – надеть тарелку прямо ей на голову, но эта мысль так и осталась блуждать в моей вскипевшей голове. В ответ я просто промолчал и попытался насладиться своим творением. Шедевром. Все, что я готовил, всегда было для меня самым вкусным и изысканным. Ни одно ресторанное блюдо не могло превзойти моих стараний, и всегда я оценивал это по достоинству. Но в этот раз продлилось мое наслаждение недолго… После слов «Я сейчас закажу нам пиццу!» я чуть не подавился. Конечно, я могу понять, возможно, она привыкла так питаться и, скорее всего, от этого я чуть не надорвал себе спину, когда нес на руках ее в тот вечер, но мысль про тарелку на голове все еще оставалась актуальной и возгоралась во мне со скоростью света. Взяв себя в руки после испорченного аппетита, я уже думал, как бы так все обставить, чтобы появляться здесь она больше не захотела даже в самом кошмарном сне.
Пока она заказывала пиццу, я вызвал такси. Не прошло и вечности, как появилось и первое, и второе, с разницей буквально в пару минут. Это совпадение мне было только на руку: как все прекрасно и вовремя.
Я вышел на улицу, но не успел насладиться первой затяжкой дыма, как она забрала портмоне из моих рук. Расплатившись за пиццу, она отправила этого парня-доставщика в такси со словами: «Видите, какой у меня заботливый и щедрый мужчина? Пожелал, чтобы обратно вас отвезли на такси, в благодарность за вашу бесподобную пиццу». Затем она направилась ко мне и поцеловала в щеку со словами «Пойдем, мой герой». После этих слов я понял, что она не так проста, как показалось на первый взгляд. И палец ей в рот не клади. Вот она…
Женщина…»
Роза была полностью поглощена книгой, сидя на кухне в белом халате. Ее не отвлекали вечные стуки соседей, и только подкуривая новую сигарету, она на доли секунды возвращалась в эту квартиру, чтобы снова ее покинуть. Удивительно, как строки натягивали тонкие струны ее души. Улыбка, удивление, умиление… Каких только эмоций не скрывало ее лицо! Она была погружена в самую бездну этой маленькой книжечки и с каждой страницей все больше и сильнее жаждала в ней утонуть. Только звук чайника ненадолго отвлек ее… Она аккуратно наливала себе кофе, но ее мысли по-прежнему простирались куда дальше этой маленькой кухни и были куда вкуснее ее горячего латте.
День второй
«Свои порядки»
«…То, что ее сумка продолжала лежать на моем рабочем столе, равно как и она сама на моей кровати – было только вопросом времени. Не я затеял эту игру. Ну, что же, посмотрим, сколько ты здесь продержишься. Впрочем, уходить она явно не собиралась – это можно было заметить по ее нижнему белью, а точнее, по отсутствию всего, кроме него. Только глаза. Такие невинные и одновременно хитрые. Подобных ей женщин мне еще встречать не доводилось, и поэтому я натягивал улыбку как можно добродушнее и молча принимал ее условия.
Готовить для нее, разумеется, я не стал, предложив ей сходить в кафе на соседнем углу, в сопровождении ее невидимого друга. Нет, конечно, так я тогда не сказал, но подумал именно так. Но она вежливо отказалась питаться вне дома. Боже, какого ангела небесного ты мне спустил на землю босиком! А крылья, видимо, сгорели, как и ее тосты поутру.
Звон бьющейся посуды разбудил меня не хуже будильника, но вскакивать с постели я не стал, а, напротив, перевернулся на другой бок и вознамерился снова уснуть. Но, как оказалось, ненадолго. Резкий грохот… Встав и натянув на себя белую майку, я направился в кухню. Картина была следующая: три разбитых тарелки, перевернутый стол и все, что на нем было. Благо ножи были спрятаны: в тот момент, кроме них, я думать ни о чем больше не мог.
– К счастью, – невинно сказала она, собирая фаянсовые осколки.
– И тебе доброе утро, – натянув улыбку, ответил я.
В тот момент мне уже было не важно, что она существо слабого пола. Я готов был пойти на любые меры, чтобы это «счастье» в моей квартире никогда больше не появлялось. Но с выдохом я отпустил дурные мысли и решил помочь ей, пока она полностью не разгромила мне кухню. Каким образом она перевернула стол, я спрашивать не стал. Держать себя в руках становилось все труднее, а ей, как мне показалось, легче. Это временно, это всего лишь временно, повторял я себе, собирая мелкие кусочки бывших чашек и тарелок. Медленно и глубоко дыша носом, я восстанавливал свою психику – до этого дня я даже слова такого не употреблял, а теперь можно смело садиться на таблетки от нервного срыва. Но она все-таки решилась добить.
– Дорогой, я только хотела накрасить ногти, – безобидно и спокойно начала она. – Только я села поудобнее и положила на стол свои ножки, как он…
Она не успела закончить, на свое же счастье. В таком гневе я себя еще не помнил… Из моего кулака, в котором был сжат осколок, между побелевших от напряжения пальцев засочились красные струйки. Но это меня беспокоило меньше всего. Ни боли, ни шока я почти не ощущал.
– Ты красила ногти на ногах… на этом столе? – сквозь зубы процедил я.
– Извини, я так привыкла и не хотела, чтобы так получилось… Извини! – в слезах, виновато закончила она.
Актриса из нее еще та. Как ее до сих пор носит на этом свете, ума не приложу! Где же ты, кирпич, когда ты так нужен голове? Выбежав из кухни, она юркнула в спальню, оставив меня наедине с этим…
На кухонный стол, на котором я каждый день принимал пищу, она клала свои ноги. Сколько матерных слов я вспомнил в тот момент! Забинтовав руку и приведя все в порядок – хотя какой там порядок! – я приходил в себя, в спокойное состояние, если это можно было так назвать. Это только второй день, а чувствую, что лечиться мне нужно будет месяца два, как минимум, после такого, мягко говоря, стресса.
Я зашел в спальню. Она сделала вид, что не заметила меня. Все-таки не уберег я свои книги, она добралась и до них. Я выдохнул… а на вдохе попытался начать разговор.
– Не забывай, что ты в моей квартире, и будь добра соблюдать мои порядки, – спокойно, но твердо начал я.
Она пересматривала книги, даже не повернув голову в мою сторону. Но, тем не менее, я продолжил:
– Во-первых, никаких «красить ногти на столе». Только не в моей квартире. В ванной комнате – пожалуйста, но не за ее пределами. Да, кстати, моей бритвой не брить ноги, другие места и даже усы, если они вдруг начнут расти. С этим вопросом уяснили, – твердо закончил я.
– Во-вторых, не нравится моя еда – учись готовить сама или иди в заведения общественного питания, но никакой пиццы в моей квартире. Никогда. И к кухне не подходи, даже если нужно будет заварить чай или кофе. Я все сделаю сам.
– И, в-третьих… – не успел закончить я, как она меня перебила:
– Извини, дорогой, ты что-то говорил? Я так увлеклась этой книгой, что все прослушала, – с некой обидой и радостью в глазах сказала она. Затем добавила: – Ты что-то говорил про чай и кофе… Сделай мне кофе, только не на свой вкус. Эспрессо с двумя ложками сахара, пожалуйста».
День третий
«Дьявол»
«То, что в моей квартире находился Сатана в женском обличье, никаких сомнений больше не вызывало. Да, не спорю: грешен и я, как и миллионы людей на этой планете, но в самом разгаре своей жизни встретить дьявола… В чем же нужно было так согрешить?
Я не то чтобы боялся оставлять ее одну в своей спальне, которая уже третий день была в ее владении, я даже чихнуть ей без моего присмотра позволить не мог. Каждый ее шаг – как по минному полю. Слепой сапер, по-другому и не назовешь это милое создание. Проклиная тот июльский вечер, я уже боялся покидать квартиру даже на пару минут. Чего от нее ожидать? Явно не походов по воде с криками «Аллилуйя!».
В этот раз все произошло внезапно… Страшнее было ожидание беды, чем она сама. Особенно когда эта «беда» поселилась в твоей спальне. Я, как обычно, принимал теплый утренний душ, закрыв глаза на то, что все в ванной комнате уже было обставлено ее кремами, гелями и прочей женской… Сигаретный дым проник даже через плотно закрытую дверь ванной комнаты. Обмотав себя полотенцем, я выбежал и застал следующее: вся квартира была пропитана табачным дымом, а она, как ни в чем не бывало, лежала на кровати и сбрасывала пепел в мою любимую маленькую чашечку, из которой я каждое утро наслаждался кофе.
– Твою мать! – не сдержав эмоций, вскрикнул я.
Мало того, что она убила мне больше нервных клеток за эти три дня, чем кто-либо за всю мою жизнь, так она еще решила добить меня инфарктом.
– Ты что творишь? – совладать с собой я уже был не в силах.
Вырвав из ее рук сигарету и потушив ее в чашке, я открыл балкон и в гневе выбросил чашку вниз. Свежий воздух проветривал квартиру, и от этого становилось прохладно. Изо всех сил игнорируя ее присутствие, я направился в гостиную, чтобы одеться и выпроводить ее без всяких церемоний. Все, спектакль окончен. Такого я больше не потерплю.
На ходу она сорвала с меня полотенце, и я остался перед ней в чем мать родила. Стыд? Нет, к большому удивлению, стыдно мне не было. Она смотрела то на мне в глаза, то опускала глаза ниже. В ее взгляде не было интереса, во всяком случае, я этого не заметил. В них было что-то другое…
– Никогда не видела голого мужчину? Так вот я, просвещайся, – даже не собираясь поднимать полотенце, сказал я.
– Мужчину видела, а мальчика с величием бога – нет.
То, что я эгоист, я знал и без нее, но величать себя богом – это уж слишком.
– Ты закончила? – с насмешкой спросил я.
– Нет! – отрезала она. – У тебя на среднем пальце перстень, – она взяла мою руку и с интересом стала осматривать мой перстень.
– Белое золото, – уверенно сказала она.
От ее слов у меня участилось сердцебиение и дыхание стало неровным, она повергла меня в шок. Но показывать это я не стал, никак не отреагировав в ответ. Как? Как она могла попасть прямо в точку? Белое золото очень похоже на серебро, платину или простое железо, которое можно купить за пару долларов в любом переходе.
– Так интересно… Ты живешь в дешевой квартире, носишь дешевую одежду и пытаешься за всем этим скрыть дорогое. Нет, я бы даже сказала, ценное. Ведь ты не такой на самом деле, просто… – не успела закончить она, как я ее перебил:
– Это кусок железа, и не более того. И я такой, каков я есть.
Нужно было заканчивать этот диалог, ведь она действительно начала рыть в нужном направлении, и рано или поздно она бы докопалась.
– Мои серьги. Как ты думаешь?..
– Серебро и парочка мелких стекляшек. Ничего ценного, – убежденно заявил я.
То, что эти сережки не за девяносто долларов из перехода, я был уверен без всяких сомнений. Она была весьма прилично одета, вполне грамотно рассуждала. Но я бы не удивился, если бы продавец уверил ее в том, что камни в её серьгах – настоящие бриллианты. Да, это бы еще больше «стройнило» ее самооценку. Пожалуй, все так и было.
– Не угадал. Платина. И «стекляшки» эти – боюсь, не смогу тебя удивить… Бриллианты! – улыбаясь, ответила она, и по ее ехидно-радостному лицу я понял, что верить ей не стану.
Не ожидая ответа, она бросилась на меня и повалила на кровать. Я лежал на спине, а она на мне. И смотрела в глаза, а затем на губы. Это можно было назвать игрой: кто сделает первый шаг навстречу вовсе не ветру, а другому, что имело свой запах и вкус. Я отвечал ей взаимностью, глядя в глаза, а затем на губы. Но резкий прилив, который она просто не могла не почувствовать, заставил меня сделать этот шаг…
Дело вовсе не в сексе, хотя кого я обманываю? В тот момент, а затем еще и еще, с небольшими перерывами, все дело было в нем, и только. Ее тело пахло мной, а это возбуждало еще сильнее и на дольше. Обычный секс, что имел необычную страсть и желание. Давно у меня такого не было.
В комнате стало совсем холодно, балкон так и оставался открытым, но мы, потные, этого не чувствовали. Только когда за окном стемнело, обессиленный и насытившийся по самое не могу, я встал и, выйдя на балкон, закурил. День сегодня был насыщенный, как и вечер. Надеюсь, ночь будет спокойной. Я хотел спать, как никогда раньше, лечь и сразу глубоко уснуть: приятная усталость была лучшим снотворным во все времена.
Наутро меня ожидал сюрприз…»
День четвертый
«Сюрприз»
«К большому удивлению, в это утро меня разбудил не грохот разбитых тарелок, не шум улицы за открытым балконом и даже не будильник. Запах… Но не вонь подгоревших тостов или яичницы с беконом, а приятный запах, пробуждающий аппетит. Зайдя на кухню, я не поверил своим глазам. Сначала я подумал, что это сон, и это бы все объяснило, но, ущипнув себя за левую руку, я убедился, что она в моей синей рубашке – это явь. На столе стояло только приготовленное мясо по-французски, его запах вызывал аппетит, и выглядело все достаточно изысканно. Две чистые тарелки, возле каждой – вилка и нож, два бокала и бутылка сухого вина, а на середине стола стояло ее главное блюдо. Мягко говоря, я был крайне удивлен.
– Доброе утро, – сказала она, увидев в моих глазах растерянность и отрицание происходящего.
Ответить ей в этот момент я не мог, активно размышляя над тем, что слишком уж все настоящее, чтобы оказаться реальностью.
Пощечины от этой хрупкой ручонки я, конечно, не ожидал. Но пришел в себя моментально, и ее действия не оказались напрасными.
– Ну, как ты, проснулся? – глядя мне в глаза, спросила она, а затем добавила: – Или еще раз тебя взбодрить?
– Нет, все в порядке. Благодарю, – жизнерадостно ответил я, чтобы не получить от нее очередной порции нежности.
Значит, вот как. Готовить она умеет и, судя по виду и запаху, достаточно хорошо. Какие еще сюрпризы меня ожидают?
– Ты никогда не сталкивался с женщинами? – спросила она, смотря на меня удивленными глазами.
Сталкивался ли я с женщинами? Хороший вопрос. Сталкивался пару раз в метро или общественном транспорте, но там все друг друга толкают, особенно в час пик.
– Нет, – серьезно ответил я.
– Врать у тебя получается намного хуже, чем готовить, – с улыбкой заявила она.
Если она знала ответ, то зачем тогда спрашивала? Женщина…
– Переступившие порог твоей квартиры, наверное, и дня не продержались в ней. Бедные девушки, – с насмешкой продолжила она.
«Почему же? Два дня – рекорд, хотя признаю, ты его побила и, я бы даже сказал, растоптала», – про себя ответил я ей. Но вслух этого комплимента она от меня не дождется.
– Давай завтракать, пока не остыло. Не терпится оценить твои старания…»
За окном уже было темно, но даже тусклый свет лампочки не мог оторвать Розу от этой книги. Только посмотрев на часы, она заметила, что выкурила почти пачку своих крепких Lucky Strike. За день, кроме чашки выпитого кофе, она ничего не съела, но и голода не ощущала. Это было из-за сигарет, любой курильщик знает: чем больше куришь, тем меньше аппетит.
Закрыв книгу, она направилась в ванную, чтобы расслабиться в теплой воде и, как ребенок, сдувать с себя пену. Но, как оказалось, просто так отойти от книги она не смогла, все ее мысли были погружены в нее, и никакой слой воды не в силах был смыть эти мысли.
Уснуть Роза смогла только под утро…
* * *
Утро… Приходит ко всем одинаково, но у всех разное. Точное, как стрелки часов, для одного – прекрасное, смешливое и суетливое, а другой даже цвет его не рассмотрит. Для одних это утро первое, для других, увы, последнее…
Так устроен механизм. И его запчасти всегда верны и глухи, как старые настенные часы.
«Шесть двадцать девять», – взглянув на часы, сказал про себя тот, чье имя не было известно Розе. Это утро он ждал два долгих и мучительных года, представляя каждую минуту этот момент. Ежедневно вел немые монологи, и, наконец, время пришло. Он был готов и решителен, без всякого сомнения и страха. Пора…
Искать долго не пришлось. Париж, как обычно, мел улицы на углу соседнего дома. В тех самых старых джинсах и сером свитере. Наблюдая за ним, невозможно было не заметить, что работал он увлеченно и чисто, не оставляя после себя следов.
Ледяной ствол револьвера уперся прямо в его затылок, только после этого Париж застыл на месте. Конечно, он слышал тихие шаги сзади и эту ситуацию мог предотвратить еще до ее начала, но…
– Намного страшнее ожидание, чем сама смерть, – обреченно, но спокойно сказал Париж.
– Ты боишься смерти?
– Не больше, чем ты меня, – заявил Париж тому, в чьих руках находилась его жизнь. Затем добавил: – Убить человека не так просто, особенно глядя ему в глаза.
– Медленно повернись лицом ко мне, я удостою тебя такой чести.
Париж обернулся, и теперь ствол касался его лба. Сказать, что им овладел страх, было бы ложью. Ни страха, ни паники, только расширенные зрачки выдавали его учащенное сердцебиение. Дыхание оставалось ровным.
– Пустые глаза наполняются жизнью. Забавное зрелище, – улыбаясь, сказал он.
Париж и правда прокручивал моменты своей жизни, осознавая, что вернуть то или иное он уже не в силах. В тот момент он бы отдал все свое состояние, чтобы этот день наступил позже. День расплаты, который тяжелым грузом он носил все эти годы, прекрасно понимая, что этого дня не избежать никак. Ни капли сожаления, ни слез отчаяния… Он был готов.
– Чувствуешь вкус этих секунд, ценишь последние вдохи, но при этом остаешься собой. Вот что всегда восхищало в тебе, Париж…
– Стреляй! – процедил он сквозь зубы своему убийце, не отводя от него глаз.
Его рука даже не вздрогнула, нажав на курок. Громкий хлопок…
Париж упал на колени, подавившись воздухом. Задыхаясь, он начал кашлять, будто проглотил огромный ком. Только в эти минуты он почувствовал дикий страх и нечеловеческую панику. В то время как его собеседник уже отдалялся от него, ускорив шаг, и, зайдя за угол соседнего дома, вовсе исчез из вида.
– Зачем? – громко прохрипел Париж, вызвав тем самым еще больший кашель.
Слезы наворачивались на его глаза. Он остался жив, глядя в лицо смерти. Попрощавшись с жизнью и не цепляясь за надежду, он был готов уйти. Вот только время его еще не пришло. Блеф…
Зайдя в квартиру, он положил револьвер на стол. Только ему было известно, что патронов в нем не было, и только он прекрасно знал, что подарил человеку жизнь, которая не стоила и цента.
Когда тебя коснулась смерть своей холодной ладонью, ты начинаешь видеть то, чего раньше не мог видеть, чувствовать… От капли росы поутру и до холодного дождя, под которым тебе становится тепло. Только смерть может научить человека жить. Как ребенка учат ходить в первые годы, так и взрослый, переосмыслив прожитое, начинает идти по-другому, неведомому раньше пути. Каждая мелочь приносит радость, каждая неудача так и остается неудачей, но уже не камнем, о который можно споткнуться. А если и упал, то появится повод встать. В чем же познают радость, как не в печали? Кто не умирал, тот и не жил вовсе…
Картины смотрели на него, а он прятал револьвер, которым сегодня показал человеку жизнь. Жестокому человеку, в котором если и оставались клавиши чувств, то его пиано давно было сломано и растоптано им же самим. Он восхищался им как художник, как человек – он его ненавидел. Картины вокруг… Темные глаза, как и волосы. Глаза женщины, которую он любил больше жизни. Сухие губы, недоцелованные и потрескавшиеся от ветра… Он мог до них дотронуться и, водя по ним рукой, ощущать, как бьется ее сердце. Немые губы, которые он целовал, аккуратно прикоснувшись к своему шедевру. Капля за каплей скользила по контурам, каждый день высыхая, но горький вкус этих губ постоянно обжигал его… Темные глаза, в которые он смотрел темной ночью, были светлее звезд, тех самых звезд, что однажды его предали.
Карандаш. Одиночество. Мрак…
«Эти первые дни были особенными. Нет, не потому, что мы загорались в постели и в своих ярких вспышках теряли рассудок. Просто не было причин смотреть на календарь, не было желания следить за временем. Все как будто остановилось в один момент. Выключить свет, отключить мир и смотреть в глаза. Неизведанные… Мне это нравилось. Я никогда не испытывал подобных чувств к женщине. Больше, чем увлеченность, но меньше, чем привязанность…
То, что люди называли любовью, я всегда называл мусором. Обещания, клятвы, все эти нежности – от дорогих подарков до дешевой банальности. А потом – детей растить, крики, ссоры, бытовые радости. Слезы, измены, чувство вины… То, что остается в итоге, так неизбежно. В лучшем случае – обоюдная привязанность на фоне взаимопонимания и чувства ответственности за детей. В худшем случае – жалость, неразделенность, обиды. И это все вы называете любовью? Я бы язык отрезал тому, кто придумал это слово, и заставил бы его же проглотить.
Чувство собственности. И не более того… Как вещи: сначала их покупают, потом их донашивают другие, а затем их выбрасывают. Я не возьмусь сказать за всех, но скажу за себя: любой человек – собственник, кем бы он ни был и что бы он ни говорил. Но вот в чем парадокс: не всегда свою «собственность» можно удержать, и, как ни горько признавать, любой собственник – это всегда чья-то собственность. Вот в чем главный фокус!»
Последняя мысль автора не понравилась Розе, и более того, она начала спорить сама с собой, доказывая обратное. Она перелистнула эту страницу от осознания бесполезности спора и углубилась в дальнейшее повествование.
То, что она не появлялась в кофейне уже третий день, видимо, меньше всего волновало ее сейчас. Но женское любопытство взяло вверх над ее мыслями, и она начала думать о нем. Как красиво она ушла в тот день… Гордой походкой и с пламенным поцелуем на прощание. Интересно, ждет ли он ее?
«Когда она заявила мне, что я дурак, я понял, что она вовсе не дура. И никогда ею не была, в любом случае, на протяжении совместного мучительства – точно. Что в ней привлекало больше всего, так это пальцы. Начиная с того, как они держали сигарету, и заканчивая сплетением в моей руке. Они были какими-то особенными – тонкие и холодные, но до жара привлекательные, наигранные, или это было что-то большее… Тяжело объяснить словами состояние, когда пальцы человека намного приятнее и чувственнее, чем сам человек. На седьмой день я их поцеловал – к горю своему, так как на восьмой день я пробудил в ней тему «любви».
– Каждая женщина желает быть любимой, – мечтательно начала она.
– А мне казалось, что каждая женщина мечтает, чтобы у ее мужчины носки не воняли. Ну, и крышку унитаза не забывал поднимать, – улыбнулся я.
Она повернулась ко мне и посмотрела как на идиота. О да. Этот взгляд не спутаешь ни с чем.
– Ты никогда не любил? Не целовал нежно плечи, держа ее за талию, шею?.. Не целовал руки, стоя на коленях, а на ее колени положив свою голову? Ты никогда не просыпался с мыслью, что ее может не быть рядом? Представляешь, просто не быть. Ты никогда…
– Хватит! – со злостью отрезал я.
– Так и женщина нуждается в любви не меньше, чем мужчина нуждается в ней, – сказала она слегка огорченно.
– Вот уйду я, и ты останешься как раньше, один в своей квартирке, наедине со своими книгами, фотографиями. Наедине с собой. Ах да, я забыла совсем – и супом своим изысканным. Вечерами будешь сидеть в парке и курить свои сигареты, думать, чего тебе в этой жизни не хватает. Потом приходить домой, включать свет, и кругом пустота. Все на своих местах будет лежать, вот только ты себе места находить не будешь.
– Уходи, – спокойно ответил я.
Она умеет блефовать – это ее главный козырь. Садиться с ней за один стол, даже с фулл-хаусом на руках, я бы не стал. Но это не игра, и мы в ней не карты.
– Ты так же уверен, что я не уйду, как я уверена в том, что проснешься ты завтра один и станешь меня ненавидеть за то, что ворвалась в твою жизнь, чтобы просто и тихо из нее сбежать.
Когда она закончила, мне стало не по себе. Я не знал, что ей ответить. Бывают моменты, когда слова пустеют. Дождь на душе, а за окном – солнце…
– Я надеюсь, ты это серьезно, потому что снаружи ты эту дверь больше не откроешь, закрыв ее однажды за собой, – улыбаясь, сказал я после длительной паузы. В своей улыбке я проглотил три горьких кома, в своих словах я не нашел решительности.
Она промолчала.
Наутро я проснулся один в своей белой майке…»
Вставать с кровати Роза даже и не думала, хотя на часах уже было без десяти два, и укуталась потеплее. Ее мучил вопрос: закурить прямо в постели или пойти и заварить кофе? Последняя мысль ее резко взбодрила, и она, застегнув лифчик, направилась в кухню. Сонная, с нелепой прической на голове, Роза была больше похожа на кактус, что стоял у нее на подоконнике. Достав из пачки две сигареты, одну она положила как закладку между страниц, а вторую закурила. Приоткрыв немного окно, достала пепельницу из верхнего шкафчика и поставила ее на стол. Загудел чайник. На кухне было прохладно, и она надела свой белый халат. Налив в чашечку кофе и усевшись поудобнее на стул, Роза вновь погрузилась в книгу.
«Ненавидел ли я ее? Нет. Скорее, еще больше был очарован ее решительностью и стойкостью характера. Ну и, конечно же, первым делом я закрыл дверь изнутри. Сказано – сделано. Если бы даже она вернулась, в чем я сильно сомневаюсь, я бы ее все равно не впустил. Итак, что мы имеем, кроме убитых нервных клеток и двухдневной щетины? Белый бюстгальтер третьего размера, хотя природа наградила ее вторым. В ванной все ее вещи так и оставались на своих местах. Даже кремы особого назначения – для разных зон, как она мне объясняла, – не забрала. Я уже подумал, что она с ума сошла, оставив мне все эти «драгоценности». И как я без них раньше обходился? Аккуратно сложил все ее вещи в самое надежное для них место – мусорный пакет и вынес в бак на улицу. И неожиданно заметил пропажу. Перстень. Я носил его на среднем пальце не снимая с тех пор, как мне его подарили. Черт возьми, она забрала мой перстень! О, как я был взбешен! В голове моей родилось сразу два вопроса. Первый: каким образом она смогла его снять, чтобы я не почувствовал? Это же почти нереально. И второй: где теперь мне искать это восьмое чудо света?
Главная проблема мужчины – это женщина. А когда она еще и умная – это уже его беда…»
