Вячеслав Олегович Шоболов
Русская Амазонка
Сергей
В армии у меня проявилась одна способность – почти фотографическая память, которая долгими тренировками была усилена и доведена до абсолюта. Это дает мне возможность воспроизвести прочитанное почти дословно.
17 апреля 1671 года. Наш «Бешеный» попал в страшный шторм. Нас бросало и швыряло около суток. Остались без парусов и руля, чтобы избежать опрокидывания срубили весь рангоут и такелаж. Шпангоуты трещали так, что мороз пробирал по коже. Несколько бимсов лопнули. Пушки с боеприпасами сбросили за борт. Когда все что можно отдали морю, оставалось только молиться.
От всей команды в пятьдесят человек осталось чуть меньше половины. Помпы работали не останавливаясь, люди падали с ног от усталости, но продолжали бороться за плавучесть. Силы неравные, вода прибывает от накатывающихся валов. Нас еще спасает крепкий корпус. На этом писать кончаю, надо идти менять Питера, если спасемся хвала Господу Богу и Пресвятой Деве Марии. Спаси и сохрани наши души.
28 апреля 1671 года. Впервые выдалась свободная минута и можно записать о нашем счастливом спасении. На рассвете 18 апреля, когда сил едва хватало за что-то держаться, мы только молились. Шторм стих, и мы дрейфовали, но наши часы были сочтены. Расшатанный набор корпуса больше не держал воду, мы тонули. Надеяться на спасение бесполезно, кругом океан. И когда Стивенсон хотел покончить с собой, извергая проклятья, глаза его полезли из орбит.
– Земля, – тихо сказал он, и нож выпал из руки, он, не переставая, стал креститься. Мы все, у кого еще были силы, поднялись к фальшборту. Да, это была земля. Течение несло нас на скалы. Что решить: прыгать и плыть или отдать себя судьбе? Сил плыть нет, значит ждать и молиться.
Удар был страшен. Потерял сознание, а пришел в себя оттого, что стал захлебываться. Полулежал, полу висел на мелкой воде, на канате, привязанном к борту. Надо мной возвышалась громада корпуса «Бешенного», лежавшего на сломанном боку на песчаной отмели. Не привяжись я тогда – конец.
Всего нас спаслось семь человек, остальные погибли. Немного придя в себя, мы спешным порядком перетащили, в первый отлив, остатки вещей с корабля на берег. Работали как сумасшедшие, боялись, что приливом смоет остатки судна.
Теперь все позади. «Бешеный», разбитый прибоем, унесло в море. Мы на острове. Пища есть, порох и пули есть, кое-какой инструмент, воду нашли. На самой высокой точке поставили мачту с тряпкой, может, кто заметит. Решили дежурить по очереди.
Строим себе дом. Определить свое местонахождение без секстанта бесполезно. Хорошо, что никто не теряет надежду о спасении.
Прожили первый месяц. Раны зажили, еды хватает. Трезвый образ жизни не дает взбеситься моим морякам. Мы устроились очень хорошо. Ведем земледелие, двое из ребят были в прошлом крестьяне. Прокопали оросительные каналы, будем надеяться на хороший урожай.
Отменили дежурства, пустая трата времени, год прошел, но, ни одного паруса. Достаточно мачты с тряпкой, увидят – причалят.
Чернила высохли. Все эти годы писать не имело смысла. Одно и то же. Но последние события заставили размочить засохший пузырек. Вчера, 23 июля 1675 года, над нашим островом пронесся ураган. Мы не пострадали. У нас сложилась традиция: тот, кто идет за водой к источнику, пока набирается кувшин, поднимается к мачте и осматривает океан. Джим перепугал нас до смерти. Корабль! Его постигла наша участь. Это были испанцы. Двух палубный галеон, Без признаков жизни, несло на наш остров. О спасении не могло быть и речи. Но там могли быть люди. Гарпер вызвался смотаться на лодке, сделанной нами, до борта и обратно. Мы не стали возражать. Он успел. Его рассказ резанул по нервам свободных людей сильнее ножа. Привезенное оружие и порох радовали, но услышанное разрывало душу.
Судно по самую батарейную палубу было загружено золотом. Захваченная посуда говорила сама за себя. Команды не было, но до нее дела нет. Но золото! Наша скромная добыча казалась песчинкой в куче песка, по сравнению с тем, что должно было погибнуть.
Мы стояли все на вершине и с замиранием сердца следили, как разбилась эта посудина о скалы и затонула недалеко от берега. В солнечную погоду ее контур хорошо виден на дне. Но как достать, там глубоко. Мы должны были смириться с этим горем. А с другой стороны, зачем оно нам здесь? Ценности в мире относительны.
Я оторвал взгляд от книги и понял, что Настя давно не плетет, а смотрит на меня с побледневшим лицом.
– Ты что?
– Серега, давай посмотрим?
– А что там увидишь? Иловые заросли или вообще ничего.
– Скажи, лень идти и я тебе поверю.
– Поднимайся и бегом, чтобы меньше языком болтала.
– Зачем бежать?
– Вместо тренировки, ты ж просила научить, вот и готовься физически.
Всю дорогу бежали, сделав две остановки. Сердце прыгало в груди, мы обнялись, чтобы не упасть от усталости. Да, форму надо восстанавливать. День был, как по заказу.
Мы долго всматривались с высоты утеса в глубину, но кроме гальки и песка ничего не увидели, а метрах в пятнадцати начиналась черная пучина.
– Ничего нет.
– Его и не могло быть, Настя.
– Почему? Куда он делся?
– Прибой растащил обломки, остальное занесло песком и илом.
– Значит, он есть.
– Ты прямолинейна, но он недоступен.
– А там глубоко?
– Если они не достали, то мы тем более.
– А с аквалангом?
– Ну, ты и упрямая.
– Черт с ним, пошли дочитывать, может, мы смотрим не в том направлении.
– Хорошо, побежали.
– Опять?
– Силу надо качать, сегодня же начнем тренировки. Или не хочешь?
– Я хочу стать ниндзей черепашкой, можно.
– Хоть Брюсом Ли, вперед.
Спуск прошел легче, мы не спешили и не отдыхали.
Разобравшись с первыми листами текста, чтение пошло быстрее, с языком освоился. После кораблекрушения, шло описание быта островитян. Настю смутило описание утвари, она вся была из золота или серебра, но мы же ничего не нашли в хижине.
– Здесь что-то не так?
– Что тебе не нравится?
– Куда все делось? Корабля нет, тарелок нет, вилок нет. Где все? Выходит не мы первые?
– Это тоже не подходит. Книгу никто не трогал.
– А зачем она им? Золотишко собрали и ушли, а остальное, как ты сказал.
– Нам от этого не легче.
– Ошибаешься. Если я права, про остров знают и нас найдут.
– Согласен. И, тем не менее, я сторонник дочитать ее.
– Листай, хоть какое-то занятие.
Как я и ожидал, большого внимания заслуживало окончание бортового журнала. Вся команда дожила до старости, и постепенно каждый умер своей смертью, о чем свидетельствовала отдельная запись. Они прожили здесь пятнадцать лет.
Последняя запись гласила:
«14 декабря 1686 года. Силы с каждым днем оставляют меня. Скорее всего, это мое завещание. Я не жалею о прожитой жизни. Пусть я был грешен, но все искупилось упорным трудом. Ухожу за своими друзьями, дни мои сочтены. Я, Джонатан Смайлс уроженец Лондона, родившийся 2 сентября 1618 года, сын капеллана Хогарта Смайлса завещаю все наше золото и другие драгоценности, а также останки испанского галеона, который мы считали своей добычей, тому, кто найдет мой бренный прах. Весь нехитрый скарб я укладываю в свое ложе, и буду молиться за спасение моей грешной души. Аминь.
Под записью стояло число и витиеватая роспись.
Второй раз за этот день меня пробил озноб. Это надо быть настолько тупым, чтобы не перевернуть в том доме все вверх дном. Но приближался вечер, все откладывалось до утра.
– Как ты думаешь, что там может быть? – Настя, склонив к плечу голову, смотрела на закат.
– Даже не берусь гадать. Судя по записи это вещи, если я правильно перевел. Сама знаешь, что в английском много слов с одинаковым написанием имеют разное значение. Во всяком случае, слова «gold» здесь нет.
– Никогда не думала, что стану кладоискателем.
– О, Настена! Это заразная штука, а главное опасная.
– Почему?
– В юности мы излазали все заброшенные церкви, и готовы были не оставить камня на камне лишь бы найти поповское золото.
– Нашли?
– Нет, конечно.
– А что в этом опасного?
– Могло завалить в подвале или стена рухнуть, к тому же вспомни фильмы и книги.
– А?! Пьяный Джон Сильвер вынул свой стеклянный глаз, и вместо лупы стал через него разглядывать найденный алмаз.
– Там такого не было.
– Ты такой правильный, Сережа, что зевать хочется.
– А я думал пукать.
– Следующий раз я так и сделаю. Купаться идем? – она встала и сладко потянулась. Без соблазна на ее тело смотреть было нельзя. Каждый волосок, в лучах солнца, отливал золотом, соски заострились, живот подтянут, на ногах от напряжения выделился каждый мускул.
– Вот я сейчас тебя поймаю, – затевалась любовная игра. Метнулся в ее сторону.
– Ой! – взвизгнула Настя и бросилась бежать к воде.
С визгом и криком мы подняли фейерверк брызг. Нагнал ее на глубине и ухватил за талию. Она как заправский тюлень выскользнула из моих объятий, обдав пеной. Мотнув головой, стал озираться. Беглянки не видно. Медленно перебирая руками и ногами, стал выжидать ее появления.
Что-то долго она не всплывает? Считаю до тридцати и начинаю искать. На семнадцатом счете дикая боль пронзила мою драгоценность…
– А-а-а! – что есть силы стал выгребать к берегу. Вылетел и, превозмогая боль, уставился на свой конец. На нем болтался приличный краб. Осторожно расцепил ему клешни и со злостью бросил об песок. Сзади послышался всплеск:
– Сереж, ты чего? – Настя с опаской заглядывала через плечо. Я посмотрел на нее, потом на моего раненного «богатыря» и почувствовал подвох. Моя поза оставляла желать лучшего. Я стоял полу-присев, широко расставив ноги и выпятив вперед свое мохнатое хозяйство, а на лице, скорее всего, блуждал ужас, да еще руки растопырены в разные стороны.
– Не видишь, знакомлюсь с местными обитателями, это краб, который питается мужскими членами.
– Очень больно? – с каким-то странным состраданием поинтересовалась она.
– О! Это почти поцелуй Горгоны! – на этот раз она прыснула со смеха. – А! Так это твои проделки! – моей ярости не было границ, я так резко повернулся к ней, что от неожиданности, Настя качнулась назад и плюхнулась на песок. Хотелось, если не убить ее, то покалечить хорошенько. Она только закрыла глаза и побледнела, как полотно. Мои зубы скрипнули, я отошел в сторону и сел. Сука!!!
Ну, ничего, я тебя проучу. Вскочил на ноги и кинулся бежать в заросли.
– Сережа! Стой! Мне будет страшно! – неслось мне вдогонку, но я не остановился. За первыми деревьями перевел дыхание и обернулся. Настя бежала за мной до середины пляжа, а сейчас возвращалась к нашему плоту. Посмотрим, как она себя поведет в одиночестве.
Возле плота она села на песок, и, уткнув лицо в колени, принялась плакать. Побольше поплачет, поменьше в туалет сходит. Поделом.
Настя
Ну, зачем? Зачем? Я это сделала. Правда я не думала, что будет так больно. Лучше бы он меня ударил. Да-да и расквасил всю физию. Скажи спасибо, что не тронул. Только, что теперь делать и где его искать. Авось остынет, и ночевать придет. Ведь ему, наверное, хочется? Залезу в плот, а он пусть думает, что ищу, и заберется ко мне, а уж тут я перед ним повинюсь, ох и повинюсь. А слезы все текут сами по себе.
Постелила его одежду и, свернувшись калачиком, легла. Интересно, если он не вернется сегодня, что я буду есть завтра? Чего-нибудь придумаю, утро вечера мудренее. Почему, когда человек остается один, в голову лезут разные дурные мысли. Чтобы не лезли – надо спать.
Прибой убаюкивает, что-то шепчет, шепчет. Все-таки здесь хорошо, спокойно, главное есть пища и вода. Странное создание человек, рядится, одевается, стесняется, никогда не думала, что ходить голой так приятно, и чем дальше, тем спокойнее к этому относишься. Но что я буду делать, когда «дела» начнутся? Ходить с окровавленными ногами совсем не светит, к тому же, что получается, если он все время будет видеть меня раздетой, то перестанет возбуждаться, а значит и приставать. Э-э! Я так не играю. Завтра же сплету себе юбку и нагрудник. Почему он не идет? Стало себя жалко, я показалась себе совсем маленькой девочкой, беззащитной и брошенной, никому не нужной. Как я быстро привыкла к его заботе. Когда вернется, попрошу, чтобы он стал учить меня приемам. Не век же за мужской спиной прятаться.
Но почему все мне, за что? Почему именно я попала на этот остров. Или я, в самом деле, такая плохая, и судьба меня наказывает. Опять слезы текут. Казалось бы, не холодно, а дрожь пробирает. Лежать жестко. Возилась, возилась, так и уснула в соплях.
Сергей
Пока не совсем стемнело, нашел сплетение лиан и забрался на него. Наломал листвы и устроил себе гнездо. Далеко ведь не ушел – опасно, а на дереве она не найдет, просто не догадается. Лег на спину, скрестил руки на груди и уснул.
Утром разбудил гомон птиц. Тихонько спустился, прошел к опушке: ее не видно, значит, еще спит. Если я пойду к хижине, что она может натворить? В принципе ничего. Заблудиться не должна, в незнакомый лес не полезет, а дорогу к фруктам и воде знает. А к вечеру, я ее проведаю.
Говорить, что мы бегали вверх и вниз по лесу не верно, потому что он густой, мы только пытались это делать по едва различимым приметам. Тропы, если они и были, заросли травой и лианами. Но путь к хижине уже хорошо известен. Ноги сами несли. Местами, в самом деле, бежал. Форму надо восстанавливать.
Вот и нора. Протиснулся и дал глазам привыкнуть. Подобранной, по дороге, палкой сгреб останки капитана на пол. Потом надо будет их закопать. Разломать нары большого труда не составило. Да, есть сундук. Другой вопрос открою ли я его? Зря боялся, со скрипом крышка отвалилась.
Я считал, что в книгах о замирании сердца при находке кладов, пишут специально для остроты сюжета, но при виде этой клади дух перехватило моментально. Не знал чему радоваться: посуде или разному оружию, драгоценностям или золоту. Глаза разбегались.
Теперь многое из написанного становилось на свои места, но дыхание не хотело восстанавливаться. Мысли ураганом неслись в голове. Сам себе усмехнулся: первое, к чему потянулась рука – оружие, потом посуда. Насколько же ценности относительны в нашем цивилизованном мире. Золото здесь было просто металлом, ненужной грудой. Да, раньше знали толк в холодном оружии. Кортики, абордажные сабли, шпаги, короткие мечи, которые привели меня в замешательство. Откуда они здесь? Я готов был поклясться, что держу в руках настоящий самурайский меч. Но эта загадка так и осталась для меня тайной, не найдя ни объяснений, ни подтверждений моим гипотезам. Чтобы там ни было, но почерневшие от времени, они приятно лежали в руках.
Посуда тоже радовала глаз. Пузатые кувшины, кубки, подносы, столовое серебро, кофейный сервиз. Все это подняло мне настроение, конец сыроядению, но сначала надо уплатить долги – похоронить останки пирата.
Выбрал самый большой поднос и уложил на него половину останков нашего заботливого капитана, вышел наружу, и не отходя далеко, выкопал ножом яму, сложил в нее свою ношу, сходил еще раз, и после этого насыпал холмик. С помощью абордажной сабли изготовил нехитрый крест и воткнул, посидел немного над могилой. Пожалуй, теперь пора проведать шутницу?
По дороге смастерил себе простейший пояс из лиан, потом сделаю основательнее. Прокладывать путь саблей куда легче, чем обходить незначительные заросли.
Настя
Открыв глаза, с наслаждением потянулась. Сразу вспомнила, что одна. Подумаешь, мне еще проще. Первым делом надо искупаться. Заплыла на середину лагуны и легла на спину. Волны чуть качают. Настоящее блаженство, как в раю. А почему как? Он, наверное, и был таким. Здесь ничего не менялось сотни лет. О еде думать не надо, об одежде тоже, делать нечего, красота! А зачем нам все остальное? Машины, дома, заводы, работа? К черту все! Так лежала бы и лежала. Ни какой головной боли; спи, ешь, купайся, загорай. Может вообще здесь остаться? Мужик есть и остальное в наличии. Что еще надо?
Легкое чувство голода заставило вернуться на берег. Доела остатки вчерашней снеди. Взгляд упал на незаконченную корзину. К черту! В раю, значит в раю! Чем я ни Ева. Такая же голая, свободная и красивая. Развалилась на песке и рассмеялась своему счастью. А вначале ныла, дура! Здесь вон как замечательно…
Солнце стало печь нещадно, пошла в воду. После плавания захотела есть. Опять за бананами тащиться, да и пить хочется. Лес окутал духотой. Деревья уже казались знакомыми и не пугали, как в первый день. Интересно сколько мы здесь? А какая разница? Берег скрылся за листвой. Скоро огромное дерево, от него влево, там узкая лазейка. Но, подойдя к этому великану, сердце в груди екнуло и учащенно забилось. Я боялась поверить в увиденное. Прямо на пути зияла дыра из порубленных лиан. Срезы свежие, сок еще капает, но звуков топора я не слышала. Кто это сделал? Сергей или кто другой? Со стороны лагуны это почти прямая дорога, и если бы шли с берега, то обязательно нашли меня, но там пусто. Значит, шли сверху, кругом круча и причалить негде, следов человека мы не нашли, ну, Серега, напугал! Все-таки нашел он сундук. Последуем его примеру.
Дальше шла, не думая, по проложенной тропе. В считанные минуты добралась до банановой рощи. Но… Да, но… Видит око, да зуб неймет. Лиса и виноград. Ничего, Сережа, я тебе докажу, что и мне можно что-то доверить. В детстве, как обезьяна по деревьям лазила, а здесь еще и лианы есть. Не хуже Тарзана получится.
После нескольких метров подъема по стволу дерева, мне совсем расхотелось быть Тарзанкой или Тарзанихой, не знаю, как правильно, но знаю, что ободралась вся, это точно. И вообще лазить по деревьям голышом это извращение. И бананы станут, не нужны. Но очень кушать хочется. Наконец намеченная гроздь рядом.
Все ногти обломала об заразу такую, тяжелая гадина, никак отрываться не хочет. Ну, ничего! Мы тебя не нытьем так катаньем возьмем. По одной штуке надергаю…
Да, если так питаться, то скоро стану, похожа на один саднящий синяк. И куда эти чертовы бананы запропастились, я же их старалась кидать на открытое место. Из всех сорванных нашла всего с десяток, а нести их как? Вот тебе и корзина вспомнилась. А пить, как хочется! Ох! Дорогой трудною мы в город Изумрудный придем когда-нибудь. Шагай, Ева драная!
После воды, как на свет народилась. И во всем-то он прав, этот мужик. А-а! Он, небось, как царь Кощей над златом чахнет. Как я раньше не догадалась. Бросила свои запасы у воды и вприпрыжку побежала к хижине «дядюшки Тома».
Тихо, пусто, только крест свежий появился.
– Сережа! – молчание, никого.
Крышка легко поднялась, тут я и села, не веря своим глазам. Этого не может быть, как в сказке: золото, бриллианты, рубины, жемчуг, браслеты. Страшно прикоснуться, вдруг проснусь. Положила руку сверху – холодное. Искушение было выше моих сил. Надо примерить. Выбирала долго, потом решила посмотреться в ручье.
Черная гладь скользящей, по отполированному камню, воды отразила совсем незнакомую мне девушку. Сколько я не смотрела на себя? Широко раскрытые карие глаза смотрели с восхищенным удивлением с загорелого лица, которое обрамляли темно-русые вьющиеся, длинною до груди, волосы. Над челкой, переливаясь всеми цветами радуги, блестела маленькая бриллиантовая диадема. Длину загорелой шеи подчеркивали три нитки жемчуга разной длины. На левой руке змейкой извивался серебряный браслет с позолотой, подмигивая рубиновыми глазками-точками. На среднем пальце правой руки мерцали слезки алмазов в тончайшей оправе кольца. Я встряхнула головой, не веря своим глазам, и мочки ушей покрылись каскадом мельчайших искр от сережек искусной работы из тех же камней и металла. Присела на валун и с грустью стала перебирать в руках свою маленькую корону.
Принцесса без постели и нарядов. Да, да… Новое платье короля… От обиды слезы сами побежали по щекам. Красивая, а для кого? Для этого солдафона? Или для этих попугаев? Попка дурак – к! Попка ду – рак – к! Тьфу! Черт бы вас всех побрал, вместе с вашим раем! Кому я здесь нужна?! Даже трахнуть не кому! Гады! Все гады! Банан что ли съесть с горя? Стоп! А где они? Я же их здесь оставила? Это совсем подло!
– Серый! Выходи! Я знаю, что ты здесь! Мы квиты! Слышишь?! Я согласна на все! Только выходи! Несносный мужик! – нервы не выдержали, и разревелась в голос.
Легкий шорох заставил вздрогнуть и обернуться. В траве стояла золотая чаша, наполненная кокосовым молоком. Осторожно, боясь расплескать, поднесла ее к губам, и с жадностью стала пить это райское наслаждение. Хотела сесть удобней и чуть совсем не упала – перед ручьем стоял огромный серебряный поднос, полный отборных бананов и каких-то еще плодов.
– Я приветствую мою королеву! – повела глазами в сторону голоса, и рот сам собой открылся от изумления. Такого я уж совсем не ожидала: в двух метрах от меня стоял воин с копьем в руках и полной боевой раскраске. Я просто потеряла дар речи.
– Не падай в обморок русалка-Настя! Это всего лишь – я.
– Ох! Ну и денек! Ты, что смерти моей хочешь?
– Нет. Только даю понять, что надо жить вместе и дружно, а будешь еще шутки выкидывать, исчезну и все. Ну, как – мир?
– Мир! Чумазенький! Мир! Куда ж я от тебя денусь? – я бросилась ему на шею и, наверное, именно в этот момент поняла, какой он по-настоящему добрый и самый близкий.