Вячеслав Коротин
Адмиралъ из будущего. Царьград наш!
Глава 6. Ну, понеслось!…
Первые выстрелы в войне на Черном море раздались все-таки не под Севастополем, а на рейде Одессы.
Турецкие эсминцы «Гайрет-и-Ватание» и «Муавенет-и-Миллие», под общим командованием старшего офицера «Гебена», фрегаттен-капитана Мадлунга, нахально, под ходовыми огнями, вошли на акваторию порта. Два парохода, выходящие из порта, подсказали немецкому офицеру эту идею – возможно, примут за своих…
И действительно – все выглядело спокойно и благопристойно. Луч портового прожектора скользнул по силуэтам проходящих мимо мола миноносцев, но не задержался на них.
– Нас не ждут. Слава Господу, – выдохнул Мадлунг. – Вон у окончания мола их канонерская лодка. Атакуем торпедами. Вернее, с такого расстояния и одной хватит…
Их ждали.
Внезапно с канлодки (это был «Донец») к «Гайрету» протянулся луч прожектора, и борт русского корабля разукрасился цепочками выстрелов.
А расстояние-то для морского боя совершенно смешное – менее кабельтова. Это просто прямая наводка не только для пушек «Донца», но и для его пулеметов. Даже ночью.
Промахов просто не было. Первая же пара фугасных снарядов растерзала турецкий эсминец так, что ему уже не суждено было вернуться к своим берегам – если тонуть этот корабль пока не собирался, то здоровенная пробоина по ватерлинии в носовой части, сбитая труба и разорванные паропроводы превращали переход через все море в ненаучную фантастику. Пушки помельче тоже внесли свою лепту, компенсируя свой скромный калибр скорострельностью.
К чести минеров «Гайрета» нужно отметить, что они не растерялись и успели выстрелить торпедой в «Донца». И не промахнулись.
Но от начала боя и до того момента, когда рвануло взрывом в носовой части канлодки и та стала быстро заваливаться на левый борт, прошло почти три минуты, а за это время русские комендоры успели превратить один из четырех лучших эсминцев Турции в чудом держащиеся на воде ошметки.
Командир «Муавенета» даже не стал пытаться спасать кого-то с пылающего корабля-товарища. Было совершенно очевидно, что не помочь уже ни «Гайрету», ни кому-нибудь из его экипажа. Проблема стояла более серьезная: унести ноги подобру-поздорову.
Огонь «Кубанца» получился не столь эффективным, как у собрата, но один шестидюймовый снаряд и два стодвадцатимиллиметровых второй турецкий эсминец тоже словил. И это не считая града «мелочи» от трех дюймов и меньше.
Вопрос стоял уже о том, чтобы дотянуть до ожидающего южнее угольщика и, на его буксире, добраться до Босфора.
Не вышло…
Вернее, до ждущего эсминцы «Ирмингарда» «Муавенет» все-таки дотянул, но заделать здоровенную дырищу в корме у самого руля и винтов в открытом море, да еще и абсолютно неспокойном поздней осенью, не представлялось возможным…
Пару часов экипаж еще пытался как-то бороться с повреждениями, но и эта пробоина была не единственной. Командир миноносца приказал команде перейти на пароход.
«Муавенет» затопили через кингстоны в открытом море. Турция за эту ночь лишилась половины своих самых современных эсминцев.
В Севастополь уже пришла радиограмма: «Неприятель атаковал Одесский порт, один его большой миноносец потоплен, другой ушел с повреждениями. Торпедирована лодка «Донец». Других потерь в порту нет».
Вот хоть плачь, хоть матерись!
Именно такие мысли владели командующим флотом, когда его разбудили в третьем часу ночи и зачитали радиограмму.
Предупреждали же ведь придурков, что ожидается атака миноносцами на порт! Неужели нельзя было какой-нибудь баржой или бонами с сетями заградиться?
Фиг с ним, что «Донец» калоша старая и ни на что в масштабах флота не годная…
Ладно! Потом разберусь…
Ну и ложиться спать по новой смысла уже не было: пока полчасика с боку на бок повертишься, пока уснешь…
Тем более вот-вот должны были поступить сведения из-под Феодосии и Новороссийска, где подлодки и «Кагул» с миноносцами тоже ожидали гостей. Тех, что «хуже татарина». Да и к Севастополю ожидался САМ.
Андрей приказал вызвать Лысухина – нечего вестовому дрыхнуть, когда адмирал бодрствует, и напряг вестового приготовлением кофе в гомерических количествах.
В половине шестого с мыса Сарыч доложили, что на юго-западе наблюдают в море свет прожекторов…
Началось!
Эскадре был отдан приказ снятся с якорей и приготовиться к движению.
Загрохотали выбираемые цепи на «Евстафии», «Иоанне Златоусте», «Пантелеймоне», «Трех святителях», «Ростиславе», «Памяти Меркурия», «Алмазе» и миноносцах. Флот готовился идти в бой.
Еще через полчаса наблюдательный пост на мысе Лукулл доложил, что видит двухтрубный корабль, идущий к Севастополю.
Эбергард лично и пренастырно потребовал подтверждения у начальства крепости, что ток к заграждениям возле порта подключен…
Да подключен!
Подполковник Ширгородский, командир минных рот Севастополя, был уже настолько задерган командующим флотом, что просто жил у рубильника, подключающего электричество к заграждению.
– Начать движение!
Громады броненосцев стали вытягиваться из Казачьей. Головным пошел «Евстафий», за ним двинулся однотипный «Иоанн Златоуст», а потом «Пантелеймон» – бывший «Князь Потемкин». Именно на нем держал свой флаг командующий дивизией линкоров Черного моря, контр-адмирал Новицкий.
Эти три корабля вполне могли выдержать бой с «Гебеном», если бы тот его принял: дюжина двенадцатидюймовых орудий представляла собой вполне солидный контраргумент десяти одиннадцатидюймовым пушкам линейного крейсера.
Козырями немца, без сомнения, являлись его большая боевая устойчивость, более удобное управление огнем и, разумеется, скорость, но «русская тройка» имела все шансы в драке с ним.
К тому же ее поддерживала вторая бригада линейных сил под флагом контр-адмирала князя Путятина. Более пожилой броненосец «Три святителя» уступал своим «коллегам» в скорости, но нес все те же четыре двенадцатидюймовки, а «Ростислав» имел хоть и более скромный главный калибр в десять дюймов, но сбрасывать четверку таких орудий со счетов не стоило.
«Шестидюймовый пулемет» из трех десятков стволов соответствующего калибра, которые русские могли обеспечить с одного борта (да еще и четыре восьмидюймовки «Евстафия» и «Иоанна»), разумеется, не угрожал немцу опасными повреждениями, но шквал пятидесятикилограммовых снарядов предполагал пожары, повреждения стволов больших пушек и всевозможные прочие неприятности…
Эбергард-Киселев мог чувствовать себя вполне уверенно перед предстоящим боем, но тем не менее мандраж его слегка поколачивал: «Золотой снаряд» – он и в Африке «золотой снаряд» – влепят прямиком в боевую рубку, и потом объясняй апостолу Петру, что сражение ты практически выиграл…
– «Гебен» обстреливает порт! – поступил доклад из радиорубки.
– Иметь ход четырнадцать узлов! – мрачно бросил адмирал, искренне надеясь, что этого хватит.
Хватит… Для чего хватит? Если сушоновский линейщик не нахватает минных пробоин, то черта с два мы его на наших узлах принудим к бою…
Андрей вдруг поймал себя на том, что грызет усы.
Даже долговременный бой не гарантирует успеха – в прошлой реальности «Гебен» показал, что его артиллеристы не пальцем деланные: у мыса Сарыч «Евстафий» получил значительно сильнее, чем немец, и по количеству попаданий, и по убитым-раненым…
Остается надеяться, что все предыдущие стрельбы не прошли даром, что на этот раз с определением дистанции не оплошают и «тройка» отстреляется более согласованно – адмирал изначально рассматривал корабли Путятина как резерв, а не реальных участников боя.
Но для этого, чтобы все стало хоть теоретически возможным, нужно как минимум сбить ход паразиту! И здорово сбить.
– Ваше превосходительство! – подскочил к Эбергарду минный офицер броненосца. – С «Георгия» передают: «Наблюдаем подрыв вражеского корабля на мине».
Адмирал присоединился к ликованию офицеров на мостике, обозначив улыбку и кивнув головой.
Мало для этого монстра, мало! Но уже приятно понимать, что цепи замкнуты.
А с минного поля просто так уже не выбраться! Раз уж вляпался со всей своей двадцатитрехтысячетонной махиной на пятнадцати как минимум узлах…
Глава 7. Дебюты бывают разные…
Сушона подбросило как в прямом, так и в переносном смысле: в прямом – реально здорово тряхнуло, а в переносном – ну совсем не ожидалось… «Гебен» ведь следовал за тралами миноносцев «Ташос» и «Самсун». Как они умудрились пропустить мину на пути флагмана?
Но факт оставался фактом – рвануло. Под самой кормой рвануло…
Как эта мина не попала в тралы, действительно непонятно, но работа винтов линейного крейсера подтянула ее к борту, и она таки взорвалась…
С правого вала сорвало винт. Вроде бы и не так страшно – винтов на «Гебене» четыре…
Турбина, лишившись сопротивления, которое этот самый винт давал, немедленно «взбесилась» и выдала такие обороты, что, прежде чем регулятор автоматически остановил подачу пара, оторвался зубчатый агрегат устройства проворачивания турбины, не выдержавший непредусмотренных нагрузок.
Не просто оторвался – пробил и выходящую за борт трубу подачи воды, раздолбал несколько трубопроводов… Много чего натворил этот сорвавшийся кусок железа…
Если кратко резюмировать результаты, то ко всему прочему флагман турецкого флота заглотил еще и почти полторы тысячи тонн морской воды в свою утробу. Немало: можно считать, что в его нутро засунули дополнительно целую канонерскую лодку.
По отсекам флагмана турецкого флота немедленно загремело: «Задраить водонепроницаемые переборки. Всем оставаться на своих боевых постах!»
Аккерман, разумеется, запросил «низы» о характере повреждений, но времени дожидаться ответа не было, нужно немедленно принимать решение…
Реверс? Но двадцатитрехтысячную махину на пятнадцати узлах мгновенно не остановить. Чудовищная инерция потащит корабль вперед даже при «полном назад» еще немало.
Поворот влево? Вроде бы логично, исходя из направления движения. Но это по направлению к Севастополю, и большая степень вероятности дальше двигаться по минам.
Вправо? Да, это шанс. Возможно, что заскочили только на край минного поля. Если отвернуть от русского порта, то имеется вероятность выскочить без дополнительных «травм» и уйти – о продолжении операции уже и думать нечего…
Но в этом случае путь по сомнительному району чуть ли не вдвое более длинный, чем при отвороте влево. Но зато слегка приподнимется над водой поврежденный борт…
А решать необходимо немедленно…
– Право руля!
Сушон не вмешивался. Руководить кораблем, тем более в экстремальной ситуации, должен его командир. В любой ситуации – командир. Адмирал командует эскадрой или операцией, но на корабле единственный «Первый после бога». Он один ответственен за все. И его приказы должны выполняться беспрекословно. Кроме одного: приказа спустить флаг и сдаться. Вот тут даже распоследний юнга имеет право и должен взбунтоваться и командира арестовать, или даже застрелить…
Но пока речь о сдаче не шла, «Гебен» разворачивало вправо, чему, кстати, способствовало отсутствие крайнего правого винта; линейный крейсер уже почти выскочил с крепостного заграждения…
Рвануло еще раз. Вторая мина оказалась не столь эффективна, как первая: Взрыв прогнул противоторпедную переборку левого борта, порвал обшивку, флагман Сушона принял еще двести тонн воды – не фатально. Но, в дополнение к первому повреждению, – немало…
– Сколько узлов мы можем дать, Рихард? – наконец обратился адмирал к капитану цур-зее.
– Предварительно – не более двенадцати. И то не гарантирую.
– С зюйда дымы! – донеслось от сигнальщика. – Русские броненосцы!
Из устья Казачьей бухты один за другим появлялись «Евстафий», «Иоанн Златоуст» и «Пантелеймон». Корабли второй бригады несколько поотстали, но «русская тройка» уже в самое ближайшее время грозила выйти на дистанцию открытия огня. Вернее, снаряды добросить можно было уже сейчас – «Гебен» и головной броненосец разделяли всего семьдесят кабельтовых, но на «Иоанне», который являлся центром управления огнем бригады, произошла заминка с определением расстояния.
А вот немцы ждать не стали.
Корветен-капитана Книспеля мало волновало происходящее в низах корабля, у него были свои заботы – пушки. В перископ с пятнадцатикратным увеличением старший артиллерист «Гебена» следил за надвигающимися кораблями противника, через наушники поступала информация с дальномеров о скорости и курсе своего крейсера, доклады из башен и все прочее, что необходимо «дирижеру артиллерийского оркестра».
Наконец в микрофон прозвучало: «Прицел четырнадцать тысяч метров. Залп!»
Все пять башен содрогнулись от выстрелов, и каждая послала во врага по одиннадцатидюймовому снаряду.
Первые две серии легли перелетами, а вот следующая «взорвала воду» совсем недалеко от борта «Евстафия». Прямых попаданий не случилось, но осколками броненосец обсыпало здорово.
Наконец стали отвечать и русские.
Сначала недолеты… Но вскоре один из снарядов русского флагмана взломал шестидюймовую броню порта каземата на линейном крейсере и взорвался внутри. При этом сдетонировало еще три снаряда и загорелись шестнадцать зарядов приготовленных к стрельбе; газ, пламя и дым проникли в пороховой погреб, из которого подавали боезапас к орудиям противоминной артиллерии, но взрыва не последовало. Одна пушка вышла из строя, убито тринадцать германских моряков, но разве это сколько-нибудь существенно не только для войны вообще, а даже для боеспособности такой махины, как «Гебен»?
Не вернутся к своим матерям, женам, детям еще тринадцать сыновей, мужей, отцов… Какая это мелочевка для бога Марса!
Кстати, германец практически тут же отомстил. Сторицей: мало того что без разрыва прошило первую трубу на «Евстафии», так еще один снаряд угодил в левый носовой каземат шестидюймовой батареи. Он оставил идеальное круглое отверстие в броне, но вот внутри натворил таких дел, что… В общем, не выжил никто…
Однако черноморцы с некоторым удивлением наблюдали, что не только настигают агрессора, даже обгоняют. Три русских линейных корабля уверенно отсекали «Гебена» от открытого моря. То есть пока еще нет, но тенденция наблюдалась именно такая. Да и флагман князя Путятина, «Три святителя», явно прибавил оборотов, чтобы поскорее присоединиться к битве. Более медленный «Ростислав» пока отставал, но при имеющейся ситуации тоже скоро должен был выйти на дистанцию, позволяющую дотянуться своими пушками до немца.
А соперники пока обменялись еще несколькими попаданиями: «Евстафий» получил в броневой пояс и под среднюю трубу, а «Иоанн Златоуст» и «Пантелеймон» отметились соответственно по одной из средних башен линейного крейсера и попаданием в носовую часть. Именно эта пара снарядов с бывшего «Князя Таврического» оказалась фатальной для германцев. Хотя последствия попадания стали проявляться существенно позже. Этот удар пришелся ниже главного броневого пояса, в «ахиллесову пяту» любого из германских линейных крейсеров – там не было противоторпедной переборки. Большинство отсеков впереди первой башни «Гебена» оказались затопленными.
А тут еще и подоспевший «Три святителя» «добавил огоньку», угодив с запредельной, можно считать, дистанции в палубу юта немецкого корабля. Ничего существенного, конечно, – просто пылает кают-компания и еще десяток жизней алчно забрал себе бог войны…
Противники сблизились до пятидесяти кабельтовых, и Эбергард приказал задействовать восьми-шестидюймовые орудия – дистанция вполне уже позволяла обрушить на врага град снарядов среднего калибра.
Наконец-то! Закончилось томительное ожидание всех тех, кто в страшном напряжении жил возле своих пушек в последние полчаса… Можно!
Зазвякали указатели приборов управления стрельбой, натужно заныли элеваторы подачи снарядов, поднимая наверх беседки, щелкнули своими «челюстями» замки орудий…
Залп! Корпуса броненосцев в очередной раз содрогнулись, дернулись в машинных стрелки манометров, зазвенели по палубам плутонгов выплюнутые пушками гильзы, и зазвучало по казематам: «Второе готово!», «Четвертое готово!», «Шестое готово!», «Готово!», «Готово!!», «Готово!!!»…
Залп!..
Снаряды, конечно, «игрушечные» по сравнению с главным калибром, но «курочка по зернышку клюет»: там в ствол орудия угодят своими почти пятьюдесятью килограммами, здесь небронированный борт пробьют и пожар устроят, да и просто лес водяных всплесков от недолетов здорово затруднит противнику эффективную стрельбу.
Сушон прекрасно понимал то, что в погребах «Гебена» достаточно ограниченный боезапас – по восемьдесят выстрелов на орудие главного калибра, что ведение огня с максимальной скорострельностью меньше чем через час сделает крейсер совершенно «беззубым». Но сейчас, именно в этот момент необходимо оторваться от русских любой ценой!
И Книспель, получив соответствующий приказ, зарычал в сторону русских броненосцев из всех четырех боеспособных башен и батареи противоминной артиллерии.
Получилось. В «Евстафий», на протяжении пяти минут угодили полные горсти одиннадцатидюймовых «подарков». Не считая близких разрывов в воде, которые гидравлическим ударом тоже контузили подводную часть корпуса…
– Кормовая башня временно выведена из строя!
– Попадание в каземат восьмого шестидюймового!
– Попадание в корму, пожар в кают-компании! Пожар…
Подобные доклады поступали в боевую рубку «Евстафия» один за другим…
Эбергард и так понимал, что броненосцу долго такого огня не выдержать…
Но адмиралы в бой не посылают – адмиралы в бой ведут. Это вам не «сухопутье»…
И тем не менее…
– «Евстафию» покинуть линию!
– Ваше превосходительство, а вы не торопитесь? – попытался возразить Галанин. – Никаких фатальных повреждений у броненосца нет, тринадцать узлов держать можем…
– Валерий Иванович, – прищурился на каперанга Эбергард, – все необходимые пояснения я дам вам несколько позже, хоть и не обязан этого делать, а сейчас потрудитесь отдать соответствующий приказ и отсигнальте на «Иоанна», чтобы он возглавил кильватер.
– Слушаюсь, ваше превосходительство! – Командир «Евстафия» посмотрел на командующего без особого восторга, но перечить, разумеется, не стал.
Флагманский корабль Черноморского флота повалило, согласно приказу, влево, а вот до следующего мателота приказ «Возглавить линию!» не дошел – очередной град снарядов с «Гебена» снес грот-мачту, а радио не действовало на «Евстафии» уже давно. То есть действовало, но исключительно на прием…
Однако командир «Иоанна Златоуста», капитан первого ранга Винтер, и без всякого приказа понял, что флагман покинул строй не от хорошей жизни, что возглавлять эскадру теперь необходимо его броненосцу.
Неуютно, но долг есть долг… Вот уже первый пристрелочный залп германского корабля вздыбил море совсем неподалеку от борта…
… – А ведь, может, и выскочим, Рихард! – Сушон с довольным выражением лица посмотрел на Аккермана. – Если выбьем и второго, то уже наверняка. Остальные точно отстанут.
– Будем надеяться, мой адмирал. – Командир корабля совсем не разделял радужных надежд своего начальника. – Но состояние «Гебена» угрожающее, а нам ведь предстоит дойти до Босфора. И я не поручусь, что с такими повреждениями, которые уже имеем, это возможно.
– Больше оптимизма! Прикажи своим артиллеристам усилить огонь.
– Орудия и так бьют на пределе скорострельности. Тем более что нужно было менять цель, из-за этого и задержка… К тому же… – Капитан цур-зее слегка замялся, но, плюнув на свои опасения, вдруг откровенно стал высказывать сомнения командующему: – Видите эти большие миноносцы? Теперь уже при самом благоприятном для нас исходе боя они сядут на хвост и непременно атакуют в открытом море, как только спустятся сумерки. Совершенно не уверен, что у нас к тому времени найдется достаточно прожекторов и пушек, чтобы отбиться.
Адмирал не верил своим ушам. Чтобы Аккерман начал паниковать? Это было совершенно невообразимо.
– Так что ты предлагаешь? Спустить флаг?
– Застрелю любого, кто посмеет отдать подобный приказ или вообще заговорит об этом. Я просто трезво смотрю на ситуацию. Драться необходимо до конца…
Шарах! Русский снаряд угодил совсем рядом с боевой рубкой, взрывом здорово тряханув все ее содержимое. Как приборы, так и людей.
Но такое чудище, как «Гебен», вывести из строя одним попаданием, разумеется, нереально. Даже самым удачным.
Ну да: тактическое управление кораблем было на несколько минут потеряно, однако пушки продолжали стрелять, крейсер оставался на курсе, кочегары, как и прежде, швыряли в огненные пасти топок уголь, заделывались пробоины, тушились пожары…
А тут еще дал прикурить подобравшийся к своим «Ростислав»: залепил сразу двумя десятидюймовыми снарядами под корму. В рубку поступил доклад, что противоторпедные сети перебиты и висят над левым винтом. Необходимо их убрать, а для этого требуется остановить машины. Необходимо срочно принимать решение. При всем том, что Аккерман только что поднял с палубы и надел фуражку на ошеломленную предыдущим взрывом голову…
Остановиться? Превратиться на пятнадцать-двадцать минут в неподвижную мишень для русских? Инерция еще какое-то время протащит крейсер по волнам, но это несерьезно. За такой промежуток вражеские броненосцы нафаршируют «Гебен» своими снарядами так, что ни о каком Босфоре думать не придется…
Рискнуть? С огромной вероятностью намотать сети на винт… Тогда – все. При самой неимоверной везучести просто не хватит снарядов, чтобы утопить все русские корабли. И тогда уже самый распоследний из них подползет и прикончит… Да и не «распоследним» он будет, честно говоря, – не будут русские рисковать своими линейными силами, достаточно той армады миноносцев, что у них имеется…
А решение принимать нужно…
На помощь командиру корабля пришел адмирал:
– Останови машины, Рихард, может, хоть так позже сумеем отойти подальше в море…
Сушон понял, что проиграл. Категорически проиграл. И его целью стало лишь не сделать свой флагман трофеем для русских. Только затопиться подальше от Севастополя на как можно большей глубине. А еще желательно прихватить с собой на дно хоть одну из российских калош…
– И прикажи усилить огонь. Пусть о запасе снарядов не беспокоятся…
Усилить огонь было можно, но результаты не воспоследовали: шквал шестидюймовых фугасных с русской эскадры не мог, конечно, всерьез повредить такого монстра, как «Гебен», но вот проблем создал немало – подавляющее большинство дальномеров на линейном крейсере вышло из строя. А Винтер, чтобы не попасть под сокрушающий огонь германского главного калибра, регулярно менял курс своего «Иоанна» и данное маневрирование вполне приносило свои плоды – броненосец получил только четыре попадания с того момента, как возглавил кильватер.
А «Пантелеймон», «Три святителя» с присоединившимся «Ростиславом» не обстреливались вообще и действовали практически в полигонных условиях. В результате их удары с почти убойных сорока кабельтовых все сильнее и сильнее сказывались на состоянии вражеского корабля.
– А ведь, кажется, получилось! – Эбергард с нескрываемым удовольствием смотрел в бинокль на горящий линейный крейсер, который ко всему вдобавок еле-еле полз по волнам. – Не уйдет! Не может уйти, не должен!..
– Ваше превосходительство! – доложил Галанин. – Пожары ликвидированы, «Евстафий» может вернуться в общий строй.
– Замечательно, Валерий Иванович. Что кормовая?
– Стрелять пока не может, требуется еще около получаса.
– Хорошо. Держите за «Ростиславом».
– Слушаюсь!
Броненосец стал догонять основную линию, и еще издали носовая башня стала посылать снаряды в практически приговоренного «Гебена». Безрезультатно сначала, но все равно было заметно, что спесивым тевтонцам сегодня никуда дальше морского дна не уйти – линейный крейсер уже здорово сел носом, ход давал ничтожный, а русские снаряды продолжали ломать и крушить крупповскую броню. Флагман Сушона огрызался только из двух орудийных башен…
Но и русским досталось здорово. Как ни берег Винтер своего «Иоанна Златоуста», но и тот вынужден был оставить кильватер – объятый пожарами корабль стал вываливаться из строя, причем в сторону противника. Перекрывая идущим сзади товарищам сектор стрельбы и обеспечивая небольшую передышку противнику. Да и сам схлопотал при этом пару дополнительных одиннадцатидюймовых снарядов.
Надо сказать, что принятая в пробоины вода даже позволила несколько спрямить уже имевшийся крен, но, само собой, увеличила осадку на дополнительных полметра. Только близость базы позволяла надеяться, что броненосец выживет и продолжит войну – о продолжении данного боя речь уже не шла.
А «Гебен» уже просто рвался подальше на глубину, чтобы затопиться там, где его не смогут поднять и ввести в строй под вражеским флагом. У Сушона возникала мысль спустить турецкий флаг – не германский все-таки, но он отмел такую перспективу сразу и бесповоротно: под этим флагом крейсер вступил в бой, под ним же и пойдет ко дну, пусть из-за этого и погибнут лишние десятки, а то и сотни немцев – честь есть честь…
Книпсель же продолжал азартно руководить стрельбой вверенной ему артиллерии. Пусть под его началом оставались лишь две башни, причем в носовой могла действовать только одна пушка, и противоминная батарея, которая тоже была здорово подвыбита, но огня корабль не прекращал до последней минуты, до самого получения приказа «Спасаться по способности!».
Нет, «Гебен» еще совсем не получил таких повреждений, которые грозили ему немедленным опрокидыванием и гибелью. Еще минут с двадцать под ураганным огнем русских броненосцев он бы продержался. Только зачем? Всем, от адмирала и до последнего матроса, что видел сложившуюся ситуацию, было ясно – не уйти…
Только машинные команды линейного крейсера, не знавшие, что происходит выше броневой палубы, продолжали верить, что их самый лучший адмирал вывернется и спасет их…
И слава богу, что находящиеся в низах кораблей верили, верят и будут верить, что их адмирал (командир) самый лучший. Иначе очень трудно становится грести лопатой уголь, обливаясь потом, нести его к пышущей жаром топке, швырять в нее содержимое лопаты, зажмурившись от жара, и снова возвращаться к этой куче черного ужаса, который таскать – не перетаскать. Особенно, когда регулярно ощущаешь, как содрогается корпус от новых и новых попаданий…
– Отдавай приказ открывать кингстоны, Рихард.
– Я это уже понял, Вильгельм. – Командир крейсера впервые осмелился назвать адмирала по имени. – У меня с собой фляжка…
– Давай не будем дышать на тех, кто возьмет нас в плен, алкоголем.
– В плен?.. – Аккерман даже задохнулся от возмущения.
– В плен. Хочешь пойти на дно с кораблем? Я тебе это запрещаю.
– Запрещаете умереть за честь Германии? – Командир «Гебена» посмотрел на адмирала как на предателя.
– Успокойся. Я просто приказываю… ПРИКАЗЫВАЮ жить во имя Германии, во имя ее будущего. – Сушон повысил голос. – Нет времени на споры, а пока выполняйте приказ адмирала, капитан цур-зее! И озаботьтесь тем, чтобы как можно большее количество ваших подчиненных осталось сегодня живыми. Из плена возвращаются, а со дна моря – никогда. Германии еще понадобятся ее сыны. Действуйте!
Аккерману очень хотелось сказать кое-что нелицеприятное «его превосходительству», но впитанная с молоком матери привычка подчиняться своему начальнику победила…
Адмирал остался на мостике один, и ему чертовски хотелось, чтобы именно сюда прилетел русский снаряд и поставил крест на его сомнениях.
Легко умереть в бою… То есть не легко, конечно, но там просто живешь сражением – вспышка – и тебя больше нет… Понятно, что этой «вспышки» боишься до жути, а еще больше боишься, что она будет не «концом», а осколком, вспоровшим живот… Или чем-то подобным. Что она, эта «вспышка», просто обожжет твое тело так, что потом несколько часов ты будешь молить НЕБО о смерти, чтобы избавиться от этой адской боли. Это тебе еще очень здорово повезет, если рядом окажутся санитары и отволокут в лазарет – там есть шанс получить укол морфия и умереть не в мучениях…
«Гебен» тонул на относительно ровном киле, но с серьезным дифферентом на нос – сказывалось попадание той пары двенадцатидюймовых, что он получил в почти самом дебюте сражения. Хоть корабль и продолжал жадно заглатывать соленую воду через кингстоны, но равномерного погружения не ожидалось – винты уже показались над волнами Черного моря, и в любой момент мог наступить вполне внезапный «опрокидон». Аккерман приказал немедленно спустить единственный уцелевший катер с ранеными, а остальным немедленно прыгать в воду с подручными средствами и отплывать подальше от борта – он прекрасно понимал, что двадцатитрехтысячетонная туша линейного крейсера при погружении закрутит такой водоворот, что затянет на глубину всех, кто будет находиться хоть сколько-нибудь поблизости…
– Идиоты! Что они делают! – Сушон уже тоже подошел к борту, намереваясь вверить свою дальнейшую судьбу капризам Нептуна, но увидел, что два сопровождавших «Гебена» малых миноносца идут к тонущему кораблю, явно собираясь заняться спасательными работами. Дураку же понятно – вон они, русские эсминцы, что догонят эти доисторические калоши за час-другой и либо утопят вместе со спасенными, либо, что еще хуже, заставят сдаться. Но уже некому подать сигнал… Уже даже некому выстрелить в их сторону из пушки, чтобы там образумились и прекратили ломать из себя «рыцарей благородного образа»…
К вящему удовольствию адмирала, положение спасли как раз русские: «Беспокойный», ведущий за собой «Гневного», грохнул из баковой пушки, доступно разъяснив наглецам, что спасением (пленением) немецких моряков намерен заняться исключительно флот Российской империи.
На турецких миноносцах намек поняли правильно, но поздно. Они-то, конечно, отвернули и на полной скорости направились к родным берегам, но отпускать даже такую ничтожную по сравнению с «Гебеном» добычу никто не собирался.
Черноморские «новики» имели как минимум семиузловое превосходство в скорости и «раздавляющее» в артиллерии.
Командир «Беспокойного», разумеется, не стал заморачиваться спасательными работами, а повел свой эсминец вдогон вражеским.
Сорока минут погони хватило, чтобы снаряды лучших в мире кораблей своего класса стали ломать и крушить корпуса тех достаточно слабеньких миноносцев, что пришли под Севастополь, надеясь на защиту «Большого дядьки».
«Дядьки» не стало. И теперь никто их не защитит…
Стодвухмиллиметровые снаряды русских рвали вдребезги и пополам борта «Ташоса» и «Самсуна», так что надолго этих корабликов не хватило: сначала стал заваливаться на борт один, потом погружаться кормой второй…
