Вова Сойер На западе круто в это время года

Четыре секунды.

Ничего не происходит годами, но четыре секунды переворачивают мир с ног на голову. Если правильно воспользоваться ими. Замереть, услышать, как щёлкает, двигаясь по циферблату, секундная стрелка.

Раз. Два.

Вдохнуть, выдохнуть, осмыслить и бросить. Подняться на ярости, упасть, повторить.

Три.

Все за одного, наши намерения – благие. Один против всех, с револьвером за спиной. Замереть, услышать, как щёлкает, прокручиваясь, барабан.

Четыре.

Ещё зажжём.

Привычка – сильная штука.

Это когда можно, вернувшись домой, не включать свет. Скинуть обувь, очки. Бросить куртку на кресло. Чуть не уронить гитару, оставленную когда-то рядом. Вспомнить, вообще-то, что она есть.

Пусть и слегка запылившаяся.

Пыль можно стряхнуть, а гитару взять в руки. Почувствовать на бедре приятную, почти как в фильмах Серджио Леоне, тяжесть. Обнять разбитыми пальцами тонкий гриф. Подкрутить колки, ведь за то время, что инструмент лежал без дела строй сменился с привычного дропа на пол-тона в рассыпной, сука, строй.

После, в темноте, пальцы сами найдут один из разбросанных по квартире во всех стратегически важных местах десятков медиаторов. Другие пальцы начнут зажимать струны.

И тогда вспомнится, что, вообще-то, инструменту нужен ремонт. Вспомнится, что первые три струны из-за разъёбанного порожка издают шуршание, дребезг; всё, что угодно, через звукосниматель, сделанный из сувенирных магнитиков провинции, наверное, Хайнань. Всё, что угодно, но только не ноты.

Но всё в порядке, ведь есть ещё струны с четвёртой по шестую. На них можно сыграть что-нибудь тягуче-злое, навалив побольше гейна. Слиться с раздолбанным Лес Полом в резонансе общего желания сломать кому-нибудь колени и обоссать ебало. Неосуществимого, потому что гитаре нечем ломать колени и ссать, а сам уже слишком старый и уставший для подобных авантюр.

Сколько-то минут повысекать медиатором что-то хаотичное, бессвязное, но в целом даже симпатичное. Снова отложить гитару до лучших времён. Когда получится либо вспомнить о ней ещё раз, либо наконец купить новый порожек и сделать так, чтобы дома стало одной сломанной вещью меньше. Закурить.

Привычку когда-нибудь получится бросить, это точно.

И мы ещё зажжём. Когда-нибудь – обязательно. Когда днём выглянет солнце, когда трамваи начнут приходить по расписанию, когда ночью в вечно-тёмном окне снова появится свет.

Что же сейчас…

Всё, что есть у меня – это тень на горячем песке у ленивой реки.

Неплохо для начала.

Отель Калифорния.

Странная штука – собственные иллюзии.

Или это воспоминания? Воспоминания о прошлом? Воспоминания о будущем, которое уже никогда не случится? Или будущее – тоже прошлое, но какое-то другое?

Не то, что было.

То, что могло бы быть.

То, что могло бы случиться где-то в кирпичных стенах на берегу мерзкой, грязной речушки в бетонной тюрьме, но от которого теперь остались только серебряный брелок и старенький бумбокс, доживающий свои деньки где-то далеко на востоке.

Серебряный брелок от ключа, который ты сдал. Чекаут уже случился, но какая-то часть тебя всегда будет там, за большой прозрачной дверью, которую этот ключ открывал?

Серебряный брелок, который ты заказал на эйфории от новых начинаний, которые должны были когда-то приблизить тебя настолько близко к солнцу, насколько это вообще возможно. Который ты с гордостью повесил на недавно обретённый ключ.

Стоит ли этот серебряный брелок повесить сейчас на другой ключ? Который обещает тебе гораздо меньше, но достаточно, чтобы была причина продолжать дышать? Ключ от твоего нового номера в Отеле Калифорния?

Куда ты последуешь по пути, на котором тебе нечего бояться?

Старенький бумбокс, перебивавший звуки электроинструментов, когда ты строил свой воздушный замок из подручных материалов и средств.

Старенький бумбокс, который транслировал в моменты отчаяния голоса двух Марков. Марка Сэндмана, который разделял твою тоску, и вообще умер, в том числе и за твои грехи; и Марка Нопфлера, который иносказательно обещал, что всё будет круто. Когда на столешнице самодельной барной стойки оставались только твоя голова, пачка сигарет, и два стакана: один с бычками, другой – с чем-то поинтереснее, чем бычки.

И, может быть, что-нибудь ещё, во что можно ткнуть срез сигареты перед тем, как ты её прикуришь, рассыпав и её и собственное сознание декадентным снопом искр.

На столешнице, на которой уже больше никто не будет танцевать.

Остался один. Последний танец в стенах того твоего воздушного замка, где ты тогда сидел, как лорд-протектор ёбаного ничто, на троне из дешёвого пластика цвета самых лживых глаз и разъёбанных музыкальных инструментов.

Тогда, когда закончился танец под песню о «тоннеле любви», с дорогим костюмом, помпезным платьем цвета фальшивой невинности и безликой толпой парадных зрителей в зале. А танец под другую, более мрачную, но чертовски красивую песню, с джинсами, цепями и выцветшими растянутыми майками, который никто так и не увидел, ещё не начался?

Когда же начался, ты забил уже на всё. Слушал только её дыхание. Думал, что слышишь своё будущее в его тихом ритме.

Стоило внимательнее слушать текст песни.

Сейчас, годы спустя, ты снова подключился к этому бумбоксу. Так вышло, что там, далеко на востоке, где он теперь даёт голоса новым историям, оказался и ты. Экран телефона высветил знакомые буквы, заставляя всё внутри болезненно сжаться. Сияя бездной, что так и манит. В которую так и хочется, очертя голову, прыгнуть, не смотря ни на что доверившись то ли давно повесившемуся за дверью ангелу-хранителю, то ли чему-либо ещё, что гарантирует мягкую посадку. Чтобы начался новый танец.

Главное, помни.

Найти – не самая сложная часть. Куда сложнее – отпустить.

Подняться на ярости.

На что надеяться, когда не остаётся ничего? Когда, открывая дверь квартиры, первое, что видишь – это твой ангел-хранитель, который повесился здесь так давно, что ты уже привык к этому полусгнившему трупу с ощипанными перьями?

Воспринимаешь, как данность.

Просто проходишь мимо.

Иногда выдёргиваешь очередное перо, чтобы эпатажно от него прикурить.

Ангел болтается в петле так давно, что ты уже не помнишь, что это такое – выходить, один против всех, не только с револьвером, но и с его дыханием за твоей спиной. Дыханием, что давало достаточно спокойствия, чтобы понимать, когда нужно, а когда нет – взвести курок.

Когда больше нет никаких опор, подняться поможет только оно. Только самое чистое, самое яркое и самое горячее пламя. То самое, которое горит ярче Геенны , помогая выжить, если попал в ад. То самое, которое может согреть, но не тебя. И не тех, кто к тебе близок.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.