Волков Максим
Асфиксия
Может быть, так мертвецы пытаются что-то сказать? И будь у них языки, они, вероятно, рассказали бы мне что-нибудь безусловно важное. Например, что быть среди них вовсе не так уж и плохо, как я представляю. Оказавшись среди них, мне не нужно будет больше тратить силы, чтобы охранять свое одиночество. Меня перестанут волновать собственные мысли, потому как мозг мой высохнет и опустеет.
Вообще мыслить мертвецу ни к чему. Единственное, что беспокоит его, это толпою ходить друг за дружкой и делать одинаково – так же, как поступает сосед напротив. Скажем, охотиться на одиночек, подобных мне, наверняка весело и объединяет. Выражать свои чувства (правда, это будут уже в полной мере не чувства, а их отголоски) можно легко мычанием, им же пугать заблудившегося одиночку. Если я выберу оказаться с ними, меня перестанет заботить качество собственной речи, ведь вокруг меня самая изысканная речь – скучнейшее мычание. Значит, мне перестанет быть нужным язык: болтаясь без дела, он скоро усохнет, и единственное, для чего он останется годным, это беззвучно шевелиться червем в распахнутой глотке, подражая другим мертвецам, объединенным общим стремлением нагнать чужака и испить его свежей крови. Да-а-а, счастливая жизнь у мертвеца, все предопределено и предельно ясно. Ежели чего-то не ясно – помычи в унисон с друзьями-зомби, и все пройдет…
Нет уж! Мне слишком хорошо знакомо это лживое обаяние мертвой жизни. Когда человек давно уже мертв, но наивно полагает, что живой. Причем самый внутренне мертвый человек, прогнивший изнутри, пустой, искренне считает себя венцом творения, первым после Бога.
Вот, например, эти, мертвые, которых презираю я, которые в моем собственном же сне, словно рой обезумевших пчел, преследуют меня, угрожая расправой, они ведь тоже по-своему счастливы. Все их безликое существование определено общим настроением толпы, и если толпа вдруг устремилась за чужаком, то нужно торопиться нагнать его и обязательно разорвать в клочья, а если уж все вокруг начинают тоскливо мычать, то непременно нужно мычать с остальными. Все. И дальше этого ничего нет, дальше непреодолимая граница мира мертвых.
