bannerbannerbanner
полная версияВирши Слепого Пью

Вольдемар Хомко
Вирши Слепого Пью

Глава 6

Я оказываюсь в городе «N», на кладбище возле могилы, которую очень хорошо знаю. На этом погосте похоронены многие из близких родственников, но меня интересует именно это место упокоения человека, которого я так мало видел в той жизни, но к которому у меня осталось много вопросов и главный из них – почему он ушел из жизни по собственной воле, не посчитавшись с мнением родных и прежде всего меня, его сына.

Здесь похоронен мой отец, совершивший самоубийство, когда мне не было еще и одиннадцати лет. Я вижу могилу, слегка припорошенную снегом и старый неказистый памятник с фотографией, еле видный из-за разросшейся мезервы. Я уже давно не был на этой могиле, поэтому она стоит неубранная, на приступке старый подсвечник и пластиковый перевернутый стаканчик. В этом городе у меня остались родственники, но вряд ли кто-то из них захотел бы приехать и прибраться. У них и своих дел по горло, ну а мне… Мне уже не судьба.

«Привет, отец»

«Здравствуй, сын»

Вот те на! Он сразу откликнулся! Голос звучит в моей голове ясно и прозрачно, будто я разговариваю сам с собой.

«Вот и я оказался на этом свете. Ты рад мне?»

«Не знаю, что ответить тебе»

«Как это не знаешь? Мы не виделись столько лет, ты ушел, когда я был еще ребенком и теперь ты говоришь, что тебе нечего ответить?!»

«Да»

Ну это уже совсем из ряда вон выходящее! Я думал, что мы поговорим по душам, извините за каламбур, а тут получается, что он мне вроде даже и не рад!

«Скажи мне, почему ты не хочешь со мной разговаривать?»

«Потому что так положено здесь»

«Ну хорошо. Тогда объясни, почему ты совершил это, язык не поворачивается сказать. Ты ведь даже и записки не оставил?»

«Потому что так было надо»

Простые, сухие и односложные ответы. А может действительно, здесь так положено разговаривать. Бог его знает, ой, извините, снова вырвалось. Это я пока еще считаюсь новообращенной душой, а вот после Страшного суда, да на сороковой день… Тогда, видимо, всё и изменится.

«Ответь, отец, а у тебя есть обиды на меня? Может из-за этого ты не хочешь со мной говорить?»

«Нет обид»

«Тогда послушай меня! Я обижен на тебя за то, что ты покинул нас с мамой так рано и заставил нас страдать и мучиться. Тем более, как тебе наверняка объяснили, самоубийство есть смертный грех, самый страшный из грехов. Ты оставил меня без отца, и я рос, завидуя другим мальчишкам, которые ездили на рыбалку, ходили на охоту и просто играли во всякие игры со своими папами. А я не играл! Так что, это мне есть за что обижаться на тебя. Но все равно, я хочу поговорить с тобой, а ты не можешь даже объяснить, почему ты ушел из жизни сам.

«…..»

«Молчишь? Ну, понятно! Что еще остается делать человеку, не справившемуся с временными жизненными трудностями! Ведь это так легко, наверное, взять и уйти, а остальные пусть много лет испытывают чувства вины и горечи, потеряв родного человека. Спасибо маме, она вырастила меня, воспитала, поставила на ноги и сделала таким, какой я есть, ну, то есть каким я был в той, прошлой жизни. Конечно, я много раз, сотни раз, думал о тебе, представлял, как мы снова поедем на озеро «N» и будем купаться и развлекаться, ходить на качели и в столовую. Я помню, как ты любил меня, по-своему конечно, дарил дорогие подарки, правда пару раз мне и доставалось от тебя хорошо так. Но это все нормально. Так у всех бывает.»

«Здесь, сын, нам нельзя разговаривать, у каждого своя дорога и каждый несет свою ношу сам. Я отвечу тебе, то что я совершил, никак не отразилось на мне в этом мире. Человек сам решает, как ему поступить, убить себя или быть убитым временем. Даже младенцы умирают, не успев в полноте своей увидеть прекрасный мир, а отпетые убийцы годами живут в тюрьме, не испытывая нравственных и физических страданий. Все уйдут, правда некоторым позволено оставить что-то после себя. Человек тленен, но у него есть какое-то время, чтобы показать себя в одном мире прежде чем он перейдет в мир другой.

Тебе отведено немного времени, используй его так, чтобы каждая секунда была проведена с пользой для себя, делай то, что захватывает тебя, чтобы умирая, ты мог сказать, что не зря прожил этот короткий отрезок, называемый жизнью.»

«Но ведь я уже умер! Как я могу использовать время, отведенное мне в жизни?!»

«Все это время ты разговаривал не со мной, а с собой. Это мысли в твоей голове, после того как ты потерял сознание при ударе машиной. Твой мозг выдавал картинки, и ты по ним путешествовал. Ты же ощущал запах нашатыря в маминой комнате? Ты живой!»

«Я живой? Живой! И снова воняет этим ужасным нашатырем!»

– Да живой ты, живой! Уберите нашатырь и несите уже сюда эти носилки! Так, граждане, расходимся! И не на что здесь смотреть. Вы создаете пробку для транспорта! Ребята, хватайте его аккуратненько!

январь 2021 года. Медвежий Стан

Я вижу!

Глава 1

– Иванов кто? Ну-ка покажи! Расширился? Заходите!

– Пойдем, наша очередь!

Мама с сыном зашли в медицинский кабинет с ярко-белыми стенами, небольшим столом, на котором аккуратно, стопочками, лежали карточки больных и другие документы. В окно полыхало жаркое летнее солнце и ему больно было смотреть на свет из-за лекарства, закапанного в глаз пятнадцать минут назад.

– Подождите немного, сейчас врач подойдет. – Медсестра проверила все ли готово возле аппарата, стреляющего лазерными лучами и вышла из кабинета.

Он пытался рассмотреть аппарат, сравнивая его с тем, что был в больнице, но капли, воздействующие зрачок, не давали ему сфокусировать взгляд на огромном белом пятне.

– Петь, не верти головой! Опять сетчатка оторвется, что тогда будем делать?! Опять в больницу ложится?!

– Да не верчу я. – Он снова открыл глаз, но в этот момент дверь открылась и в кабинет вошел крепкий, тучный мужчина и сел за стол.

– Таак. Иванов, стало быть? Когда делали операцию?

– Две недели назад, – тихо ответила мать.

– Это уже повторная, да? В марте первую делали. Вижу, вижу.

Мальчик кивнул головой.

– Юноша! Не дергайте головой! Сколько раз вам говорил! Аккуратно поворачивайте! Ладно, пошли к аппарату! А вы подождите в коридоре, пожалуйста.

Сев на черный вертящийся стульчик с одной стороны медицинского прибора, он велел молодому человеку устроиться напротив и положить подбородок на салфетку, а глаз прижать к большому окуляру.

– Плотней! Плотнее прижимайте! Вы же не первый раз!

Правый глаз, попав в относительную безопасность расслабился, но внезапно зажегся яркий свет и слезы потихоньку начали капать на белый металл установки.

– Ну-ка! Сейчас, я вставлю линзу. – Врач завернул небольшой окуляр под верхнее веко пациента и приказал:

– Сидим тихо! Смотрим вверх!

Глаз попытался подчиниться, но от него мало что зависело – яркий слепящий свет полностью завладел ситуацией и не давал мышцам глазного органа работать в полной мере.

Тем временем, врач начал «лазерную стрельбу».

Стреляя в сетчатку, он по периметру перемещал окуляр, зеленой вспышкой луча оставляя маленькие отметины на ретине, пытаясь прижечь сетчатку к сосудистой оболочке и заставить ее хоть как-то держаться.

Время от времени врач давал указания смотреть то влево, то вправо, и Петя изо всех сил старался следовать указаниям, что было крайне нелегко – перед глазом висело жгуче-белое ослепительное солнце и слезы уже текли по подбородку, заливая салфетку.

Пытаясь уйти от надвигающейся боли, Петя начал думать о чем-то отстраненном, используя этот свой способ, всегда выручавший его в сложных ситуациях. Сначала он вспомнил, что скоро летние каникулы и он, несмотря на запреты матери, все-таки поедет с пацанами, как обычно он это делал, на озеро, ну а там будет чем заняться – купание, алкоголь, девушки, в общем летний отдых обещает все прелести каникулярных дней для студента вроде него. Потом вспомнил, что на выходных собирался в гости к двоюродному брату, и там тоже будет явно нескучно – его обещали познакомить с подружкой девушки брата.

Ну и наконец, третья запасная мысль, возникшая в Петиной голове была о предстоящем чемпионате по компьютерной игре, где он собирался побороться за одно из призовых мест, ну или хотя бы выйти из отборочной десятки.

В общем, мотивационных поводов выдержать эту пытку светом было более чем предостаточно, но сама пытка была далека от завершения.

Тогда он начал вспоминать с чего все это началось. То лето, когда он, закончив школу и поступив в университет, не без помощи матери конечно, начал замечать, что в зеркале, при моргании, изображение в правом глазу странным образом дергалось и как-бы «болталось».

Глава 2

В то долгожданное, дышащее сухим азиатским жаром лето, он наконец-то вырвался из тесной клетки своего одиннадцатого класса и поступил в один из престижнейших вузов, в котором мечтал обучаться каждый второй школьник города.

Закончились экзамены, уже были сданы все полагающиеся документы и приближался тот самый праздник, известный всем как День Знаний – первое сентября. Тогда Петя уже пытался бриться, и находясь дома в ванной, очередной раз намыливая пеной щеки заметил, что, при моргании картинка перед правым глазом «плывет» и дергается. Тогда он не придал этому особого значения, полагая, что это странное явление скоро исчезнет сама собой. У него с детства была близорукость, начиная со школы он носил корректирующие линзы, отказываясь, из-за стеснения, от очков. Поэтому, закончив ритуал освобождения щек от пушка, гордо именующегося щетиной, он вышел из ванны и занялся домашними делами.

Но «болтание изображения» не прошло, а к нему добавились так называемые «вспышки» – яркие белые молнии, возникающие в темноте, при закрытых и двигающихся по сторонам глазах. Он помнил тот момент, когда перед сном, в кровати, слушая в наушниках новый хит «Иванушек» «Кукла Маша» и думая о следующем дне в университете, он первый раз увидел эти вспышки. Потом они продолжались каждую ночь, и он пожаловался маме на проблемы с глазами.

 

Вместе они сходили в лабораторию где заказывали контактные линзы и там, вместе со специалистом и еще одним врачом-офтальмологом, участвующим в операциях, обсудили то, что творилось с глазами Пети последние пару месяцев. Хирург внимательно осмотрела глазное дно мальчишки, и не найдя ничего особенного сказала, что поводов для беспокойства нет.

Успокоенные, они ушли, но вспышки и колебания в правом глазу продолжались.

Настала зима, и во время конфликта со старшими ребятами Петька получил несколько чувствительных ударов по глазам, выскочили огромные синячищи, и в университет пришлось ходить с платочком на глазу. Дома сидеть он отказывался, считая фингалы его личной заслугой и показателем храбрости и мужества.

Снова наступило лето и мать, уже вконец обеспокоенная состоянием сына, записала его на прием к профессорше, принимающей где-то на краю города, в своем отдельном частном кабинете.

Очередь была огромная, но они мужественно отстояли все три часа, и наконец попав к кандидату медицинских наук, получили неутешительный диагноз – отслоение сетчатки правого глаза и срочная госпитализация для оперативного хирургического вмешательства.

Теперь время пошло слегка по-другому для молодого студента. Он уже был знаком с больницами, и ему даже делали операцию на брюшной полости, но это было совершенно другое. Хирург будет лазить в глазу скальпелем и туда же ставить уколы! Это нужно было осознать и понять. К тому времени Петя уже курил, и теперь, будучи пациентом глазной больницы, постоянно бегал на улицу подымить, чтобы привести, как он считал, свою нервную систему в порядок и подготовить себя к операции.

Его уже несколько раз осматривал хирург, большой шумный дядька с копной жестких волос, у Пети взяли все необходимые анализы и велели готовиться к операции.

Неожиданно в его палату подселили еще одного пациента – молодого паренька, которому в глаз попала едкая щелочь. Он разгружал мешки с грузовика, и один из них порвался, осыпав лицо опасным химическим раствором. Глаз был промыт, но нужен был срочный медицинский осмотр. Так, вместе, они сидели в палате и строили всякие версии о том, какую кому сделают операцию и как она отразится на дальнейшей жизни каждого из молодых людей.

В палате всегда куча времени, поэтому хороший собеседник ценится на вес золота. Но бывают и такие, от которых хочется быстрей избавиться – как тот старик с катарактами на обоих глазах, который каждую ночь «пускал голубей», не давая спокойно спать коллегам по палате.

Но вот, наступил вечер, и девушка, молодой ординатор, повела его на последний перед операцией осмотр, начала мерить давление в глазах и задавать скучные вопросы. Петька тогда спросил у нее, а больно ли будет при операции? Она ответила, что если задевают мышцы, то это довольно-таки неприятно.

На следующее утро, за ним зашла медсестра и повела к дверям операционной. Там, она велела ему сесть на каталку и дожидаться своей очереди в темном страшном коридоре. Судя по разговорам внутри, кого-то заканчивали резать и молодой человек был следующим.

Глава 3

Открылись двери операционной и наружу выехала каталка с пациентом, молча лежавшим и закрытым простыней. Все лицо залеплено ватой и бинтом, через который проступает алое пятно крови.

– Заходи, не бойся! – слышится бодрый голос врача, кажется анестезиолога и Петя маленькими шажками продвигается вглубь посещения с огромными панорамными окнами. Ему велят присесть на краешек операционного стола, а сами врачи и медсестры продолжают готовить святилище для очередного божественного акта, в простонародье называемого незамысловатым словом операция.

Наконец, под чутким руководством сестры, он залезает на стол, ложится на спину и подползает под огромную лампу, смотрящую с потолка на мальчика семью яркими глазами-прожекторами.

Петя пытается освоится, говорит с врачами, но те односложно отвечают ему, гремя инструментами в металлических посудинах и готовя различные растворы и составы.

От неизвестности, в руках ощущается легкий мандраж, но мальчик держится, его никогда не пугали походы к врачам, он не боялся уколов, а к зубному ходил, посвистывая и поплевывая сквозь вполне здоровые зубы. Но тем не менее, глубоко в голове сидит маленький термит, точащий мозг мыслью, а что будет дальше? А больно ли будет?

Все в операционной внезапно приободряются потому что зашел он. Бог. Бог вечно угрюмый и недовольный. Смотрит исподлобья. Задает странные вопросы ассистенту. Потом подходит к Петьке. Спрашивает, как дела. Это тот самый тучный шумный дядька, осматривавший его при поступлении в больницу. Михал Иваныч. Медведев. Вот это совпадение.

Дальше все начинает происходить очень быстро.

Мальчику вкалывают анестезию – два укола в верхнее и нижнее веко. Потом надевают на правый глаз какой-то расширитель и белоснежное слепящее солнце возникает в голове. Правый глаз начинает жить своей жизнью. Петька не чувствует ни рук, ни ног – только глаз. В нем сейчас сконцентрировано все внутреннее «Я» мальчика. Средоточие всех чувств и эмоций. А также растущего ожидания – а что будет дальше?!

Дальше он чувствует какие-то манипуляции и разговоры главного хирурга с ассистентом и анестезиологом. Вроде, пока не больно. Жить можно. Он даже начинает принюхиваться к странным больничным запахам, которые, впрочем, не встретишь в обычном коридоре стационара, где он лежит. Видно, какие-то особые лекарства.

Внезапно пришла боль. В полном смысле этого короткого, но невыносимого слова. Боль резкая, отличающаяся от всех других болей. Петька скрипит зубами и даже шепотом матерится. Все делают вид, что ничего особенного не происходит. Наконец-то отпустило.

Можно передохнуть. Боль плоха тем, что она возвращается тогда, когда ты думаешь, что все позади. Что ты пережил самое тяжелое и неприятное. Она вновь возвращается и начинает терзать тебя, долбить прямо в мозг огромным буром, и ты весь превращаешься в маленький комок, который сжимается до размера атома.

Кажется, что прошел час. Но прошло несколько минут.

Внезапно Петя слышит радостное: «Йес!», произнесенное Богом. Он доволен. Он вставил так называемую пломбу в место разрыва, и похоже вставил очень удачно.

Мальчик кожей чувствует, что вся свита оперирующего хирурга приободрилась и конец операции не за горами. Он снова пытается понять, что происходит вокруг и даже пытается заговорить со своими мучителями. Но его одергивают и велят помолчать.

И вот, Бог говорит: «Шейте!», а сам покидает святилище. Петя расслабляется и уже чуть ли не посвистывая, ждет, пока его повезут назад, к друзьям по несчастью. Он позволяет себе немного пошутить с врачом и тот отвечает ему, не боясь нарушить субординацию, ведь главный уже ушел.

Мальчика выкатывают из операционной, но еще никто не знает, что обратно в палату везут не просто пациента, везут героя.

Глава 4

Он лежит весь день, лежит всю ночь. Он боится открыть свой правый глаз, беспокоясь, что там снова будут эти колебания или, что еще хуже, сплошная чернота. Иногда с работы прибегает мать и кормит его йогуртом. Эти чертовы йогурты! Один из них, не выдержав жары, взрывается прямо на тумбочки возле лежащего Петьки. А он думает, что взорвалось что-то в его глазу!

Он весело общается с соседями по койке, уверяя всех, что операция прошла успешно, но глубоко внутри себя, он так не считает.

Его друг, тот, что с химической щелочью в глазу, делится с ним последней информацией: завтра его будут оперировать, но доктор заранее ничего хорошего ему не обещает. Уж больно сильно сожжена сетчатка и все, что с ней связано. Петька начинает переживать за ровесника, забывая про себя. Ведь так легче. Когда у кого-то болит сильнее, чем у тебя.

Наконец наступает утро. Мальчик плохо спал, ворочался, ему снился укол в глаз и прочие страшилки.

Через некоторое время приходит медсестра и уводит его в смотровую, где Петьку нетерпеливо ожидает Михал Иваныч. Ему весьма интересно полюбоваться на плоды своего труда. Таких как Петька у него ого-го сколько. Всех не упомнишь. Но сейчас, Бог желает глянуть как сидит пломба на сетчатке. Петькин случай не совсем заурядный. Если все пройдет нормально, можно даже поместить сетчатку в альбом для ординаторов. Пусть любуются его творением!

Петю сажают в кресло, а Михал Иваныч едва умещающийся на маленьком черном крутящемся стульчике, располагается, как всегда, напротив. Он вглядывается в глубину исполосованного детского глаза и довольно бурчит что-то себе под нос.

Закончив осмотр, он бросает несколько слов ординатору и выходит из кабинета. Петя нетерпеливо смотрит на врача и тот сообщает ему: «Все хорошо, пломба держится. Теперь нужен покой и лазерная коагуляция согласно графика. Головой крутить как можно меньше.»

Мальчика возвращают в палату, он не просто идет, он танцует! Слегка приоткрывает пальцами марлевый тампон и вглядывается в даль. Все хорошо! Никаких болтаний! Только в самом центре еле заметна точка, напоминающая о недавней отслойке. А в остальном – класс! Это дело нужно срочно перекурить и пацан, забежав в палату сразу же выбегает и мчится на выход. Потом вспоминает про наставления эскулапа и притормаживает. А там, на пороге, в нос Петьке ударяет знакомый манящий жар июля месяца. Погода шепчет и все вокруг радуется вместе с пациентом, перенесшим страшную операцию. По крайней мере, ему так кажется.

Самое ужасное позади, теперь наступает время долгой и нудной терапии. Пете делают уколы в глаз, чтобы быстрее заживала рана, восстанавливалось питание всех оболочек глаза и еще вкалывают обезболивающее.

Уже несколько раз его водили на лазер – довольно неприятная процедура, но терпеть можно. Тебе в глаз стреляют зелеными лазерными лучами и каждый выстрел отдает колючим эхом где-то в глубине правого глаза. Но ничего. Он потерпит. Ведь его лечащий врач сказал, что через недельку его выпишут и тогда, гуляй Вася! В смысле, Петя!

Но его химический друг, расположившийся на соседней койке, не разделает радостных эмоций мальчика. Его операция прошла не очень успешно, глаз мутный и, похоже, необходимо еще одно хирургическое вмешательство. Петя сочувствует ему, но душой он уже на свободе, гуляет с пацанами по улице и пьет пиво на «квадрате», в центре его родного двора.

Приходит день, когда Михал Иваныч ведет его к лазерному аппарату, но не стреляет в глаз, как обычно, а делает снимки для, как он выражается, «моего альбома». Пете приятно. Его сетчатка занесена в книгу, не рекордов конечно, но тоже считается. Одной ногой он уже на выписке, остаются всего лишь несколько процедур. Он желает удачи своей родной палате, дед-голубятник машет ему вслед и вот – перед Петей снова лежит целый мир, с нежной зеленой травкой, синим небом и желтым солнцем. И все это он видит обоими глазами! Он видит!

Рейтинг@Mail.ru