Вольдемар Хомко
Хроники Акспахи
Хроника 2
Наступила пятница. У Льва выдались два выходных, и он решил сходить в кабак, заодно прихватив с собой домашнюю живность. Агнэсыч не уважал экзотическую кухню, но его коллега как-то сказал, что китайская еда «это что-то с чем-то!» и он, восприняв все с позитивом, решился.
С обеда в квартире царил кавардак. Домочадцы, предупрежденные заранее, решили оформить сей поход по высшему разряду. Сурен уже пару часов поднимал пыль в коридоре, пытаясь достать последнюю неспящую блоху в районе собственного хвоста. Костюмов он не носил, поэтому считал отсутствие насекомых на своей мохнатой тушке верхом элегантности. Кошур, тот мнил себя снобом-сибаритом и потомком небезызвестного Кота-Бегемота, в связи с чем долго возился за диваном пытаясь найти старую плюшевую бабочку, подаренную ему Львом Агнэсычем. Имелось у него и пенсне, тайком похищенное у пожилого деда-театрала из соседней парадной, но на это пенсне как-то наступил подвыпивший Лев. Так что, как говорится, без вариантов. Сам же хозяин был аскетом в одежде и прикидывался соответственно: джинсы, водолазка и… все.
Выход назначили на шесть пополудни, но троица задерживалась из-за несносного Котэ, пытавшегося обувной щеткой придать шерсти на голове человеческий вид. Наконец все были в сборе, и компания направилась на Мытнинскую, где собственно и располагалось учреждение китайского общепита.
Прибыв в пункт назначения, они озадачились вывеской у входа, скромно предупреждавшей посетителей о невозможности занесения внутрь «всякого животного, имеющего для хождения четыре лапы». Поразмыслив, Лев достал из кармана заранее припасенный поводок Сурена, а Кошура решил взять на руки. Пес против не был, ибо считал себя в меру благоразумным. кошара же начал шипеть и плеваться, приводя доводы вроде «мол не для того он бабочку утюжил и бриллиантинился».
В итоге кота уговорили и троица, наконец, попала внутрь. Стоявшему на входе охраннику-китайцу Лев что-то прошептал и показал свою лицензию охранника. Тот понятливо улыбнулся и на чистейшем старославянском молвил:
– Проходите.
Кабак назывался «Мьбяо», что, естественно, придавало местной кухне определенный колорит и китайский лоск. Было много красного цвета, шариков, малиновых скатертей и снующих туда-сюда официанток-китаянок, говорящих преимущественно на узбекском диалекте.
Друзья выбрали столик в углу и устроившись, начали думать над принесенным меню. Лев как всегда решил начать с истинно китайского пива «Балтика» светлое, животные же надолго погрузились в пучину китайских названий и иероглифов. Кошур твердил о знании данного сегмента всемирной кухни, и предлагал заказать всем троим. Сурен степенно прерывал киску, утверждая, что не зря кота прозвали Кошуром. В этом мол кроются иудейские корни самого маленького и наглого члена семьи с Рабфаковской. Так что если и мнить себя знатоком ему, то только в кошерной пище. Котэ отфыркивался и пытался найти понимание у хозяина, уже занявшегося вторым бокалом «пенного» и не обращавшего внимания на возню зверей.
Наконец кот решился и начал звать официантку. Следует напомнить, что понимал зверей только хозяин. Для остального населения матушки Земли речь животных ничем не отличалась от остальных псов и котов коих полно в подворотнях. Поэтому, когда к Кошуру присоединился Сурен, в сторону персонала неслось что-то вроде «Гау, гау!!! Шыыы!!!». Это только отдаленно напоминало южно-китайский говор, поэтому на предложение принять заказ почти никто не обратил внимания.
Уже подпитый к тому времени Лев взял ситуацию в руки и, призвав «чоловика», сделал заказ наобум. Вскоре перед каждым стояла порция самого обычного «вонючего китайского окуня по-Хуаншаньски»». Пес ел молча, в то время как хозяин все больше налегал на пиво, кошара же начал плеваться и грозить что «лапы его больше не будет в этом «Мяо»» как он называл сие заведение.
В конце концов, подошла «точка невозврата» и Лев решил забирать зверье и убираться из шалмана, поскольку время начало слегка поджимать. Семейка, расплатившись, вышла наружу и Агнэсыч, поддерживаемый домочадцами заковылял к метро. По дороге им попался бомжик, бредущий навстречу очередному опохмелу. Увидев картину, состоящую из датого Агнэсыча поддерживаемого под руки котом и псом, он перекрестился и решил отменить рандеву с так сильно ждущим его коктейлем из «белой напополам с ягой». Троица же медленно ползла вдоль улицы, надеясь на все еще открытое метро.
Счастливо добраться!
Хроника 3
Лев Агнэсыч давно собирался за лыжами в коммуналку на Старорусской, в которой обитал в определенный момент жизни. Обитище находилось в добротном старом доходном доме купца Полежаева, банковавшего хлебом в начале двадцатой сентурии. Лев любил этот дом, ценил за историческую принадлежность и всегда вспоминал о нем с теплом в душе.
Решил он взять с собой и Кошура, благо у того в коммуналке кантовался корешок Фыня, проживавший в доме с незапамятных времен.
Выйти решили сосранья, ибо Агнэсыч любил нахаживать в гости по дню, к тому же намеревался он выпить пару колобашек «Спецухи» с бывшей соседкой Любкой, коия являлась юридической хозяйкой Фыни. Сурен предпочел пассивно отдыхать дома и страховать домочадцев на расстоянии.
В итоге, выдвинулись к обеду и на Старорусской оказались к часу дня. Любка встречала Агнэсыча как родного, на коммунальной кухне стояли «Оливье» и «Шуба», не хватало только алкоголя, так что баллоны Льва пришлись ко двору. Коты же тиранулись хвостами и убрались в угол кухни, начав задушевный разговор на старые темы. Любовь и Лев заговорили о повышении цен на коммунальные услуги, корили ЗакС и Вальку за неграмотный подход к такому ответственному мероприятию как уборка сосулей и сетовали под пиво на нонешнюю молодежь, ссавшую в подъездах и равнодушную к политической ситуации в Российской Федерации.
Тем временем Кошур с собеседником решили помянуть утопшего собрата, который нашел упокоение в промозглых водах Невы по милости некоего пьяного курсантика, одно время проживавшего в коммуналке и взъевшегося на дитя животного мира за несогласованные метки территории.
Решили по-старому обойтись валерианой имеющейся в аптечке Любви. Судя по объему успокаивающего средства, поминки легко могли легко перерасти в пьянку.
Неожиданно на кухне материализовался Чужой, также проживающий в Полежаевском и решивший сделать себе бутерброды из булки с хлебом. Увидев его, Лев вспомнил прежние обиды, так как раньше цеплялся с этим исчадием местных помоек по пьяному делу. На шум катающихся по зассанной его корешом кухне тел заглянул львовский питомец и мигом впрягся за хозяина, поцарапав сопливую мордасу неадекватного агрессора.
Чужой убрался в свою келью, шипя, что так это не оставит. Всё стихло и слегка ободранный, но бравый Агнэсыч решил прочитать Любови стихотворение, написанное его другом из Медвежки. Вот оно дословно:
