И в голосе его дрожат слезы.
Помещица Раневская, ее брат Гаев, помещик Симеонов-Пищик, это – morituri[4].
Они легкомысленны, безалаберны, беспомощны.
Г-жа Раневская транжирит деньги за границей, разоряясь на какого-то обирающего ее альфонса[5]. И страшно любит дочь.
Все мысли, вся душа ее в Париже, но она «страшно любит родину» и «не могла без слез смотреть на поля, когда ехала в вагоне».
Она гладит и целует шкап, которого не видела 7 лет:
– Мой милый, милый, старый шкап!
И пропускает мимо ушей, когда ей говорят, что умер один из старых слуг.
Она – воплощение беспомощности. Кошелек откроет, – деньга растеряет. Гулять пойдет, – платок, веер все потеряет.
За ними нужна нянька.
Как старый крепостной слуга Фирс, который выговаривает своему седому барину:
– Брючки не те опять надели! Приносит ему пальто:
– Наденьте. Наденьте. Простудитесь. Меняет ему носовые платки.