Как величественно шел «к своему народу» Иванов-Козельский и вдруг робел, терялся, трусил при слове:
– Выходите!
Как метался перед выходом в новой роли толстый, огромный Модест Иванович Писарев.
Подмостки сцены похожи в эти моменты на подмостки эшафота.
Так страшна эта «ламповая лихорадка».
35 лет Шпоня жил среди этой лихорадки.
35 лет!.. Это уже приближается ко временам Рыбакова, – «самого Николая Хрисанфовича Рыбакова».