Со сцены сошла царственная семья:
– Коклэнов[2].
Носителем великой фамилии остался Коклэн-сын. Хороший актер.
Но… быть только хорошим актером и называться Коклэном.
Маленькая лавочка с грандиозной вывеской!
На французской сцене ярким контрастом стояли две семьи.
Трагиков Мунэ-Сюлли и комиков Коклэнов.
Семья мрачных Несчастливцевых и веселых Счастливцевых.
Эдип Мунэ-Сюлли, «лев рыкающий» Поль Мунэ и сын Мунэ-Сюлли, пишущий специально пьесы, полные ужаса, вроде «По телефону»[3].
И семья из Коклэна-старшего, Коклэна-младшего и Коклэна-сына.
Судьба в один год смела веселую семью.
Год тому назад заболел Коклэн-младший, Coquelin cadet.
– Cadet! – как его просто звал Париж.
Это был самый жизнерадостный человек в жизнерадостном городе Париже. Общий любимец. Женщин, банкиров, министров. Банкиры давали ему советы:
– На что сыграть на бирже.
Ни одного большого министерского приема нельзя было себе представить без Cadet. Он создал даже песенку: «Я пою в министерствах!» Его показывала республика «высоким гостям», как:
– Достопримечательность Парижа.
Он сыпал шутками, остротами, каламбурами, веселыми монологами. При одном имени «Cadet», – лицо парижанина расплывалось в улыбку.
Кто-то в отчаянии воскликнул:
– Единственный человек, которому, действительно, весело! Кажется, мы существуем только для того, чтобы среди нас было весело Коклэну!