Владислав Март
Идиосинкразия
Выдох.
Лекарство я отыскал нечаянно, случайно, как в детской сказке. Это произошло много лет назад после пары особенно крутых эпизодов болезни, когда приступы раскрыли меня и мои близкие и разные окружающие догадались, что я есть для людей. Когда чёрное пятно подмышкой переросло разумные пределы и голоса стали навязчивыми. Когда вороны перекусили, тем что… В общем, тогда, сухой и плоской осенью, я убежал в Петербург и надеялся, что долгие прогулки помогут вернутся в ритм общества, к рутине завтраков с омлетом в «Ду Норд», в разговоры о мусоропроводе. Тогда я действительно бессмысленно бродил по следам Гоголя и заходил в места, где раньше не бывал, отмечая, что уже сам переезд подействовал и я не замечаю гоминид, китайцев по большей части, я могу иногда слышать шум города и рассматривать воду в реке, я не теряю сознание и редко трясусь в приступе. И, однажды, день на третий, я совершил особенно большую прогулку, отметившись в самых разных местах, вернулся в апартмент-отель и запершись как от монстров я расслабился и услышал, как непереносимость выходит из меня и удаляется, растворяясь в стене бывшей коммуналки. В тот вечер я отчётливо связал улучшение своего состояния с магическим новым маршрутом по Питеру, с паломничеством к трём необъяснимо исцеляющим артефактам. Я стал применять этот рецепт, он спасал меня все последующие годы. Время пришло возвратиться и принять средство. Потому что если не это, то тогда будет прогресс заболевания. Это, поверьте, никому не нужно.
Выдох.
Начало всегда казалось странным. Как и сегодня, так и в первый раз. Перейти мост. Если без всякой эзотерики, то дело весьма простое. Калинкин мост с его четырьмя башенками открытый ветру на удивительно просторном месте Фонтанки. Именно он и никакой другой из типовых трёх-пролётных мостов. Цепи, гранит, иное расположение водной ряби каждый миг. Тогда, когда понял, что мост входит в рецепт я оказался здесь неслучайно. Бродил разыскивая гоголевские артефакты. Места, упомянутые скажем в «Носе» или «Записках сумасшедшего». Калинкин мост – место, где стал появляться призрак Акакия Акакиевича и нападать на прохожих отбирая шинели. Во времена Гоголя всё было здесь иначе, но Фонтанка и мост так или иначе присутствовали. Тогда, в те первые дни поиска спасения от своего недуга я перешёл мост неспешно, остановился у каждой башенки, долго смотрел на воду и делал фотографии. В дальнейшем, как я понял, этого пристрастия не требовалось. Необходимо просто его перейти. И сейчас, двигаясь к первой скрижали я почти бежал своим широким и спешным ходом. Мутная серость вечера ещё только наползла на город и было достаточно светло. Я вступил на гранит моста по правой стороне к центру, держась ближе к речному краю, поскольку от проезжавших машин летела мелкая мокрота масляных брызг. Навстречу мне удивительно громко и развязно шли четверо подростков. Самый мерзкий и опасный подтип людей. Шли парами, и первые двое старались занять всю широту тротуара и откровенно показывали на меня руками. Они прошли середину и вот почти поравнялись со мной заслоняя путь мимо башен. Пьяные, шумные и молодые, они были мне отвратительны. По какой-то дикой неизвестной мне причине они остановились и начали что-то спрашивать у меня. Но при том так часто вставляли матерные слова, что я не понимал, действительно ли это вопрос или такой способ оскорбить. Я медлил потому что речь людей тоже отключается иногда, является таким же симптомом как лихорадка. Со стороны могло показаться, что я их слушаю и мне не всё равно, что они дышат. Какая-то ещё секунда прошла пока я не сказал себе, что все эти люди просто пятно, которое надо перешагнуть, они всего только преграждают путь своей бессмысленностью. Они стоят на моём рецепте, который по совпадению избавляет их же, от того меня, который им не нужен. Вдобавок один из ближних и самый крупный подросток с татуировкой на шее, попытался коснутся моего пальто. Тату оскаленного дракона. Глупец. Этого оказалось более чем достаточно. Я вытащил правой рукой из кармана складной нож, демонстративно со щелчком раскрыл его. Убедился, что двое ближних увидели чёрное матовое лезвие. Ещё полсекунды я перекладывал нож в правой ладони так, чтобы он оказался плотно зажат в кулаке, а лезвие торчало наружу, как берут лыжную палку, острием вниз. Я ударил крупного в лицо этим кулаком. Он то ли упал далеко от удара, то ли шарахнулся назад и оступившись завалился на двоих в заднем ряду. Пьянь старался упасть как можно дальше от меня поскольку он видел, как из летящего кулака торчит нож. Догадываясь, что одно моё дополнительное движение кистью и лезвие разрежет ему лицо от уха до рта. После удара я замахнулся на второго пацана из первого ряда, у которого надо сказать уже росла борода. Я довёл движение почти до его лица обращённым к нему чёрным ножом. Тот отпрыгнул и оказался на проезжей части, убегая под брань тормозов машины. Далее я сделал шаг вперёд и посмотрел на третьего и четвертого своим настоящим взглядом. Ветер сзади приподнял под моими ушами то, что они могли принять за бакенбарды. Переростки мяса в свиных кожаных куртках бросились бежать. Я дал им один выдох форы, сложил нож в карман и побежал за ними наступив первым шагом на колено лежащего. В беге за спиной я слышал его искренний неподдельно страдальческий крик и шуршание тела, изогнувшегося пауком на каменном тротуаре моста. Я мог легко догнать убегавших, но специально был в метре за ними заставив их за мостом перебежать на красный свет. Под сигналы машин и мат таксиста сам я повернул направо по тротуару и продолжая двигаться по набережной через несколько минут оглянулся на Калинкин мост. Башенки стояли как часовые на границе между гоголевским и быдляцким Петербургом. Людей на мосту не было видно, машины разносили шуршание шипов и бензиновый туман, что поднимаясь вливался в пепел неба. Мост позади. Мой путь продолжился в сторону Аничкового, который для меня был ориентиром второй обязательной точки.
Выдох.
Из всех творений двуногих пахнущих салом, даже в самом горячем потоке непереносимости, я уважаю их за книги. Не могу пройти мимо хорошего книжного и собираю бумажные кирпичи скорее, чем прочитываю их. Нисколько не удивлён, что вторым обязательным экстрактом для меня стал может быть лучший книжный страны. И эти девушки, выбегающие из стеклянных дверей, и туристы с открытками, и завсегдатаи, взявшие жадными ладонями новый науч-поп, всё в этом месте можно терпеть за выбор и великолепное представление. Уходящие ввысь лестницы для долгих полок, подписи под ними по тематике, кофейни в дальних углах. Здесь можно найти всё. Здесь можно всё потрогать и заглянуть в интимное межстраничье. Я сложно понимаю это противоречие, время не пришло выразить его простыми словами. Пока только путанно, как шарлатан детям, объясняю себе это случайностью. Насколько безразличны мне пути и желания людей в действительности, настолько же завораживают меня описания человеческих историй в литературе. Последнее ничтожество пресмыкающееся перед начальником или порносайтом будет мне в радость, когда читаю о нём из-под талантливой руки автора. Я пенсионерской походкой обхожу два этажа задерживаясь в привычных местах: науч-поп, биографии, искусство, всякая литературная дичь. Недостаток нахожу не сразу. Выбор великолепен и подслушанный диалог двух консультантов о месте на полке книг по драматургии заворожил. Люди ли здесь работают? Мягкий Шекспир и твёрдый Пелевин на своих местах долго не лежат. Снуют туда-сюда книги про историю медицины и откровения Тарантино, едва доносят их до кассы, как на первый этаж спускается новая обложка. Недостаток состоял в том, что в этот святой день не оказалось нисколько книг о Кнорозове или его работах, или пусть хоть бы косвенных результатах этих работ. Скажем, науч-попа про майя или их алфавит. Двуглазые! Отвлекитесь от своего навоза! Сегодня его День рождения! И в этот день, даже в этот вы не выставили ничего. Я раздражён, но в тайне и рад одновременно. Уколол человечеков, нашёл чем. Визит прошёл удовлетворительно и вторая локация зачтена. Носом чувствую, что зачтена, навоз стал какой-то клеверный. Отодвигаю от прохода анорексичного юношу, девушку негодную для утех, зрачки кофемана и сумку полную «Страдающего средневековья». Прочь читатели, шелестите с дороги. Как ни приятен аромат книг (вместо вашего), но мне надо всё же среди этой газовой смеси сделать
