Владислав Авдеев
Камень заклятия

Просыпаться не хотелось. По двум причинам. Я старался досмотреть, удержать сон: солдат, красноармеец (как обычно бывает во сне, я точно знал, что это красноармеец, хотя никаких внешних знаков – красной звезды, красного банта – у него не было) в выцветшей добела фуражке, в такой же выцветшей гимнастерке без ремня что-то пытался мне сказать. Но то ли я смотрел чужой сон, то ли его «передатчик» работал не на моей волне, но я лишь видел, как красноармеец разевает рот. Вторая причина не просыпаться была более веской, возвращение в реальную жизнь с ее заботами, тревогами, проблемами не обещало мне ничего хорошего. О, как я понимал в эти минуты наркоманов, ведь наркотики – это тот же сон, попытка обмануть жизнь…

Красноармеец между тем, все так же беззвучно открывая рот, растаял, исчез в своем ирреальном мире, как я ни зажмуривал крепко-накрепко глаза. Но я еще некоторое время полежал с закрытыми глазами, надеясь на его возвращение, но, видимо, их спутник связи был вне досягаемости…

Надо вставать. Хотя торопиться совершенно некуда. Вчера я потерял работу, к тому же вполне могу загреметь за решетку, и вдобавок к этому от меня ушла жена… гражданская. Какой только идиот придумал такое понятие, словосочетание? Прилагательное «гражданская» начисто убивает истинный смысл слова «жена». Жена – это жена, со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями. А если сошлись, чтобы просто любить друг друга, то их проще назвать любовниками… Боже, о чем я?

Надо вставать. Прощай, красноармеец, до следующей связи. Хотя, возможно, у него была всего одна попытка, чтоб докричаться и сказать нечто важное для меня или для него…

Я открыл глаза, оглядел потолок, стены. Если внимательно вглядываться в рисунки на обоях, то обязательно померещится черт-те что, на этот раз на меня выпялилось нечто безносое, бородатое, с одним глазом и большим ртом. С минуту мы молча глядели друг на друга, словно соревновались, кто кого переглядит. Я отвел глаза первый. А когда снова решил скрестить взгляды, этого урода уже не было, скрылся в хитросплетениях рисунка, зато кто-то бесстыдно выпятил голый зад, будто сообщал: фортуна, брат, повернулась к тебе этим самым местом. Я не стал спорить, прошел в ванную, включил душ и встал под ледяные струи… Мои крики, наверное, были слышны во дворе…

После душа докрасна обтерся полотенцем и напялил махровый халат, который так же, как полотенце и новую зубную щетку, заботливо приготовила Ольга. Мы с ней сексуальные партнеры – еще один вид отношений между мужчиной и женщиной. Познакомились мы с ней три года назад, я тогда только что вернулся из Чечни, подружку еще не заимел, и меня просто распирало от желания – в прямом и переносном смысле. И на дне рождения жены моего друга Кости Плюснина я просто обалдел от присутствия стольких красоток. Костя, как и все женатики, понял, во что он влип, и теперь старался и меня побыстрей лишить свободы. И посадил рядом со мной хрупкое, нежное, застенчивое, блондинистое создание с полными губами и раскосыми карими глазами, глаза выдавали, что блондинистость искусственная. На вопрос «Как зовут?» создание прошептало: «Нина». Я тут же ввернул что-то насчет лермонтовской Нины и, словно невзначай, положил ей руку на колено, слегка пожав. Нежное создание замерло, одеревенело и онемело, чем стало привлекать внимание собравшихся. Но я упорно держался за колено, потому как считал девушку уже своей, Костя обещал меня поженить, и я думал, Нина в курсе. Убрал я руку лишь когда об этом попросил Костя. После чего ожившая Нина вышла из-за стола, о чем-то переговорила с именинницей и пересела на другое место, поменявшись с дамой лет тридцати с узкой талией и просто изумительной попкой. Легкое платьице – август в тот год выдался жарким – даже не пыталось скрыть, а наоборот, подчеркивало, выставляя напоказ ее стройное тело, будь она совершенно раздетой и то не так бы привлекала внимание. Дама, чуть толкнув меня бедром, устроилась рядом и спросила:

– Что же вы смущаете невинных девушек?

– Пусть не садится рядом, – ляпнул я первое, что попросилось на язык. Дама была без бюстгальтера, и комочки ее грудей проглядывали сквозь тонкую ткань, а соски, те вообще просились наружу. Принимая во внимание мое более чем годовое воздержание, понятно, что вразумительного ответа в такой ситуации я дать не мог.

Дама, чуть отклонившись, с удивлением глянула на меня:

– Да вы опасный человек. Случаем, не маньяк?

– Он самый.

– И кто ваша следующая жертва?

– Вы, – я по-прежнему не отводил взгляда от ее комочков.

– О, какая честь. Позвольте узнать имя своего насильника.

Она, кажется, совсем не обращала внимания на мои взгляды – весьма нескромные.

– Андрей.

– А имя жертвы вас интересует? Ольга. Может, выпьем за знакомство?

Я спросил, что она пьет, и налил в бокал вина, себе плеснул водки. Выпили и она предложила попробовать салат из кальмаров:

– Лично готовила. Я подруга именинницы. Салат можете не хвалить, я и так знаю, что он вкусный. Выходит, я спасла эту милую девчушку? – вернулась она к прежнему разговору.

– Но неизвестно, кому повезло.

– Даже так?.. – Она оглядела меня веселым бесшабашным взглядом и прошептала: – Я хотела бы заняться с тобой сексом.

Минуту мой разум осмысливал услышанное, хотя плоть уже ликовала. Мы выпили с Ольгой за здоровье именинницы и покинули торжество. А нежное, застенчивое создание, проводившее нас удивленным взглядом, потом стало моей гражданской женой (ох, как не нравится мне это словосочетание).

В такси мы не проронили ни слова и даже не притронулись друг к другу, и без этого я был возбужден до предела и молил только об одном, чтоб в ее квартире никого не было. Я не знал, что Ольга жила одна.

В квартире мы тоже не кинулись в объятия друг друга, а просто молча, быстро начали раздеваться и, хотя на ней были лишь легкое платье и трусики, обнажились мы одновременно, возможно, на секунду-другую я все же опередил ее…

Мы не покидали кровати два дня с небольшим, с вечера пятницы до утра в понедельник. В минуты отдыха Ольга быстро готовила что-нибудь вкусненькое, надев на голое тело лишь передник и предоставляя мне любоваться ее попкой. Затем мы, сидя на кровати, все с аппетитом съедали, запивая вином, и снова предавались страсти. Такого сексуального марафона я больше ни с кем не преодолевал. А Ольгой я был покорен и даже начал подумывать, почему бы мне не жениться на ней – идеальная фигурка, страстная в постели, отлично готовит, умна…

В понедельник утром я созрел окончательно, чтобы предложить Ольге руку и сердце, и пока проигрывал в уме, когда и как я это сделаю, эта жгучая брюнетка с гордой испанской красотой, попивая кофе маленькими глотками и положив прекрасные ножки одна на другую (я не мог отвести от них глаз), заявила… Нет, слово «заявила» тут не подходит, заявляя что-то, обычно выказывают некоторые эмоции, здесь было совершенно другое – холодный, бесстрастный голос, не оставляющий для оппонента даже малейшей попытки что-то оспаривать:

– Ну вот и все. На этом наши отношения прерываем, ты не знаешь меня, я – тебя. С тобой было хорошо, как ни с кем, но так надо.

– Ты замужем? – после некоторого замешательства, растерянности высказал я догадку.

– Нет. Надеюсь, ты не будешь искать со мной встречи? Все будет так, как я прошу? – она провела ладонью по моей щеке.

– Постараюсь. Но все же, может, скажешь причину?

– Много будешь знать, скоро состаришься. И не обижайся на меня.

– За что? Я тебе благодарен за эти дни и никогда их не забуду, – сказанные слова были правдой, но как трудно они мне дались. Хотелось схватить Ольгу, сорвать одежду, вернуть ту, прежнюю… Но я продолжал сидеть, стараясь держаться как можно невозмутимее.

Мы допили кофе и расстались.

Слово я сдержал, хотя несколько раз с удивлением обнаруживал себя возле ее дома. Возникало иногда желание последить за ней, выяснить, в самом ли деле она живет одна. В каждой молодой женщине я искал хоть малейшее сходство с Ольгой и был рад, если находил. Ольга снилась мне каждую ночь, такие сны-близнецы – она на кровати, бесстыдно раскинув ноги. Приходилось среди ночи мастурбировать или лезть под душ, чтобы остудить распаленное тело и воображение.

Прошел август, я устроился на работу и вместе с Костей занимался в секции рукопашного боя. И понемногу начал успокаиваться, вокруг было столько красивых девчонок, да и Ольга перестала являться во сне. Вскоре познакомился с молодой особой из тех, что думают не о замужестве, а о том, как бы повеселей провести время. Меня это устраивало, и мы начали встречаться…

А в начале октября, как раз в тот день, когда выпал первый снег и все гадали, растает он или нет, позвонила Ольга. Я сразу узнал ее голос, и от волнения меня бросило в жар, но на вопрос, не желаю ли я с ней поужинать, сказал как можно равнодушнее:

– А по какому поводу?

– Разве обязателен повод, чтобы поужинать с женщиной? – она говорила шутливым тоном, словно мы не прерывали навсегда наши отношения. – Но если он нужен, пожалуйста. Два месяца со дня нашего знакомства. Устраивает?

– Вполне. Где встречаемся?

– У меня дома, если можно, в семь.

Надо ли говорить, что без пяти семь я входил в подъезд ее дома с букетом белых хризантем. Хотя были кое-какие мыслишки, вот, мол, прогнала меня, а теперь, видите ли, понадобился, звонит как ни в чем не бывало, не считаясь с моим самолюбием, попирая мою гордость. Вот возьму и не пойду. Пусть ждет. Но все эти мыслишки были несерьезны. Как только Ольга позвонила, я уже точно знал – я к ней пойду.

С замиранием сердца нажал на звонок, а буквально через минуту мы уже были в постели…

После душа мы снова расположились на кровати, хотя нас ждал накрытый стол. Мы словно нырнули в омут, из которого выбрались только утром.

Она так и не сказала, почему, нарушив свое же требование, позвонила мне, а я не спрашивал – боялся порвать ниточку, что, как мне казалось, завязывалась между нами.

За завтраком она как бы между прочим спросила, может ли она иногда приглашать меня на ужин, и снова я не поинтересовался – а почему бы мне самому иногда не приходить к ней.

И наши странные отношения продолжались. Обычно Ольга звонила через месяц-другой, но, бывало, и через полмесяца. Я стал как бы мужчиной по вызову, но это совсем не задевало мое самолюбие, хотя в других случаях я очень щепетилен, когда чувствую, что затронуты мое достоинство, гордость. Было бы хуже, если бы Ольга совсем прервала со мной связь. Ее устраивала такая жизнь, и я должен был с этим считаться. И старался не думать о том, что она поделывает, когда не зовет меня.

Задерживался я у нее на сутки-трое, не больше и уходил всегда сам, без напоминания. Налюбившись, мы вели в кровати долгие беседы. Ее удивило, что я окончил филологическое отделение.

– Я думала, ты там, где опасности – милиция, спецназ, ты весь такой… железный, – Ольга шутливо схватила меня за одно место. – Довольно странный выбор для такого мужчины, как ты. Думаешь о писательстве?

– Все гораздо проще, с детства любил читать, любимое занятие – завалиться с хорошей книжкой на диван, вот и решил совместить хобби и профессию, – я понимал, ответ получился не совсем удачным, но очень трудно выразить словами, почему мы принимаем то или иное решение в своей жизни.

– Я тоже чтение предпочитаю другому виду отдыха, но пошла на экономический. Я, между прочим, даже помню свою первую книжку. Угадай, какую?

– Сказки Пушкина?

– Нет. Первой книгой, которую я самостоятельно прочитала, были стихи Агнии Барто.

– А я, не умея читать, наизусть выучил стихотворение про человека рассеянного с улицы…

– Бассейновой. Мне оно тоже нравилось.

После этого в перерывах между сексом мы только и делали, что говорили о литературе.

И лишь в годовщину со дня нашей первой встречи, которую мы тоже провели в постели, Ольга наконец-то сказала о причине наших нестандартных отношений. Причина оказалась до банальности проста – Ольга боялась ко мне привыкнуть, прикипеть сердцем, чтоб после не страдать в случае разрыва:

– Хватит с меня, два раза была замужем. Первый раз влюбилась, как дура, а он оказался бабником, но какой подлец был красивый, а фигура – атлет. Он был моим первым мужчиной, и я так страдала, когда узнала об изменах, – устраивала такие сцены ревности. Потом переспала с другим мужчиной, смогла сравнить, и, оказалось, муж был просто ничтожеством, его хватало обычно минуты на полторы, не успеешь хорошенько улечься, а он уже закончил. Ему бы с такими возможностями сидеть дома да думать, как ублажить жену, а он бегал по другим бабам.

– Видимо, был философом, надеялся, что когда-нибудь количество перейдет в качество, – сказал я, чтоб поддержать разговор.

– Второй был школьным другом, умница, два высших образования, прожили месяц, и он ушел в запой. Скрыл, что алкоголик. Мне было жаль с ним расставаться, я терпела год, потом выгнала. Первое время приходил, просил… нет, не разрешения остаться, денег на водку. После этого я сказала – хватит, супружеская жизнь не для меня, а для секса я всегда найду партнера. Я разучилась верить и не хочу больше обманываться. И меня вполне устраивает нынешнее положение вещей. Я хочу быть свободной женщиной.

После ее откровения она, возможно, ждала каких-то слов от меня, но я уже втянулся в роль мужчины по вызову, да и ее последние слова отбивали всякую охоту что-либо говорить. И я промолчал, хотя сказать хотелось многое.

И по-прежнему бежал к ней по первому звонку, даже когда уже имел подружку. Все прекратилось, стоило мне сойтись с нежным, застенчивым созданием – Ниной. И я на очередное предложение Ольги поужинать, пересилив себя, буркнул, что почти женат и прийти не могу.

Ольга молча положила трубку.

И все прошедшее время – около года – мы не виделись. Пока она не появилась в нужный момент и не спасла от ареста, вернее, отсрочила его. Рано или поздно меня арестуют, но зато появилась возможность подумать: есть ли шанс выпутаться из этой ситуации. Чем я сейчас и занимаюсь, сидя на кухне и поедая приготовленный для меня завтрак: глазунья с ветчиной и кофе. В холодильнике ждут своей очереди две бутылки пива. О том, что остался без работы, не жалею, ее я менял уже несколько раз. Сначала поработал охранником в магазине, потом Костин отец, в прошлом заведующий отделом в обкоме, устроил меня в одну из газет, что так расплодились в городе в последнее время. Интересы ее вертелись вокруг жизни известных людей города и области – что едят, куда ездят отдыхать, как одеваются, с кем в данное время трахаются. Обязательно криминал, чуть-чуть о политической жизни города – особенно связанные с этим скандалы, немного о спорте. Трудовые коллективы, их деятельность оставались вне поля зрения, кроме ЖКХ – с осени до весны в каждом номере. У главного редактора, кроме возраста, не было ничего значительного, может, поэтому он каждый день напоминал нам о нем:

– Мне шестьдесят лет, и я знаю, что говорю. У нас наконец-то нет коммунистической цензуры, так что смелее пользуйтесь демократической свободой в своей работе. Смелее!

Что главный под этим подразумевал, оставалось загадкой, так как критические материалы он не пропускал, и газета была похожа на несоленый суп, к тому же без мяса. И через полгода, не желая работать под началом такого «повара», я перешел в другую газету, посолиднее, к тому же редактор был намного моложе. Но, увы, и здесь царил тот же порядок – этих не критиковать, этих не хвалить и так далее. Единственное отличие было в том, что в этой газете разрешалось «кусать» тех, кого в прежней велено было хвалить. Я продержался год и четыре месяца, окончательно понял, журналистика в таком виде не для меня, и устроился охранником в ресторан. Но и там царили такие же порядки, что и в газетах. Выходило, вся страна играла в одну и ту же игру. Кажется, что может быть проще, следи за порядком, нарушителей выводи, пьяных не пускай. Так оно, пожалуй, и было раньше. Но теперь – этих не трогай (местный пахан с братвой), этих тоже (прокурорские паханы) и этих нельзя (паханы из правительства и областной думы). Директор ресторана долго втолковывал мне эти правила, потом их продублировал начальник охраны – не питейное заведение, а дипкорпус. Но так даже было лучше, меньше забот, меньше приключений на свою ж…, ввязываться в драки мне совсем не хотелось. Хотя без них не обходился ни один вечер. Платили в ресторане нормально, к тому же было на что посмотреть, это было место, где бомонд, бандиты и политики старались показать себя. А я после разговора с Ольгой подумывал о писательстве и рассматривал посетителей как поставщиков сюжетов, попадались презанятные морды.

Но вчера перед закрытием подъехал джип, и шофер повел в ресторан крепко поддатого пассажира. Я остановил их в дверях и вежливо объяснил – пьяных ресторан не обслуживает. Поддатый тут же обложил меня отборным матом и ударил в лицо, я отвел удар и правой двинул ему по скуле, он завалился вместе с шофером. И шофер начал истерически кричать: «Ты знаешь, кого ударил?! Это сам Х-в, он тебя живьем в землю зароет…» И тут же вызвал милицию. Прибежал директор, чуть не поцеловал Х-ва в задницу и объявил мне, что я уволен. А милиция уже мчалась на всех парах – слышно было, как надрывается сирена. И тут знакомый голос:

– Андрей! Андрей!..

Оглянулся, у машины стоит Ольга и машет, давай, мол, сюда. И привезла к себе. То, что сразу не взяли, хорошо – здоровье мне Ольга точно сохранила. В милиции по горячке устроили бы мне бойню, Костя порассказал, как это делается. Костя! Вот кто может что-то посоветовать. Я набрал номер его мобильника. Услышав мой голос, Костя завопил:

– Ты хоть знаешь, кого ударил? Тебя вся милиция ищет, Х-в обид не прощает. Если хочешь сдаться, приходи в милицию вместе с адвокатом, желательно известным, и предварительно пройди медицинское освидетельствование, о чем адвокат пусть заявит в милиции, а то там из тебя отбивную сделают. Но мой совет – уезжай. Если решишь уехать – позвони, я тебя из города вывезу. Могу и деньжат подбросить. Пока, – Костя прервал связь.

Я достал бутылку «Баварии» и включил телевизор, смотрю я только мультики, исключительно наши, и новости, остальную блевотину не выношу. Включил удачно, как раз к началу фильма «Бобик в гостях у Барбоса», посмотрел с удовольствием. А Костя прав, надо или сдаваться или подаваться в бега, и лучше всего на Кавказ. Х-в очень большая шишка, даже если не изуродуют, то посадят обязательно.

Подумал и, как обычно делала Скарлетт, решение этой задачи перенес на завтра. На душе сразу стало легче, и я принялся за вторую бутылку.

Позвонила Ольга, спросила, чем я занимаюсь, сказала, что поесть на обед, и пообещала купить вина. Думаю, она позвонила, чтобы проверить, не ушел ли я. Вчера, отъехав от ресторана, она поинтересовалась, куда меня отвезти. Домой возвращаться было нежелательно, могла нагрянуть милиция, и я спросил, не может ли она прямо сейчас пригласить меня на ужин. Нельзя сказать, что Ольга тут же согласилась, некоторое время мы ехали молча, потом она холодно произнесла:

– Боюсь, нечем будет угощать, – это не было похоже на отказ, но не походило и на приглашение.

– Кофе хотя бы найдется? – я как бы уточнял, что имел в виду, напрашиваясь в гости.

– Кофе есть.

– Вот и отлично.

Мы остановились возле ее дома.

В квартире она повела себя не так, как в прежние времена, – была дружелюбна, но не более. Я прошелся по комнатам, вдыхая запах ее любимых духов, и воспоминания о наших встречах нахлынули на меня, и охватило такое сильное желание обладать Ольгой, хотелось сорвать с нее одежду, бросить на кровать… но я сдержался. Ведь именно я год назад ответил отказом на ее приглашение. И что же, теперь как ни в чем не бывало пытаться залезть к ней в кровать?

– Так тебе кофе или, может, налить вина? – Ольга не смотрела мне в глаза.

– Знаешь, я, пожалуй, пойду, – я и в самом деле понял, мне здесь не место.

– Может, сначала все же выпьешь кофе?

– Не могу. Я так сильно хочу тебя, что мне лучше уйти, – пересохшими от волнения и желания губами произнес я и шагнул к двери…

Ольга загородила дорогу, мы обнялись и начали бешено целоваться, помогая друг другу снимать одежду и двигаясь к кровати…

Я достал из холодильника курицу – приготовлю ее на ужин, нашел на книжной полке «Улисс» Джойса в суперобложке, издательство «Республика», год выпуска 1993, дома у меня точно такой же, и завалился с ним на диван. Я начинаю читать этот роман, наверное, раз шестой-седьмой, дохожу обычно до двадцать первой страницы, где написано, что «рыжие бабы блудливы, как козы», и сразу начинаю думать, блудливость наследственная или приходит с окрасом волос, вспоминаю знакомых женщин с рыжими волосами, таких, как ни странно, оказывается с десяток. Некоторые подходят под определение автора романа, но точно сказать, блудливость наследственная или нет, – невозможно. Для этого надо выяснить, у кого волосы окрашены, а у кого нет. После этого мысли принимают другой оборот, другое направление, что для женщин окраска волос, макияж и прочие женские хитрости как для солдата камуфляж, с одной лишь разницей – солдат хочет, чтоб его не заметил противник, женщина, наоборот, старается привлечь внимание… В конце концов я откладываю книгу и возвращаюсь к ней через месяц, а то и через полгода. Однажды дочитал до сорок пятой страницы, где Леопольд Блум с удовольствием ел «бараньи почки на углях, которые оставляли во рту тонкий привкус с отдаленным ароматом мочи». И сразу вспомнил, как Петька Соловьев ел ложками аджику – перекрученные помидоры с чесноком и перцем. Ядерная штука. А когда жили в деревне, сосед Махонин делал себе тюрю, крошил хлеб в водку и ел как суп. Вкусовые пристрастия людей вновь уводили меня от чтения, и я откладывал книгу. Я понимал, что это шедевр, кстати, на титульном листе так и написано: «Шедевры», и даже стыдно, что до сих пор не прочитал, а вот не получается.

В этот раз я даже не дошел до «блудливых баб», зазвонил телефон. Оказалось, не Ольга. Мужской голос вежливо произнес:

– Здравствуйте, Андрей Анатольевич! Извините, что побеспокоил, не мешало бы нам встретиться. Не могли бы прямо сейчас подойти, скажем, к фонтану? Вам недалеко, да и мне рядышком.

– А вы, собственно, кто? – спросил я, недоумевая. О том, что я с Ольгой прежде встречался, знал только Костя.

– Это неважно. Я просто хочу вам помочь выпутаться из ситуации, в которую вы так глупо попали. А бежать не советую – это бессмысленно.

Ясно было одно, меня нашли, и сидеть и ждать, когда начнут выламывать дверь, не имело смысла. И я согласился на встречу. На вопрос, как я его узнаю, мужчина произнес:

– Достаточно, что мы вас узнаем.

Я не спеша поставил «Улисс» на полку, возможно, я так и не узнаю, чем закончится прогулка Блума по городу, у меня начинается собственная одиссея. Я облачился в то, в чем приехал к Ольге, черные брюки, белая рубашка, черные туфли, и вышел из квартиры.

Думал, арестуют во дворе, но этого не произошло, и я благополучно добрался до площади, ребятня каталась на роликах, две девчушки брызгались струями фонтана, на скамеечках мурлыкали пары. Того, кто мне звонил, здесь явно не было. Я сел на свободную скамью, закинул ногу на ногу и раскинул руки на спинку. Ждать пришлось недолго, ко мне подошел, похлопывая свернутой в трубочку газетой по ноге, мужчина лет сорока, со стрижкой бобриком. Ничем особо он не выделялся, так, человек из толпы, лоб, нос, уши – обыкновенные, ни усов, ни бороды, светло-серая футболка без рисунков и надписей (я тоже ношу такие, не хочу быть чьей-то рекламой), вельветовые темно-синие брюки. И все же в этом самом обыкновенном человеке что-то поразило меня. Чуть позже я понял – глаза. Холодные, пронизывающие.

Он присел рядом и задал неожиданный вопрос:

– Вы родом из Жердяевки и фамилия ваша Балаев?

После некоторого замешательства, я ожидал совсем другие вопросы, утвердительно кивнул:

– Из Жердяевки. Только деревни этой больше нет.

– Я в курсе. И каково это жить, зная, что малой родины, места, где родился, не существует? Я как выяснил, что Жердяевка исчезла, так почему-то сразу об этом подумал.

– Лично у меня никаких комплексов по этому поводу нет, Жердяевка осталась здесь, – я прикоснулся к груди в области сердца. – Я помню каждый дом, улицы, жителей. Обидно другое, я ничего не смогу показать детям, если они, конечно, будут. Разве только лес, речку да место, где стоял наш дом.

– То, что помните каждый дом, хорошо. Тогда вас, может, заинтересует это, – мужчина развернул газету, внутри оказался листок с машинописным текстом, всего несколько строк, который он протянул мне вместе с газетой. – Прочтите.

«Сегодня я покидаю эту богом забытую Жердяевку, – с удивлением прочел я первую строку, – не знаю, почему, но именно ее я выбрал для захоронения, сохранения экспроприированного золота. Балаевы, хозяева дома, арестованы и заперты в амбаре. Балаевым я жизнь сохраню, они станут невольными сторожами сундука с золотом, который я закопал у них в подполе. Кроме того, красноармейцу Сизову, что помогал вырыть яму для сундука, я приказал охранять золото и закопал его рядом с сундуком. И произнес заклятие, которому меня научил знакомый шаман, он как-то сам подошел ко мне в одном из наслегов и сказал, что видит во мне сильного шамана. Может быть. Пусть это поможет сохранить золото».

Я свернул газету с листком в трубочку и подал мужчине:

– Вы думаете, что клад в доме, где я жил? Но Балаевых было полдеревни. Так, – я начал считать, загибая пальцы, – пять семей, пять домов.

– Мы в курсе. Будь одна семья, не было бы и проблемы. И мы не говорили бы с вами сейчас, скорей всего, вы лежали бы в больнице с отбитыми внутренностями. Но вам повезло. Я здесь, чтобы сделать вам предложение. Вы поможете нам добыть сундук, причем действовать будете один. И как только сундук попадет к нам, вы свободны, избегнете уголовной ответственности, а вашей подружке Ольге не будет угрожать опасность…

– Но это уже слишком! – возмутился я, мне хотелось, не вставая, двинуть ему ногой в зубы. – Она-то причем?

– Больше того, ее экономические знания могут быть востребованы на более высоком уровне. К тому же, – бесстрастным голосом продолжал он, – после того, что вы сейчас узнали, у вас просто нет заднего хода. Только вперед.

– А почему вы сами не хотите выкопать сундук, я бы был проводником?

– Большая скученность людей может привести к противостоянию, а нам бы этого не хотелось. Дело в том, что у нас всего лишь копия.

– Кто же обладатель оригинала?

– Одна известная своей численностью и жестокостью ОПГ. Слышали о Кукареве?

– Кто о нем не слышал? Человек, которого боится прокуратура и милиция. И вы посылаете меня против его людей?

– И один в поле – в данном случае в тайге – воин.

– А вдруг я половину утаю?

– Исключено. Полупанов, автор этих записей, подробно перечислил содержимое сундука. Буквально все. Но к делу. Кукарев уже начал поиски проводника, естественно, им будет кто-то из ваших земляков.

– Они могут прийти ко мне.

– Нет. Мы им укажем других людей. Да, мы. Пусть они побыстрей найдут сундук. Задержка этого дела связывает руки и мешает видеть ясную перспективу.

– А почему вы уверены, что сундук еще там? Ведь, кроме Сизова, у Полупанова, наверное, были и другие попутчики. Могли заметить исчезновение сундука, вернуться. Это раз. Второе – записи, прежде чем попасть к Кукареву, могли побывать в других руках.

– Я вижу, вы заинтересовались – это хорошо. Интерес движет человечество вперед. В записках Полупанов сообщает, что со временем избавился от всех спутников – отправил их на тот свет. Их фамилии вам ни к чему. А найдены были записки в Иркутске при разборке старого дома, в тайнике, и отданы Кукареву взамен долга. Должник скрывался в Иркутске от Кукарева, как попал на разборку дома, не знаю. Может, получил пятнадцать суток. Записи, как он утверждает, кроме него, никто не видел.

– И моя задача их всех чик-чик? – выставил я указательный палец.

– Ваша задача – отбить у кукаревцев сундук. Перевозкой мы займемся сами. Больше мы ничего не требуем. Но от уголовной ответственности вас спасло то, что вы снайпер. Вот и делайте выводы. Могу дать совет: чтобы деморализовать противника, сначала убирают главаря.

– Понял. А вот ваша обмолвка, что Полупанов перечислил буквально все, говорит – в сундуке что-то есть и помимо золота? Я прав?

Мужчина хмыкнул, внимательно оглядел меня, словно увидел впервые:

– А с вами ухо надо держать востро. Найдете сундук – увидите. Я думаю, более десяти дней вы в Жердяевке не пробудете. Время у вас еще есть, успеете собраться. На работе возьмите отгул или отпуск. Оружие получите позднее. Убивать приходилось?

– Было дело.

– И какое ощущение?

– Что на земле одним мерзавцем стало меньше.

– Мне кажется, что убивать людей из снайперской винтовки с далекого расстояния легко, я имею в виду не попадание в цель, а психологическую готовность человека, настройку. Ударить ножом, топором, дубиной по голове, чтоб разлетелся череп, дано не каждому – глаза жертвы, кровь, стоны все же влияют на психику. А что у снайпера? Легкий нажим на курок, в прицел видно лишь как пуля входит в жертву, ни криков, ни стонов. Отвели глаза от прицела – и сразу другая обстановка. Убитый где-то там, за пределами видимости. Вы выбрали хорошую военную профессию, с ней не пропадете и в мирное время. Потому как понятие «мирная жизнь» в наше время расшифровывается как невидимая война… Ладно, более подробно о задании поговорим в следующий раз. Вопросы есть? Вопросов нет, – он встал, чтобы уйти, но я преградил ему путь:

– Вопросы есть. Я даже не знаю, с кем имею дело. Как ваше имя?

– Знания укорачивают жизнь. Зачем вам мое имя? Ну, предположим, Наполеон. Что вам это даст?

А мужичок-то с амбициями, не назвался же Ельциным или каким-нибудь забулдыгой. Нет, первое, что пришло ему в голову, – Наполеон.

– Не буду же я вас звать, как на рынке, «мужчина, мужчина».

– Моя фамилия Сергеев, – он обогнул меня и, не прощаясь, ушел.

А я уселся на скамью, снова закинул ногу на ногу и раскинул руки на спинку, если кто и наблюдает за мной, пусть знают – не больно они и напугали меня своим предложением. Плохо, что втягивают Ольгу. Нина вовремя ушла со сцены и не попала в эту пьесу. Кто знает, может, опасность вновь соединила бы нас, хотя, пожалуй, наоборот, сделала бы врагами. Ибо за Нину все решает папа. Опасность или горе всегда подскажут, кто вам друг, а кто враг, на кого можно положиться, а на кого нет. Но хоть Костя и выдал мое местонахождение (только он знал об Ольге), я на него не в обиде.