Владимир Зисман
Занимательная музыкология для взрослых
Занимательная генетика, или Некоторые вопросы педагогики
Яблоко от яблони недалеко падает.
И. Ньютон
Я сразу хочу предупредить, что перед вами не биографический очерк и не описание композиторской династии, а всего лишь иллюстрация к вышеизложенным тезисам о пользе музыкального образования.
Первым задокументированным представителем династии Штраусов можно считать Иоганна Михаэля Штрауса (1720–1800), о котором в книге бракосочетаний собора Святого Стефана оставлена запись от 11 февраля 1762 года: «Почтенный Иоганн Михаэль Штраус, слуга, крещеный еврей, холостой, родом из Буды, сын Вольфа Штрауса и его супруги Терезии…» – доставившая некоторые неудобства профильным специалистам во времена Третьего рейха. Но о Вольфе Штраусе мы не знаем ничего, а вот Иоганн Штраус, дедушка Штрауса-отца, был слугой графа Роггендорфа, после отставки которого из армии обосновался в Вене. Судя по тому, что он был крестным детей органного мастера и придворного музыканта, можно сделать осторожный вывод о том, что у него были некоторые музыкальные способности и интерес к музыке. Впрочем, это могло быть и свидетельством того, что концентрация музыкантов в окрестностях Вены была столь высока, что куда ни плюнь, попадешь в музыканта или его детей.
Его сын, Франц Боргиас (1764–1815), ничем в области культуры не отметился. Если говорить о социальном положении, то поначалу он был простым официантом, женился на хорошенькой дочери кучера, а со временем карьерный рост довел его до статуса владельца кабачка под названием «У доброго оленя».
В свою очередь, его сыном как раз и был Иоганн Штраус-отец (еще раз прошу прощения за лексический парадокс), который не только получил профессию переплетчика, но и неплохо играл на скрипке.
Поскольку именно в этом месте книги мы говорим не столько о музыке, сколько о генетике, опустим некоторые подробности творческой биографии Иоганна Штрауса и сразу перейдем к тому времени, когда двадцатилетний скрипач с небольшим ансамблем обосновался в кабачке «У красного петуха», что находился в венском предместье, и, более того, влюбился в дочку трактирщика Анну Штрайм. Любовь была вполне взаимной, и, когда после карнавального чеса[4] (а это период примерно в полтора месяца перед Пасхой) Иоганн решил поискать заработок в других местах, Анна уговорила его остаться.
Как чувствовала. Меньше чем через полгода у них родился сын, который в истории так и остался под именем Иоганн Штраус-сын.
Потом были Йозеф, Анна, Терезия, Фердинанд (он прожил меньше года), Эдуард – в общем, дети рождались каждый нечетный год, начиная с 1825-го.
Девочки в данном случае не в счет, они никак не засветились в истории музыки, а вот мальчикам, несмотря на активнейшее сопротивление отца и даже прямой запрет обучать их игре на скрипке, Анна Штрайм дала музыкальное образование, и благодаря ей сохранился первый композиторский опыт юного Иоганна, записанный ею вальс «Первая мысль», сочиненный будущим «королем вальса» в возрасте около шести лет. Разумеется, это опус из серии «мама умиляется». Тем не менее сам этот факт уверенно говорит о целенаправленных интересах как мамы, так и сына.
И вообще, Анна Штраус, урожденная Штрайм, до конца своих дней, до 1870 года, активно участвовала в делах всех своих мальчиков.
Я бы хотел обратить ваше особое внимание на тот факт, что дочь трактирщика из венского предместья смогла не только записать сочинение сына, но и дала каждому из сыновей музыкальное образование и вообще взяла на себя все заботы многочисленной семьи, поскольку все время мужа было занято сочинением музыки, работой с оркестром, многочисленными выступлениями и… Впрочем, к этому вопросу мы еще вернемся.
Следующий сын, Йозеф (1827–1870), окончил Венский политехнический институт и стал инженером-строителем и архитектором. Но когда к 1853 году стало понятно, что Иоганн Штраус, разумеется сын, набрал халтур больше, чем может осилить, на семейном совете было решено, что уж как-нибудь продирижировать оркестром сможет даже инженер. И Йозеф стал подменять брата на тех площадках, до которых Иоганн не успевал добраться. Именно с тех пор и существует традиция, согласно которой в афишах не указывают имя Штрауса, о котором идет речь. Так, «дирижирует Штраус» или «исполняется музыка Штрауса». Или Штраусов.
Строго говоря, мой сарказм по поводу инженера за дирижерским пультом в данном случае не совсем уместен. Йозеф был прекрасным музыкантом. По крайней мере, знаменитую «Польку пиццикато» приписывают именно ему. Или как минимум в соавторстве со старшим братом.
А интонации из его вальса «Данаиды» использованы в качестве тематического зерна в шикарнейшем и знаменитейшем вальсе Рихарда Штрауса (это совершенно другой Штраус, как говорится, даже не однофамилец) из оперы «Кавалер розы».
Младшему брату, Эдуарду (1835–1916), была уготована дипломатическая карьера. Но жизнь так сложилась, что и ему пришлось встать за дирижерский пульт «Венской капеллы Штрауса» в 1861 году и продолжать семейный бизнес до самой смерти.
Его сын, Иоганн Штраус (1866–1939), внук Иоганна Штрауса-отца, если так удобнее, продолжил семейный бизнес, гастролируя с оркестром по Европе практически до начала Второй мировой войны.
Мир к этому времени, конечно же, очень изменился, восприятие музыки Штраусов носило уже, скорее, ностальгический характер, и для публики оркестр был таким же своеобразным приветом из прошлого, каким для нас стали концерты клонов оркестра Гленна Миллера.
Последняя на данный момент представительница музыкальной династии Штраусов – Нита Штраус (1986), бас-гитаристка из группы Элиса Купера и педагог, проводящий мастер-классы по всему миру. «Забавно, что люди всегда думают, что я использую сценический псевдоним, звучащий в классическом стиле, как, например, Иоганн Себастьян Бах. Нет, это абсолютно реально».
Хотя к утверждениям представителей шоу-бизнеса, как, впрочем, и политиков, я бы отнесся с некоторой осторожностью.
Тем не менее перед нашим взором прошла вполне наглядно устроенная династия выдающихся музыкантов. Притом что у самого Иоганна Штрауса-сына детей не было.
А теперь мораль
Как бы это поделикатнее…
Нет, у меня и в мыслях не было заглядывать в замочную скважину, лезть в личные, можно сказать, интимные дела… Но интересы науки…
Мы ведь все это затеяли в поучение, назидание и для размышления?
Короче, дело в том, что, можно сказать, через дорогу, ну, практически через дорогу от дома Иоганна Штрауса-отца, жила очаровательная Эмилия Трампуш, по некоторым данным модистка, по некоторым хозяйка мельницы… В принципе, одно другому не противоречит.
В общем, начиная с 1835 года «по ту сторону дороги» у Иоганна Штрауса-отца рождались дети даже с большей интенсивностью, чем по эту. Три мальчика и пять девочек.
Итого восемь.
И что же? В музыкальном смысле – ничего. Ноль.
Так чьи гены сработали на правильной стороне дороги? Сына владельца трактира под названием «У доброго оленя» Иоганна Штрауса-отца или дочери трактирщика из кабачка «У красного петуха» Анны Штрайм?
Или все-таки с детьми надо заниматься?
Мозг музыканта. Альтернативная точка зрения
(Реплика второго эго автора)
«Не слушайте вы его. Этот человек, который лишь в старших классах школы научился завязывать шнурки на ботинках, будет рассказывать вам про мелкую моторику? Человек, который способен уйти в чужой куртке и не заметить этого, будет вам втирать про развитие мозга и мозолистое тело? Послушайте лучше Боэция».
Боэций. Маленький биографический очерк
Давайте я вам сначала его представлю. Это был удивительный и достойнейший человек, мыслитель и музыкант, и потому негоже путать Боэция и Конфуция, как это иной раз бывает. Запад есть Запад, Восток есть Восток…
Аниций Манлий Торкват Северин Боэций родился в Древнем Риме. Примерно в 480 году.
А вот скончался, точнее, был казнен через сорок лет, совершенно в другую эпоху. (Впрочем, несколько лет спустя после казни, как это принято, был посмертно реабилитирован, сыновьям принесены извинения и возвращено имущество. Мы уже не удивляемся, сюжет достаточно распространенный.) Расцвет деятельности Боэция пришелся на те незаметно для всех наступившие времена, которые почему-то оставили самые невнятные следы в школьном учебнике по истории. Школьная история вообще создает впечатление, что между восстанием Спартака и открытием Америки ничего не происходило. Так, пара крестовых походов без внятной цели.
Боэций был правой рукой, первым министром остготского короля Теодориха Великого, завоевавшего Рим, мавзолей которого и по сей день находится в Равенне, тогдашней столице королевства остготов. Вероятнее всего, Боэций, как и все его современники, даже и не заметил того, что действия его патрона завершили эпоху античности.
Но именно он, без преувеличения великий ученый, философ, музыкальный исследователь, стал тем, кто, собрав и сохранив знания античности, передал их новой латинской цивилизации.
Вернемся к беседе о мозге музыканта
Грех не использовать авторитет этого выдающегося ученого для подкрепления скептических тезисов о возможностях музыкантов в области интеллектуальной деятельности.
«Тот род людей, который занимается инструментами, тратит на это весь свой труд, как, например, кифаред или тот, кто демонстрирует свое мастерство на органе и на других музыкальных инструментах. Такие люди далеки от понимания музыкальной науки, поскольку, как было сказано, служат подобно рабам. Они не только совершенно неразумны, но и начисто лишены созерцательной способности», – со свойственной ему философской наблюдательностью отметил Боэций в трактате «Основы музыки».
Не исключено, что он был несколько излишне категоричен, быть может, ему не всегда в беседе везло на интеллектуальных кифаредов или органистов, но следует признать, что среди музыкантов иной раз действительно попадаются редкостные кретины. Это вам любой музыкант скажет. Но в реплике Боэция действительно заложена одна очень существенная мысль – музыкальные способности и интеллектуальная сфера – это непересекающиеся ментальные зоны.
И кстати, бывает наоборот
В том смысле, что с интеллектом все более чем в порядке. Беда пришла, откуда не ждали.
Диагноз, который формулируется «Медведь на ухо наступил» или, в случае более тяжелого поражения музыкального слуха, «Слон наступил», мы не рассматриваем. Это не патология, это разная степень отсутствия музыкальных способностей, вероятно, усугубленная запущенностью в раннем детстве.
Другое дело, полная неспособность воспринимать музыку. Тогда становится понятен медицинский аспект того, о чем рассказывал Шостакович, когда говорил, что Зощенко различает лишь гимн СССР и всю остальную музыку исключительно по тому, что в одном случае все встают, а во всех остальных – нет.
Впрочем, на полтора века раньше с этой же проблемой сталкивалась императрица Екатерина II, которая ощущала музыку всего лишь как шум и, чтобы не попасть в неловкую ситуацию на концертах, просила доверенных людей подавать ей знак, когда пора хлопать. Слыхал я, что подобные проблемы были и у Владимира Набокова, и у генерала Улисса Гранта, того самого, что изображен на пятидесятидолларовой банкноте.
Это явление называется амузией, и считается, что подобному несчастью подвержен примерно один процент людей. Мне такие не встречались, но это, вероятно, результат того, что я всю жизнь провел среди музыкантов и меломанов.
Еще несколько слов о том, насколько глубоко в мозгу закопана музыка
Запоминается последняя фраза.
Макс Отто фон Штирлиц
Это Штирлиц еще ничего не говорил о музыкальной фразе. Той самой, что болтается в мозгу в буфере оперативной памяти. Длиной примерно десять-пятнадцать секунд и повторяющейся в фоновом подсознательном режиме, пока ты ее оттуда не вышибешь. А чем? Разве что другой фразой. И то не сразу.
А ведь это уже на грани эхолалии. То есть то, что в случае неконтролируемого многократного повторения слов считается патологией, которая наблюдается при целом наборе психических заболеваний, в музыке считается нормой. Пусть и не из приятных.
Я вас утешил?
Музыка и глубины подсознания
В наших черепных коробках находится психика каменного века.
Л. Космидес и Дж. Туби, специалисты по эволюционной психологии
Со всей ответственностью могу заявить, что в наших тоже.
Собственно, они не хотели никого обидеть своим заявлением. Просто речь идет о том, что психологически мы сформировались еще тогда, когда были охотниками и собирателями.
И если вы тихонько подкрадетесь, скажем, к Иммануилу Канту или даже Зигмунду Фрейду и громко гаркнете у них над ухом, каждый из них, независимо от того, философ он или психоаналитик, подпрыгнет от неожиданности, как простой примат. Пусть даже и высший.
Все наше нынешнее высокоцивилизованное существование по-прежнему построено на системе глубинных реакций, рефлексов и базовых прошивок, предназначенных для сохранения жизни и продолжения рода. Это вам и Фрейд с Юнгом подтвердят.
Вам нужны иллюстрации и аргументы? Пожалуйста.
Наши современники и мои коллеги, с которыми мне довелось работать на гастролях в Австралии, увидев незнакомое животное, а там все животные незнакомые, мгновенно обращались к памяти предков, сразу делали стойку и пытались решить, можно его сожрать или нет. Хотя, казалось бы, представление о супермаркетах им не чуждо, и вообще они только что вполне прилично пообедали.
Мужчины, разумеется, можете даже не гадать. Охотники и добытчики, которые вечером того же дня собирались исполнять произведения Чайковского и Сен-Санса.
Вот и все.
И ответ на вопрос, отчего мы так эмоционально реагируем на музыку, надо искать именно там, в тех самых черепных коробках, где хранится психика каменного века.
Конечно же, бо́льшую часть информации человеческий организм получает посредством зрения. Как правило, это вполне точный, оперативный и рационально трактуемый источник информации, который предполагает вполне очевидный поведенческий ответ. Ну, скажем, любой бушмен с незапамятных времен знает, что нельзя перебегать дорогу перед быстро движущимся стадом слонов. А мы с помощью зрения, как правило, без особых затруднений обнаруживаем в плоскости стены устройство под названием «дверь».
Со слухом же дело обстоит несколько иначе. Дело в том, что источник и потенциальные последствия звука неочевидны. В темноте леса или пещеры именно слух сообщал первые тревожные новости о приближении медведя или саблезубого тигра. Что там шуршит – ежик, змея или жена? Возможно, обоняние до некоторой степени помогало отличить родича от кабана, но в эмоциональной сфере слух заметно опережает все прочие органы чувств.
Именно по этой причине, когда в кинофильме еще ничего не произошло и очаровательная блондинка продолжает безмятежно плескаться в душе, мы по музыке уже знаем, что из маминой из спальни кривоногий и хромой выползает Джек Николсон с топором. Или в лучшем случае у нее сейчас вдруг отключится горячая вода, и мы услышим душераздирающий женский крик.
Да ладно, что там блондинка! Стоит только услышать музыку В. Дашкевича к «Собаке Баскервилей», там, где про Гримпенскую трясину, и вы уже со второго такта понимаете, что милый спаниель доктора Мортимера не жилец. Да и сэру Генри придется несладко, не говоря уже о каторжнике Селдене.
Откуда человеческий организм, слушая музыку, знает, к какой его части она обращается? И, в зависимости от музыки, либо начинает активно шевелить руками и ногами, либо делает одухотворенное лицо, либо вытирает платочком слезы, либо начинает приставать к девушке к обоюдному, между прочим, удовольствию, либо, в конце концов, судорожными движениями нащупывает кнопку OFF соответствующего звуковоспроизводящего прибора, и ему мгновенно становится легче. Потому что иной раз выключение этого самого искусства вызывает не меньший катарсис, чем оно само.
Часть вторая
Среда и физиология
С чем мы имеем дело
О духовном, подсознательном и прочем высоком мы поговорили и несомненно поговорим еще. Чего не поговорить-то, если все это так или иначе разлито вокруг нас? А для начала лучше обсудим, из чего это все сделано, то есть о физической основе одного из самых эфемерных искусств – искусства колебать воздух.
Занимательная философия
Для начала придется высказать осторожное допущение, что этот мир существует в виде реальной действительности. А уже в нем находится всякое искусство и музыка в частности. Тогда можно будет деликатно задать вопрос о том, какова материальная основа музыки.
Если говорить прямо и без затей, то музыка – это территория звука. Что считать музыкой, а что нет – это отдельная история, и дискуссию музыкальных теоретиков на эту тему, совершенно органично переходящую затем в драку, я бы отложил на потом.
Если пока вывести за скобки божественную составляющую, то у нас останутся три вполне материальные составные части музыки как таковой. Это источник звука (в нашем случае это музыкальные инструменты в самом широком смысле слова), воздух, который является средой для распространения звука, и приемный комплект под достаточно емким и информативным названием «голова два уха».
Бинауральный эффект
Кстати, пока не забыл. Уха действительно два. Это очень важная опция для выживания вида и конкретной особи, независимо от того, говорим мы о кроманьонце или нашем современнике. Разницу для них составляет лишь исторический антураж – рык тигра или визг тормозов автомобиля. Вовремя понял, с какой стороны неприятности – молодец. Не понял – ну, извините.
Естественно, наиболее ярко эта особенность использована в кинематографе с его 3D-технологиями. Но и композиторы задолго до эры кино учли эту особенность слуха в своих произведениях, к примеру в тех случаях, когда требовалось обозначить перекличку пастухов в бескрайних полях «Фантастической симфонии» Г. Берлиоза. Тогда, согласно ремаркам в партитуре, одного из исполнителей посылали с его репликой куда подальше. Как минимум за сцену. Или, скажем, трубачи в «Лоэнгрине» с противоположных башен обменивались военными сигналами, и тогда всему залу оставалось лишь синхронно поворачивать голову на звук.
Да что я вам тут про этих брабантских трубачей рассказываю, если старшее поколение еще помнит, как на заре бытовой стереофонии, торжественно усаживаясь на стул, аккуратно поставленный на равном расстоянии от колонок, с восторгом слушали, как перед ними вправо и влево абсолютно неправдоподобным образом летает звук от барабанов.
Занимательная философия (продолжение)
О границах обсуждаемого
Основную тему и граничность всего, о чем мы говорим, почти две с половиной тысячи лет назад сформулировал один древнегреческий грузчик. Правда, не сразу.
В философы он подался, уже достигнув некоторых профессиональных высот в своем нелегком деле. Аристотель с уважением писал о нем сто лет спустя: «Протагор был изобретателем подкладки, которую носильщики подкладывают под свою ношу».
По преданию, Демокрит, и поныне популярный философ, увидев однажды, насколько толково Протагор упаковал дрова для переноски, предложил ему стать своим учеником. Протагор, вероятно, сравнил плюсы и минусы обеих профессий. Будучи от природы человеком неглупым, он немедленно согласился и бросил свои дрова там, где его застало предложение Демокрита.
Между прочим, эта история – яркая иллюстрация того, как в Древней Греции работали социальные лифты.
В наши дни, быть может, не каждый помнит имя Протагора, но все знают его тезис «человек – мера всех вещей». При этом совершенно не имеет значения, какой смысл в этот слоган вкладывал сам Протагор – он-то имел в виду, что мир таков, каким человек его видит. Мы же вложим туда иную, но не менее правильную идею – если слышимый диапазон звука для человека условно составляет от 20 герц до 20 килогерц, то не имеет смысла писать музыку для китов и летучих мышей.
Китов мы вычеркиваем сразу. И потому что диапазон частот их общения низковат для нас, и потому что мы намеренно ограничили себя распространением колебаний звука исключительно в воздухе. (Хотя в воде звук распространяется дальше и быстрее. И при таких условиях, если бы у китов была музыка, их совместное музицирование на расстоянии тысяч километров друг от друга могло бы дать любопытнейшие результаты. Примерно как у нас теперь с помощью Интернета и платформ для видеоконференций. Но, следуя за антропоцентрической мыслью Протагора, мы будем главным образом говорить о нас, любимых.)
Да, насчет звука, который передается «исключительно в воздухе». Сразу приношу извинения за тавтологию, но несколько исключений в дальнейшем все же придется сделать. Как минимум для камертона и костей черепа. Своего, разумеется.[5]
Так, с китами покончили.
А вот летучие мыши – это любопытно.
