Владимир Заковряжин
В шаге от войны
Часть III
Наживка для американцев
Глава 1
Загадочная Беседа в таверне
Пока в недрах Главного управления имперской безопасности кипели страсти, в небольшой таверне «Старый Бремерхафен», на тихой улочке вдали от центра Берлина, два господина средних лет не спеша наслаждались изысканной рыбной кухней. Таверна была со вкусом стилизована под морской парусник. Барная стойка представляла собой капитанский мостик. Окна заведения были сделаны в виде иллюминаторов. На стенах, увешанных старыми сетями и спасательными кругами, блестели надраенной латунью корабельные часы и барометры. Бар украшала настоящая рында (корабельный колокол), к языку которой был привязан конец пенькового шкота. Завсегдатаи таверны знали, что посетитель, задевший даже случайно шкот и спровоцировавший мелодичный звон рынды, был обязан выставить всем присутствующим выпивку. Попытки отказаться приводили к тому, что бармен отрезал у провинившегося кусок галстука и прибивал его на стену. Пестрый орнамент из остатков галстуков красноречиво свидетельствовал о том, что не все посетители были готовы идти на такие финансовые жертвы.
Но все это было в прошлом. Сейчас посетителей было мало, в основном завсегдатаи, отвертевшиеся от армии. Да и с деликатесами становилось все труднее. Война с Францией принесла с собой продовольственные карточки, дефицит и эрзац-кофе, который, как заметил один острослов, «пить без болезненной гримасы могли только низшие расы». Хозяину ресторана, чтобы держать марку, удавалось доставать кое-что из деликатесов, но они стоили сейчас бешеные деньги и не всем были по карману. Тем более ему было сегодня приятно смотреть, как два солидных господина заказывали выпивку и блюда, как в старые добрые времена.
Один из них, располневший, с круглым, покрасневшим от спиртного лицом, явно наслаждался приятным вечером, обстановкой и подававшимися блюдами. Он не спеша выкушал изысканный буйабес по-марсельски, выпив при этом охлажденную на льду рюмку норвежской водки «Аквавит Линия». Напиток был знаменит тем, что каждая бутылка после розлива обязательно пересекала экватор в трюме корабля. За это время аквавит под воздействием плавно менявшейся температуры приобретал коричневатый цвет и тот незабвенный букет, который так ценят знатоки, главным образом из числа моряков. Судя по непритязательному костюму, манере держаться и выбору блюд, гость был, как предположил наблюдательный хозяин, скорее всего, бывшим моряком. Сейчас он смаковал очередную рюмку аквавита и наслаждался североморскими устрицами.
Его спутник, напротив, был худощав. Лицо имело желтоватый оттенок человека, мало бывающего на воздухе. Черные гладкие волосы с проседью, две глубокие складки около рта и колючий взгляд придавали лицу жесткое напряженное выражение. Незнакомец занял место лицом ко входу и внимательно разглядывал каждого входившего в таверну посетителя. Многоопытный хозяин сразу понял, что гость – человек тертый, готовый ко всяким неожиданностям. Сейчас этому посетителю явно не хотелось, чтобы какой-либо случайный знакомый увидел «моряка» в его компании.
Одет «коршун», так его про себя окрестил хозяин, в отличие от своего собеседника, в дорогой, но не броский костюм, к которому со вкусом были подобраны рубашка и галстук. И гастрономические вкусы «коршуна» были более утонченными. Он заказал дорогое мозельское вино и приготовленные в чесночном соусе виноградные улитки, затем – свежую люнебургскую спаржу. Поскольку он сам собирался оплачивать ужин, ему, видимо, было что-то нужно от «моряка». Манера говорить вполголоса и замолкать, когда подходил официант, свидетельствовала о не вполне законном характере гешефта, который обсуждали собеседники.
Поразмыслив, хозяин решил, что «коршун» – управляющий крупным отелем, а «моряк» – чиновник из таможенного ведомства. «Коршун», видимо, подбивал таможенника прикрыть один глаз на небольшую контрабанду деликатесов, необходимых для отеля. Подобная ситуация была хозяину хорошо знакома и повернула его мысли на не совсем радужные перспективы поддержания на плаву собственного дела.
Эти невеселые размышления отвлекли его внимание от интересной пары, а тем временем собеседники успешно справились с блюдами и напитками и перешли к кофе с французским коньяком. «Коршун» протянул «моряку» кожаный, украшенный монограммой кисет с сигарами. «Моряк» откинулся на спинку кресла и с удовольствием закурил одну из них. По характерному терпкому запаху хозяин таверны определил, что это была настоящая гаванская сигара, никак не хуже, чем «Коиба».
«По нынешним временам сущее сокровище», – подумал он. Сам «коршун» выложил на стол изящную коробочку с трубочным табаком «Дэниш трюффель» и отлично обкуренную пеньковую трубку. Господа некоторое время блаженно курили, изредка пригубливая коньяк. По ресторанчику поплыли слоистые облачка дорогого табака и довоенный аромат фешенебельного заведения. Наконец гости приступили к деловой части беседы. Они понизили голоса и наклонились друг к другу.
«Переговоры о контрабанде и дележе выручки начались», – усмехнулся про себя хозяин. Проницательность подвела его совсем немного. «Коршун», управляющий фешенебельным отелем, как полагал хозяин таверны, оказался на самом деле одним из руководителей «Службы Риббентропа» Конрадом Крюгером. А «матрос», якобы таможенный чиновник – всего-навсего начальником отдела гестапо по борьбе со шпионажем Францем Штадлером. Этих солидных господ связывало многолетнее знакомство.
Глава 2
Решение найдено
Давным-давно один молодой немецкий матрос, находясь в увольнении на китайском берегу, метнул пивную кружку в голову местного официанта. Голова китайца оказалась недостаточно прочной для такого испытания. Моряку грозил солидный тюремный срок, если бы вовремя не вмешался молодой сотрудник германского консульства. Где угрозами, а чаще всего подношениями он сумел вызволить соотечественника из китайского застенка. Конечно, не бескорыстно.
Этот оборотистый консульский чиновник, конечно же, был Конрад Крюгер, трудившийся на каменистой ниве германской разведки. Ему срочно нужен был связник, совершавший регулярные рейсы между Германией и Китаем для доставки в фатерланд добытых разведывательных материалов. Им и стал незадачливый гуляка с гамбургского танкера Франц Штадлер. Затем их деловые отношения продолжились и в других странах. Именно Крюгер своевременно подсказал Штадлеру, что с морской стихией пора заканчивать и для солидной карьеры самое время вступить в СС. Он же помог бывшему моряку устроиться в гестапо. В свою очередь Штадлер по старой дружбе делился с Крюгером некоторой информацией о работе гестапо по отдельным иностранным посольствам в Берлине, которые интересовали разведчика. Приятелям приходилось скрывать свои «консультации» от руководства гестапо, поскольку с учетом отношений между Гиммлером и Риббентропом это могло плохо кончиться для Штадлера, а малопопулярная таверна «Старый Бремерхафен» хорошо подходила для беседы без посторонних.
– Франци, – доверительно начал Крюгер, – нужна твоя помощь по одному важному делу. Ты лучше меня знаешь обстановку в американском посольстве. Я должен срочно найти там активного разведчика, который был бы на хорошем счету в Вашингтоне.
– Ты что, надумал предложить свои услуги американской разведке? – добродушно рассмеялся Штадлер.
– Подожди шутить, мне сейчас не до этого, – нахмурился Крюгер.
– Но позволь, ты слишком широко ставишь вопрос, – возразил Штадлер. – Чтобы на него конкретно ответить, мне надо хотя бы в общих чертах знать, для чего тебе понадобился такой американец. Если ты вознамерился его завербовать, то ничего подходящего нет. В противном случае наша контора давно бы уже прибрала его к рукам.
– Видишь ли, – осторожно подбирая слова, продолжил Крюгер, – моему начальству необходимо протолкнуть в Вашингтон одну фальшивку, но так, чтобы она с гарантией попала на самый верх. Больше я тебе ничего сказать не могу, дело находится на контроле у фюрера. Хорошо бы, конечно, найти среди связей такого американца человечка, через которого можно было бы ее подсунуть их разведке. Я понимаю, что тебе понадобится время для того, чтобы собрать подобные сведения. Настоятельно прошу сделать это как можно скорее.
– Да, – задумчиво заметил собеседник, допивая коньяк, – сложную ты подкинул мне задачку. И времени для ее решения действительно потребуется много – как раз чтобы еще раз наполнить этот бокал.
Штадлер загадочно улыбнулся и с удовольствием выпустил струйку ароматного дыма.
– Послушай, Франци, оставь свой легкомысленный тон, дело действительно серьезное.
Штадлер вынул сигару изо рта и продолжил в том же духе:
– Видимо, в Библии не зря сказано: «имеющему да добавится, а у неимеющего – отнимется».
При этом он с сожалением посмотрел на свой пустой бокал, а Крюгер, ничего пока не понимая, дал знак хозяину таверны подлить еще.
– Тебе, Конрад, как всегда, удивительно везет, – с легкой завистью в голосе продолжил Штадлер. – Представь себе, такой американец есть. Более того, отыскался и его помощник – немец, который сейчас у нас.
И гестаповец неспешно рассказал о Пайнсе и майоре Хавемане. Он под большим секретом сообщил, что удалось наладить подслушивание кабинета Пайнса и узнать кое-что интересное для Крюгера. На днях из Вашингтона приехал коллега американца и неосторожно поделился впечатлениями об оценке его информации. По словам гостя, последний материал об операции «Морской лев» наделал фурор в Вашингтоне. «Дикий Билл», так в американской разведке за глаза назвали ее руководителя Донована, доложил о документе президенту Рузвельту.
По мере того как Крюгер слушал Штадлера, у него в душе крепло ощущение невероятной удачи. Без каких-либо затейливых комбинаций удалось с ходу создать реальную основу для успеха всей операции. Нетерпеливо прервав повествование гестаповца, он спросил:
– Надеюсь, ваши костоломы не сделали из Хавемана калеку? Он в рабочем состоянии?
Ответ собеседника несколько насторожил:
– Скорее всего, он в относительной норме, хотя его допрашивают следователи гестапо и точно о состоянии Хавемана я не в курсе.
«Ничего, – подумал Крюгер. – В любом случае за недельку удастся привести его в божеский вид и начать игру с Пайнсом».
Он тепло поблагодарил приятеля за ценные сведения и предупредил, что, скорее всего, завтра появится в гестапо для знакомства с делом Пайнса и Хавемана. Зайдет он и к Штадлеру. Поэтому не стоит при начальстве и подчиненных как-то показывать, что они друг с другом давно знакомы.
Штадлер удивленно заметил, что эти дела в центре внимания руководства и для их передачи необходимо указание не менее чем Гиммлера, но Крюгер успокоил его, пообещав, что все необходимые полномочия у него будут.
Глава 3
Подготовка к «большой игре»
На следующее утро Крюгер уже докладывал Риббентропу составленный за ночь план операции. Его существо составляла лапидарная идея – быстро завербовать Хавемана, пообещав ему смягчение наказания, и через него восстановить контакт с Пайнсом. Далее продвинуть через Хавемана дезинформационный материал американцу. Риббентроп вначале недоверчиво, а потом с возрастающим интересом изучил план и без возражений утвердил его.
– Без выкрутасов и эффективно, – оценил он бумагу. – По своему опыту знаю, что именно такие ведущие прямо к цели мероприятия обречены на успех. Необходимые полномочия от Гиммлера получите завтра. Действуйте.
На следующее утро Крюгер договорился с секретарем начальника гестапо Мюллера о своем визите в это мрачноватое заведение. Секретарь попросил зайти вначале к Мюллеру.
Чтобы не привлекать к своей персоне излишнего внимания сотрудников, Крюгер нарядился в эсэсовскую форму штандартенфюрера СС. Он по своему опыту знал, что в организации, где большинство на работе постоянно носит форму, лучший способ остаться незаметным – тоже нацепить мундир.
Мюллер принял его сразу же, представив еще двух находившихся в кабинете персон. Одной из них был Штадлер, другой – начальник следственной группы по делу Хавемана.
По той любезности, с которой Мюллер обставил беседу, и удивленно растерянным лицам присутствующих было видно, что указания Гиммлера произвели здесь должное впечатление. Что касается Мюллера, то он был даже рад такому обороту дел. С него разом свалилось давление со стороны Гейдриха и ответственность за дальнейшие последствия всей этой неприятной истории. Теперь пусть за все отдувается «Служба Риббентропа»: как говорится, «большому кораблю – большие неприятности».
Тщательно скрывая удовлетворение по этому поводу, Мюллер предоставил слово Крюгеру. Тот в свою очередь буднично, чтобы не раздувать излишний ажиотаж вокруг своей персоны, разъяснил, что получил поручение сверху проанализировать дело Пайнса и Хавемана на предмет его возможного использования в разведывательных целях. Естественно, данный аспект работы должен остаться в строжайшей тайне. Все необходимые полномочия предоставлены рейхсфюрером СС. Мюллер при этих словах многозначительно кивнул.
Он распорядился выделить для коллеги кабинет на руководящем этаже и оказать все необходимое содействие в его работе. Штадлер вызвался сопроводить гостя к его кабинету. Пока приятели шли по длинным унылым коридорам гестапо, Штадлер шепотом рассказал Крюгеру, что получил указание Мюллера фиксировать все, чем будет интересоваться разведчик, и немедленно докладывать наверх. Когда они подошли к кабинету, то Штадлер с неудовольствием заметил, что их поджидал дежурный по отделу незадачливый Лемке.
– А где Майер? – раздраженно спросил начальник.
– Майера вызвал на срочную встречу ценный осведомитель, и он попросил меня подменить его, – несколько сконфуженно ответил Лемке.
«В конце концов, Лемке тоже полностью осведомлен о деталях дела Пайнса и Хавемана. Так что особой разницы в том, кто будет опекать Крюгера, нет», – прикинул Штадлер.
Эта пустяковая накладка, мелочь, быстро забылась. А напрасно. Как показали дальнейшие события, она привела к результатам, имевшим важное значение для дела, и подтвердила ту избитую истину, что в контрразведывательной работе не бывает мелочей.
За каких-то пять минут Крюгер удобно устроился на новом для него месте. Было заметно, что у него большие навыки уютно располагаться в чужих кабинетах.
– Итак, – обратился он к вытянувшемуся перед ним Лемке, – давайте-ка расставим все точки над «и». Судя по тому, что ваш начальник Штадлер определил вас ко мне, он доверяет вам. Поэтому у меня нет оснований сомневаться в вашей надежности, и я поясню только для вас цели моего появления в ваших пенатах. Это поможет нам эффективно решать возложенные на меня задачи. Подчеркиваю, что я прибыл не для какой-то инспекции или поиска ошибок и виновных в них. Мне нужно потрясти дело Пайнса и Хавемана с разведывательной точки зрения и выжать что-либо полезное для интересов рейха. Вы, видимо, знаете многие детали дела, и я рассчитываю на ваше содействие. Теперь нужно решить три срочных вопроса: во-первых, немедленно отмените слежку за Пайнсом, во-вторых, доставьте мне Хавемана и, в-третьих, принесите мне все материалы на Пайнса и Хавемана. Мы подружимся, если вы будете быстро и точно выполнять мои указания.
Лемке резко развернулся на каблуках и выскочил из кабинета.
Глава 4
Первая осечка
Через четверть часа на столе перед Крюгером лежало два объемистых досье, а Лемке, несколько сбиваясь, доложил, что сейчас, к сожалению, нет возможности привести Хавемана в данный кабинет. Начальник следственной группы просит штандартенфюрера спуститься в подвал, где содержатся арестованные.
У Крюгера екнуло сердце.
– Что, обвиняемый не транспортабелен? – раздраженно воскликнул он.
Лемке только неопределенно пожал плечами.
– Хорошо, немедленно ведите меня к Хавеману, – хмуро выдавил из себя Крюгер.
В подвале их поджидал начальник следственной группы, который предупредительно сопроводил гостя до камеры заключенного. То искалеченное существо, которое Крюгер там увидел, только отдаленно напоминало человека. С первого взгляда ему стало ясно, что использовать Хавемана в оперативных мероприятиях нельзя. Вряд ли ситуацию смогут выправить какие-либо доктора.
«Вот же идиоты, вот же безмозглые костоломы», – злобно подумал он. Его возмутило не жестокое обращение с обвиняемым. Подонок сам заслужил это. Дело в том, что Крюгеру приходилось не раз применять меры физического воздействия к захваченным агентам противника, чтобы добыть необходимые сведения. Однако он делал это всегда профессионально, сохраняя объекта в состоянии, пригодном для продолжения выяснения и уточнения полученной информации. Теперь же эта сытая самодовольная скотина в отлично отутюженной форме поставила неожиданную точку в многообещавшей операции Крюгера. Вся схема с треском рухнула при первом соприкосновении с действительностью. В голове осталась только пустота и злость.
– Что вы сделали? – ледяным тоном спросил Крюгер начальника следственной группы.
– Мы показали врагу рейха, что его ждет за измену, – несколько вызывающе ответил тот.
Крюгер, с трудом сдерживаясь, продолжил:
– Вы понимаете разницу между контрразведкой и скотобойней. Хотя я бы вас не взял и на скотобойню, потому что и там вы бы изгадили товарное мясо. Меня интересует вопрос, с какой целью вы уничтожили главного фигуранта по делу о государственной измене и лишили следствие возможности выявить его высокопоставленных покровителей. Что мне докладывать рейхсфюреру и кого теперь допрашивать? – зловеще продолжил Крюгер. – Может быть, начать с вас? – обратился он к оторопевшему начальнику. – Вы, я вижу, в отличной физической форме и несколько месяцев интенсивных допросов вполне выдержите. Кроме того, я научу, как их профессионально вести.
Крюгер вопросительно обвел глазами присутствовавших в камере Лемке и двух охранников, которые настороженно придвинулись к начальнику следственной группы. С того моментально слетело все его самодовольство, и он судорожно вытирал носовым платком вспотевший лоб.
– Зарубите себе на носу, – злобно произнес Крюгер, – через неделю Хавеман должен быть в состоянии написать своей рукой один листок текста, который я ему дам.
– Но… – попытался было возразить начальник следственной группы.
– Никаких но, идиот, – прокричал Крюгер. – В противном случае будет начато расследование о причинах и виновниках саботажа по расследованию дела о государственной измене.
Крюгер в отвратительном настроении вернулся в кабинет.
Здесь до поздней ночи он тщательно изучал все бумаги, относящиеся к делу Пайнса и Хавемана. Но найти кандидата на роль посланца «Службы Риббентропа», которому Пайнс мог бы поверить, в материалах дела не удалось. Единственный родственник Хавемана, профессор Лоингер, был убежденным противником национал-социалистского режима, так что заставить его помогать нацистской разведке было довольно сложно. Кроме того, многие знали о его аресте. Данное обстоятельство мог легко выяснить и Пайнс. Поэтому попытка использовать Лоингера была в принципе обречена на провал. Дочь Лоингера Марту, аспирантку кафедры английской филологии Берлинского университета, девицу 23 лет, конечно, можно было угрозами и давлением заставить сыграть роль курьера от дяди Хавемана к Пайнсу. Но Крюгер хорошо знал, что придется много биться с девушкой, чтобы отработать правильные, не вызывающие подозрения черты ее поведения с американским разведчиком. В его практике были случаи, когда выполнение поручений через силу, вопреки собственным убеждениям, выдавало неопытных агентов.
Однако выбор был невелик. Кроме Марты, других кандидатур пока не просматривалось. Когда на часах высветилась полночь, Крюгер подвел сжатый итог своих изысканий и выделил две главные проблемы, которые необходимо было во что бы то ни стало удовлетворительно решить: во-первых, найти способ ввести Марту в операцию таким образом, чтобы это не противоречило ее убеждениям и побуждало к искренней работе. Во-вторых, наметить такую схему знакомства Марты с Пайнсом, которая не вызвала бы у американца подозрений. Пока никаких решений в голове у Крюгера не выстраивалось. В таких сложных случаях он обычно переключался на другие дела и прекращал настойчиво думать о мучившей его проблеме. Часто решение приходило совершенно неожиданно посреди обычной текучки или на отдыхе. Он бы очень удивился, если бы узнал, что через десятки лет о подобных приемах напишут диссертации как о способах «эвристического познания».
Утром Крюгер, как всегда тщательно, брился любимой бритвой «Золинген» и механически напевал какой-то фривольный мотивчик. Неожиданно в памяти всплыло слово «организация» и место в одном из протоколов допроса профессора Лоингера, где следователь гестапо упорно пытался выбить у того признание в принадлежности к подпольной антифашистской организации.
«Так-так-так, в этом что-то есть», – заинтересовался разведчик. Он быстро завершил утренний туалет и помчался в гестапо. Там, внимательно прочитав вспомнившийся ему протокол допроса, он понял, что одно принципиальное решение найдено. Конечно, Марту надо убедить, что ее отец и дядя – члены подпольной антифашистской организации. Эта организация поддерживает контакт с американцами через Пайнса, чтобы с их помощью свергнуть Гитлера. Предупреждая США и Англию об агрессивных замыслах нацистов против этих демократических стран, она способствует поражению и ослаблению гитлеровского режима. С отъездом дяди на восток связь с Пайнсом нарушилась. Марта могла бы помочь в ее восстановлении и продолжении антифашистской борьбы.
Крюгер уже видел себя в форме подполковника вермахта, сослуживца Хавемана, приехавшего на короткое время по служебным делам в Берлин с письмом Марте от дяди. Далее следовала вербовка Марты от имени антифашистской организации, которую необходимо будет сопроводить соответствующим пафосом и таинственностью, на которые так падки молодые люди. Но это уже было, как говорится, дело техники. С появлением перспективной идеи все удачно выстраивалось в реальную схему операции.
Он вызвал Лемке и приказал немедленно поставить на прослушивание телефон Марты Лоингер и очень аккуратно навести справки о ее связях и знакомых.
– Надеюсь, что у ваших коллег хватило ума не сболтнуть девчонке, что ее дядя арестован за шпионаж, – напряженно спросил он у Лемке.
– Нет, нет, что вы, – замотал головой гестаповец, – она ничего не знает.
– Я спрашиваю потому, что читал в деле какой-то путаный протокол об обыске на квартире Лоингера после ареста Хавемана. Вы, насколько я понял, в нем участвовали. Как вы объяснили девчонке причину обыска? – въедливо интересовался Крюгер.
Лемке с чего-то вдруг разволновался и, глубоко вздохнув, сказал:
– Ей разъяснили, что ищут антифашистскую литературу ее отца.
«Что он так задергался? – удивился про себя Крюгер. – Вообще, он какой-то мутный. Надо бы с ним вести себя поосторожнее».
Развернувшаяся работа по детализации плана операции быстро вытеснила у него эту здравую мысль.