Виктория слушала молча, а потом вдруг брызнули слезы из глаз. Она обняла лежащую на кровати Валентину Васильевну, у той тоже покатились слезы. Поплакали, стало легче.
– Да, надо съездить в Каракол, но только, как вы-то тут без меня? – обеспокоенно спросила Вика.
– Да, как-нибудь, потихоньку до магазина дойду,– ответила сестра бабушки Марии,– а то Николая заставлю сходить, чай ведь сын все-таки.
Наступила весна 2011 года. В мае месяце у Виктории начинался законный отпуск по графику администрации. Прежде всего, она позвонила детям Николаю и Сергею, спросила, не собираются ли они приехать в гости. А у обоих «сессия на носу» и надо к ней готовиться. Больше никаких препятствий для поездки в Киргизию у Вики не возникло. Как и тридцать семь лет назад поездом она добралась до города Балыкчи. Вот только привычных автобусов «Икарус» на автовокзале не наблюдалось. Практически каждый час бойкие микроавтобусы немецкой марки «Мерседес» доставляли всех пассажиров в киргизский город Каракол. Прежнее название Пржевальск кануло в лету. Когда объезжали озеро Иссык-Куль, и Виктория увидела знакомые пейзажи – горы вдали, лес вокруг водной глади и нескончаемые кусты облепихи, у нее невольно защемило сердце. Воспоминания нахлынули с неожиданной силой. Она стала представлять, как ее встретят бабушка Мария и мать Надежда. Как удивятся ее неожиданному визиту. К тому же она везла заранее приобретенные подарки – бабушке огромный красивый платок и сапожки, матери – сумочку и бутылку хорошего коньяка, который намеревалась выпить вместе с ней. Погода солнечная, для россиян можно сказать летняя. За воспоминаниями незаметно пролетела дорога. Уже виднеется старинный Каракол, а у Виктории непроизвольно выступили слезы. Как ни крути, а это ее малая Родина, здесь она родилась. Всем знакомо чувство, когда смотришь на обычные березки, сосны, дорогу, а от всего веет чем-то родным и необычно близким.
Автовокзал за тридцать семь лет внешне не изменился. Только рядом на площади вместо городских больших «Икарусов» стояло несколько маршрутных микроавтобусов для передвижений по Караколу. А Виктория решила пройтись пешком. На месте бывших промышленных предприятий лежали развалины. Новых строений мало, и это в основном частные дома видимо преуспевающих местных бизнесменов. Обрадовало, что Свято – Троицкая церковь оказалась восстановлена, в том числе и несколько куполов, снесенных за годы советской власти. Люди в нее заходили и выходили. Виктория не удержалась, заглянула. На часах около четырнадцати часов, служба уже закончилась. Молодая женщина купила церковные свечи, помолилась и зажгла их возле икон Спасителя, Пресвятой Девы Марии и Пантелеймона – целителя. «Конечно, батюшки, который меня крестил и крестной матери, наверное, давно нет в живых», – подумала Виктория, а где находится их дом, она забыла. Зато издали узнала свою школу. Памятник Пржевальскому оказался снесен, на его месте стоял бюст какого-то киргизского деятеля, а вот само здание практически не изменилось. Бросилось еще в глаза, что изменились названия улиц, с русских на киргизские. Улица Дзержинского стала улицей Жамансириева, однако место, где стоял родной дом она все-таки нашла. Только дома-то как такового не оказалось, виднелось старое поросшее травой пепелище. Вика не сдержалась, громко зарыдала … Зарыдала по своей судьбе, по бабушке, по матери, по своему украденному детству. Ноги непроизвольно подкосились, Виктория упала на колени и согнулась в низком поклоне, словно перед самим Господом. Рядом никого, и она предалась печали так, как может предаться только очень сильный человек, длительное время держащий нестерпимую боль на своем сердце.
Наконец, она успокоилась, поднялась на ноги, платочком убрала слезы. На секунду задумалась в нерешительности и приняла твердое намерение узнать, что же произошло с ее матерью и бабушкой. Дом киргизов, в который она иногда ходила, когда здесь жила, стоял на месте. Во дворе бегали маленькие киргизские дети. Однако идти туда она не решилась, слышала про гонения русских по всей Азии после развала СССР. Правда, газеты писали, что в Киргизии до массовых этнических расправ не доходило, ни в девяностых годах, ни позже. И тут Виктория вспомнила своих русских подруг детства Таню Березину и Дашу Рыбину. «Вот у них я все и разузнаю, если они живут в Караколе», решила про себя Вика. Дом Рыбиных стоял ближе, но во дворе находилась киргизская женщина, на все вопросы она отвечала на своем языке и Виктория ее совсем не понимала…
Зато у Березиных она встретила Татьяну прямо на пороге дома. Конечно, узнать ее было непросто. Из худенькой маленькой девочки превратилась в достаточно полную и крепкую женщину. Но какие-то еле незаметные черточки, выдавали в ней ту самую детскую подругу.
–Таня Березина, это ты? – спросила Виктория.
Женщина опешила, вытерла руки о фартук, а затем воскликнула:
– Вика, неужели ты вернулась?
– Да я приехала проверить маму и бабулю, а вместо дома увидела пепелище, – ответила гостья.
– Тебя трудно признать. Красавицей стала, словно с картины и…одета, как большой начальник. А я давно не Березина, а Веселова, – с какой-то грустью, как показалось Вике, произнесла Татьяна, – заходи в дом, чаем угощу.
В доме находился достаточно взрослый, высокий, но худой парень и низкорослая худенькая девушка, лет пятнадцати, сильно напоминающая Викину подругу.
– Это Василий, тунеядец и бездельник, – пошутила Татьяна, представив своего сына, – а это моя помощница Вероника, дочка. Дети познакомьтесь – моя подружка детства Виктория.
Дети смотрели широко раскрытыми глазами и молчали.
Татьяна, видя замешательство своих отпрысков, ухмыльнулась и сказала им:
– Идите, погуляйте во двор, нам поговорить надо, посекретничать.
Дети безропотно ушли. Хозяйка сделала яичницу, разогрела целую сковороду жареной картошки, из-под пола достала баночку соленых огурцов и все выставила на стол.
– Ты, наверное, с дороги голодная. Поешь, а потом поговорим, – предложила хозяйка.
Виктория, немного подумав, достала бутылку привезенного коньяка и сказала:
– Везла своей матери в подарок, да видно не судьба… Давай с тобой, подруга, пригубим по чуть-чуть, столько лет не виделись…
– А давай. Сейчас достану рюмки…
Когда первые эмоции от неожиданной встречи улеглись, а подруги по две рюмочке опорожнили, Татьяна заговорила:
– Я сразу поняла, как тебя увидела, что ты ничего не знаешь, ни про бабушку Марию, ни про мать? Короче, скажу как есть, а ты уж гляди сама. Когда ты уехала, все в твоей семье продолжалось по-старому. Мать – пила, бабушка работала. В 1984 году во время очередной попойки Надежда Викторовна со своим хахалем выпили паленую водку. Обоим стало плохо, увезли на «скорой» в больницу. Мужик выжил, твоя мать умерла. Бабушка, оставшись одна, все хотела дом продать и уехать к тебе и сестре в Россию, но как-то откладывала и откладывала. Возраст пенсионный она давно выработала, но пенсия очень маленькая, подрабатывала уборщицей. Потом в девяностых годах предприятия в Караколе стали закрываться и Мария жила совсем бедно. Когда открылась Свято-Троицкая церковь, ее иногда видели на паперти. Собирала копейки, чтобы как-то прожить. А вскоре по всей Киргизии начались волнения. Слышались призывы: «Русские – вон из Киргизстана». Случалось подобное и в Караколе, многие продали дома, переселились в Россию. Вот, кстати, семья нашей подруги Рыбиной Даши уехала в 1995 году. И тут к твоей бабушке стали ходить какие-то местные киргизы толи с просьбой, толи с требованием продать дом. При этом цену предлагали крайне низкую. Мария им несколько раз отказывала. И в 1996 году перед Новым Годом ночью дом загорелся по неизвестной причине. Пожарные долго не ехали, а про бабушку никто из зевак-соседей так и не вспомнил. Только на другой день на пепелище нашли ее обгорелое тело. Вот такая грустная история. Похоронили ее рядом с дочерью. Ты переночуй у меня. Завтра сходим на кладбище. Могилку я покажу.
На протяжении всего рассказа Виктория молчала и ловила каждое слово подружки, боясь пропустить что-то важное. При этом своим платочком вытирала слезящиеся глаза, а когда Татьяна закончила, ее вновь прорвало… Как и на пепелище рыдала навзрыд и хозяйка никак не могла ее успокоить:
–Вика, Викуля, ну перестань. Это дела минувших дней. Все произошло очень давно. А ты ведь, наверное, уже своих детей родила, с мужем живешь?
Упоминание об отпрысках подействовало умиротворяюще. Всхлипнув пару раз гостья ответила:
– Да, у меня два сына – Николай и Сергей. Учатся в Москве, в университете. А вот с мужиками мне не везет. Отец детей спился совсем – выгнала… Мне одной лучше.
Как-то неожиданно для себя Виктория осознала, что Валентина Васильевна лгала ей много лет. Никаких писем от сестры в 1986 году она не получала. И про смерть матери, вероятно, знала… Вспомнились ее слова, мол, мать жива и по-прежнему пьет. Вике вдруг стало крайне обидно за свою несчастную матушку. Она давно умерла, а сестра бабушки продолжала позорить, обвинять в пьянстве… В душе непроизвольно зародилась злоба, которую Вика никак не могла заглушить. Она почти не слушала Татьяну, иной раз отвечала невпопад. Наконец, немного успокоившись, гостья предложила:
–Татьяна, давай прямо сейчас дойдем на кладбище. А к вечеру как раз и твой муж придет с работы. Вместе посидим и поговорим. Завтра я уеду домой, тяжело мне здесь.
Видя состояние подруги, Татьяна сказала:
– Как знаешь… Я надеялась, ты погостишь пару дней.
Кладбище находилось на улице Кадыр-Аке, это недалеко от дома Веселовых. Женщины не торопясь дошли минут за двадцать, столько же времени Татьяна искала могилку. Два холмика, два покосившихся деревянных крестика и заросшая высокой травой земля вокруг. Присесть негде и женщины молча постояли минут пятнадцать, а потом пошли назад. Когда вернулись, муж Татьяны Березиной-Веселовой находился дома, по какой-то причине пришел с работы раньше обычного. Супруга выставила на стол еду, познакомила с подругой и предложила немного выпить за встречу. Уговаривать Михаила, так звали мужа подруги Вики, долго не пришлось. Высокий и худой мужчина, таких же лет, как и Татьяна с Викой, но жилистый и, видимо, очень сильный, сказав формально: «За знакомство», выпил пару рюмок. Затем основательно закусив, тактично произнес:
–Я пойду, посижу на улице, чтобы вам не мешать. Давно ведь не виделись, есть, что рассказать друг другу.
А женщины, оставшись вдвоем, продолжили воспоминания.
– А помнишь, как я одевалась, когда училась здесь? – спросила Виктория. – Мне почему-то до сих пор стыдно.
– Конечно, помню, ты походила на киргизских девочек, – ответила Таня, – но раз была моей подругой, то и одежда не имела значения. Зато сейчас вон, какая барыня…
– Да ладно, какая там барыня. Одинокая женщина тургеневского возраста, – достаточно грустно ответила гостья.
Но когда встретилась взглядом с детской подругой, то обе вдруг засмеялись…
На другой день Татьяна проводила подругу детства до автовокзала, усадила прямо в микроавтобус «Мерседес», обняла, пожелала счастливой дороги и пошла к себе домой. Кроме ее у Виктории в Караколе никого не осталось… Всю дорогу до железнодорожного узла Балыкчи она размышляла о своей нелегкой судьбе, о том, что ее оберегал кто-то невидимый и любящий от серьезных неприятностей. «Наверное, это мой Ангел», – подумала она. Ей непроизвольно вспомнилась притча, прочитанная где-то, которая гласила: «Одному человеку во сне явился Ангел – Хранитель и сказал: «Я тот, кто шел с тобой рядом по жизни, помогая преодолеть все трудности. Вон видишь два следа на песке? Один из них твой, а другой – мой». А человек с некоторым сомнением: «А почему на крутых поворотах след один? Ты бросал меня в самые тяжелые моменты?». «На крутых поворотах, я тебя нес на руках. Это не твой, а мой след»… Эта притча всегда вызывала у Виктории слезы. Не обошлось без них и в этот раз. Она настолько ушла в себя, что не замечала ни окружающей девственной и такой родной красоты снаружи, ни других пассажиров…
Словно в полудреме вышла у вокзала, нашла свой вагон. Попутчиками по купе оказалась семейная пара лет тридцати и их семилетняя девочка с голубыми большими глазами. Она спокойно смотрела на Викторию, не произнося ни звука. А той казалось, что само небо спустилось на землю, и внимательно рассматривает ее душу. При этом ощущение недетского пронзительного взгляда заставляло сердце тревожно трепетать и…искать хоть какого-то укрытия.
–Виктория, иди к нам, не смущай тетеньку, – тихо произнесла родительница, и девочка послушно уткнулась ей в плечо, словно извиняясь за свою нетактичность.
А взрослая теска долго не могла прийти в себя от неожиданного совпадения имен. Впрочем, ее никто не задевал и не тревожил обычными дорожными вопросами. Пересадки с поезда на поезд в Москве, не оставила в памяти ни малейшего следа. Она не смогла бы даже ответить на вопрос, обедала ли все это время. С новыми попутчиками вновь повезло – молодые студенты. Две девушки и парень оказались настолько увлечены собой, что не обратили ни малейшего внимания на красивую взрослую женщину. Виктория задумчиво смотрела в окно поезда, практически ничего не замечая. Она мысленно проживала свою жизнь от самого рождения, стараясь переоценить самые худшие моменты и найти в них хоть капельку позитива. Разговаривать с незнакомыми молодыми людьми ей тоже не хотелось. Дорога до приволжского города прошла без приключений. На вокзал прибыла поздно вечером, взяла такси и через двадцать минут уже наслаждалась чашечкой кофе. Она имела давнюю привычку перед сном употребить черный напиток, который, впрочем, не мешал ей уснуть.
А на другой день без предварительного звонка решила после работы навестить Валентину Васильевну и задать мучавший ее неудобный вопрос. Однако сестра бабушки, прекрасно понимая, что давняя ложь раскрылась, совсем разнервничалась. У нее поднялось давление, разболелась голова и она слегла в постель. Все-таки девяностолетнему человеку сильные угрызения совести перенести не так просто. Видя ее состояние, Виктория не стала ни о чем спрашивать. Сказала только:
–Съездила удачно, давно надо было это сделать. Выяснила, как умерли мама, и бабушка побывала на их могилке. На душе стало спокойнее… Если вам что-то надо, скажите – я куплю.
–Нет, нет, дочка. Спасибо, что зашла, а мне… уже ничего не надо. Я просто устала жить…
На другой день Валентины Васильевны не стало… Ночью сама вызвала скорую помощь, прихватило сердце, а под утро умерла. Об этом Виктория узнала от ее невестки Веры Петровны, которая пригласила ее на похороны. Конечно, она пришла. Приехал и ее бывший муж Павел. Упокоилась Валентина Васильевна на кладбище в Сокольниках, оборвав последнюю цепочку с неприятными воспоминаниями Виктории. Тем не менее, на глазах у нее не просыхали слезы. В ближайшее воскресенье она сходила в Успенский храм на утреннюю службу, а по окончании поставила свечки и за здоровье живых и за упокой мертвых. Лишь вышла из церкви ощутила в душе нестерпимое желание навестить Людмилу Николаевну. И она села на городской автобус и поехала в привычном направлении… Бывшей воспитательнице исполнилось шестьдесят один год, но она по-прежнему работала в детском доме. На вопрос Виктории, задаваемый неоднократно: «Почему?», всегда отвечала: «А что дома делать? Я не могу без детей, а своих Бог не дал». Встреча мамы с дочкой, ставшими родными по воле судьбы оказалась трогательной. Бывшая воспитанница излила всю душу самому близкому человеку. Рассказала про поездку на малую Родину, про обман Валентины Васильевны, про то, что простила ее, про недавние похороны. А Людмила Николаевна, как обычно, внимательно выслушала и произнесла:
–Да, такова жизнь. Ты всегда была очень сильной, оставайся такой же. Жизнь продолжается…
А в июле месяце Викторию ждал приятный сюрприз – к ней приехали оба сына. Да не одни… Старший Николай нагрянул со своей девушкой Вероникой, которую хотел познакомить с матерью. Она Вике понравилась – красивая, стройная, достаточно скромная, при любой неловкой шутке своего кавалера краснела и молчала. Жаль, что погостили всего недельку и укатили в Москву. А младший сын остался на все летние каникулы в городе, где родился и вырос. В первый же вечер после отъезда брата, Сергей поведал матери:
– Ты имей в виду у Николая с Вероникой все серьезно и скоро надо ждать приглашения на свадьбу.
Виктория восприняла информацию спокойно, только спросила:
– А у тебя самого есть девушка?
– Есть, но только не в Москве, а в нашем городе, – ответил сын. – Но мы решили до окончания мною университета брачными узами себя не обременять.
«Какая-то расчетливая стала молодежь», – подумала про себя Виктория, но вслух ничего не сказала. Вечерами опять оставалась одна, Сергей постоянно где-то пропадал. Вспомнились слова Людмилы Николаевны: «Жизнь продолжается…».
А однажды под вечер позвонили с полиции и попросили разрешения приехать домой. Сердце сжалось от какой-то необъяснимой тоски, но она максимально вежливым голосом ответила:
–Подъезжайте.
Вскоре раздался звонок в дверь… На пороге стоял серьезный капитан полиции с папкой для документов в руках. Он прошел в комнату, присел сам на кресло и попросил принести стакан воды. Вика принесла, но тот пить не стал, а поставил рядом на маленький столик, дождался, когда хозяйка села на диван напротив него и начал говорить:
– Сегодня ваш сын Сергей пришел со своей девушкой в дом культуры лесозавода на танцы. Там трое парней избивали юношу при входе. Они старше его, но нещадно наносили удары ногами по различным частям тела. Тот, лежал на земле без движения. Мимо проходили молодые мужчины с девушками и без них, но никто не вмешивался. Видимо, никто не хотел связываться с парнями, пришедшими в ярость. Тем более что на руках у них виднелись тюремные наколки. А Сергей мимо не прошел… Он стал оттаскивать озверевших отморозков от их жертвы, уговаривая прекратить избиение. И один из них… ударил ножом, попал прямо в сердце. Ваш сын умер мгновенно. Примите наши соболезнования. Все нападавшие задержаны, они дают показания…
Полицейский еще что-то говорил, но Виктория не слышала и не понимала. Она не могла поверить в происходящее… Слез не было. Оцепенение, шок…желание проснуться или умереть, чтобы не жить с этим, удалиться куда-то – туда, где всего этого нет. Или полностью отключить сознание, сойти с ума. Но мозг продолжал работать… «Надо предать тело земле. Позвонить Николаю в Москву, пригласить на похороны…обязательно сообщить Людмиле Николаевне, Любе, Свете, Варе, Юле. Бывшему мужу звонить не буду, если узнает сам и придет, не прогоню… Надо забрать тело с морга, связаться с каким-то похоронным агентством. Обязательно пригласить батюшку для отпевания… Договориться о месте на кладбище. Надо где-то занять денег…много денег, чтобы проводить сыночка с соблюдением всех православных канонов и русских обычаев». Работник правоохранительных органов давно ушел, а Вика продолжала сидеть на диване и смотрела в одну точку на стене…
Очнулась только под утро, словно кто-то невидимый толкнул ее в бок и сказал: «Пора»…Она все сделала, как и наметила, но механически, ее мысль ни на чем не задерживалась. Мозг работал, но в каком-то ступоре, возникли невидимые защитные перегородки – табу, то есть то, о чем она не думала, не могла и не хотела думать… Иначе сердце просто не выдержит, оно разорвется от боли. Самих похорон Виктория не запомнила,… мелькали какие-то знакомые лица. Они подходили, что-то говорили, клали на гроб цветы, совали в руки деньги. Но это происходило словно не с ней, это не могло быть с ней. Это просто страшный сон, он пройдет, и она проснется… Несколько раз кошмар пропадал, но запах нашатыря и склонившаяся над ней медсестра возвращали ее обратно. Затем надрывный звук сирены…очнулась в медицинской палате. Она лежала на кровати с чистым белым бельем. Рядом сын Николай, но его взгляд какой-то чужой, отрешенный… Стены окрашены приятной голубой краской, над головой белый потолок. Виктория не могла вспомнить, что произошло, не могла понять, где она и как она здесь оказалась.
Вдруг мозг взорвался… Она рвала на себе одежду и волосы, кричала так, что самой стало жутко, слезы брызнули из глаз. Ее схватили несколько человек в белых халатах, с трудом уложили на кровать, сделали несколько уколов… Когда очнулась, то ей показалось, что она оказалась в Аду. Палата с облезлыми стенами и потолком, на окнах решетки, дверь обита железом и заперта. На ней самой серый, рваный халатик. Стоит восемь коек с бельем, которое давно пора сдать в стирку. У стены, на кровати в таком же халатике сидит старуха и разговаривает сама с собой:
– Ну что Семен, я же тебе говорила, что ты не спрячешься. Вот я тебя и нашла и теперь ты будешь всегда со мной.
Она еще что-то говорила и говорила, но внимание Виктории привлекла другая женщина примерно ее лет с нечесаными волосами и каким-то диким взглядом. Она ходила рядом с кроватью и то смеялась, то плакала, то начинала лаять, потом шипеть. На другой кровати женщина, лет тридцати не шевелясь смотрела в потолок отрешенным взглядом…в одну точку и не издавала ни звука.
Кто-то тормошил Вику за плечо. Она повернулась и увидела маленькую светловолосую женщину, лет пятидесяти в таком же сером халатике. Незнакомка сказала:
– Вставай, давай знакомиться. А то здесь все сумасшедшие и мне одной страшно. Меня зовут Лена.
Виктория села на кровать и вдруг поняла, что забыла, как ее зовут. Зато вспомнила, что у нее погиб сын. Она резко толкнула Лену, та чуть не упала. А Вика в истерике издавала какие-то звуки, мало похожие на человеческий голос, рвала на себе одежду и трясла головой. Прибежали два сильных санитара – мужчины. Они уложили Викторию на кровать, а подошедший врач сделал укол. Очнулась зафиксированная резиновыми жгутами по рукам и ногам на своей кровати. Попробовала освободиться – не смогла, сначала запаниковала, потом уставилась в одну точку на потолке, стараясь вообще не думать. Время остановилось…, но ей данный факт казался совсем не важным.
В таком положении она оказалась еще не раз, но регулярное применение специальных уколов сделали свое дело. Движения всех частей тела стали неестественно замедленными, как и мысли в голове. Она полностью отдалась на волю судьбе и врачам. Приступы истерики прекратились, ее все реже и реже привязывали к кровати. Но зато стали беспокоить мысли о том, что к ней не ходит сын Николай. «Наверное, стесняется своей матери, того, что она находится в психиатрической больнице», – думала Вика. Однако это казалось ей правильным и естественным, и она его совсем не осуждала, даже в глубине души… Зато Людмила Николаевна ходила регулярно, не реже двух раз в неделю. Приносила покушать, подолгу разговаривала и с больной, и с ее лечащим врачом. У Виктории и среди пациентов клиники появились знакомые, с которыми она общалась. Не все казались невменяемыми и не всегда. Вот Елена Викторовна, которая пыталась познакомиться в первый день, но неудачно, оказалась вполне нормальной подругой. Она работала юристом в одной из кинешемских контор. Замужем, двое взрослых детей – сын и дочь, у них свои семьи, но регулярно навещают. Причина ее болезни с какими-то стрессовыми ситуациями не связана. С ее слов, «видимо плохая наследственность, в роду были такие же больные»…
Через три месяца врачебная комиссия признала Викторию здоровой, и выписали домой, порекомендовав время от времени употреблять успокоительные таблетки. На выходе из клиники ее ждала Людмила Николаевна. Они вместе проехали домой к Вике, посидели, попили чаю, поговорили.
– Ну, как ты, родная? – спросила старшая женщина.
– Ничего. Врачи сказали, что я выздоровела.
– Коля звонил?
– Вроде звонил…, я не помню.
– На работу собираешься выходить?
– Нет. Меня, наверное, уже уволили…по состоянию здоровья.
– Может мне договориться с приютом, чтобы тебя взяли воспитателем?
– Я не знаю… Устала, хочу пока отдохнуть. Может, к Николаю в Москву съезжу погостить.
– Это правильно. И ко мне заезжай, я тебе всегда рада…
Потом бывшая воспитательница ушла, а ее подопечная осталась одна…