Владимир Колосков
Мидгард. Часть 2

– Ничего не трогайте! – тихо, чтобы не спустить какую-нибудь шумочувствительную ловушку, прошипел он саламандрам. – Даже не дышите!

Саламандры покорно замерли, проигнорировав последний приказ. Они многозначительно переглядывались, замышляя в подходящий момент подхватить карла и сунуть головой в самую жуткую ловушку. Уж если погибать им у этой пещеры, то лучше оказаться не пожранными ненасытным Хвертом, а уйти с пользой, прихватив с собой королевского прихвостня: пусть духи Бруза поищут себе нового карла.

– Пришел книжный червячок, слюнки свесив на бочок! – загудел на всю пещеру гулкий голос хозяина пещеры. Карл-книжник вздрогнул и грохнулся на колени, ища глазами, откуда прольется на него вулканическая лава, вырвется огненной струей горящая сера, вылетит потрошительная карлова стрела или свалится череподробильный камень. Карл знал устройство множества ловушек, и все они, одна за другой, третья за четвертой (он так перепугался, что попутал даже числа), обрушивались в страшной фантазии на его ни в чем не повинную голову. Саламандры же, позабыв свой отчаянный план, со всех ног бросились к выходу. Убедившись, что все адские изобретения соплеменника-затворника убивали его только в воображении, карл привстал с земли.

– Перед дверкой не садись, а присел – так подотрись! – задорно посоветовал тот же голос.

В этот раз карл нашел вывод звуковой трубы. Хоть звук и отражался многократным эхом от сводов пещеры, так что источник был непонятен, конструкцию звуковых труб карл знал лучше, чем устройство ловушек. Он поднялся и скривил лицо. Затворник видел, что он присел, значит, он может не только слышать его (невелика задача), но и видеть. Это было намного хуже. Если затворник видит пещеру, он может спускать ловушки вручную, отчего обезвреживать их будет ох как нелегко.

– Послушай меня, брат. Лучше открывай. Ты нужен им. Хмурый Бруз, наш хозяин, вернулся. Теперь будет как раньше. Мы будем работать на богатый двор, а не ютиться по пещерам и норам, борясь за кусок тухлого мяса с саламандрами. Он готов принять тебя. Ты нужен ему. Он вернет тебе весь почет, который мы потеряли за их отсутствие, – книжник пустился на уговоры.

– Они забрали у нас все: наши имена, наши души, нашу память. Оставили только наши знания, потому что знания – это все, что им было нужно, – ответил затворник.

– Они вернут это нам! – пообещал карл. – Мы можем договориться. Я пользуюсь влиянием на Бруза, – сильно приукрасил свое положение книжник.

– Я был рабом, но я долго жил свободно, чтобы вернуться к рабству, – не согласился затворник. – Ты, как я слышу, хороший раб, тебе будет хорошо у духов огня.

– Ты живешь свободно в стенах норы. Нос наружу не высовывая. Как свобода хороша! – подметил книжник.

– Хороша не хороша, а обратно – ни шиша! У меня на всех хватит, и на себя в том числе. Думаешь, я не готовился к этому? Заходи по одному – всем могилку подберу.

– Вот дурень! Думаешь, когда они войдут, они с тобой так мило, как я, будут разговаривать?

Вместо ответа струя пара вырвалась из пола и врезалась в свод пещеры. Вода, нагретая на вулканическом жаре в столь горячий пар, что он мог расплавить даже свинцовые трубы. И этот пар, уплотненный в четырех титановых контурах сжатия до невозможных даже в жерле вулкана степеней, вышел на свободу. Если бы струя попала прямиком в книжника, то разорвала бы его на мелкие ошметки, но его окатило только отраженным паром. Ошпаренный карл бросился от двери к выходу. Это был лишь один из способов, каким пар мог прогонять незваных гостей. В самом непримиримом случае цистерна целиком выпускалась в пещеру через потайные узкие сопла, которые превращали пароводяную смесь в режущее лезвие. Сотни струй из замаскированных под поры вулканического камня отверстий могли изрубить и сварить в бульон целый отряд вместе с доспехами, прежде чем кто-либо из нападавших успевал понять, откуда исходит угроза.

– На сегодня хватит, – пробормотал карл Хверту, как только выбрался из пещеры, и белый от страха упал в обморок. Хверт легонько попинал бесчувственного карла, заковал обратно в цепи двух спасшихся от предупредительного парового выстрела саламандр и вернулся к бдительному безделью сторожа.

Не все саламандры были пленены. Многие смогли бежать, многие жили так далеко, что до них известия о возвращении Хмурого Бруза еще не добрались. Но перед дурными новостями всегда полезет зловещий дух предзнаменований. Это ощущение грядущих событий, предчувствие катастрофы как лесной пожар охватило все племена саламандр, и, подчиняясь животному страху перед надвигающейся бурей, они стекались в стан своего короля. Короля саламандр звали Шисифур, он пришел к власти в давние времена, а власть над племенами саламандр эфемерна и расплывчата, она не вызывает споров и ожесточенной борьбы. Шисифур незаметно для себя и своих не обремененных обязанностями подданных царствовал всю жизнь, покуда не сделался стар и слаб. Никто не оспаривал его титул, потому что правление его было тихим и незаметным, а времена спокойными и тучными. Не требует большого ума, прозорливости и изворотливости править мудро в спокойное время, но время изменилось, Муспелльсгейм содрогнулся от тяжелой поступи каменной дружины, а старый король оставался на троне и не становился моложе.

Шисифур сидел у своего царского камня, прислонившись к нему согнутой спиной. Камень служил ему и ложем, и столом, и стулом, к которому под страхом изгнания никто, кроме него, не мог прикасаться. Сакральность королевского камня была одним из немногих ограничений, которые накладывались на простых саламандр.

– Вы нашли человека? – проговорил Шисифур, глядя полуслепыми глазами мимо советников, которые пришли к нему с донесением. Донесение отличалось от прежних, в которых содержались только названия племен и имена князей, которые приводили свои испуганные народы в королевский стан.

– Это так, мудрый король, – отвечал советник, делавший доклад.

– Вы схватили его? – спросил король, задумавшись.

Он начинал осознавать свою ограниченность. Не ограниченность своей власти, ведь ее осознает каждый самодержец, если он не окончательно безумен. К Шисифуру на ум пришло осознание ограниченности своей способности властвовать – это чувство дано не всем правителям, и если посещает их, то когда уже слишком поздно. Так произошло и с Шисифуром. Он с трудом понимал, что происходит, такого никогда не было раньше. Сотни затмений провел он у своего камня, никем не тревожимый. Но что делать теперь? Какие вопросы надо задавать советникам, чтобы хоть немного разобраться в происходящем? Человек? Духи горы из старых сказаний? Карлы?

– Нет, – ответил один советник. – Не схватили.

– Да, – отвечал другой. – Мы привели его.

– Не совсем, – уточнил, окончательно запутав короля, третий советник.

Когда в давнишние времена король подбирал себе советников, он дал им наказы: одному – соглашаться со всем, другому – все отрицать, третьему – держаться середины. Конечно, этот приказ не имел абсолютной силы, иначе советники не смогли бы договориться даже по такому простому вопросу, светят ли на небе светила и наступило ли затмение, но в случае спорных вопросов они должны были говорить в соответствии с наказом.

– Он находится здесь? – спросил Шисифур.

– Да, – согласились все трое.

– Так вы его захватили?

– Не совсем, – ответил третий советник. – Он сам пошел с нами.

– Вы можете его привести?

– Да, – дружное согласие всех трех.

– Приведите прежде него Ристиауса, – приказал король. У него родилась мысль, истинность которой ему хотелось проверить.

Скоро все было исполнено. Принц сел на колени на место позади ложа, на котором теперь возлежал Шисифур. Советники присели у изголовья короля так близко, чтобы неслышно подсказывать и разъяснять, но и не вплотную, чтобы ненароком не коснуться сакрального камня. Перед камнем расстелили ковром шкуры животных.

Стражники привели пред очи короля человека.

– Стой на шкурах. Близко не подходи. Сойдешь – умрешь, – предупредили они гостя, чтобы тот не нарушал принятый порядок общения.

Мелкие куски вулканической пемзы хрустели под его сапогами. Острые камни застревали в толстенной подошве и рвали заботливо расстеленные шкуры.

«Где взять новые? – подумал король. – Животные, из которых они получались, разбежались, а охотники больше не ходят на охоту». Это были его обычные заботы: шкуры, охота, затмения… Человек же, не обратив внимания на урон, который он без умысла нанес королевским шкурам, остановился посередине расстеленного покрова.

– Отвечай мне, Ристиаус, – не отрывая глаз от человека, обратился король к принцу, – это один из тех, кого ты встретил раньше? Это один из тех, кто принес фримир?

– Нет, – ответил Ристиаус.

– Ш-ш-ш-ш-ш, – выдохнул король. Связь явлений, которую он, как ему казалось, установил, порвалась, но король так просто не сдавался. – Это точно не он? – спросил он вторично.

– Нет, это точно не он, – подтвердил Ристиаус. Перед ними стоял не Ремли и точно не сэр Кормак.

– Ты уверен? – вновь спросил король, не в силах отпустить заманчивую догадку, что этот человек обязательно должен быть одним из тех двух, что раньше повстречались Ристиаусу. Не ходят же люди по Муспелльсгейму толпами?!

Ристиаус засомневался. Издалека гость мог бы сойти за сэра Кормака, роста они примерно одинакового, но сэр Кормак был крупнее в плечах и одет по-другому. Ристиаус поднялся и подошел к человеку. Он втянул носом запах.

– Совершенно уверен, – подтвердил принц, изучив запахи. – Он пахнет по-новому, не как человек. Людская одежда, которая была на прежних, похожа на нашу: кожи, железо. Покров нового человека не из полотна, какие носят люди, не из кож, он словно выткан из черной крови земли, которую спряли в тончайшие нити. Его железо не то, что людское. Оно новое, даже у карлов и духов огня я не встречал такого. Он выглядит как человек, но он пришел не из мира людей.

– Ты человек? – спросил да-советник, когда король, выслушав Ристиауса, замолк в затянувшейся задумчивости.

– Да, – ответил пришелец.

Шисифур оживился. Отличный вопрос. Как он сам не догадался.

– Вы подтверждаете? – спросил король у советников.

– Да. Нет. Он может быть человеком, – одновременно ответили три королевских советника.

– Почему да? – уточнил Шисифур.

– Он похож на человека больше, чем на любое другое известное существо, – ответил да-советник.

(«Хорошо, что это племя не слыхало про доппельгангеров, – подумал человек. – Тогда знакомство могло бы затянуться». )

– Почему нет? – продолжил спрашивать советников Шисифур.

– Принц Ристиаус видел людей недавно, и, поскольку он говорит, что пришелец не похож на человека, я соглашаюсь с ним, – объяснил свой ответ нет-советник.

– Твой ответ мне понятен без объяснения, – остановил король советника может-быть.

– Откуда тебе известен наш язык? – спросил Шисифур.

– Я полиглот, – усмехнулся человек; при виде оскала его зубов стражи крепче стиснули ножи. Улыбка как выражение доброго расположения была саламандрам неизвестна, а оскал как угроза – знакома. Откуда им знать, что люди почти не используют свои устрашающие челюсти как оружие?

– Это его имя, – шепнул королю нет-советник. Слова «полиглот» саламандры не знали и не имели в нем потребности, так как все в Муспелльсгейме говорили на едином языке.

– Кто ты, Полиглот, и зачем ты здесь? – спросил Шисифур. Этот вопрос он бы задал неизвестному саламандру, которого привели бы к нему. Наверное, этот же вопрос сгодится и для человека.

– Я не полиглот, – удивился человек.

– Но ты только что сказал, – напомнил да-советник.

– Я имел в виду…

– Лучше вернись к вопросу, который задал наш король, – остановил пришельца советник может-быть.

– Я – охотник. Я пришел убить ваших врагов.

– Кто наши враги? – спросил Шисифур, дав знак советникам молчать.

– Духи огня.

– Он знает! – удивились, внезапно согласившись, советники, но король снова изобразил им жест молчания.

– Они пока не враги нам. Раньше мы жили бок о бок. Почему нам считать их врагами?

– Потому что они угнали в рабство всех саламандр, каких смогли найти, а остальных обратили в бегство, – ответил человек.

– Справедливо, – согласился король.

– Они могут стать нашими врагами, – выразил общие опасения да-советник.

– Но как ты убьешь их? – спросил Шисифур.

– Не знаю.

– Почему ты думаешь, что убьешь их?

– Я всегда убиваю тех, за кем прихожу.

– Тебе известно, что духов огня нельзя убить в мире огня? Они бессмертны, в отличие от саламандр и людей.

– Нет, это мне неизвестно. Вы дали мне ценные сведения. – Человек кивком головы выразил благодарность. – Мне будет нелегко, если это так. Впрочем, я убивал и бессмертных, – лениво пожал плечами человек.

– Что привело тебя к нам?

– Судьба.

– Давно я не слыхал этого слова. Оставьте меня, – попросил Шисифур после долгого молчания. Слишком много ответов. Слишком много знания. Нужно отдохнуть.

Человек покинул шкуры, с которых следовало общаться с королем. За ним последовали стражи, за ними принц Ристиаус, за ним три советника.

Пришелец присел у костра. Стражники, приставленные к нему, осторожно встали поодаль, следя, но не приближаясь без необходимости. История Ристиауса дошла и до их ушей. Вывод из приключений Ристиауса был прост: люди, как и духи огня, опасны и малым числом. Принц сел у костра напротив пришельца.

– Может, ты и человек, Полиглот, – начал саламандр.

– Не спорю, – согласился пришелец.

– Откуда ты пришел?

– Я охотился во многих местах. Ты был прав про одежду, эти ткани сделаны из черной крови земли. Мы называем ее нефтью.

– Кровь земли ни на что не пригодна, – ответил саламандр, показав, что вещество ему знакомо.

– Теперь ты видишь сам, что пригодна. Нужно уметь обрабатывать.

– Люди сильны на выдумки, не так, как карлы, но лучше нас и духов огня. Поэтому духи огня используют карлов, – вздохнул Ристиаус. – Даже людским выдумкам не одолеть карловы.

– Кто эти карлы? – спросил человек.

– Низкорослый народ выдумщиков, – ответил Ристиаус. – Сейчас их мало осталось. Я знаю одного, живет в пещере. Иногда с ним можно поговорить.

– Я бы воспользовался такой возможностью, – сказал на это человек. Саламандры, должно быть, неплохие бойцы. Если собрать их в правильном порядке, немного муштры и оружия сделают из них войско, но мастеровые из них никудышные. Это ясно по их лагерю. Хорошо бы заручиться поддержкой кого-то более искусного в ремеслах и обработке металлов.

– Я видел двух других людей совсем недавно. Они пришли с тобой, Полиглот? – спросил Ристиаус.

– Кто еще мог добраться до этого гиблого места? – удивился человек.

– Одного звали Кормак. Он ходил в кованом железе. Ты его знаешь?

«Рыцарь», – догадался пришелец, но отрицательно, как это принято у саламандр, крутанул рукой. Он уже подметил, что шея у саламандр была не так подвижна, как у людей, кивки им были недоступны, а мимика, в силу анатомического строения морд, была практически невозможна. Вся паралингвистика саламандр сосредоточилась в жестах рук и, может быть, в каких-то особенных тонах шипящих звуков, которые пришелец пока не различал. Праязык Муспелльсгейма не требовал освоения, но к жестам нового племени он внимательно приглядывался и кое-какие уже выучил.

– Другого звали Ремли, – продолжил принц.

– Ремли? – Пришелец оторвал глаза от огня и внимательно посмотрел на Ристиауса. – Расскажи мне о нем.

Когда-то раньше он слышал имя Ремли, но имен было так много. Они были раскиданы по землям тысяч народов, терялись в названиях городов и стран, которые охотник посетил за жизнь, длившуюся сотни человеческих сроков и не думавшую кончаться. Имена, места, приятные, неприятные, опасные и не очень – их было как звезд на небе. Память о далеком прошлом утекала под напором новых впечатлений. Чтобы вспомнить, нужно вытянуть из Ристиауса подробности.

Принц рассказал о встрече с Ремли, умолчав кое о чем, что могло выставить его, Ристиауса, в невыгодном свете.

– Я смотрю, ты, Ристиаус, лучше других в своем племени знаком с людьми, – ответил на этот рассказ Полиглот.

– По воле судьбы, – ответил Ристиаус.

– Хочешь узнать еще?

– Что ты хочешь мне показать?

– Наше приветствие.

– Я слушаю.

Полиглот встал, снял перчатку и протянул вперед руку:

– Вытяни руку так же, как я. Это называется рукопожатие.

Они с Ристиаусом совершили ритуал.

– Вы хладнокровные? – удивился Полиглот. Ему никогда, хоть он и не преувеличивал масштабы своих странствий, не доводилось пожимать лапу разумного хладнокровного существа. Словно жмешь руку покойника.

– Ты сам видишь, что да, – ответил Ристиаус.

– Отведи меня туда, где меня подобрали. Есть дело. Духи огня сами не сдохнут.

– Я должен спросить короля, – неуверенно ответил принц.

– Чтобы бедный старик услышал от своих советников: «Отведи. Не води. Кинем жребий»? Не смеши меня, приятель. Время дорого. Надо послать весточку этому Ремли. Если он тот, кто я думаю, против духов огня он нам пригодится. А потом заглянем в пещеру к тому карлу.

– Но Шисифур не отпускал тебя, – упорствовал принц.

– Но он и не запрещал мне уходить. Ты же принц. Ты можешь идти куда хочешь и с кем хочешь. Я заметил, что вы пользуетесь тут свободой. Так зачем ты сам выдумываешь себе запреты там, где их не было?

– Я не выдумываю, – отрицательно дернув лапой, ответил Ристиаус. Пришелец прав: принц он или нет? У него есть такие же стражники, как и у короля. И они охотники получше этих, разжиревших на всем готовом.

Они поднялись, и Ристиаус повел человека.

– Куда вы? – спросили стражники.

– А вы куда? – спросил человек.

– Он не должен уходить, – отрицательно махнули стражники.

– Что вам приказал король? – спросил Ристиаус.

– Следить за человеком.

– Вот и следите, раз так. Нарушать приказ я вас не вынуждаю. А он пойдет со мной, куда я решу, – ответил на это Ристиаус.

Шисифур и впрямь был неточен в приказаниях. Король и не подумал, что пленник вдруг решит уйти. Саламандры такого себе не позволяли, поэтому и стеречь их не приходилось. Для них это означало отправиться в изгнание, и совсем не обязательно, что ушедшего пленника приняли бы обратно, но для человека это не имело значения.

«Какой умница, – подумал человек про Ристиауса, – схватывает на лету».

Глава 2. Отряд собирается

Пока мир огня, как готовый к извержению вулкан, гудел и трясся в тревожном ожидании перемен, Мидгард никуда не спешил. Он мирно катился по накатанной колее, как тысячу лет до этого, и ничто, кроме мелких междоусобиц, не нарушало ход его мерного наката. Никто, кроме нескольких странников, не помнил судьбу шаха Андзора и его города. Никто, кроме парочки волшебников, не знал о Разгроме, разметавшем некогда могущественную империю доппельгангеров. Дела в Мидгарде шли своим чередом; вслед за ними, боясь отстать, но не слишком забегая вперед, шли по своим делам люди. С постоянством воды, набегающей на колесо водяной мельницы, брели эти смотрящие только перед собой люди. «Баал возвращается!» – это предостережение ничего не значило. Да и что этот слух мог значить в мире, где второе пришествие Спасителя объявляли чуть ли не на каждую Пасху? Кто не знал о Баале, тянули потертую лямку удела человеческого, кто знал кое-что, помалкивали и тоже тянули, и только тем, кто знал все, не сиделось на одном месте.

По дороге, ведущей в город, брела, поднимая сапогами пыль, обычная для этой части света компания: два старика, юноша и женщина с грудным младенцем. Перед настежь распахнутыми городскими воротами стоял стол, за которым дремал, временами поглядывая одним глазком на дорогу, стражник.

– Куда? – лениво спросил стражник у подошедших.

Его посадили следить за воротами, через которые никогда не проходило ничего интересного, потому что он был стар – такой же старик, как и двое пришедших, лишь одетый в рваный кожаный нагрудник, который спасовал бы и перед детским луком. Правда, рядом с ним, угрожающе смотря в небеса, стояло длинное копье, но ржавый наконечник покоился на древке таком ветхом, будто оно только и искало подвода, чтобы сломаться.

– Лишь бедные путники, стопы прочь утвердившие от хладного лика войны приближающейся, – ответил за всю компанию юноша. – Ищем приют, а также пророка последних времен, в народе известного тем, что сердца, омытые кровью печалей, может он словом утешить. Его называют Рыцарь Креста, и на пути говорят, он следовал этой дорогой.

– Приют у нас есть, – с интересом оглядел гостей стражник. Выглядели они не так потрепанно, как обычные бродяги, да и речь юноша вел не по-простому, как обычно говорили бродяги, а говорил на университетский манер, «обученно». Все же по привычке стражник спросил: – Деньги-то есть у вас? Заезжих бродяг не держим, на своих виселиц не хватает.

– Найдутся, – ответил юноша, звякнул кошельком и бросил на стол перед стражником мелкую монету. Чеканка аверса до того стерлась, что определить на глаз, монетный двор какого канувшего в Лету короля почтил своим штампом эту старую монету, было невозможно, но металл звенел серебром.

– Товара у вас с собой, как я гляжу, нету, – исполнившись посеребренного расположения к путникам, заметил стражник. Юноша отрицательно покачал головой. Товара у них и взаправду не было. – Тот пророк, кого вы ищете, он приходил. Я его послал в таверну «Три петуха», но вы туда не ходите, там сидят рыцари.

– Что же с того? – спросил один из старцев, тот, что выглядел моложаво и смотрел с бодростью, какой не было у второго старика. – Что, рыцари теперь не люди, а нечисть какая?!

– Рыцари же. Пьют. Рассказывают байки. Снова пьют. Силой меряются. Снова пьют. Оружие правят. И – пьют. Но это я уже говорил. – Стражник скривился в улыбке. – Недалеко до беды.

– Мы учтем это, добрый привратник! – Юноша слегка склонил голову в знак признания.

– Как ваши имена? – спросил стражник.

– Я – Ремли, рядом мой дед – Мельхиор, с ним старшой брат его – Уитби, с ними Лионора – племянница общая, дщерь почившего третьего брата, с нею в колыбели всего-то из двух женских рук осиротевший племянник Ричард, – представил всех Ремли. Эту семейку на ходу придумал Уитби, и придумал хорошо – семейство не вызывало вопросов.

– Иными словами, малой Ричард доводится тебе троюродным братом, – заключил стражник.

– Разум твой ясен, хоть ты в сединах. Истинно так! – воскликнул Ремли.

– Можете проходить. В «Три петуха» не суйтесь! Там морды такие – с ними доиграешься! – повторил предостережение стражник. – Идите в «Кильку». С утра, если не проспите, увидите с окна, как рыцари собираются! На большее не рассчитывайте, если шкура дорога. Убить насмерть, может, и не убьют, а шкуру уж верно попортят! – уже вслед уходящим продолжал кричать стражник.

Они вошли в город и, следуя главной дорогой, нашли рыночную площадь, а рядом с ней и трактиры, о которых говорил стражник. Трактир, который стражник назвал «Килькой», на деле назывался «КильКаБанКаМыш» и был примечателен тем, что мог называться двояко: и как «Киль-Кабан-Камыш», и как «Килька-Банка-Мыш», в зависимости от вкуса постояльца, но местные жители ради сбережения времени сократили изобретательность автора до «Кильки». Напротив стояли и «Петухи».

– Это здесь, – указал на железную вывеску Уитби. На вывеске был котел, из которого выглядывали головы трех петухов. Птиц изобразили с разинутыми клювами и высунутыми языками. Горланили они песни или орали в агонии, потому что варились заживо, зависело от фантазии наблюдателя. Первая трактовка жителям и гостям города нравилась больше, а что хотел сказать автор этой вывески длинными высунутыми языками, достоверно уж не помнил никто, потому что умер он лет сто назад.

– Мы пойдем в «Кильку», – сказал Уитби, подталкивая перед собой Лионору, – а вы лучше без нас с рыцарством покумекайте. Если нужен буду, пошлите за мной. Я ж при рыцарях сызмальства. Но лучше не зовите. С дороги ноги гудят. Отдохнуть бы.

Ремли кивнул, и Уитби, взяв под руку женщину c ребенком, повел их в трактир, а Мельхиор с Ремли остались стоять перед «Петухами».

Они осмотрелись. Хромой нищий спал над дырявой шляпой, прислонившись к костылям, но не забывал поглядывать вокруг одним неспящим глазом, чтобы деньги случайно не покинули шляпу. Чей-то оруженосец возился с господской лошадью. Два студента разглядывали леса строящегося собора, бойко обсуждая на латыни его будущие архитектурные недостатки. Мельхиор прибегнул к заклинанию истинного видения.

– Спокойно? – спросил Ремли, заметив, как Мельхиор прочитал заклинание.

– Да, – кивнул волшебник. – Это оруженосец нашего рыцаря-пророка, – указал он на юношу, который чистил лошадь перед конюшней. – Ничего странного не замечаешь?

Ремли посмотрел сначала на оруженосца, потом – вопросительно – на Мельхиора. Что он должен увидеть в том, как оруженосец холит лошадь?

– Девица, – пояснил волшебник.

– Он не похож. – Ремли внимательнее пригляделся к оруженосцу. – А впрочем, ты прав. Путь грубость лицо обретает в походах, от работы тяжелой и тонкостанная дева, как мужчина, окрепнет, но жестов пригожих природную нежность не скрыть мужским платьем и в доспехи не спрятать.

– Интересный вкус для пророка. – Мельхиор смерил деву-оруженосца мужским взглядом. – Зайдем?

– Мы здесь за этим.

Мельхиор распахнул дверь, и Ремли первым шагнул в пивные пары «Трех петухов». Стражник, который снабдил их столь настойчивыми советами не соваться сюда, должно быть, сильно перепугался, когда перед ним заявились грубияны рыцари, и передавал свой страх в виде предупреждений всем путникам. Внутри было спокойно и мирно.

– Кто из них сэр Калибурн, именуемый пророком? – спросил Ремли, когда Мельхиор зашел следом, затворил за собой дверь и огляделся.

– Сэр Калибурн – рыцарь с белым платком на шее, – шепнул Мельхиор. Если Ремли так нужен этот рыцарь, пусть сам с ним разговаривает. Мельхиор привык ходить один.

Сэр Калибурн сидел на низкой бочке, перед ним на столе стояла нетронутая деревянная кружка пива. Руки рыцаря были скрещены на груди. Рядом с ним прямо на полу сидели четыре других рыцаря. Судя по подобострастным лицам рыцарей и одухотворенному лику сэра Калибурна, последний готовился пророчествовать.

– В незаметность сокроемся. – Ремли взял Мельхиора за руку и увел в дальний угол. – Прежде послушаю я речи его, чтоб убедиться, что есть он тот самый.

Рыцарь говорил тихо, но слух Ремли при должном напряжении различал шаги пауков по покрывалу из бархата, взмахи крыл ночных мотыльков и дрожание стоячей воды от ног водомерок, поэтому было безразлично, сел бы он рядом или в дальнем углу: он бы услышал все, что хотел. Рыцарь действительно начал пророчествовать:

– О конце света говорили многие святые мужи. Начиная с Иоанна Богослова, которому первому было явлено откровение о конце времен и которому люди верили, что конец близко. И мы должны верить. Во времена апостолов говорили, что Нерон – это Антихрист. Кто имеет ум, тот сочтет число зверя, ибо число это есть человеческое, число его – шестьсот шестьдесят шесть. И мудрые люди сочли число зверя, и в буквенной записи число это было именем Нерона Кесаря, но ошибались те мужи. И были многие, кто говорил вслед за ними. Иоахим Флорский говорил, что при нем снята шестая печать, что «зверь явленный», о котором говорит Книга, – это султан Саладин, так он думал, высчитывая семерых царей из Апокалипсиса, пять из которых, как сказано, пали, шестой есть, а седьмой еще не пришел. Монах Дрютмар, бенедиктинец, исчислял конец света двадцать четвертым марта тысячного года, ибо сказано в Откровении: «Они ожили и царствовали со Христом тысячу лет». И папа Сильвестр Второй говорил, что это случится в тысячном году. И до них многие исчисляли конец света. Бернар считал, что это случится в девятьсот девяносто втором году, когда Благовещенье придет на Святую пятницу. И монах Рауль Глабер говорил о том же. Но, как сказано в Писании, «не ваше дело знать времена или сроки». Никому эти сроки не ведомы, и лжет тот, кто говорит иначе. Верно лишь то, что мы живем в последние годы, и я свидетельствую об этом. Конец близок, хотя точный день его никому не счесть.

Каков из тебя свидетель, спросите вы – и будете правы, – продолжал рыцарь. – Видел ли ты зверя? Нет, друзья, не видел, иначе не сидеть мне перед вами. Видел ли ты ангелов с трубами? Нет, не видел, и трубный глас я не слыхал, иначе не рассказать мне об этом. Не видел я ни агнца, ни дракона, ни всадников, имена коим Война, Голод, Смерть и Чума. Что же ты видел, спросите вы. О чем говоришь ты, когда ничего ты не видел? На это отвечу, что видел я самого Абаддона во главе воинства. Отвечу, что своими глазами видел я бездну, колодезь, откуда они выходили, демоны ада. Но и того знамения мне достаточно, чтобы понять: мир недолго продлится. Я видел, как отворялся кладезь бездны, и вышел, как сказано в Откровении, дым из кладезя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладезя, из которого вышли ангелы, чтобы погубить треть людей. Были они на конях, конях в бронях серных, бронях огненных, бронях гиацинтовых.

– Да, это наш рыцарь, – шепнул Ремли Мельхиору. – Он за ангелов принял дружину Хмурого Бруза. Он не знаком с королем Муспелльсгейма, вот и принял его за какого-то Абаддона. Кто это, кстати? – спросил Релми, но тут же, не дав Мельхиору и рта раскрыть, вскочил: – Я пойду говорить с ним!

– С Абаддоном? – пошутил Мельхиор.

– С ним позже, а сейчас – с Калибурном.

Волшебник только пожал плечами, а Ремли вышел из их укрытия и приблизился к рыцарскому собранию.

– Мое почтение, сэр Калибурн, слывущий средь равных пророком последних времен, – с такими словами Ремли обратился к рыцарям, которые затаив дыхание слушали рассказ сэра Калибурна.

– Мне не нужен оруженосец, – произнес сэр Калибурн, обрадованный тем, что его наконец перебили. Он еще не имел должного запаса речей и, рассказав немного, нуждался в передышке, чтобы собраться с мыслями. Нежданная слава пророка, которая катилась за ним по всем дорогам, тяготила доброго рыцаря. Но радоваться гостю сэр Калибурн не спешил, потому что, судя по первым словам Ремли, его он заинтересовал тоже как проповедник последних времен. – Иди своей дорогой, юноша.

– Я пришел не за тем… – начал Ремли.

– Пшел вон, щенок! – поднялся один из рыцарей. Не дело святому Калибурну гнать в шею назойливого бродягу, пусть сэр Калибурн проявит смирение, другое дело – он, простой воин.

– Пока тебе уши не обрезали, – добавил другой рыцарь.

«Опять начинается, – подумал Мельхиор, – теперь до вечера будет изливаться рыбьим жиром своей велеречивости: кто из них свинья, кто собака, а кто свинобака – их общий сын. Столько пустых слов, чтобы потом в два щелбана всех уложить». Волшебник устало потер грязным рукавом слезящиеся глаза, отчего они принялись слезиться еще сильнее, и глубже присел в уголок внимать изящной словесности Ремли, величайшего волшебника под небом.