Лягушки – Владимир Орлов

Читался роман почти так же долго, как писался, за что и приобрёл прозвище «сериал». Подобно всякому сериалу, расставание с ним вызвало лёгкое недоумение – неужели всё? Включившаяся дрель не увлечёт героев в новую поездку (только уже не в Синежтур, благодарю покорно)? Но – нет. Дочиталось, пора закрывать томище и описывать впечатления.Ну а какие тут впечатления? С Орловым мы знакомы давно, я – его поклонник, так что рецензия будет не объективная. «Лягушки» – произведение у В.В. одно из самых несерьёзных, так что не беритесь за книгу в поисках разумного; доброе и вечное ещё можете найти, но никак не разумное. Беритесь, чтобы ещё раз пообщаться с Орловым, вспомнить его дурашливый стиль, полный игривых множественных чисел («студёные неуюты»), позастревать вместе с ним на всяких сосьвинских селёдках и прочих ненужных мелочах, подивиться прыжкам персонажей по отдалённым местам и порадоваться сладкой сказочке юбер-гениального Ковригина. Конечно, герой у нас капризен до придурочности, любит пощемить носы тем, от кого зависит, творить и отказываться от денег (это в 2000-е то), и вообще делать всё, чтобы не дай Бог роман не уличили в глубокомыслии. Даже если бы и мечталось о такой беззаботной жизни, пацанист наш Сашенька. Понятно, конечно, что Владимир Викторович разбуянились здесь. Для первого знакомства «Лягушек» брать не надо, оставьте роман для того момента, когда после какого-нибудь особенно драматичного произведения захочется всяких бесшабашностей и безбашенностей. В конце концов, нельзя постоянно кормиться т.н. реальностью. Может, потом «и вам захочется», вот и ладненько будет.

Пожилой и слегка пресыщенный жизнью человек, автор каких-то скучных обзоров в историческом журнале, идет утром за пивом, чтобы похмелиться, но дорогу ему неожиданно переходит странная кавалькада лягушек, которых он, охваченный неожиданной симпатией, старается спасать от колес автомобилей на проезжей части. Начало многообещающее…Дальше…

Я ожидала чего-то по-стариковски душевного, мудрого и уж точно человеческого, но ошиблась. Роман повествует о Александре Ковригине, историке и исследователе. Он берется писать то про стрелецкий бунт, то про Марину Мнишек, попутно попадая в какие-то мутные истории с лягушачьим царством, дирижаблями и известной актрисой Свиридовой. Александр Ковригин заявлен тридцати четырехлетним мужчиной в полном расцвете физических и душевных сил, но его мысленный диалог, на который постоянно сбивается повествование, погружает нас в мир пожилого человека лет так за шестьдесят. Поэтому все его любовные похождения и постельные сцены, несмотря на велеречивость, смахивают на извращение. В целом роман оставляет странное впечатление, полное смутных догадок и неоправданных ожиданий. Но встречаются в нем нередкие «красивости» и «интересности». Мне понравился эпизод, в котором Ковригин фантазирует о ночи с Лоренцой Казимовной (то ли женщиной, то ли царевной-лягушкой). Вернее, даже не сам эпизод, а размышления о женском пупке , который «как свидетельство женского начала». Понравилась мне попытка рассказать о Марине Мнишек, не о лживой и корыстолюбивой бабенке, которая хотела сесть на российский престол любыми способами, но о напуганной, поставленной обстоятельствами в положение безвыходное. Но было бы лучше показать историю с Мариной Мнишек, а не дать в виде затянутой исторической справки. Мне понравилось, что некое человеческое оправдание было заявлено и для Софьи Андреевны, возглавившей бунт стрельцов. Главный герой весь роман ломался и отказывался думать на эту тему, а в конце романа точка видения уже смещена из его головы во вне, как бы на них со Свиридовой любовную историю, и про Софью Андреевну (кроме того, что была она, видимо, женщина видная и красивая) мы ничего не узнаем. Есть абзацы, в которых появляется нечто альтистско-даниловское: это описания состояния творчества, в который хоть и прорезывается понимание бесполезности текста, но все же чувствуется демоническое упоение самим процессом.

«Одинок и свободен! Но одиночество и свобода – состояние творца. Ковригин понимал: нечему радоваться, он-то создает нечто игровое. Игровое и пародийное, то есть несамостоятельное, как бы творение тупикового постмодернизма, никому не нужное, о нем и сам он забудет месяца через три. И тем не менее… И тем не менее он творил с упоением, с радостью даже, не выдавливал из тюбика смысловую массу, слова сами являлись к нему…» Или вот еще: «Так и жил Ковригин еще неделю. Почти не спал. Кувыркался в небесах, то сам по себе, то в летательных аппаратах, срывался в чуть ли не погибельное пике, но с чудесным кружением снова взмывал в небеса. А то никуда и не летал, а сидел в ельнике на пне и играл на двойной свирели…» Именно в этом абзаце узнаем мы самого автора в его герое. В этом ощущается некая художественная правда и простота. А все остальное – не знаю, нужно ли было так много выдумывать, если у этого всего нет цели…

В романе, как и в других произведениях Орлова, например, в «Шеврекуке» осталось много недосказанного, как будто намеренно брошенных повествовательных линий. Например, читатель так и не узнает, куда и зачем мигрировали лягушки, непонятным остается эссе про Рубенса, появившаяся Древеснова и вообще, значение ставок на актрис в театре, путешествие героя с козлоногим мужиком, появления мужа сестры Антонины – Алексея Прохорова вместе с Древесновой в Среднем Синежтуре, тритонолягуш Костик и еще много чего другого. Возможно, эти эпизоды введены в повествование не с логической целью продолжения повествования, а с целью создания атмосферно-ассоциативного ряда. Возможно, сложность структуры произведения и общая неясность идейно-повествовательного плана возникает из-за того, то автор сам не знал, что хотел сказать своим произведением. Поэтому и читатель не может понять, какая в нем основная идея и в каком ключе интерпретировать все это огромное количество сказочно-мифологических и исторических образов. В «Альтисте Данилове» или в «Аптекаре» основная идея была, и она, как стержень, скрепляла и оправдывала все произведение в целом. В «Лягушках» такой стержень только намечен, осмелюсь предположить, что основная тема – сочувствие и внимание к своим ближним, понимание главным героем собственного эгоизма. Но выражено это невнятно, запутанно и слишком сложно. (Мне понравилась рецензия, в которой весь роман представлен как алкогольная галлюцинация героя. В этом, пожалуй, была бы некоторая изюминка и выдумка. Жаль, что это не так.) В романе много повторов. Автор опять и опять рассказывает нам историю юношеской влюбленности Ковригина в Свиридову и написание для нее дурацкой пьесы, оказавшейся гениальной.

Вообще любовная тема выглядит неубедительной. Герой испытывает симпатию практически ко всем женским образам в романе, но все время отмахивается от своей симпатии, отворачивается, осуждает себя за нее и как будто бьет по рукам «нет, нет, это плохо». И из-за этого все его влюбленности какие-то вывернутые, лишенный искренности и настоящей, живой энергии.

Да вообще, практически все события кажутся лишенными убедительной необходимости (кроме желания героя опохмелиться). Автор как бы играет какими-то нелепыми и неожиданными поворотами сюжета, но игра кажется слишком натужной и неестественной. Какое-то скучное стариковское озорство. А читателю хочется увидеть за тяжеловесными умствованиями смысл (ради этого и дочитывает до конца).

В общем, не получилось у меня хвалить…

На мой взгляд, тексту нужна серьезная и тщательная редактура. Мне все чаще приходит в голову мысль, что рядом с любым автором должен быть критичный и бескорыстный читатель – редактор, который сможет не только показать автору свое альтернативное видение текста, но и с редакторской тщательностью вычеркнуть все лишнее и плохое.

,,У Ковригина кончилось пиво. Надо было идти в палатку."

Скажите, люди добрые, можно ль после такого начала отложить эту книгу в сторону? Можно ли не вспомнить прочитанные тогда его ,,Альтиста Данилова" и ,,Аптекаря"? Можно ли не достать из холодильника бутылочку пенного и, устроившись с книгой на диване, открыв пошире окно вечерней летней прохладе, окунуться в удивительно емкий и зрительный мир, открывающийся постепенно с каждой страницей?

Предпоследний его роман полон понимания душевного мира человека, огранен легкой иронией, чуткой лирикой и безраздельной любовью к нам, приходящим в этот мир, задающим простые вопросы и ищущим всю жизнь на них ответы. Вряд ли книга даст вам готовые ответы, но она столь замечательна в форме поиска, что невольно начинаешь следовать по той же извилистой тропинке, протоптанной средь бурелома и крутых оврагов, удивительно чутким к каждодневным обертонам существования проводником в мир мысли и слова Владимиром Орловым. Закрыв же роман на последней странице лишь жалеешь о том, что его уж с нами нет. Увы.