Владимир В. Кривоногов
Часы Судного дня пробили полночь
– Они, вроде бы, еще не копали картошку.
– А соленья?
Я снова замолчал. Подвал у Семеновых был обширный, но и замки надежные, чтобы зимой никто не полез поживиться.
– Может, ты сходишь?
Идти мне не хотелось. Только вчера прошел дождь, и я боялся радиации. Даже не так, я боялся притащить ее домой, заразить ею жену и еще не родившегося ребенка. Но Вика была права – если мы хотим пережить эту зиму, надо искать продовольствие. К тому же, кто-то другой может забраться туда и опустошить погреб. Я принял решение.
– Давай сначала проверим, может по радио что-то скажут. Если опять ничего, то пойду.
Вика кивнула, опустила взгляд в тарелку и начала поедать завтрак, громко сопя. Она еще долго не могла успокоиться, до тех пор, пока мы не включили телефон.
Один только белый шум.
Я разделся до трусов, зашел в котельную, надел рабочие штаны, куртку с капюшоном, обмотал лицо шарфом, обнял Вику, у которой на глазах снова блестели слезы, и вышел.
Воздух снаружи казался самым обычным воздухом, как раньше, но что-то едва уловимое в нем изменилось. А может, мне только показалось из-за долгого сидения взаперти. Мне хотелось вдохнуть полной грудью, задержать этот запах свежести в легких, дать ему впитаться, наполнить меня силой и надеждами на лучшее, а затем выдохнуть в этот новый мир. Я постоял какое-то время у крыльца, будто весь двор был завален минами, а затем осторожно двинулся к калитке.
Наталья Сергеевна так и не дошла до своего дома. Она упала у ворот. Лежала лицом вниз, ее тело странно раздулось. Мне хотелось отвести взгляд, смотреть куда угодно, только не на нее, но я не мог. Во мне зарождалось озарение, которого я ждал всё это время. Наконец, я понял, почему этот мир кажется нам таким нереальным. И дело тут не столько в небе, которое теперь почти всегда покрыто облаками, а в отсутствии птиц. За всю неделю мы не видели ни одной птицы. Мне сделалось страшно. Мы с Викой одни в этом опустевшем доме, где гуляют радиоактивные сквозняки. Нет, нас трое… скоро будет трое. Но от этого не легче.
Улочка была узкая – две машины на ней не разъедутся. Вправо она тянулась неровной лентой до главной улицы. Из-за низких заборов свисали потяжелевшие от яблок, вишни, груш и черемухи ветви, а домики лепились друг к другу. Влево улочка была совсем короткой и заканчивалась через три дома. Дальше начинался овраг с речушкой, а за ним лес. Напротив нашего участка был участок Семеновых. Приземистый синий домик с чердачным этажом, забор штакетником, покосившиеся, но еще крепкие ворота (тоже синие, но краска на них облупилась и посыпалась).
Я зачем-то перебежал улицу, ловко запрыгнул в палисадник, подхватил кирпич, огляделся по сторонам, и разбил окно (не с первого раза – стеклопакет все-таки). Внутри было темно, пусто и пыльно. Скрипучий пол озвучивал каждый мой шаг, пока я не добрался до кухни. Отодвинул половик, открыл погреб и понял, что не взял с собой ничего, в чем можно было бы нести продукты.
Пришлось пошарить по шкафчикам, пока не нашел подходящий пакет. В погребе Семеновых оказалось не густо. Только самодельные рыбные консервы и несколько банок с огурцами. Их и прихватил.
Обратно вернулся тем же путем. Одежду снял на веранде, бросил на пол и спешно зашел в дом. Вика встречала меня с припухшим лицом и красными глазами.
