Владимир В. Кривоногов
Часы Судного дня пробили полночь
1
Солнце опускалось к горизонту медленно, будто бы нехотя, отдавая пурпурно-оранжевый жар небу. В облаках, стелющихся вдоль земли, полыхали последние краски костра. Мы сидели и говорили вполголоса, чтобы не спугнуть эту красоту. Мы мечтали, как будет здорово, когда появится наш малыш. Вика поглаживала живот, вздыхала и временами опускала голову мне на плечо. Во дворе пахло спелыми яблоками, крыжовником и лилиями. Сухая земля возвращала тепло, накопленное за день. И время, казалось, больше не бежит, оно остановилось и смотрит на нас, понимая, что это последний спокойный вечер в нашей жизни.
Я долго не мог уснуть, планировал, в какую школу отдать еще не родившегося малыша, какие сказки ему читать, какие мультфильмы показывать, как учить его быть мужчиной и заботиться о слабых. Вика уже давно сопела. Сверчки за окном старались нарушить ее сон, но куда уж им!
Телефон на прикроватной тумбочке зажужжал резко, тревожно. Звонил брат. Мишка мне почти не звонит, да и пишет редко. Раз в году встречаемся у родителей на каком-нибудь празднике, и на этом наше братское общение заканчивается. Так было не всегда, всё эта его работа…
Я ушел в гостиную, включил ночник и ответил.
Миша тяжело дышал, всхлипывал. Мне стало страшно.
– Дима…
Какой Дима? Димон, Димас, Дмитрий, наконец, если он хотел меня отчитать, но Димой он меня с детства не называл!
– …слышишь?
– Да. Что случилось?
Казалось бы, два часа ночи, я устал и плохо соображал, но от его голоса и от этого «Дима» голова у меня сделалась ясной, будто мозг выбросили на мороз из душной комнаты.
– Дима… собирай вещи, бери Вику и уезжай куда-нибудь.
– Ты в порядке? – ладони у меня похолодели и вспотели одновременно.
– Документы возьми… деньги не надо… воды побольше и еды…
– Мишка, ты пьяный что ли? – я был уверен, что он трезвее трезвого.
– Мы отправили их… Дима, ты слышишь? Запустили… все… – он тяжело дышал, казалось, что сейчас заплачет. – Я не думал, что это так будет… теперь у нас полчаса, не больше. Какие-то собьют, наверное, но к вам точно долетит.
Я вдруг вспомнил, где теперь служит Мишка. За одно мгновение во рту у меня пересохло, а тело сковала ледяная судорога. Я боролся с волнами паники, накатывающей ежесекундно.
– Уезжай, Дима… и Вику возьми.
– Куда? – произнести это простое слово у меня получилось не сразу. Сначала вырвался тонкий хрип и пришлось откашляться.
– Не знаю… в Сибирь, на Дальний Восток, где нет больших городов и много леса. Только скорее! И держись подальше от городов… Господи, тебе не успеть… Мама… Забери маму! Не успеешь…
На заднем плане послышался шум, крики, и Мишка отключился.
Я сложился пополам, упал в кресло у окна и тихо захрипел, пытаясь вдохнуть. Меня трясло, слезы лились, а потом все прекратилось. Я вспомнил о Вике и о ребенке, которого она носит под сердцем.
Паника дала мне сил, я собрался и вошел в спальню. Включил свет – Вика заворочалась, начала что-то бормотать, а потом окончательно проснулась и спросила:
– Что случилось?
Я старался не смотреть ей в глаза, отвернулся к комоду, достал джинсы, футболку, начал, как мне казалось, не торопясь одеваться.
– Надо к маме срочно съездить, – я обернулся и попытался улыбнуться. – Поедем со мной. Очень надо.
– Что с ней? Сердце?
Вика уже сидела – во взгляде тревога, губы упрямо сжаты.
– Нет, но надо ехать. Собирайся, Вика. Только побыстрее.
Не знаю, что подействовало сильнее, мой голос или тот короткий взгляд с улыбкой, но Вика, несмотря на большой живот, быстро встала и принялась одеваться.
Я собрал документы, скидал в сумку купленные заранее детские вещи и кое-что из нашей одежды, взял фотоальбом и вынул жесткий диск из компьютера. Закончив, я обернулся позвать Вику, а она уже стояла за спиной с испуганным видом. Такая хрупкая и уязвимая, словно перед ней появилась сама Смерть – мне стало жутко.
– Кто тебе звонил?
Откуда она узнала?!
– Мишка.
Она все поняла. Ноги на мгновение подкосились, но Вика устояла. Она рванулась ко мне, крепко-крепко обняла и всхлипнула.
За окном вспыхнул рассвет. Начался день, а затем он пошел на убыль. Послышались далекие раскаты грома. Грохот нарастал, звучал гулко, угрожающе, неотвратимо, проникал в клетки моего тела, заставлял их вибрировать. Будто сам Господь Бог заговорил с нами с небес, и глас его возвещал о конце всего сущего.
Это длилось целую вечность, а потом ушло в небытие. Какое-то время мы еще стояли, обнявшись, посреди гостиной. Ребенок – мы так и не выбрали ему имя – толкался так, что даже я почувствовал. Потом я мягко отстранил закаменевшую Вику, посмотрел ей в лицо и увидел там отражение своего отчаяния.
Все кончено.
Я взглянул на ставшую бесполезной сумку с вещами и документами. Оглядел темную комнату – свет моргнул и погас после взрыва. Привалился спиной к стене и медленно сполз по ней. Вика так и осталась стоять, обняв себя руками, устремив отсутствующий взгляд в никуда.
