Владимир Тимофеев
Три кварка 3 (1982-2012). Конфайнмент

Бороться с такими было по силам. Даже если бы это оказалось не более чем паранойей.

Перво-наперво Михаил Дмитриевич отсёк все лишние контакты с Синицыным.

По настоянию фээсбэшника профессор взял в Курчатнике отпуск (поскольку из-за ремонта эксперименты временно приостановили, отпроситься на пару месяцев удалось без труда) и вместе с научным оборудованием и материалами переехал на дачу в Хлебниково. Связь напарники поддерживали теперь по новым специально купленным телефонам и оформленным на чужие имена симкам. За пришедшими из-за рубежа квадрупольными трубками Смирнов отправил обычную разъездную «Газель», заплатив водителю из своего кармана и лично проинструктировав, что и как. Процесс пришлось контролировать из «засады» – из переулка, расположенного напротив входа в ИТЭФ. Синицын появился в Институте заранее и после оформления и погрузки вышел через другой вход.

Все эти ухищрения со стороны выглядели какой-то нелепой игрой, но Михаил Дмитриевич был твёрдо уверен: сбить противника с толку может любая «глупость», поэтому чем больше их наберётся, тем выше шанс на успех.

О своих действиях подполковник никому не рассказывал. Даже Синицын знал лишь о тех, в каких участвовал сам. Не в курсе была и Жанна, супруга Андрея. И хотя Смирнов регулярно беседовал с ней, но сообщал только самое необходимое: мол, всё хорошо, работаем, проблемы с деньгами решили. Женщина, почти целиком занятая делами в больнице, воспринимала это как должное. Нагружать себя дополнительно ей и самой не хотелось, и других она это делать не заставляла. Единственное, что попросила Жанна у Михаила Дмитриевича в последнем разговоре – это чтобы он обязательно предупредил её, когда будет готова новая установка. Смирнов, конечно, пообещал. «Честно», на «голубом глазу», зная, что врёт, но что по-другому поступить невозможно. Подключить Жанну к эксперименту подполковник планировал на самом последнем этапе. А пока: чем меньше владеющих информацией, тем меньше возможность утечки…

– Образец собран, программы загружены, можем начинать хоть сейчас.

– Значит, прямо сейчас и начнём.

– Ну, тогда раздевайся.

Профессор кивнул на стоящую посреди комнаты установку и отвернулся к компьютеру.

Смирнов обошёл установленный перед моделью «электрический стул», подёргал штыри-фиксаторы, осмотрел подголовник и придирчиво хмыкнул:

– А если электричество вырубят?

– У меня там бесперебойник стоит.

– А если и он накроется?

– Тогда тебя просто размажет по оси времени.

– Хорошая перспектива. Мне нравится, – усмехнулся чекист. – Послание писать будешь?

– Уже написал. Смотри.

Синицын протянул подполковнику знакомую тетрадь в дерматиновом переплёте.

Михаил Дмитриевич открыл её на последней странице и начал читать.

– Дописывать будешь? – привычно поинтересовался учёный.

– Нет, – Смирнов закрыл песенник и положил его в специальный контейнер под пузырьковой камерой. – Сюда? Правильно?

– Правильно, – отозвался профессор. – А теперь сам.

На то, чтобы устроиться в кресле, ушло минут пять. Еще столько же Синицын потратил на подключение датчиков.

– Всё проверил? Не долбанёт? – глухо прозвучало из-под «энцефалошлема».

– Если и долбанёт, ты всё равно ничего не почувствуешь, – проворчал доктор наук, фиксируя руки Смирнова на подлокотниках.

– Ну, тогда я спокоен, – хохотнул фээсбэшник.

– Спокоен – это хорошо.

Александр Григорьевич щёлкнул предохранительным тумблером и вернулся к компьютеру.

– А сейчас закрывай глаза и постарайся не двигаться… Всё. Даю накачку на соленоид… Готовность – тридцать секунд… Двадцать… Начинаю отсчёт. Десять, девять, восемь… три, два, один… ноль!

– Поехали…

Вторник. 16 августа 1960г. Остров Кипр. Никосия.

День был настолько жарким, что казалось, древние камни вот-вот расплавятся. Крепостная стена, построенная пятьсот лет назад, во времена венецианского владычества, напоминала стену русской печи, растопленной почти до раскаленного состояния.

Как выглядит подобная печь, Димитриос Русос не знал, но был почему-то уверен, что топится она именно так – что аж прикоснуться нельзя, не то что прислониться и опереться.

С самого утра он чувствовал себя странно – как будто смотрел на всё чужими глазами, одновременно и с интересом, и с какой-то щемящей, плохо объяснимой тоской. Словно у него в голове поселился другой человек, пусть и не слишком назойливый, но заставляющий постоянно быть в напряжении. Хотя, по большому счёту, день сегодня выдался и вправду такой, что не напрягаться мог только тот, кто просто проспал всё на свете…

Семнадцать лет назад Димитриоса и его приятеля-одногодка Никаса вывезли на Кипр с охваченного войной Крита. Их отцы пропали без вести при отходе отряда Бадуваса к побережью. Немцы безостановочно преследовали партизан, а те, отягощённые полутора сотнями беженцев – женщинами, детьми, стариками – не имели возможности остановиться и вступить в схватку с врагом. Михалос Тавридис, отец Димитриоса, и Костас Смирниакис, отец его друга, стали последними, кто вызвался задержать карателей. То, что семьи партизан и жители деревень Пефкос и Като Сими сумели эвакуироваться на рыбачьих баркасах, говорило о том, что свой долг Михос и Костас выполнили до конца – не дали нацистам догнать партизанский отряд.

Увы, выяснить хоть что-нибудь о героях не удалось. Где они приняли свой последний бой, как его провели, как погибли – всё это осталось неведомым. После войны, будучи уже совершеннолетним, Димитриос дважды бывал на Крите, бродил по окрестностям Като Сими, расспрашивал местных, но так ничего и не выяснил, а на более тщательное расследование не было ни денег, ни времени. К этому моменту Митрос и Никас уже стали бойцами ЭОКА – «Союза борцов за освобождение нации Кипра».

В октябре 1955-го года на остров прибыл новый британский генерал-губернатор Джон Хардинг. После череды манифестаций и забастовок с требованиями «энозиса»¹¹ Хардинг объявил о наделении себя неограниченными полномочиями и приступил к политике массовых репрессий в отношении местного греческого населения. Генерал-губернатор ввёл на острове чрезвычайное положение и комендантский час и создал систему концлагерей. В повседневную практику вошли задержания и аресты любых «подозрительных» лиц. Хранение оружия или взрывчатки каралось расстрелом.

Ответом стал переход ЭОКА к боевым действиям – целенаправленным атакам против британских военных и полицейских. При негласной поддержке колониальной администрации в противовес грекам-киприотам создавались турецкие националистические формирования. Необъявленная война длилась два года. Противостояние привело к резкому падению экономики и множеству погибших с обеих сторон.

Мировое общественное мнение в своих симпатиях всё больше и больше склонялось на сторону повстанцев. Действия Хардинга выглядели настолько вызывающими, что даже в британском обществе возобладало негативное отношение к губернатору. В октябре 1957-го года он был отозван с Кипра. Исправить последствия его непродуманной политики у «туманного Альбиона» не получилось, и в 1960 году Великобритания была вынуждена предоставить острову независимость.

В ночь на 16 августа «Юнион Джек» спустили с флагштока резиденции британского губернатора. Подписание кипрского соглашения состоялось в здании парламента. Подписи под документом поставили пять сторон: три страны-гаранта (Великобритания, Греция и Турция) и две островные общины, греческая и турецкая. Хью Макинтош Фут, сменивший на посту генерал-губернатора «проштрафившегося» Хардинга, зачитал декларацию о передаче власти президенту и парламенту Республики Кипр. В церемонии передачи власти приняли участие президент Республики Кипр архиепископ Макариос, вице-президент Фазыл Кючюк, министры республики, члены парламента, представители дипломатического корпуса.

О начале новой эпохи в истории острова возвестил залп двадцати салютных орудий.

Народные гуляния продолжались всю ночь и не прекратились даже с пришедшей утром жарой.

Улицы и площади центра столицы были заполнены радостными людьми, движение транспорта практически прекратилось. Исключение составляли лишь два шоссе, проходящие вдоль старой стены и соединяющие бывшую резиденцию губернатора, парламент и дворец архиепископа. Да и то – по ним пропускали только машины послов, высших сановников и британскую армейскую технику…

Полночи Митрос провел возле парламента, слушал прямую трансляцию из зала заседаний, смотрел на салют, приветствовал выходящих из здания членов правительства и депутатов и вместе со всеми рукоплескал поднятому над фронтоном флагу новой республики.

В толпе вовсю сновали торговцы-разносчики и бесплатно раздавали всем воду и фрукты.

Ближе к рассвету часть людей переместилась в парк, раскинувшийся около бастиона Подокатро. Там, не останавливаясь ни на минуту, играли оркестры. Они сменяли друг друга каждые полчаса, на возведённой местными умельцами сцене выступали певцы и танцоры, неподалеку с импровизированной трибуны, «составленной» из каменных глыб, произносили зажигательные речи «вышедшие в народ» политики. Никто не хотел уходить, никто не хотел лишать себя и других столь долгожданного праздника…

– Митрос! Эгей, Митрос!

Знакомый голос заставил Димитриоса развернуться и помахать другу рукой.

– Ник! Давай ко мне! Отсюда всё видно!

Приятель с трудом продрался сквозь толпу веселящихся горожан. На его лице, к удивлению Митроса, отражались озабоченность и тревога, а отнюдь не восторг, как можно было бы ожидать.

– Что случилось?! – перекрывая шум, прокричал Митрос.

– Мария! Я оставил её у ворот Фамагусты! Там слева есть лавочка!

– Мария?! Зачем ты её сюда притащил?! Ей же вот-вот рожать!

– Уже!

– Что уже?!

– Уже началось! Ей надо в больницу! Я один не могу! Надо вдвоём!

– А, чёрт!

Парень с досадой хлопнул себя кулаком по ладони.

Жена его друга и вправду была уже на сносях, но кто ж знал, что схватки начнутся прямо во время праздника.

– Всё! Бежим! Ты впереди!

И они побежали. Лавируя среди стоящих на дороге людей, бесцеремонно отталкивая упирающихся, не обращая внимания на недовольные выкрики, ответные тычки и несущиеся вслед ругательства.

На месте они оказались минут через пять.

Мария действительно сидела на лавочке, откинувшись на спинку и держась за живот. От солнечных лучей её защищали стоящие рядом пальмы. Возле будущей матери суетились две какие-то женщины.

– Всё. Я больше не могу, – в её голосе звучали страдание и едва сдерживаемая истерика. – Ох! Опять.

– До общего госпиталя мы не дойдём, там толпа! – выкрикнул Никас. – Нам надо в Святой Параскевы.

– Вы что, с ума посходили?! – округлила глаза одна из добровольных помощниц. – Это же далеко.

– Нужна машина! – высказал очевидное Митрос.

– Машины сюда не пускают! Надо сначала выйти из центра, – Никас склонился над женой и бросил, не глядя, другу. – Давай! Я справа, ты слева. Попробуем как-нибудь донести.

– Нет!

– Что нет?!

– Мы её не понесём. Мы её повезём.

– На чём?!

– На машине!

– Ты что, идиот?! Я же сказал: их сюда не пускают!

– Эту пропустят! – с неожиданной для себя уверенностью выдал Димитриос. – Выходи́те потихоньку на Саламинас. Я обещаю: пять минут, и машина будет…

Ещё никогда в жизни Митрос не принимал столь быстрых решений. Да, он действительно знал, где можно найти машину, знал, как до неё добраться, что на шоссе её не остановят и что это единственное решение, если конечно не заставлять Марию рожать прямо на улице. Всё это было правильным, но связать это всё воедино, а после решиться исполнить, казалось почти невозможным.

Стоянка британских военных авто располагалась всего в сотне шагов от ворот Фамагусты.

Не бог весть какой объект, но – бетонное ограждение, два въезда-выезда, шлагбаумы, КПП – всё как положено. О том, что туда можно проникнуть другим путём, не через ворота, знали немногие. Митросу довелось это сделать четыре года назад, когда руководству ЭОКА понадобилось организовать небольшую диверсию в северной части города. В тот день из полутора десятков скопившихся на стоянке машин завести удалось лишь одну, в топливных баках у остальных горючее оказалось безнадёжно испорчено. В результате англичане не сумели вовремя перебросить подкрепление к месту диверсии, и группа повстанцев ушла без потерь.

Сегодня требовалось провернуть то же самое, но с другой целью, гораздо быстрее и, самое главное, днём, а не в ночной темноте.

«Нахальство – второе счастье», – прошептал в голове чей-то голос, и Митрос с ним согласился. Второму «я» следует доверять – так ему говорила мама в далёком детстве. А маме он привык доверять ещё больше.

Небольшую выемку под забором англичане, как выяснилось, за четыре прошедших года так и не обнаружили, а проблемы с горючим, скорее всего, списали на обычное разгильдяйство.

Колючий кустарник, росший по обе стороны ограждения, надёжно скрывал лазейку. Требовалось просто продраться через него, не привлекая внимания. Внутри стоянки это получилось даже проще, чем то же самое, но снаружи. В парке, где народа было полно, любой мог случайно увидеть лезущего сквозь кусты человека, а на стоянке на периметр никто не смотрел. Основное внимание уделялось воротам: чтобы празднующие независимость киприоты не решили бы вдруг покуситься на собственность армии её величества.

Осторожно раздвинув колючие ветки, «диверсант» внимательно осмотрел двор. Восемь «Виллисов», три «Лендровера» плюс бронетранспортер «Сарацин» с пулемётной башенкой наверху. Личный состав – пять человек в пределах прямой видимости. Остальные, по всей вероятности, коротали время в «штабной» палатке.

Главную цель Митрос определил практически сразу – ближайший из «Виллисов» и отдыхающего рядом водителя. Последний, расстегнув мундир и сняв обувь, безмятежно дремал в тенечке под деревом. Бесшумно подкравшегося к нему человека он не услышал. А потом стало поздно. Киприот резко обхватил голову «отдыхающего», накрепко зажав ему рот, чтобы не трепыхался, и секунд десять удерживал пальцы в районе сонной артерии. Когда англичанин обмяк, Димитриос быстро стащил с него китель и надел на себя. Форменная пилотка, надвинутая на глаза, завершила процесс маскировки. Большего, по сути, не требовалось. Вряд ли кто-нибудь из «своих» стал бы особо дотошно вглядываться и проверять каждого выезжающего в город водителя.

Так, собственно, и произошло. Часовой даже не встал со стульчика под навесом – просто протянул руку и снял накинутую на стопор веревочную петлю. Длинный шнур перестал поддерживать противовес, шлагбаум поднялся, лёгкий армейский джип выкатился со стоянки на улицу…

В госпиталь Святой Параскевы ехали не торопясь. Дорога, хотя и ровная, но «Виллис» не лимузин, в нём даже на переднем сиденье трясло. Мария, сидящая рядом с водителем, как вцепилась обеими руками в скобу на приборной панели, так и не отпускала её до самой больницы. Расположившийся сзади Никас, склонившись в три погибели, готовился в любую секунду подхватить жену, чтобы та случайно не выпала и не ударилась обо что-нибудь твёрдое. Однако обошлось. До места доехали без происшествий. Димитриос даже немного удивился своей уверенной езде, ведь за руль он садился не так уж и часто, всё больше пешком да по горной местности…

Сестрами милосердия в госпитале служили монахини из монастырей Святой Фёклы и Святого Николая «Кошатника». Последний, к слову, получил своё прозвище не просто так. Больше полутора тысячелетий назад Святая Равноапостольная царица Елена, мать римского императора Константина Великого, приказала привезти на остров кошек, чтобы те очистили местность от ядовитых змей. Удивительно, но кошки с этой задачей справились, и благодарные островитяне посвятили им один из праздников. Столетие за столетием, каждый год в день Святого Николая, покровителя моряков, местные рыбаки отдавали хвостатым друзьям весь свой улов…

В больнице, как и вокруг, кошек хватало. Они бродили повсюду, и никто их не гнал.

Две даже забрались в припаркованный во дворике «Виллис» и разлеглись на высоком заднем сиденье, куда попадала тень от раскинувшейся рядом пальмы.

«Котики. Священные животные интернета», – вновь усмехнулся внутренний голос.

Митрос аж вздрогнул от неожиданности. Он только сейчас понял, что его второе «я» разговаривает с ним по-русски. Парень этот язык знал, хотя больше привык говорить на греческом. Его мама сама была наполовину русской, наполовину гречанкой родом из Смирны, а вот отец… История его отца Михаила Тавридиса была окутана какой-то тайной, о которой мать вроде бы и рассказывала, но почему-то не полностью, словно сама до конца не верила в то, что видела собственными глазами и слышала от других…

– Срочно в родильное! – осмотрев роженицу, скомандовал вышедший в приёмное отделение врач.

– Вы кто? – бросил он сунувшемуся следом Никасу.

– Муж.

– Хорошо. Будете ждать за дверью. А вы кто? – повернулся врач к Митросу.

– Друг, – пожал тот плечами.

– Друзей внутрь не пускать, пусть ждут на улице, – доктор выразительно посмотрел на дежурную медсестру. – И вообще, пока идут роды, чтобы никто чужой сюда не входил!

– Да, господин Скалатос, – кивнула монашка.

Спорить с медперсоналом Митрос не стал. Не положено, значит, не положено. А вот проследить, чтобы никто не входил – с этим можно и подмогнуть, пускай и на сугубо добровольных началах.

Незаметно подхватив лежащий на стуле белый халат, молодой человек вышел на улицу.

«Изображать санитара – идея хорошая», – похвалил внутренний голос…

Минут пятнадцать лжесанитар сидел на ступеньках крыльца и честно пытался пересчитать всех гуляющих по двору кошек. Задача оказалось не просто сложной, а неразрешимой: гуляющие сами по себе мурлыкающие и хвостатые гуляли действительно так, как будто и впрямь задались целью не дать себя посчитать. Было совсем непонятно, откуда они появляются и куда исчезают, та ли это кошка выглядывает из кустов или уже другая, чей хвост торчит из-за кадки с пальмой и не тот ли он самый, который уже посчитали?..

Безнадежное в общем занятие прервал рокот мотора.

Въехавший на территорию госпиталя внедорожник (точно такой же «Виллис», какие стояли возле ворот Фамагусты) резко затормозил около припаркованного собрата. Прямо из-под колёс, обиженно мявкнув, метнулась какая-то кошка. Видимо, автомобиль просто спугнул её с насиженного и удобного места.

«Котиков обижать нельзя», – прошелестело в сознании.

«Это точно», – согласился Димитриос.

– Чей это автомобиль? Где водитель?

Выбравшийся из «Виллиса» британский военный с сержантскими нашивками на рукаве подошёл к поднявшемуся со ступенек Митросу и указал на угнанное авто. Следом за сержантом к крыльцу подошёл и водитель джипа – тоже военный, только без нашивок на форме. На плече у него висел автомат.

– Понятия не имею, – развёл руками лжесанитар.

– Джейсон! Оставайтесь здесь, а я осмотрю здание! – приказал сержант.

– Да, сэр! – вытянулся рядовой.

– Простите, господа, но чужих в больницу пускать не велено.

– Что значит не велено?!

Англичанин недоуменно уставился на преградившего путь «санитара».

– Доктор сказал: не пускать, – ухмыльнулся Димитриос. – Вот я и не пускаю.

Британец побагровел.

– Прочь с дороги! Мы ищем вора, угнавшего нашу машину.

– Воров обычно ищет полиция, а не армия. А если эта армия чужая, ей тут вообще делать нечего! – отрезал лжесанитар.

Что делать и как отвечать наглецу, сержант думал почти три секунды. А затем тупо потянулся к висящей на поясе кобуре.

Митрос спокойно дождался, когда англичанин полностью вытащит из неё пистолет, и так же спокойно, не убирая с лица насмешливого выражения, врезал сержанту под дых. Англичанин сложился пополам и медленно осел на землю. Его браунинг совершенно «непостижимым» образом оказался в руке у лжесанитара.

– Оружие наземь! – коротко приказал Митрос опешившему рядовому.

Тот даже не думал сопротивляться. Испуганно икнув, он снял с плеча автомат и опустил на брусчатку.

– А теперь бери под мышки начальника и тащи вон туда!

Ствол пистолета качнулся, указывая на небольшую часовенку, прячущуюся в тени больничного здания.

Рядовой помог сержанту подняться, и они медленно поковыляли в сторону будущего узилища.

Около входа в часовню сидела чёрно-белая кошка и, не обращая никакого внимания на людей, тщательно вылизывала свою шёрстку.

Когда задержанные скрылись внутри, Митрос захлопнул дверь и задвинул засов.

– Посторожишь? – поинтересовался он, глянув на кошку.

– Мяу! – ответила та…

Следующие гости появились спустя полчаса. На этот раз к госпиталю подкатил внедорожник побольше – «Лендровер» с тентованным кузовом. Внутри находились трое военных, один из них офицер. Он же задал и первый вопрос, кивнув на стоящие во дворе «Виллисы»:

– Кто вы такой? Откуда здесь эти машины?

Киприот посмотрел на пистолет в руке британского лейтенанта и насмешливо фыркнул:

– А вы-то сами кто будете, господин с пистолетом? И вообще – что вы забыли на территории гражданского госпиталя? Анализы что ли сдавать собираетесь?

– Я офицер армии её величества лейтенант Старк, – процедил сквозь зубы британец. – Поэтому, пока я не разозлился, потрудитесь встать и чётко ответить на мой вопрос, господин неизвестно кто.

– О как! Целый лейтенант! – картинно взмахнул руками Димитриос. – Ну что же, уважим гостя. А не то он сейчас ка-ак разозлится… Ух, что тогда будет…

Оружие предыдущих солдат он спрятал в пустой цветочный ящик рядом с крыльцом. Места там было достаточно – хватит ещё для десятка пистолетов и автоматов.

Митрос «неловко» поднялся и шагнул к офицеру.

– Так что вы там говорили насчёт меня и машин?

– Перестаньте паясничать и отвечайте по существу! – британец вскинул оружие и направил его в лицо киприоту.

Двое сопровождающих лейтенанта бойцов разошлись чуть в стороны и тоже подняли автоматы.

– Надо же! Какие мы грозные! – осклабился «санитар». – Вы что, и вправду готовы стрелять в меня?

– Если понадобится, – дёрнул щекой англичанин.

– Думаю, у вас ничего не получится.

– Это ещё почему?

– Во-первых, потому что я – против. А во-вторых, на вашем «Хай Пауэре» по́днят предохранитель.

Секундного замешательства вполне хватило на то, чтобы сделать ещё шажок, быстро перехватить руку с оружием и резко развернуть лейтенанта спиной к себе.

Ствол пистолета упёрся британцу в правый висок. Левой рукой Димитриос удерживал противника на удушающем.

– Лейтенант, прикажите своим солдатам сложить оружие.

– Выполняйте, – с усилием прохрипел англичанин.

После короткой заминки оба бойца положили автоматы на землю.

– А теперь морды вниз, руки за голову! – скомандовал Митрос. – Быстрей, я сказал!

– На что вы надеетесь? – выдавил офицер, когда его подчиненные выполнили и этот приказ. – Вас схватят как террориста, а потом расстреляют.

– Схватят? Потом расстреляют? – удивился лжесанитар. – И кто же, мне интересно, на такое сподобится? Может быть, это сделает лично ваш генерал-губернатор?

Англичанин молчал. По его вискам катились капельки пота.

Димитриос чуть ослабил захват.

– Отлично. Я вижу, вы, наконец, поняли. Да, вчера вы и вправду могли меня расстрелять, но сегодня – всё. Сегодня ваши возможности ограничены. Республика Кипр обрела независимость. Свой суд и свой произвол вы можете творить только на ваших военных базах, а здесь и сейчас действуют другие законы, и к британской короне они отношения не имеют…

Новых задержанных Митрос отвёл туда же, куда и двух предыдущих – в часовню при госпитале. В цветочном ящике теперь покоилось уже пять экземпляров стрелковки – три автомата «Стэн» и два «Браунинга». Сколько ещё придётся туда положить, бывший боец ЭОКА не знал, но надеялся, что немного, а ещё лучше, чтобы вообще ничего.

Ему повезло. В течение следующих двадцати минут никакие вооруженные лица на территорию госпиталя не проникали. А затем на крыльцо вышел сияющий Никас.

– Ну? Что?!

– Дочка! – выпалил счастливый папаша. – Три кило двести!

– Молоток! – сжал друга в объятиях Митрос.

– Э-э! Отпусти! Задавишь! – попробовал вырваться Никас.

– Терпи! Ведь это я вас всех зараз обнимаю: и тебя, и Марию, и дочку! – расхохотался Димитриос, отпустив, наконец, приятеля. – Тут, кстати, какие-то злыдни всё внутрь пытались прорваться.

– Злыдни? Какие злыдни?

– Обыкновенные. С оружием и британскими флагами на рукавах. Короче, я их в часовне запер, а оружие отобрал.

– В часовне? Зачем?

– А чтобы они рожать вам не помешали.

– И что нам теперь с ними делать? – растерялся Никас.

– А ничего не делать, – пожал плечами Димитриос. – Сейчас позвоним в полицию и нашим из «Союза борцов». Пусть приезжают и разбираются с этими горе-вояками. Мы, Ник, живём на своей земле. Понимаешь ты?! На своей!

– Это верно, – кивнул приятель.

– А раз так, то нечего им тут у нас стволами размахивать! Чай, не колония!

Митрос рубанул воздух ладонью, а потом вдруг хлопнул Никаса по плечу:

– Дочку-то как решили назвать?

– Да мы ещё никак не решили.

– А знаешь что?

– Что?

– Назови-ка ты её Анной.

– Анной?

– Ага! Анна Смирну… По-моему, неплохо звучит?

– Анна Смирну? – друг ненадолго задумался. – А знаешь, да. Звучит и вправду неплохо.

«Согласен», – прошептал внутренний голос.

«Я знал, что тебе понравится», – усмехнулся Димитриос…