Владимир Тимофеев
Три кварка 3 (1982-2012). Конфайнмент

– Что, что… – почесал путеец в затылке. – Надо сделать что-то такое, чтобы никто ничего не узнал. Ну, в смысле, чтобы там наверху ничего не узнали, а тут, на земле, мы это как-нибудь порешаем.

– И как это сделать? – включил я дурку на полную. – Человека-то нет, как без него-то?

Семёныч аж крякнул с досады.

«Ну что нынче за молодежь пошла? Ему намекают, намекают, а он…»

Эти мысли читались на его физиономии настолько отчётливо, что я еле сдержался, чтобы не расхохотаться в голос.

– Ну, ты же сейчас без работы, – помог бригадиру башмачник.

– Да. Без работы.

– И без жилья, – добавил Семёныч.

– И без жилья, – снова не стал я спорить.

– И без денег, – поставил «жирную» точку Степан.

Я сделал вид, что задумался.

– Так вы, получается… предлагаете мне…

– Ну да! Да! Предлагаем! – не выдержал бригадир. – Мы предлагаем тебе поработать за этого дурака. Сколько, не знаю. Может быть, месяц, Может, до Нового года, а там уже как-нибудь разберёмся. Согласен?

Прикидываться и дальше жирафом было бессмысленно.

– Ну, хорошо. Я согласен. Но только до Нового года, не позже…

* * *

Для жилья мне определили бытовку в глубине территории, рядом с несколькими аналогичными, только в тех никто постоянно не жил. Формально их использовали для кратковременного отдыха персонала депо и станционных служб, но по факту там регулярно ночевали «уставшие» после тяжелого трудового дня путейцы, вагонники, сортировщики, СЦБисты, движенцы, контактники и ещё много кто, кого я просто ещё не успел запомнить. Сухой закон на железке, увы, соблюдался не очень строго. Хотя, именно благодаря этому несоблюдению и произошло моё «сольное выступление» на тупиковой ветке Рижского хода. А «королём эпизода» стал сигнальный Серёга, отправленный за бухлом в самый разгар работы на ветке.

Не, нуачо?

Стрелочный перевод закрыт, знак он поставил, какого фига ему теперь мёрзнуть без дела? Пусть лучше сбегает куда нужно, чтобы, как говорится, время зря не терять. Ну, он и сбегал. Кстати, как раз за ним я и шёл, прежде чем попасть на территорию станции. Только после компрессора он свернул не к путям, а к вагончику, где, как правило, собиралась бригада по окончании смены. Зато потом, когда он, радостный и довольный, причапал к месту работы, то огрёб от всех по полной программе. На его счастье, эпизод решили не раздувать, поскольку замазаны оказались все: и сортировщики, и машинист, и сами путейцы… Словом, когда тем же вечером бригада отмечала счастливое окончание дела о «блудном вагоне», Серёге наливали на полпальца меньше, чем остальным.

Ну а мне, понятное дело, не наливали вообще. Да я и сам не хотел. Не хватало ещё в первый день сразу попасть под раздачу. Аварийность и алкоголь всегда идут рука об руку. Сколько уже произошло катастроф из-за пьянства, не сосчитать. А сколько ещё будет?..

Это было понятно всем, но, с другой стороны, «раз куплено – не пропадать же добру».

Собственно, этим нехитрым правилом мои нынешние коллеги и руководствовались.

Правда, уже на следующее утро Семёныч грозно предупредил каждого: «Чтобы на этой неделе ни-ни. Кого пьяным увижу, выкину нахрен с линии».

Сложно сказать, насколько сильно это подействовало на бригаду, но пока результат налицо: уже третьи сутки все ходят трезвые и мрачные. А я хожу просто трезвый и грустить по этому поводу не собираюсь.

Всего в бригаде Семёныча четырнадцать рыл. За четыре дня я познакомился с десятью. Как это ни странно, они занимались не только путевыми работами. В полном соответствии с наказами партии и правительства пятнадцатилетней давности в структуре МПС регулярно создавали, а позже расформировывали так называемые комплексные станционные бригады.

Все они работали по известному принципу: «Хозяева, угостите водичкой, а то мне так жрать хочется, что даже переночевать негде». Причем, в разных отделениях и на разных участках состав и назначение этих бригад варьировались в довольно широких пределах. Наиболее привычными считались бригады на горке и бригады парка формирования. И те, и другие занимались, в первую очередь, сортировкой и маневровой работой.

Бригада Семёныча выглядела на их фоне белой вороной. Аварийщики быстрого реагирования – так, наверное, обозвали бы их в девяностых-двухтысячных. Как где какой выброс пути или сошёл с рельсов локомотив, если вдруг не хватает башмачников или некому принимать «внезапно» пришедший состав, когда надо срочно разгребать вываленные «не туда» сыпучие грузы и ремонтировать сломанное движенческое, вагонное или рефрижераторное оборудование, в аврал тут же бросают тех, кого не особенно жалко – Евгения Семёновича Удальцова и его вечно небритых архаровцев.

Вчера мы с Жорой – долговязым парнем лет двадцати пяти – полдня выковыривали щебень из шпальных ящиков на одном из нерабочих путей, а вторые полдня чинили убитый компрессор, тот самый, который возле забора. Единственное, что смогли – это снять пробитый воздухосборник и заменить часть магистралей.

Как сообщил потом по секрету Георгий, этот ДК-9 чинили примерно с апреля. По уму, его бы давно поставить на капиталку в ремцех, но тот, кто это всё-таки сделает, тут же станет для всех злейшим врагом. На мой вопрос «Почему?» напарник указал на дыру в заборе и щёлкнул себя пальцем по горлу. Ну да, всё правильно, мог бы и сам догадаться. Убирать маскировку с несанкционированного входа-выхода мог только полный дурак.

Я, кстати, этим левым проходом с понедельника ни разу не пользовался – выходил с территории, как все нормальные люди – через ворота или переходной мост. На первую вылазку «в город» решился уже на следующий день после принятия в бригаду. Шёл поначалу с опаской, но потом, сообразив, что никто на меня внимания не обращает – обычный рабочий с железки никому тут неинтересен, даже ментам – начал вести себя более уверенно.

Деньги у меня теперь были – целых сорок рублей. Получил их от бригадира в качестве подъёмных, с обещанием вернуть с зарплаты или аванса. Особо не пошикуешь, но на первое время хватит.

Шиковать я, впрочем, не собирался. Прикупил себе только самое необходимое: новую щётку, нормальную зубную пасту вместо дурацкого порошка, хороший бритвенный станок, лезвия, помазок, пену, ремешок для часов, несколько пар носков, семейные труселя, мочалку и ещё кое-что по мелочи. Душевая имелась в локомотивном депо, там же – довольно приличная по советским меркам рабочая столовая, цены – даже ниже, чем в студенческой, а если питаться по профсоюзным талонам, деньги можно вообще не тратить. Ну, если конечно не зарываться, заказывая себе по три-четыре бифштекса в один присест.

Мне этих «волшебных» талонов, к сожалению, не досталось – их распределяли в начале месяца, а делиться, увы, никто не хотел. В принципе, не так страшно. Дожить до первой получки можно было и без талонов. Главное – работать как все и не строить из себя самого умного. Думаю, у меня это получалось… Ну, почти получалось.

Вчера вечером на суточное дежурство в компрессорной остался Василий Кузьмич, помощник бригадира по «вагонным» делам. Помимо стола и кушетки в помещении имелся старенький «Кварц-303» с сорокасантиметровым экраном. Мне, как проживающему прямо на станции, было «высочайше» позволено помогать дежурному. Подобная должность являлась практически синекурой. Единственное, что в ней напрягало – это не прекращающаяся ни на минуту борьба со скукой. Просмотр телепередач считался одним из важнейших способов этой борьбы, третьим по значимости после беспробудного сна и столь же беспробудного пьянства.

Пьянствовать в самом начале дежурства считалось некомильфо, спать – рано, а вот посмотреть телевизор – почему бы и нет?

– Ну, и чего это за фигня? – почесал в затылке Кузьмич, включив первый канал и обнаружив на нем какой-то революционный фильм.

– Почему фигня? – не понял я его удивление.

– Да я, блин, концерт к Дню милиции хотел посмотреть, а тут чёрт знает что. По первой программе про революцию, по второй балет, по четвертой симфонии крутят…

Я мысленно хлопнул себя по лбу.

Как же я мог забыть? Столько готовился, ждал, а как до дела дошло, тут же из головы всё вылетело.

– Да это, видать, помер кто-то, – заметил я с лёгкой небрежностью. – Кто-то из Политбюро. Может быть, даже сам Брежнев.

– Шутишь?

– Можем забиться.

– На сколько?

– На трёшку.

– Идёт…

Выигрыш Кузьмич отдал мне сегодня в начале одиннадцатого.

– Вот твоя трёшка. Держи.

– По какому поводу кипеш? – тут же поинтересовался Семёныч.

– Брежнев помер, – развёл руками дежурный. – Только-только по ящику передали…

Понедельник. 15 ноября 1982г.

«…Траурный митинг открывает Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов.

Слово предоставляется члену Политбюро ЦК КПСС, министру обороны СССР Маршалу Советского Союза Д. Ф. Устинову.

Выступает президент Академии наук СССР А. П. Александров.

Говорит шлифовщик Московского завода счетно-аналитических машин В. В. Пушкарев.

Выступает первый секретарь Днепродзержинского горкома Компартии Украины А. Ф. Гордиенко.

Митинг окончен. Руководители Коммунистической партии и Советского государства спускаются с трибуны Мавзолея, подходят к постаменту с гробом Л. И. Брежнева. Процессия направляется к Кремлевской стене.

12 часов 45 минут. Гроб с телом покойного медленно опускают в могилу.

Под звуки Государственного гимна СССР гремят орудийные залпы. В эти же минуты артиллерийский салют производится в столицах союзных республик, в городах-героях Ленинграде, Волгограде, Одессе, Севастополе, Новороссийске, Керчи, Туле, в крепости-герое Бресте, а также в городах Калининграде, Львове, Ростове-на-Дону, Куйбышеве, Свердловске, Новосибирске, Чите, Хабаровске, Владивостоке, Североморске, Днепропетровске, Запорожье и Днепродзержинске.

В траурной скорби замерла вся страна. На пять минут остановилась работа предприятий и организаций. На фабриках и заводах, на железных дорогах, судах морского и речного флота был дан трехминутный салют гудками.

Руководители Коммунистической партии и Советского государства вновь поднимаются на трибуну Мавзолея.

Чеканя шаг, перед Мавзолеем проходят части войск Московского гарнизона. Они отдают последнюю воинскую почесть руководителю партии и государства, Председателю Совета Обороны СССР, Маршалу Советского Союза.

Жизнь и деятельность Леонида Ильича Брежнева будет всегда вдохновляющим примером верного служения Коммунистической партии и советскому народу…»

На нашей станции, как и на всей Рижской линии, в день похорон Генсека всё было именно так, как писали в газетах и как я помнил по своему прошлому-будущему. Три минуты, не переставая, гудели стоящие на рельсах локомотивы, им вторили расположенные поблизости заводы и фабрики. Полностью прекратилась работа на горке, в депо, на путях, в парке формирования. Люди, поодиночке и группами, стояли, сняв шапки, никто даже перекурить не пытался, хотя, безусловно, мог. Что ни говори, а действительно – вместе с Брежневым из жизни страны уходила эпоха. Впоследствии разные щелкопёры и борзописцы обзовут её эпохой застоя, а как по мне, так это был совсем не застой, а подлинный пик могущества великой державы, когда казалось: ещё немного, и это могущество станет необратимым…

Увы, ничего этого не случилось, надежды оказались напрасными. В середине 80-х под лживую трескотню лживых пророков к власти в стране пришли неумехи с завышенным самомнением и всего за шесть лет умудрились пролюбить всё, что создавалось потом и кровью нескольких поколений. Народ? Народ, как обычно, «безмолвствовал», подло обманутый, убаюканный чуждыми мантрами о будущем процветании…

– Всё. Похоронили. Пошли работать, – бросил Кузьмич, когда гудение стихло и над «Подмосковной», как, наверное, и над всей страной, на неуловимо короткий миг застыла гулкая тишина.

Работы было и вправду много.

Из-за сегодняшних похоронных мероприятий сортировка простаивала почти три часа, и за это время в парке формирования скопилось большое количество поездов и вагонов. Их требовалось срочно осмотреть и принять. Поэтому-то к станционной бригаде и прикомандировали ещё троих: Василия Кузьмича, меня и Захара Овчинкина – нашего штатного приёмщика и осмотрщика.

Обязанности простые: провести наружный осмотр вагонов на предмет брака и коммерческих неисправностей, проверить наличие и сохранность грузов, оформить соответствующие акты, определить исправность пломб, запорных устройств, сливных приборов и загрузочных люков.

Мне доверили самую «ответственную» часть – заносить результаты осмотра в специальный журнал и одновременно учиться у профессионалов нюансам работы.

Я, конечно, старался. Строчил, не переставая, стараясь запомнить детали и тонкости. Приноровиться к темпу Кузьмича и Захара удалось часа через полтора. Тем более что и сами они перестали спешить, поняв, что вполне успевают, поэтому и гнать уже ни к чему.

Ещё через час мы, наконец, определились с отцепами, которые следует отогнать в перегруз или на дополнительную проверку.

– Давай-ка, Дюх, дуй сейчас к маневро́вому, а мы пока порешаем с дежурным, – приказал мне Кузьмич.

– И что мне там делать?

– Ты номера отцепов запомнил?

– Ага.

– Тогда как услышишь готовность, проконтролируешь, чтобы не промахнулись. А то в прошлый раз двое суток одну цистерну искали, её аж на Рижскую увезли. Полсортировочной без прогрессивки остались. Понял?

– Понял. Проконтролирую…

Маневровым ТЭМ2 сегодня управлял тот самый машинист, который катал отцепы неделю назад, в день моего появления на железке. Звали его Роман Игоревич. Крепкий мужик возрастом около сорока с бородкой а-ля «свободный художник». Помощника его я не знал, но, кажется, он был из таких же как я – новеньких и не особо умелых.

Выслушав, что я хочу, Роман Игоревич только рукой махнул: залезай, мол, в кабину, нечего понизу бегать.

В течение примерно часа я окончательно понял, что толку от меня практически никакого – машинист получал указания от диспетчера, а моё участие в процессе сводилось к тому, чтобы просто выскакивать при каждой сцепке наружу и наблюдать за сцепщиками. Скорее всего, Кузьмич отослал меня к машинистам лишь для того, чтобы я познакомился с маневровой работой не от путей, а прямо из кабины локомотива.

Если честно, мне такое знакомство понравилось. Пусть пульт управления тепловозом выглядел слегка архаичным, но всё равно – для новичка он казался довольно сложным набором из рычажков, тумблеров, кнопок и прочих управляющих механизмов. Чего стоил только один контро́ллер, по виду напоминающий настоящий самолетный штурвал, а не обычный рычаг управления мощностью…

Впрочем, и к оборудованию, и к недостаточному «прямому» обзору путей я привык достаточно быстро, а вот что показалось действительно интересным, так это подвешенный на правом переднем стекле портрет товарища Сталина.

Да, по прошлой жизни действительно помнилось, что в позденебрежневские времена подобная мода присутствовала среди водителей большегрузов – многие приклеивали фото генералиссимуса на лобовые стекла «лицом наружу», но чтобы это касалось и машинистов… нет, раньше я о таком не слыхал.

– Удивлён? – усмехнулся Роман Игоревич, заметив мой интерес.

– Да нет, – пожал я плечами. – Просто… слегка непривычно что ли.

– Это сейчас непривычно. А раньше было нормально, это я ещё пацаном помню… – машинист ненадолго умолк, а затем неожиданно рубанул воздух ладонью. – Надоел, понимаешь, весь этот бардак! Ну, может, хоть при Андропове порядка прибавится…

Я еле заметно вздохнул.

Эх, знал бы ты, дядя, что такое настоящий бардак…

Святые девяностые, блин!

Мать их за ногу…

Глава 3

– Ты обещал! Да! Обещал! А теперь говоришь, что ничего не было!

– Да нет же! Ты всё не так поняла…

Александр Григорьевич, наверно, впервые в жизни пытался объяснить очевидное, но, как ни старался, у него это не получалось. Будучи три раза женат, он хорошо знал, что такое женская истерика, но даже не думал, что она может начаться по столь дурацкому поводу. Хотя, по большому счету, формальные поводы для истерик со стороны всегда выглядели нелогичными. Но чтобы понять их истинную подоплёку, требовалось проанализировать длинную цепочку событий и выявить громадное количество причинно-следственных связей, словно по волшебству возникающих в головах у наших прекрасных дам. Увы, подавляющему большинству представителей сильного пола на подобные подвиги не хватало ни сил, ни времени, ни желания.

– Я всё поняла правильно! Ты держал меня за идиотку! Я ведь на самом деле хотела тебе помочь, а ты надо мной просто смеялся!

Лариса бросала обвинения прямо в лицо, не думая о последствиях. По её щекам текли злые слёзы, голос срывался в рыдание.

Профессор чувствовал, видел: что бы он сейчас ни сказал, он всё равно не сможет ей ничего объяснить. Однако совсем ничего не сказать было бы ещё хуже. Это окончательно убедило бы девушку в том, что она права и что он действительно просто смеялся над ней.

– Лар, понимаешь, это было и вправду случайностью. Или, скорее, чудом. Мы очень внимательно изучили предложения «Реалара» и уже готовились подписать договор, но потом нам в руки попала эта монетка. Просто поверь, мы об этом даже не думали. Всё случилось само собой.

– Откуда вы взяли эту вашу монетку? Как она к вам попала?

Синицын удрученно вздохнул.

– Прости, Лар, но этого я тебе сказать не могу. Это не моя тайна, и я обещал никому её не рассказывать.

– Даже мне?

– Да. Никому. Даже тебе.

Признание далось профессору нелегко, но иначе он поступить не мог. Даже любимая женщина не должна была знать правду. Ведь эта правда касалась не только его. Она касалась жизни других людей, всех, кто сейчас жил на Земле, кто жил на ней раньше, а, возможно, и тех, кто ещё не родился. Правда, преданная огласке и ставшая достоянием многих, могла перевернуть целый мир, а затем разнести его вдребезги, без всякого шанса собрать заново.

– Что ж, я тебя поняла, – Лариса вскинул голову, её щека болезненно дернулась. – Ты никогда меня не любил. Тебе хотелось просто развлечься, и ты это получил. Но теперь всё! Хватит! Я больше не хочу быть игрушкой… Прощай… Видеть тебя не могу…

Дверь хлопнула. Профессор остался один.

Ключи от квартиры, которые он когда-то отдал Ларисе, остались лежать на полке в прихожей.

Александр Григорьевич вернулся в гостиную, плюхнулся в рабочее кресло и силой прижал ладони к вискам. Ещё никогда в жизни ему не было так хреново…

Понедельник. 12 ноября 2012г.

Капитан Василевский чувствовал себя, мягко говоря, странно. Он уже почти забыл о закрытом два месяца назад деле «о трёх кварках» и происшествии с профессором Синицыным, но вчера вечером это почти забытое дело вдруг снова напомнило о себе.

Да, в сентябре он сам дал профессору свой телефон, чтобы тот позвонил, если случится что-нибудь непредвиденное. Однако время шло, звонка от Синицына не поступало, и капитан, убедившись, что его подозрения не подтвердились, уверил себя, что всё идёт так, как надо, и в помощи никто не нуждается. Тем удивительнее стали для него внезапная телефонная трель и прозвучавшие в трубке слова:

– Добрый вечер, Сергей. Меня зовут Михаил Дмитриевич. Ваш номер мне дал профессор Синицын…

Разговор продлился недолго. Смирнов предложил встретиться в понедельник с утра, Василевский не возражал. В понедельник у него как раз начинался отпуск, поэтому снова заняться «игрой в шпионов» ему показалось забавным.

Встреча состоялась на «Щукинской», в небольшом кафе в парке возле метро.

– Понимаете, Серёжа, всё дело в том, что я старый приятель Синицына, – начал Михаил Дмитриевич. – И то, что произошло в сентябре, никак не могло пройти мимо меня. Знаете, я бы, наверное, поговорил с вами гораздо раньше, но, к сожалению, тогда Александр Григорьевич ничего мне про вас не сказал. Точнее, сказал, но мельком. По крайней мере, ваш телефон остался для меня неизвестным.

– И что же случилось сейчас? – изобразил интерес Василевский.

– Сейчас? Хм… – Смирнов почесал в затылке. – С одной стороны, вроде бы ничего особенного, но, с другой, у профессора развилась какая-то… эээ… я бы назвал это манией. Ему вдруг стало казаться, что за ним снова следят, причём, те же самые люди, которые ограбили его возле дома.

– Пусть обратится в полицию, – пожал плечами Сергей.

– В полицию – это хорошо, – усмехнулся бывший чекист. – Только, боюсь, что ничем хорошим это для него не закончится.

– Почему?

– Решат, что у него паранойя, и вызовут психиатров.

– Да, действительно. Могут и вызвать, – кивнул Василевский. – Но мне всё равно непонятно, зачем вы мне позвонили? Я же не психиатр и не полицейский. Чем я-то могу вам помочь?

– Вы мне поможете, если вспомните и подробно опишете тех, кто тогда напал на профессора.

– Но ведь прошло два месяца. Я уже многое позабыл.

– И всё-таки постарайтесь. Этим вы нам и вправду поможете.

– Ну… хорошо. Я постараюсь…

Воспоминания о сентябрьских событиях заняли почти полчаса. За это время собеседники выпили по две чашечки кофе и съели по три бутерброда. Смирнов был дотошным, въедливым и цеплялся за каждую мелочь, вытягивая из визави даже то, что он и вправду уже позабыл. Капитан изо всех сил старался не проколоться и не выложить лишнего, но ещё больше – чтобы Смирнов не начал подозревать в нём коллегу по службе…

– Ну, вроде бы всё.

Закончив «допрос», Смирнов устало откинулся на спинку стула, а Василевский мысленно выдохнул. После такой беседы он ощущал себя выжатым досуха цитрусом.

– Да, кстати, – внезапно прищёлкнул пальцами Михаил Дмитриевич. – Совсем позабыл. Вы, кажется, говорили Александру Григорьевичу, что работаете в каком-то ЧОПе. А в каком именно, не подскажете?

Капитан внутренне подобрался. Невинный по форме вопрос легко мог разрушить всю его тщательно выстроенную легенду.

– Да вы понимаете… – он сделал вид, что смутился. – В общем, я там уже не работаю. Уволили по сокращению штатов, неделю назад.

– Вот как? – заинтересовался Смирнов. – То есть, по факту, вы сейчас безработный?

– Ну да. Так и есть, – не стал спорить Сергей. – Сижу дома, ищу, куда бы устроиться.

– Любопытно, – бывший чекист внезапно подался вперёд. – А знаете, у меня есть для вас предложение.

– Какое?

– Всё дело в том, что я возглавляю службу безопасности крупной строительной фирмы, и в этой службе имеется пара вакансий.

– Хотите предложить мне работу? – «догадался» Сергей.

– Именно так. Хочу.

– И… какие условия?

– Скользящий график, сутки через трое или по двенадцать часов через день. Сверхурочные регулярные, но оплачиваются по двойному тарифу. В месяц будет выходить примерно вот столько.

Михаил Дмитриевич вынул из кармана блокнот, вырвал листок, черкнул на нём несколько строчек и показал собеседнику. Тот удивленно присвистнул. Цифры были и впрямь неплохие. И должность – не просто «охранник», а «старший специалист».

– Сколько вам надо, чтобы подумать? Суток, надеюсь, хватит?

– Суток?.. Суток, я думаю, хватит.

– В таком случае, жду вашего звонка.

Смирнов поднялся, положил на столик тысячную купюру (этого, как уже прикинул Сергей, хватало, чтобы расплатиться за кофе и бутерброды) и, ничего больше не говоря, направился к выходу.

Капитан проводил его задумчивым взглядом. Надо ли докладывать о разговоре начальству – такой вопрос не стоял. Вопрос заключался в том, как докладывать…

* * *

– Значит, говоришь, сам предложил?

– Так точно, Тарас Степанович. Сам.

– Очень интересно.

Свиридяк оторвался от подоконника, задёрнул шторы и вернулся за стол.

– Знаешь что, капитан. По-хорошему, тебя следовало бы наказать… Догадываешься, за что?

– Да, товарищ полковник. За самодеятельность.

– Правильно мыслишь. Только не за самодеятельность, а за неразумно проявленную инициативу и сокрытие этого факта от руководства.

– Я не думал, что это так важно, – вздохнул Василевский.

– Зря не думал. Думать надо всегда, – назидательно проговорил Свиридяк. – Но, в принципе, это неважно. Важно то, что ты, капитан, даже не представляешь, как всё удачно сложилось. И эта твоя самодеятельность, и звонок от господина Смирнова, и предложение поработать в «Макстрое».

– Мой отпуск закончился? – вычленил капитан главное.

– Да. Закончился. Сегодня вечером жду от тебя проработанную легенду. Будем смотреть, что подправить. Документы прикрытия сделаем завтра. Потом позвонишь Смирнову и сообщишь, что согласен.

– Насчет легенды я понял, Тарас Степанович. Но я не понял, какие у меня будут задачи.

– Задачи?.. – полковник недоуменно уставился на подчиненного. – Ах, да, ты же не в курсе. Просто вчера в Шереметьево задержали контрабандиста. Пытался вывезти из России очень дорогую монету музейной ценности. На допросе он показал, что непосредственное отношение к этому делу имеет наш бывший коллега Смирнов Михаил Дмитриевич и что это не первый такой провоз ценностей за рубеж. Оперативную разработку поручили нашему отделу. Так что твоя сегодняшняя беседа с господином Смирновым оказалась для нас весьма и весьма кстати.

– Я буду должен выявить каналы поставок?

– Ты будешь должен наблюдать за Смирновым и выявлять его контакты и связи. Подробнее мы это обсудим вечером, когда подготовишь легенду.

– Я понял, товарищ полковник. Разрешите идти?

– Иди, – махнул рукой Свиридяк…

Среда. 14 ноября 2012г.

– Ну что, как устроился?

Вошедший в дом Михаил кивнул приятелю и начал с интересом осматриваться.

– Двери закрой, застудишь, – недовольно бросил разбирающий коробки Синицын. – Тут тебе не Москва, центрального отопления нет.

– Виноват. Не подумал, – развёл руками Смирнов, после чего плотно прикрыл не только входную дверь, но и ту, что вела в предбанник.

Дача, которую они сняли для будущих экспериментов, представляла собой обычный бревенчатый дом, построенный, как уверял хозяин, ещё до войны, но со временем «приспособившийся» и к прогрессу, и к веяниям нового века.

Деревенская печь соседствовала со спрятавшимся в пристройке газовым котлом, колодец ничуть не мешал устроенной рядом скважине, дворовой люфт-клозет с успехом дополнял капризный электрический септик, а стоящая на столе керосиновая лампа мирно сосуществовала с закрепленной на стене коробкой «вайфая».

– Ты ничего не забыл? А то, может, ещё какие-нибудь трубки понадобятся?

– Не понадобятся, – беззлобно отмахнулся учёный. – И, кстати, мой заказ уже в институте.

– Да ну?! – удивился Смирнов. – Ты же говорил, не раньше 15-го.

– Я перезаложился, – пожал плечами профессор. – Если и растаможка пройдёт так же быстро, квадруполи я получу послезавтра.

– Машина понадобится?

– Обязательно.

– С сегодняшней проблем не было?

– Нет, всё нормально. Водитель хороший, ничего не побил, не растряс, с дорогой не промахнулся.

– Ну, тогда в пятницу его и пришлю.

– Ты его только сразу не присылай, сначала давай созвонимся.

– Договорились…

Помогать другу разбирать и раскладывать оборудование подполковник не стал. Он хорошо знал, насколько ревниво учёная братия относится к своим железякам-стекляшкам, поэтому любая неправильно или не туда положенная деталь запросто могла вызвать у них форменную истерику.

Минут пятнадцать Смирнов просто сидел на стуле, наблюдая за действиями приятеля, и лишь затем скромно поинтересовался:

– Ты будешь сразу всё собирать или сначала модель, как в Курчатовском?

– Сначала тестовый образец, – отозвался Синицын, распаковывая очередную тару. – Вот чёрт! Куда же я эту хрень положил? Вот же зараза…

– А с тестовым мы с Андреем сможем связаться? – проигнорировал его терзания фээсбэшник.

– Что-что? Связаться? – пробормотал невпопад учёный, продолжая рыться в коробке.

– Да. Связаться с Андреем.

– Ну, в общем, да. Скорее всего. А тестовый – потому что мы это как раз и проверим.

– А если не выйдет?

– Не выйдет? Почему не выйдет? – Александр Григорьевич оторвался, наконец, от своего занятия и удивленно посмотрел на напарника.

– Ну, мало ли что? – пожал тот плечами. – Вдруг что-нибудь упустили?

– Упустили? – Синицын на какое-то время задумался. – Да нет, ерунда. Всё хорошо. Это же просто копия той модели, которая работала раньше.

– Понятно… Ты, кстати, почём с Кацнельсоном договорился? – сменил тему Смирнов. – Деньги у нас сейчас есть, но бухгалтерию надо бы всё же вести, а то ведь и не заметишь, как снова в минус уйдёшь.

– С Кацнельсоном всё зашибись, – довольно усмехнулся Синицын. – Договорились, что за дачу он с меня не возьмёт ни копейки.

– Кацнельсон?! Ни копейки?! – изумился Михаил Дмитриевич.

– Именно так, – засмеялся профессор. – Но мои таланты переговорщика тут ни при чём. Просто он сам так решил. Сказал, что если хоть что-то с меня возьмёт, батя его с того света достанет. Они же с моим почти всю войну в одном танке, в одном экипаже прошли, от Сталинграда и до Берлина. Под Курском горели, потом под Житомиром, дальше Карпаты, Одер, затем Померания, Зееловские высоты, Берлин. Бориса я с самого детства знаю, хоть он и постарше.

– Да, я этот момент упустил, – покачал головой Смирнов. – Но всё равно удивительно. Чтобы Кацнельсон, да бесплатно… А впрочем, неважно. Главное, с местом мы определились, теперь бы ещё по времени выяснить.

– Протестируем образец, соберём главную установку, тогда и определимся. Денег, надеюсь, хватит?

– Что значит надеюсь? – не понял «чекист». – Я что, зря что ли эту монетку по аукционам таскал, с разными жуликами договаривался?

– Да нет, конечно, не зря, – смутился учёный. – Это я так… типа, на всякий случай.

– На всякий случай, говоришь? – Михаил Дмитриевич окинул его внимательным взглядом. – Слушай, Шура, а ты про эту монету случаем никому не рассказывал?

– Естественно, нет, – не моргнув глазом, соврал Синицын.

Ему было нестерпимо стыдно признаваться в обратном.

– А эта твоя… дама сердца, которая сватала нам инвесторов, ей ты не говорил?

– Мы с ней расстались, – сухо буркнул профессор.

– Расстались? А по какому поводу?

– Ни по какому! Расстались, и всё! – внезапно окрысился на приятеля Александр Григорьевич. – В конце концов, это моё личное дело и к эксперименту отношения не имеет.

– Ну, хорошо-хорошо, – поднял руки Смирнов. – Не имеет, так не имеет. Я просто спросил. Сам понимаешь, привычка…

Вторник. 20 ноября 2012г.

Сегодня, как и неделю назад, Смирнов ехал в Хлебниково на электричке. Конечно, на машине было бы гораздо удобнее, но сказывалась возросшая за последние дни подозрительность. Нет, Михаил Дмитриевич не считал себя суперпрофессионалом по уходу от слежки, но навыки кое-какие имел и обнаружить каких-нибудь дилетантов смог бы играючи. Другое дело – специалисты-наружники из «семёрки» или аналогичных служб. Их можно было только почувствовать. Да и то – если заранее ждёшь чего-то подобного.

Смирнов ждал. Поэтому чувствовал: их пасут. Кто именно? Ответа на этот вопрос у подполковника не было. Интуиция подсказывала: это не бандиты и не профессионалы конторы. Скорее всего, какие-то «частники», но с опытом и умениями. Возможно, кто-то из бывших или даже из действующих, но с явными ограничениями по финансам и количеству привлечённых сотрудников.