Владимир Тимофеев
Лидер с планеты Земля

Глава 4

В императорском бункере герцог Галья чувствовал себя неуютно. От ощущения полной оторванности от мира не спасали ни комнаты релаксации, ни показная роскошь, ни имитирующие окна голоэкраны. Мощный (около трёх тысяч тян) пласт земли и заполненный специальной пеной ствол шахтного спуска отсекали бункер и всех находящихся в нём настолько надёжно, что даже преступники, осуждённые на пожизненное, могли бы считать, что им сказочно повезло, что они угодили в обычную одиночную камеру, а не в этот шикарный склеп для властителей.

Комфорт или безопасность?

С обычными гражданами эта дилемма решается легко и непринуждённо.

Если становится страшно, убавим немного первого, добавим второго, и живём как живётся. А когда страх проходит, убавляем второе, добавляем первое и вновь начинаем жить, словно ничего не случилось.

С сильными мира сего этот фокус, увы, не проходит. К счастью или несчастью, нужный им индекс комфорта, как и условия безопасности, во много раз выше, чем у простых обывателей.

Дарий Галья́ простым обывателем не был. Поэтому, как бы он ни хотел остаться в рамках привычного, ответственность перед державой и обществом вынуждала его забывать о комфорте и выбирать безопасность. И он хорошо понимал, что из тысяч других только это убежище под главной государственной резиденцией могло гарантировать стопроцентную конфиденциальность…

Гость, которого регент принимал здесь три дня назад, настаивал именно на полной конфиденциальности – чтобы никто, никогда и ни единым словом…

Разговор состоялся. Беседа шла один на один, и если бы о её сути узнал кто-то третий, наверное, это стало бы катастрофой. Причём, не только для регента, но и для всей Империи. Гражданская война не оставила бы от неё и камня на камне…

Сегодня такая секретность уже не требовалась, но разговаривать тет-а-тет в бункере было гораздо удобнее, чем во дворце…

– Какие новости из провинций? – небрежно поинтересовался герцог у нервно оглядывающегося Гильермо.

Раньше помощник в убежище не бывал, и наблюдать за его реакцией оказалось весьма любопытно. Тем более что о способе проникновения в это место он мог только догадываться. Перед «прыжком» хозяин приказал ему завязать глаза, а когда они очутились в бункере – приказал развязать. Прибор, похожий на бластер с расширяющимся воронкой стволом, герцог никому не показывал. Что это и как действует, знали лишь императоры. Ну, или те, кто их замещал. Временно, до совершеннолетия…

– Пока ничего особенного, экселенц. Правящие дома ещё не определились, остальные ждут их реакции.

– Это понятно, – отмахнулся герцог. – Я спрашиваю о другом. О главном. Можешь, кстати, не шифроваться. Говори всё как есть, тут нас никто не услышит.

– Да, экселенц. Я понимаю, – помощник негромко прокашлялся и принялся говорить.

Он говорил долго, минут, наверное, сорок.

Дарий его внимательно слушал, делал мысленные пометки, вникал в детали, уточнял подробности и снова и снова задавался вопросом: всё ли он сделал правильно, нет ли в его плане ошибки? Герцог прекрасно знал, что идеальные планы встречаются лишь на бумаге и в головах у планирующих. Реальность же непредсказуема. Жизнь, как обычно, вносит свои коррективы, исполнители оказываются недостаточно компетентными, противник сильней и хитрее, а про изначальные вводные вдруг выясняется, что они опираются не на факты, а на досужие домыслы и веру в непогрешимость начальства.

Домыслов регент старался по максимуму избегать, а любую идею, прежде чем пустить в дело, рассматривал с разных сторон и испытывал на подчинённых. До настоящего времени подобная практика осечек почти не давала. Единственная случилась около полугода назад, и выводы из неё Дарий сделал серьёзные. То, что верить нельзя никому, он знал и раньше. Что женщинам нельзя верить в особенности – тем более. Но после случая с экселенсой Анциллой он понял, что женщинам надо не только не верить, их надо контролировать каждый миг и каждый же миг ждать от них неприятностей.

И пусть та осечка на общий успех операции не повлияла – кризиса и гражданской войны удалось избежать – сегодня тот прошлый успех грозил окончиться крахом, и действовать приходилось по принципу: не можешь предотвратить – возглавь, и если без кризиса не обойтись, его надо организовать самому…

– Выходит, что герцогиня всё-таки выступила с заявлением?

– Выходит, что да, экселенц.

– И её не смутило, что Талвий сейчас со мной?

– Нет, экселенц. Не смутило, – развёл руками Гильермо.

– Ну что же. Я думаю, нам это только на руку. Быть неплохим политиком, но… ммм… безалаберной матерью сегодня немодно.

– Согласен, экселенц. Опросы показывают: общественность её не поддерживает.

– Пока не поддерживает, Гильермо. Только пока, – усмехнулся регент. – Но это, по большому счёту, неважно. Сейчас нам важнее позиция кланов. Наша задача – перетянуть к себе сомневающихся и дискредитировать непримиримых. Сегодня мир стал слишком хрупким. И чтобы его сохранить, нам всем надо чем-то пожертвовать…

Говоря это, герцог ничуть не лукавил. Он действительно полагал, что жертвы необходимы. Свою он принёс тогда, когда согласился считать Талвия сыном. Только рассказывать об этом, даже самым ближайшим помощникам, не собирался. А то, что Анцилла тоже не торопилась обнародовать факт, что родила не от мужа, лишь укрепляло в мысли, что всё идёт так, как надо, как и было спланировано.

Конечно, если бы герцогиня сразу призналась, что беременна не от него, Дарий отнёсся бы к этому по-другому. Да, неприятно, но что поделаешь. Брак по расчёту не предполагает взаимной верности, а уж по добрачным связям тем более. Гораздо важнее не выносить сор из избы и использовать то, что случилось, к взаимной выгоде. Здоровый прагматизм обеих сторон мог стать залогом крепкого мира не только в семье, но и в Империи. Максимум, что сделал бы в этом случае герцог – это выяснил, кто настоящий отец, и принял бы меры, чтобы этого человека не стало. В политике, а не в жизни. Только в политике.

Увы, экселенса Анцилла поступила иначе. Её мотивы были понятны («держи друзей близко, а врагов ещё ближе»), а планы прозрачны: сперва уступить, затем усыпить бдительность нарочитой покорностью, дождаться, когда противник расслабится, а после ударить. Да так, чтобы отвечать было бы уже некому.

В том, что отец её сына жив, Дарий нисколько не сомневался. Как не сомневался и в том, что в нужный момент этот человек появится обязательно, выскочит, как какой-нибудь чёртик из табакерки. И вот тогда давно ожидаемый кризис ударит именно по Галья́, лишив их и власти, и репутации, и союзников. Допустить такое развитие ситуации герцог не мог. Готовиться он начал месяц назад, когда окончательно убедился в том, что Анцилла его обманывает. Мягкий «домашний арест» заставил её спешить, а «внезапный» перелёт на Лакойю как нельзя лучше высветил её связи и замыслы.

Регент только слегка подыграл супруге (через Гильермо и его людей), допустив утечку о маршруте и времени перелёта. И уже во второй промежуточной точке, когда звездолёт вышел из гипера, чтобы произвести коррекцию, герцогиня покинула борт на челноке «досмотровой группы». Система Нагоны, где это произошло, не относилась ни к одному из правящих имперских домов, поэтому даже формально претензии предъявлять было некому. Сиятельная экселенса имела полное право воспользоваться пристыковавшимся к кораблю челноком, и она им воспользовалась.

Куда она отправилась после, герцог не знал, но предполагал, что, скорее всего, в сектор своего бывшего дома. На официальный запрос о её местонахождении правящий дом Ван Тиль не ответил. Но Дарию это сейчас и не требовалось. Большая игра началась, свои первые ходы противники сделали, преимущество той или другой стороны ни для кого пока не очевидно. А что касается инициативы… инициативу герцог отдал сознательно. Имея в руках все рычаги власти, суетиться бессмысленно. Соперники сами всё сделают, чтобы подставиться…

– Озвучь-ка ещё раз, что она там потребовала?

– Экселенса Анцилла потребовала срочного созыва Совета пятнадцати, чтобы решить, кто будет новым регентом.

– Основания?

– Узурпация власти и грубое нарушение «Регентского соглашения».

– Это всё?

– Ещё она заявила, что вы не даёте ей видеться с сыном.

– А кто ж ей мешает-то? – засмеялся герцог. – Хочет увидеть сына, пусть возвращается на Боха́в.

– Почти все эксперты говорят то же самое, экселенц. Выставление себя в роли обманутой женщины – это ошибка. Избранный император принадлежит не только семье. Император принадлежит всей Империи.

– Да. Это закон, и герцогиня об этом забыла, – кивнул Дарий. – Поддерживайте и педалируйте эту тему на всех ресурсах. Но без угроз. С Анциллой мы не враги, у нас просто маленькие семейные разногласия.

– Будет исполнено, экселенц, – склонился в поклоне Гильермо…

* * *

Сказать, что операция по захвату «Тарс-примы» и прочих орбитальных сооружений прошла без сучка и задоринки, значило бы погрешить против истины. Ляпов хватало. Причём, с обеих сторон.

Хотя с первой фазой всё вышло просто отлично.

С координатами наши не напортачили. Спас-капсула с моей тушкой выскользнула из гиперпространства именно там, где и предполагалось. На подлёте её, слава богу, не сбили, досматривать не досматривали, лишь просканировали и, не обнаружив ничего подозрительного, приняли в шлюзе на станции.

Дальнейшее было уже делом техники. Чтобы добраться до центрального поста, мне понадобилось сорок восемь минут. Схему «Тарс-примы» я изучил досконально, поэтому в лабиринтах отсеков и коридоров ни разу не потерялся. Не скажу, что мой путь по станции был усыпан цветами, но трупов, как это ни странно, осталось после меня не так уж и много.

Большинство, оказавшись в потёмках и потеряв ориентацию в пространстве, просто впадали в ступор и идти к цели мне не мешали. Проблемы создавали лишь те, кому это и положено – охранники из антиабордажной команды. Кто-то пытался перекрыть проходы через отсеки, кто-то умудрялся «добыть огонь» и зажечь «факел-свечу-лучину», а кто-то попросту путался под ногами. Последних я, в основном, оглушал и отбрасывал в сторону. Первых-вторых – валил без раздумий, а если видел в руках оружие – валил превентивно. Наверное, именно это сыграло потом в мою пользу.

Чего мы, планируя операцию, не учли, так это того, что после незапланированного блэкаута компьютеры станции, в отличие от «обычного» корабля, перезагружались достаточно долго – почти три минуты, а ещё две понадобились, чтобы здешний искин признал меня новым командующим и выдал неограниченный допуск на управление.

Всё это время я, как дурак, стоял в центре рубки и оглядывался то на пленных, то на прожжённую переборку. Всё в точном соответствии с присказкой, той самой, в которой «стою на асфальте я, в лыжи обутый». Ведь стоило только кому-то из местных смекнуть, что враг на командном пункте и дорога туда открыта, как мне пришлось бы опять вырубать электричество, а потом заново ждать перезагрузки компьютеров, и так без конца, пока и на верфях, и в доках, и на планете не сообразят, что это жжж неспроста, что это вовсе не хакеры и не перебои со связью, а настоящая всамделишная атака. Сообразят и примут соответствующие меры: закроют верфи и доки, блокируют станцию, усилят наблюдение за пространством и отправят донесение в метрополию. И вот тогда на всей нашей операции можно будет поставить большой жирный крест. Ибо, как утверждал давеча капитан Лайерс, одним кораблём планету не взять.

К счастью, бардак – явление интернациональное, и о моём проколе никто из федератов не догадался. А может быть, это потому что по-настоящему бо́рзых поблизости не оказалось, я всех их уже прикончил, когда до ЦП добирался, и разбираться со мной было некому.

Так или иначе, этот раунд остался за нами, и когда я взял управление станцией на себя, все наши ошибки и недочёты стали влиять на процесс гораздо слабее, чем ошибки противника.

Наш УБК, например, вышел из гипера «немного не там, где нужно», и поначалу попёрся отнюдь не к «Тарс-приме», а к её недостроенной систершип с другой стороны планеты. Правда, переделанные в истребители челноки Карстен выпустил правильно, в направлении ретрансляторов, и последние удалось отключить прежде, чем на них подали сигнал о нападении неизвестных.

Верфи и доки захватывали десантными ботами, и их, как потом выяснилось при разборе, могли запросто сбить дежурные перехватчики, пара которых болталась на ближней орбите и о которых, когда планировали операцию, мы просто забыли. Однако – и тут нам опять повезло, «туман войны», ничего не попишешь – пилоты перехватчиков приказа на атаку не получили, поэтому действовали по инструкции: отправили на боты запрос, выяснили, что это свои, с «Алпаки», и принялись ждать указивок начальства.

«Начальство» (в моём лице) вовремя спохватилось и отдало команду срочно возвращаться на станцию. Приказ пилоты исполнили: вернулись на «Приму» и были сразу задержаны подоспевшими имперскими пехотинцами. Физически брать станцию под контроль мы решили по наглому. Наш УБК просто пристыковался к главному шлюзу, и две роты штурмовиков быстро растеклись по отсекам.

Пленных набралось больше тысячи человек. Их согнали в три полупустых склада с каким-то сугубо гражданским имуществом – то ли изъятыми у контрабандистов товарами, то ли продуктами коррупционной деятельности местных «прапорщиков», то ли вообще неизвестно чьим барахлом, попавшим сюда абсолютно случайно – и заперли там, как говорится, «до выяснения»…

По времени вся операция заняла около трёх часов.

Следующим этапом стала высадка непосредственно на планету.

В рейд капитан Лайерс отрядил всего полтора взвода десанта на шести трофейных десботах. Больше у нас людей просто не было, все остальные были задействованы на верфях, доках и самой станции. Авантюра? Да, безусловно. Как, впрочем, и всё, что случилось до этого.

В сопровождение десантуры я выделил трофейные истребители. В лётных ангарах «Примы» их обнаружилось аж тридцать шесть штук – три полноценные эскадрильи, поэтому каждому из пятнадцати освобождённых на «Алпаке» пилотов досталась своя машина, и, мало того, они даже получили возможность выбрать, на каких конкретно лететь, а какие оставить старшему группы, чтобы тот использовал их для массовки в качестве беспилотников.

Вся эта «непобедимая армада» с десботами в центре ордера на всех парах рванула к расположенной на поверхности базе. Веселей всего было то, что, судя по данным радиоперехватов, внизу даже не подозревали о том, что произошло на орбите.

Диспетчерскую и пункт связи на космодроме десантники захватили без единого выстрела. Два комплекса гравирадаров обошлись нам всего в два «трёхсотых», да и те чисто по безалаберности – попались на плазменную мину-ловушку, случайно, как потом выяснилось, не дезактивированную после недавних учений.

А когда звено беспилотников прошло на сверхзвуке над штабом военной базы, на моём пульте в рубке «Тарс-примы» зажглась лампочка вызова. На главном экране появилась физиономия командующего базой бригадного генерала Слессора. Меня он не видел. Видео работало на приём, обратную картинку я пока заблокировал.

– Что у вас происходит, Хиггинс?! – начал с места в карьер генерал. – Что это за балаган?! Вы там все пьяные что ли? Под трибунал хотите попасть?! Так я вам его обеспе…

Договорить командующий не успел.

– Здесь барон Румий. Имперская армия, – оборвал я его, состроив зверскую рожу и включив режим видеоконференции. – Здравствуйте, генерал. Хочу сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться. Хубар, продемонстрируйте генералу Слессору наши аргументы.

– Да, экселенц!

Лейтенант склонился к панели и повернул рукоять. Пол в рубке еле заметно вздрогнул.

А через секунду вздрогнул и человек на экране. В его глазах промелькнуло что-то похожее на испуг.

Я вывел в угол экрана картинку с поверхности. Раньше всего в полутине от базы располагался недостроенный стадион. Сейчас там клубилось огромное облако пыли. Выстрел главным калибром – это не шутки. Если не выставить энергетический щит, гравиударом с орбиты можно снести небольшую гору.

Выставить полноценный щит противник не мог. Модуль накачки щита наши бойцы взяли под контроль вместе с радарными комплексами.

– Объекты «Тарс-прима», «Тарс-ви» и «Тарс-икс» захвачены сводной армейской группой 5-го и 14-го легионов имперских сил, – заявил я, глядя в упор на утирающего лоб генерала. – Моё предложение – безоговорочная капитуляция всех дислоцированных на Тарсе воинских подразделений Федерации Ста Планет, регулярных и частных. У вас есть ровно минута. В случае отказа я нанесу удар по базе и штабу. Время пошло́, генерал.

Я сложил на груди руки и, приняв надменный вид, откинулся в кресле.

Главный экран погас, но связь с базой не прерывалась. Видимо, господин генерал запрашивал данные у подчинённых и пытался связаться с командованием в метрополии.

Изображение на мониторе вновь появилось за восемь секунд до истечения срока ультиматума.

– Ну, что вы решили? – бесстрастно поинтересовался я у обливающегося потом командующего.

Тот промакнул платком мокрую лысину и удручённо вздохнул:

– Мы согласны, барон. Надеюсь, вы будете снисходительны к пленным…

Глава 5

Принимать капитуляцию отправился Гас. Он, кстати, сам вызвался, сказав, что если не удалось в этот раз как следует пострелять, так, может, хоть с генералами пообщаться получится, глянуть, чем ихние от нашенских отличаются.

Что ж, желание интересное, достойное. Главное, чтобы без лишней агрессии, а то, блин, как застращает там всех, а мне разбираться. Мы же ведь не пираты какие, мы – армия. Пусть пока партизанская, но тем не менее. Оружие есть, командир есть, желание воевать есть, чего ещё надо для счастья? Номер соединения? Официальное разрешение? Звание? Да пёс с ними. Сражаться с врагом можно и без таких вот формальностей. Тем более что мой армейский контракт наверняка уже аннулирован.

Рядовой Вит Ал убит на Шайо в перестрелке со стражами правопорядка, дело закрыто и передано в архив. О том, что он стал потом штрафником Диржиком, знали считанные единицы. Но после того как при десантировании на Флору тот пропал без вести, а связь через Торговую Лигу оказалась потеряна, навряд ли кто-то вообще вспомнит сегодня о таком штрафнике. Был, да весь вышел. Не думаю, кстати, что капитан Дидрич и лейтенант Ханес даже в то время собирались меня как-то легализовывать.

Скорее всего, вся эта свистопляска со штрафным кораблём и секретным заданием была устроена лишь с одной целью – угодить сиятельной герцогине. Видимо, экселенса Анцилла выразила мельком желание, чтобы её спасителя как-нибудь наградили или хотя бы не слишком наказывали, вот господа офицеры и подсуетились. Спасли, так сказать, от гнева высокородных особ – всяких там графов, герцогов, императоров… Сбагрили опасного свидетеля с глаз долой, откуда не возвращаются, и руки умыли. Типа, хотели как лучше, но что получилось, то получилось.

Но я на них не в обиде. Ведь то, что я приобрёл на Флоре, в цивилизованных странах ни за какие деньги не купишь. И титул, каким сейчас похваляюсь – тоже из этих приобретений, завоёванный потом и кровью, а не по факту рождения или удачной женитьбы. И хрен его здесь у меня кто отнимет. Сам теперь у кого хошь отберу…

В сопровождение Гасу я отрядил три взвода штурм-пехотинцев. Активные боевые действия кончились, с пленными на «Тарс-приме» всё утряслось, две роты бойцов стало возможным задействовать на других направлениях.

По совету капитана Лайерса, на станции я оставил всего шестьдесят человек – два взвода охраны и «призовую» команду инженеров и техников, а управление боевыми и энергосистемами перевёл на «Алпаку». Ещё два взвода направились на челноках к верфи «Тарс-ви» и доку «Тарс-икс» на замену десантникам. Последних я решил взять с собой на планету, но не вдогонку напарнику, а по совершенно другому делу.

Вниз спускались тремя УДБ (универсальными десантными ботами). Давненько, однако, на них не летал, даже немного запамятовал, каково это – нестись к поверхности с перегрузками до сорока единиц, а потом тормозить на сотке. Хорошо, гравикомпенсаторы снижали ускоряющие воздействия на порядок, но всё равно – ощущения не из приятных, один раз войдёшь в атмосферу по баллистической градусах на пятнадцати, всю жизнь потом зайчики в зенках будут мерещиться.

На поверхность мы рухнули возле ближайшего к базе лагеря пленных имперцев.

Дальше всё шло по уже отработанной на захвате «Алпаки» схеме: нейтрализация охраны (без всякой стрельбы, по приказу о капитуляции), фильтрация офицеров, фильтрация остальных, включая гражданских. Первичные данные мне скинул по сети Гас, прямо из штаба военной базы, поэтому с первым-вторым этапами проблем не возникло. А после действовали на накатанной.

В освобождении пленных из других лагерей я участия не принимал. Отбыл на присланном шаттле на официально переданную нам (всё чин-чинарём: акты, печати, подписи-завитушки) военную базу.

Гаса нашёл в кабинете командующего. Да не одного, а в компании бывшего хозяина этого кабинета. Несчастный генерал Слессор и лыка не вязал. «Третий» напоил его в хлам найденным в баре вином.

– Ну, и зачем? – кивнул я на полубесчувственную тушку бригадного генерала в начальственном кресле.

– Да так, хотел посмотреть, насколько его хватит, – пожал плечами новоявленный особист. – Наши-то, помнится, раз эдак в пять могли больше выкушать и что-то даже соображали, а этот… Слабак! – махнул он рукой жестом «капитана Титаренко».

– Слабак, говоришь? – я отодвинул стул и уселся напротив. – А наши генералы, получается, не слабаки?

– Угу. Наши не слабаки.

– Не слабаки – это хорошо. А теперь рассказывай.

– Что? – поднял бровь Гас.

– Всё. И почему капитаном назвался, и где и когда с генералами квасил? Мне ж интересно. Всё-таки вместе на Флору высаживались. И улетали потом. Да и вообще, не нравится, знаешь, когда меня за болванчика держат.

Приятель негромко хмыкнул, сграбастал стоящую на столе бутылку, разлил по бокалам…

– Будешь?

Я покачал головой:

– После. Когда расскажешь.

«Третий» вздохнул, поднял один из бокалов, посмотрел на просвет и начал рассказывать…

Когда рассказ завершился, я, как обещал, опрокинул в себя свою долю, крякнул и указал на окно:

– Ну что, трофеи подсчитывать будем?

– Будем, куда деваться? – усмехнулся напарник…

Затрофеились мы в этой операции знатно. Даже не думал, что при почти нулевых потерях получим зараз столько хабара.

Во-первых, две боевые станции на геостационарах: «Тарс-прима» и «Тарс-секунда». Вторая, правда, ещё недостроенная, но если напрячься, за месяц её вполне можно довести до ума и поставить на боевое дежурство, пусть и не в стопроцентной готовности.

Во-вторых, на верфях обнаружились два УБК: один достроенный и вооружённый, но без экипажа, другой – пока только корпус с реактором. Плюс там же «нашлись» шесть МУКов (малых ударных кораблей), два – полностью готовые к эксплуатации.

Сюрпризом оказался ещё один боевой звездолёт – бывший имперский УДК (универсальный десантный) «Скарамуш». Он находился в доке рядом с «Секундой» и, как вскорости выяснилось, был захвачен противником две недели назад, в системе Расстанты, в похожей ситуации. Его там поставили в краткосрочный ремонт, но буквально за пару суток до возвращения в строй в систему вошёл флот стопланетников, и «Скрамушу» выпало стать их трофеем. Правда, ненадолго, ровно до того момента, когда мы забрали его себе.

Третьим пакетом новоприобретённого имущества стали рудничные астероиды и три десятка полуавтоматических комплексов добычи и переработки сырья.

Четвёртую часть «награбленного» составляла сама планета и всё, что на ней находилось. Местные власти, кстати, не возражали. Их представители появились на моём новом КП в штабе экспроприированной у федератов военной базы уже на следующие сутки после капитуляции. К этому времени мы успели освободить и провести через фильтр около тридцати процентов всех пленных. Их места в лагерях занимали сдавшиеся стопланетники, а прошедшие проверку имперцы начинали осваивать казармы и полигоны противника.

Тарсианцы прибыли к нам на восьми мо́билях. В делегации насчитывалось больше двадцати человек. Ко мне, впрочем, допустили только троих, самых важных.

– Первый спикер Всетарсианского Народного Маалуфа сибатуй Думиза́ни, – представился глава делегации. – А это мои заместители, консулы сибатуй И́му и сибатуй Зэ́мба.

– Барон Румий, командир сводной армейской группы Империи Боха́в, – кивнул я гостям и указал на выставленные через стол стулья.

Гас, примостившийся в кресле у дальней стены, с интересом наблюдал за оглядывающимися по сторонам тарсианцами.

– Господин барон, – поклонился спикер, прежде чем сесть. – Господин… эээ… – покосился он на молчащего Гаса.

– Капитан, – подсказал я ему.

– Капитан, – повторил он за мной с явным облегчением в голосе.

Гости расселись, я чуть подался вперёд и вопросительно глянул на старшего:

– Чем обязан столь раннему визиту уважаемых сибатуев?

Господин Думиза́ни прокашлялся и принялся говорить.

Смысл его речи сводился к следующему. Народ Тарса, вдохновлённый успехами имперской армии, в едином порыве, с революционным настроем, сбросил, наконец, с вершин власти ненавистную клику прихлебателей «проклятых оккупантов из ФСП» и передал бразды правления новым руководителям, истинным патриотам Родины спикеру Думиза́ни и его заместителям-консулам И́му и Зэ́мба. И вот теперь, хорошо понимая ответственность и возлагая на свои плечи всю тяжесть борьбы за народное счастье, они явились ко мне, чтобы, как говорится, выразить, донести, показать, сообщить, заявить, передать, объяснить, перечислить и ещё много всяких так далее и тому подобного бла-бла-бла…

Все трое во время этого длинного спича, с одной стороны, важно пыжились, с другой, напускали на себя «вид лихой и придурковатый». Я, глядя на них, еле сдерживался, чтобы не заржать в голос. Ребята, как и положено, хотели и рыбку съесть, и невинность соблюсти. То есть, чтобы мы теперь защищали планету от гнева проигравших сражение и потерявших собственность федератов и одновременно признали недействительными все прежние обязательства местных по кредитам и инвестициям.

Увы, пришлось их немного охолонить, а аппетиты умерить.

– Капитан, будьте любезны, пригласите сюда юриста.

– Да, экселенц.

Гас поднялся с кресла и вышел из кабинета, но уже через минуту вернулся вместе с офицером в форме 1-го лейтенанта военно-юридической службы Империи.

Среди освобождённых пленных кого только не было. Пехотинцы, десантники, техники, пилоты, врачи, инженеры, связисты, операторы боевых машин… Военные юристы и финансисты там тоже присутствовали, и довольно подкованные. В вопросах международного права и экономики, по крайней мере, они разбирались намного лучше меня.

Лейтенанту Гирчику понадобилось всего пять минут, чтобы разъяснить господам сибатуям, насколько они не правы в своих мечтаниях. Заметив, как они погрустнели, я отпустил лейтенанта и продолжил беседу.

– Итак, господа, как вы можете видеть, наши разногласия с армией и ЧВКашниками из Федерации Ста Планет к вашим обязательствам перед ними отношения не имеют. А согласно подписанному большинством стран уложению об инвестициях и торговле, война не является объективной причиной, чтобы не платить по долгам.

– Так что же нам делать? – растерянно проговорил Думиза́ни. – Ведь все их активы теперь у вас. Как нам с ними расплачиваться?

– Ну… как сказала одна проглоченная цаплей лягушка, из всякого безвыходного положения имеются как минимум два выхода. Первый – покориться судьбе и ждать, когда тебя переварят и выведут из организма в качестве всем понятной субстанции. Второй – сделать так, чтобы тобой подавились и выплюнули. Который вы выберете, – развёл я руками, – зависит только от вас.

Гости переглянулись.

– А вы здесь надолго? – осторожно поинтересовался один из консулов, то ли Иму, то ли Зэмба, точно не помню, они были похожи друг на друга, как два китайца.

– Понятия не имею, – пожал я плечами. – Поступит приказ оставить систему, уйдём. Поступит остаться, останемся. Но только учтите. Если нам прикажут уйти, на вашей орбите не будет ни верфей, ни станций, ни доков. И, думаю, всего этого тоже, – обвёл я широким жестом стены своего нынешнего кабинета. – Всё это будет или уничтожено, или эвакуировано. Война, ничего не попишешь.

Господин спикер тоскливо вздохнул.

– Но есть и другой вариант, господа. И вы о нём знаете.

Тарсианцы вскинули головы и уставились на меня.

– Старый, как мир, и простой, как лом.

Я усмехнулся и окинул оценивающим взглядом представителей местной власти.

«Давайте-давайте. Думайте, парни, соображайте…»

– Вы намекаете… на имперское подданство, экселенц? – догадался, наконец, спикер.

– Да, господин Думиза́ни. Именно что намекаю. Поскольку это должно быть ваше решение и ваше прошение, только ваше, без принуждения, от имени всей планеты. И тогда Империя, возможно, рассмотрит его и примет на себя ваши прежние обязательства перед другими державами или Торговой Лигой.

Сибатуи снова переглянулись.

– А можно сделать как-нибудь так, чтобы Империя рассмотрела наше прошение без проволочек? – забросил пробный шар Думиза́ни.

Я покачал головой:

– Это вряд ли. Сначала вы должны провести у себя какой-нибудь референдум или, к примеру, съезд, или как там это у вас называется… маалуф что ли? Впрочем, неважно. Главное, чтобы всем вокруг стало ясно, что это волеизъявление всего народа, а не какой-то группы в элите. Лишь после этого подаётся официальное прошение императору. Дальше к вам направляется особая комиссия из представителей правящих домов Империи. Они по итогам дают заключение, готовы ли вы стать новыми поданными и на каком уровне технологического и общественного развития находится ваша планета…

Я блефовал настолько самозабвенно, что в какой-то момент и сам поверил тому, о чём говорил. Честно сказать, о действительной процедуре приёма в Империю мне было известно лишь то, что жители новой провинции становились полноправными имперскими подданными не раньше, чем через пятнадцать стандартных лет. По существу же, новые планеты обычно включались в Империю по результатам военных конфликтов с соседями, и мнения жителей в этом случае мало кто спрашивал…

– И что, совсем-совсем ничего нельзя сделать? – с тоской в голосе протянул консул, который сидел слева.

Я сделал вид, что задумался. Потом почесал в затылке.

– Вообще, мне ваша планета нравится. Не хотелось бы, чтобы её опять подмяли пиндосы…

– Кто-кто, экселенц? – не понял второй консул, который справа.