Владимир Свержин
Легенда о Калевале
Пролог
Под северным небом раскинулась чудесная страна Калевала. Люди, которые там живут, считают ее самой красивой страной на свете. И не поспоришь! Прекрасны ее синие озера, цветущие поляны, звонкие сосновые боры, веселые березняки и темные, таинственные ельники. Тут сладкая черничка, там алая земляничка, а грибов сколько! С небесных голубых полей невидимкой поглядывают вниз Укко, бог грома, и добрая богиня Ильматар. В дремучих чащах таится золотая изба Тапио, лесного хозяина. У каждого ручья, у каждой скалы здесь есть свой дух-хранитель.
В Калевале живут веселые и отважные люди. Старый Вяйнемейнен, великий чародей и песнопевец; искусный кузнец Ильмаринен; забияка Лемминкяйнен и многие другие. Ничего на свете они не боятся, живут в родном краю, пашут землю, куют, ловят рыбу и поют песни. Лишь порой с тревогой обращают свои взоры на север.
Поглядим и мы туда же. Там, за безлюдными лесными дебрями и голыми ледяными скалами, раскинулась мрачная туманная страна Похъела. Обиталище всяческой нечисти, злых духов и чудовищных зверей. Все люди там опасные колдуны, а самая страшная из них – ведьма Лоухи.
Что же выходит, темная Похъела – обитель зла? Так – да не так! Ведь и жители сумрачной Похъелы с опаской поглядывают на юг, не ожидая от соседей ничего хорошего. Ведь ни кто иной, как калевальцы похитили у них волшебную мельницу-сампо, дарующую изобилие! Однако в тоже время именно ведьма Лоухи спасла и обогрела Вяйнемейнена, когда тот заблудился среди холодных скал. И не кого-нибудь, а Деву Похъелы считают все герои-калевальцы самой завидной невестой в мире. Жители Калевалы и Похъелы сражаются, соревнуются в песнопениях, ездят друг к другу в гости на пиры и берут друг у друга жен. И если приглядеться, на самом деле они все родственники!
О зеленой Калевале и туманной Похъеле, об их вражде и дружбе, войне и родстве и расскажет эта повесть.
Руна 1. Кто же лучший песнопевец?
В давние-давние времена, в стране, которую называли Калевала, жил старик Вяйнянейнен. Все старики утверждали, что когда они были младенцами, Вяйно уже был старым, и деды их рассказывали то же самое. Но сколько бы лет ни было ему, как бы ни была длинна его седая борода, Вяйно всегда ходил с прямой спиной, был ловок и на охоте, и на рыбной ловле. Он растил ячмень, сажал деревья и предсказывал будущее. Не было в землях Калевалы никого мудрее Вяйнемейнена. Он понимал язык зверей и птиц и умел разговаривать с богами. А когда он садился играть на кантеле, то ноги сами пускались в пляс. Или слезы капали – уж как того желал сам Вяйнемейнен, перебирая струны. Вековечным песнопевцем прозвали его люди.
А еще, бывало, пел он о временах, о которых не помнили и самые глубокие старцы. Как воздушная дева Ильматар спустилась с облаков, и на ее колене прародительница Утка свила гнездо и снесла семь яиц – шесть золотых и одно железное. А из тех яиц родились земля, небо и все светила.
– Вышла мать-земля сыра
Из яйца – из верхней части
Встал высокий свод небесный
Их желтка – из верхней части
Солнце светлое явилось
Из белка из верхей части
Ясный месяц появился
Из яйца – из пестрой части
Звезды сделались на небе
Из яйца из темной части…[1]
Всякий, кто слышал песни Вяйнемейнена, разносил по ближним и дальним землям вести о волшебном искусстве песнопевца, познавшего тайные корни мира. Наконец слава его добралась и до сумрачной страны Похъелы, и там достигла слуха молодого охотника и песнопевца Йоукахайнена.
Этот Йоукахайнен тоже весьма искусно играл на кантеле, а еще он умел слагать руны – грозные песни-заклинания.
– Почему этот старик так знаменит? Неужели он чем-то превзошел меня – лучшего певца и чародея севера? – возмутился юноша.
И тут же начал собираться в долгий путь, чтобы доказать – нет под луной и солнцем второго такого певца и сказителя, как он!
– Не завидуй, сынок, – принялась отговаривать его мать. – Опасно вызывать на поединок старого Вяйно. Люди говорят, он старше, чем дуб и ячмень, старше плуга и кузнечного горна. Он родился в те времена, когда в мире жили только боги, и во всем им равен. Ходят слухи, его матерью была сама небесная дева Ильматар!
– Ну если он такой древний старик, я тем более смогу легко победить его, – высокомерно заявил Йоукахайнен.
Все соседи и родичи уговаривали парня не ездить в Калевалу, но он никого не послушал – запряг коней в золоченые сани и пустился в путь. Три дня ехал он через леса и болота, сквозь метель и мороз, так что порой дыхание его застывало сосульками на его бровях и усах. И наконец на узкой дорожке похъелец встретил сани Вяйнемейнена.
Тот приветствовал юного песнопевца и хотел проехать мимо. Но Йоукахайнен заступил ему дорогу. Заржали кони, столкнулись сани, поломались оглобли. Нахмурился Вяйнемейнен и спросил:
– Что ж ты ездишь, как невежа? Всякому известно о почтении к сединам! Отчего не придержал ты коня? Или так замерз, что не смог натянуть вожжи?
– Для чего выехал ты со двора, старый пень? – дерзко ответил Йоукахайнен. – Для чего не греешь у очага свое дряхлое тело? Ответь же! Или боишься, что твой скрипучий голос распугает всех зайцев в здешних лесах?
Старый Вяйнемейнен рассмеялся в ответ. Вышел из саней, погладил длинную бороду и спросил:
– Вижу, издалека ты, незнакомец. Неужели столько дней ты ехал сквозь пургу, что в речах твоих столько же смысла, сколько в ее вое? Зачем пачкаешь рот глупыми речами? Вижу, узнал ты меня, раз желаешь услышать мой голос. Говори, зачем я тебе понадобился?
– Я хочу доказать всем, что не ты, а я – первейший из сказителей подлунного мира! – объявил Йоукахайнен. – Признай это и склонись передо мной!
Вяйнемейнен улыбнулся и пожал плечами.
– Как можно признать незнаемое? Покажи себя, мальчик! Возьми свое кантеле, сыграй и спой!
– Тут нас никто не услышит, – возразил похъелец.
– Лес слушает нас, – ответил старик. – Каждый зверь, каждая птица, каждое дерево в урочный час скажет о правде.
– Ну сейчас ты узнаешь, что значит истинное пение, старый дурень!
– Что ж, – скромно отвечал Вяйнемейнен. – Живу я в лесу, слушаю лишь кукушку. Порази же старика умением, поделись мудростью!
Глянул на него свысока Йоукахайнен, достал из березового короба свое кантеле и запел о том, что видел и знал. О доме и крыше, о горах и лесах, озерах и водопадах, зверях и птицах.
– Я вот знаю про синицу
Что она – породы птичьей
Из породы змей – гадюка
Ерш в воде – породы рыбьей…
Хорошо пел Йоукахайен, звонко гудели струны его кантеле. Но Вяйнемейнен, слушая его, лишь посмеивался.
– Что за детские песенки? – произнес он, когда похъелец прервался, чтобы передохнуть. – И как ты только решился бросить мне вызов? Это и есть твои великие знания о мире?
Йоукахайнен бросил на его гневный взгляд и вновь запел:
– Из горы вода явилась
А огонь упал к нам с неба
Сосны – первое жилище
Камни – первая посуда!
Старый Вяйнемейнен лишь зевнул.
– Уже высказал всю глупость, или что-то приберег напоследок?
Похъелец, вконец обозлившись, запел:
– Помню древность я седую
Как вспахал тогда я море!
Распростер я вширь озера
Горы выдвинул я сверху!
Тут уж настало время гневаться Вяйнемейнену.
– Умолкни, негодный лжец! – воскликнул он. – Не было там тебя, когда создавались моря и поднимались к небесам горы!
Оборвалось пение, нестройно простонали струны.
– Как смеешь ты называть меня лжецом? – воскликнул похъелец, перекосившись от злости. – А ну, берись за оружие! Давай-ка померимся, чей меч острее! Ответишь мне кровью за хулу!
– Не дошла еще пора до железа, – качнул головой старый Вяйнемейнен.
– Боишься честной схватки? – вскинулся Йоукахайнен. – Дрожат стариковские руки, трясутся поджилки? Если трусишь быть мужчиной, слово мое обратит тебя в грязную свинью!
Словно зимняя буря, стал мрачен Вяйнемейнен.
– Слово лечит лучше снадобья, ранит не хуже меча. Не бросайся словами, юнец. Ты уже пропел – теперь мой черед.
Он достал свое кантеле и запел. От этой песни солнце, заслушавшись, раздвинуло серую пелену туч, и снег растаял, обратив промерзшую землю в непролазное болото. Проснувшиеся озера заходили ходуном, вздыбились волнами, ощетинились обломками льдин. Как ни силился Йоукахайнен расслышать, понять и запомнить слова, ничего у него не выходило – лишь гул стоял в голове. Ибо то была волшебная песня-руна, которую могли понять лишь великие чародеи и боги.
И вдруг он почувствовал, как погружается в трясину – по колени, по пояс, по грудь. По самое горло уже подступила болотная жижа!
– Не губи меня! – взмолился похъелец, перепугавшись. – Оберни свое заклятие! Дам я тебе своих коней, сколько хочешь отсыплю серебра и золота!
Рассмеялся песнопевец.
– Зачем мне твои кони? Зачем золото? У меня своего добра довольно.
– Пощади, – рыдал Йоукахайнен, выплевывая тину. – Отдам я за тебя мою сестру, прекрасную Айно!
Рассмеялся тут Вяйнемейнен и перестал играть на кантеле.
– Женитьба – дело хорошее, – ответил он. – Стало быть, теперь мы станем родней. В гости к тебе наезжать буду, за столом твоим потчеваться…
Горько заплакал Йоукахайнен, но сказанное обратно не воротишь. Сел вековечный песнопевец на камень и запел руны, поворотившие и само время вспять. Снова вскипели волны, а молодой похъелец оказался на твердой земле. Тут же повалил снег, и озера покрылись льдом, и трава ушла под землю, и и листья спрятались до урочного часа.
– Отправляйся в Похъелу, дорогой родич, да принеси в свой дом радостную весть, – улыбаясь, напутствовал парня старый Вяйнемейнен.
Йоукахайнен, скрипя зубами, сел в сани и поехал домой по свежему пушистому снегу.
