Владимир Шигин
Гибель «Курска». Неизвестные страницы трагедии
Как знать, может быть, пройдет совсем немного времени и новое поколение наших моряков прочтет книгу о Саше Гудкове, блестящем офицере российского флота, героически погибшем на самом взлете своей жизни и службы.
* * *
Во время моего пребывания в Видяево один из офицеров штаба дивизии подводных лодок, подойдя, протянул мне несколько листов бумаги.
– Посмотрите! – сказал он. – Это написал Сережа Тылик!
Вечером в местной гостинице «Урица» я прочитал стихи. Написанные, быть может, не слишком профессионально, они были по-юношески искренни и честны. Одно из них особенно поразило меня. Вольно или невольно, но в нем автор буквально предугадал свою страшную судьбу…
Я уходил тогда надолго, а ты осталась на причале.
Но море синее и чайки навек с тобой нас повенчали.
Всем нам в жизни тяжело: ты на берегу, я – в море.
И осталось поделить меж девчонок горе.
Сколько их, любимых, не дождались до конца
И домой им присылали горького гонца.
Лист бумаги черно-белой со значками в поле
И отныне поселилось в нашем доме горе.
Я ведь был таким красивым, молодым и сильным.
А пришел домой в гробу. Пахнуло холодом могильным.
И осталась ты вдовой в свои-то двадцать лет.
Лишь мерцает тусклым светом траурный портрет…
Знакомясь с биографией Сергея, я вспомнил судьбу другого поэта-подводника, и от этого сравнения невольно стало не по себе. В ноябре 1941 года на подводной лодке Балтийского флота Л-2 погиб лейтенант Алексей Лебедев. Как и Сергей Тылик, Алексей Лебедев тоже был штурманом. Ценя его талант, начальники предлагали Лебедеву остаться на берегу, но он был настоящим подводником и ушел в боевой поход. Незадолго до своей гибели Алексей Лебедев написал свое, пожалуй, самое знаменитое стихотворение:
… И если пенные объятья нас не отпустят в смертный час
И ты в конверте за печатью получишь весточку от нас,
Не плачь! Мы жили жизнью смелой, умели храбро умирать.
Ты на штабной бумаге белой об этом сможешь прочитать.
Переживи внезапный холод. Полгода замуж не спеши.
А я останусь вечно молод, там, в тайниках твоей души.
И если сын родится вскоре: ему одна стезя и цель,
Ему одна дорога – море, моя могила и купель.
Как перекликаются эти строки с пророческими стихами Сергея Тылика, как схожи трагические судьбы двух поэтов-штурманов.
Сергей Тылик, как и старпом «Курска» Сергей Дудко, вырос в Видяево. Отец Николай Григорьевич – капитан 1-го ранга, старый подводник. В свое время служил вместе с заместителем командира «Курска» по воспитательной работе капитаном 2-го ранга Шубиным. После окончания училища подводного плавания Сергей снова в родном гарнизоне.
Из служебной характеристики старшего лейтенанта С.Н. Тылика: «Развито логическое мышление. Умеет и любит работать самостоятельно. Вежлив. Отзывчив. Настойчив в достижении поставленных целей. Способен отстаивать свою точку зрения. Любит ВМФ».
Да, он на самом деле любил флот и подводные лодки, среди которых прошло его детство, управлять которыми он учился в знаменитом Ленкоме и на борт одной из которых вступил после его окончания. Он о многом мечтал, ибо был романтиком, писал стихи о любви и море, о северных ветрах и женской верности, он о многом мечтал и очень многого так и не успел.
Рассказывает капитан 1-го ранга Сергей Ежов: «Сережу Тылика знал со дня его рождения. С его отцом мы много лет служили бок о бок и дружили. Сережа был большая умница. Всегда побеждал на всевозможных областных олимпиадах по физике и математике. Мог поступать в любой вуз, но выбрал флот. Очень порядочный, добрый и отзывчивый мальчик. В совершенстве владел компьютером. Сам составлял программы. Как истинный северянин любил ходить за грибами и рыбалку. Все время вижу перед собой его улыбающееся лицо и не могу представить его мертвым…»
* * *
С Женей Родионовой я познакомился в Видяево на поминальном вечере. Буквально через час мне надо было уезжать в Североморск. Договорились, что воспоминания о своем муже Мише она пришлет мне письмом. И вот, наконец, пришел толстый конверт сразу с несколькими письмами. Женя написала сама, написала Мишина сестра, написали его друзья. Они писали честно и безыскусно, писали так, как было, писали, как помнили. Наверное, никакой писатель не сможет так проникновенно рассказать о человеке, как те, кто его по-настоящему любил. А потому в рассказе о Михаиле Родионове я решил ничего не менять. Пусть о нем скажут прежде всего его близкие.
Сергей Фалеев написал письмо о друге и сослуживце в настоящем времени. Для него Миша просто ушел в море: «Михаил младше нас по выпуску на год. Вместе с ним мы служили четыре года. Службу любит и этого не скрывает. Аккуратен во всем. Придерживается принципа: “Занимая должность, нужно знать все, что входит в твои обязанности”. Поэтому изучает матчасть дотошно, иногда даже излишне. Постоянно стремится принимать решения исключительно самостоятельно, подчеркивая, что делает это на основе своих знаний. Если ошибается, то свое мнение, хоть и неохотно, но меняет. Но если чувствует свою правоту, то спорит до последнего, хоть с командиром. Очевидно, что хочет сделать карьеру офицера, в исключительно хорошем смысле этого слова. На “Курск” перевелся для приобретения опыта плавания в условиях боевой службы, который необходим для должности командира радиотехнической боевой части. Хорошо ориентируется в сложной обстановке. К друзьям и подчиненным требователен ровно настолько, как и к себе. Охотно помогает молодым сослуживцам в освоении матчасти. Недоволен, когда замечает пассивность и инертность. Хорошо воспитан. Это сразу же бросается в глаза…»
Я прекрасно помню Мишиного дедушку – капитана 1-го ранга Михаила Михайловича Четверякова, уважаемого всеми офицера-фронтовика, преподававшего в моем родном Киевском высшем военно-морском политическом училище. Мог ли когда-нибудь представить себе он, что сдающий ему очередной зачет старший курсант Шигин будет спустя двадцать лет писать книгу о его погибшем внуке? Мог ли подобное представить себе я, глядя на экзаменующего преподавателя? Как извилисты и необычны переплетения морских судеб, как узок и тесен наш флотский мир… Об отце Миши Родионова я тоже слышал давно. Будучи севастопольцем, я всегда переживал за судьбу родного города. А потому, когда украинские власти начали «приватизировать» севастопольские военно-морские училища, я, как и все российские офицеры, с болью следил за разворачивающейся трагедией. Именно капитан 1-го ранга Олег Родионов, кубанский казак и боевой комбриг, прошедший Анголу, Йемен и Египет, совершил поступок, который под силу только настоящему офицеру. Начальник первого факультета отказался переприсягать Украине и подчиняться новоявленным самостийным начальникам. Прибывшему киевскому генералу он сказал прямо в лицо:
– Кто вы такой для меня? Вы можете нацепить хоть погоны американского маршала, я вам не подчиняюсь! Я российский офицер!
Несмотря ни на что, он продолжал ходить на службу и командовать курсантами, кто остался верен России. Украинские власти уже уволили его со службы как «опасный элемент», а он все не мог бросить на произвол судьбы своих мальчишек, тех, кого учил быть людьми чести. И его мальчишки оставались преданными ему до конца. Даже тогда, когда новые начальники запретили пускать Родионова на территорию училища, они приходили вечерами к его дому и, стоя под балконом, хором кричали: «Олег Федорович! Мы с вами!» Дослуживал капитан 1-го ранга Родионов до своего увольнения в запас в оперативном управлении Черноморского флота. Мне невозможно даже представить, чтобы в такой семье сын не брал пример со своего отца! Родионову-младшему тоже пришлось нелегко. Мальчишек-патриотов травили и унижали, их провоцировали и отчисляли из училища, но они держались и верили, что нужны Родине и она их не бросит в беде. Доучивался Миша уже в училище имени Ленинского комсомола.
Из письма Жени Родионовой: «С Мишей мы познакомились летом на дискотеке в Севастополе, куда я пришла с девчонками. Потом долго бродили по городу, и Миша рассказывал о себе и о своей семье. В то время он учился в Ленинграде в училище подплава и был в отпуске у родителей. Потом мы стали встречаться, гуляли, ходили на пляж. Пришло время, и Миша уехал в училище. А зимой приехал и подарил мне плюшевого мишку. Сказал: “Это я тебе дарю себя!” В 1995 году он выпустился из училища, а я окончила школу. Опять разлука: Мишу направили в Видяево, я поступила в медучилище. А через год он забрал меня на Север. Сказал, что это проверка на прочность. Именно тогда я поняла, как правы те, кто говорит, что с милым рай и в шалаше. Хотя, честно говоря, у нас тогда и шалаша не было… Затем я вернулась домой. Вскоре Миша получил квартиру, которая была так запущена, что просто страх, сделал в ней ремонт. Руки у него были действительно золотые. Прошел еще год. Миша приехал в отпуск и сделал мне предложение. Свадьбу хотели сделать красивую, но отсутствие денег помешало. Мишины родители хотели помочь, но он отказался. Все хотел делать сам. Пришлось просто расписаться…»
Расписывали Мишу с Женей там же, в Видяево. Счастливые, они возложили цветы к памятнику погибшим в океане подводникам. Разве могли они тогда представить, что судьбой им даровано всего каких-то неполных два года совместной жизни, что придет время и уже одна Женя будет возлагать цветы к обелиску, поставленному в честь Миши и его товарищей.
«…Наступил день, когда я сказала Мише, что у нас будет маленький. От этой новости он был на “седьмом небе” и просто светился от радости. Самое главное, что он очень старался отгородить меня от всех неприятностей и забот. Так уж получилось, что долго пришлось лежать в больнице в Мурманске. Но каждые выходные я видела под окнами своего любимого мужа. Он очень переживал, хотя виду не показывал. Когда родился сын, мы его назвали Олегом в честь Мишиного отца. Перед моей выпиской к нему домой пришли друзья, устроили настоящий аврал, навели стерильный порядок, собрали кроватку. Когда он меня встречал из роддома, взял на руки Олега и сказал многозначительно: “Я чувствую его вес!” Ах, какие мы были счастливые! И хотя я знала, что вырастить ребенка не просто, я знала и то, что я за каменной стеной, рядом со мной любовь, забота и полное понимание. Именно таким был мой Миша. Сколько раз, давая мне поспать, он по ночам вставал к Олежке (он звал его “наш чупа-чупс”)! Дома у нас большая аудиотека, и Миша очень серьезно занимался “музыкальным воспитанием” сына, едва тот начал вставать в кроватке. Когда Олег подрос, они уже все ремонтировали дома вместе со своим папой. Разложат инструменты и возятся. Наши друзья Мише так и говорили: “Родионов, у тебя и ребенок родился, наверное, с отверткой”. Все у нас было в строю: кипятильник кипятил, машинка шила, а часы отсчитывали время. Разве знала я тогда, что его осталось у нас уже так мало! Если бы только можно было его тогда остановить… В апреле 2000-го Мише дали отпуск, и мы всей семьей поехали в Севастополь к родным. Потом Миша поехал в Видяево, а мы еще остались погреться на солнышке. Провожали мы его всей семьей. Последний раз он позвонил нам 8 августа. Обычно Миша всегда был веселым и общительным, а на этот раз больше молчал, а прощаясь, сказал: “Я без вас очень устал!” Говорят, что перед выходом в море он зашел в магазин и сказал нашей общей знакомой: “Иду в море делать карьеру, ведь у меня растет сын!” Это были его последние слова, о которых мне рассказали. 14 августа мы с сыном и родителями были на пляже. В новостях передали об аварии на подводной лодке “Курск”. Я этого сообщения не слышала. Родители Миши у меня уточнили, на какой лодке вышел в море Миша. Я сказала, что на “Курске”. “Курск” затонул!” – сказал кто-то из них. Я сначала не поверила, но когда сама услышала новости, меня просто ловили по пляжу. У меня была истерика. Потом долгие дни возле телевизора. Но с каждым днем сообщения были все более малоутешительными. 16 августа я вылетела в Видяево. Олежку оставила с родителями. Что было дальше в Видяево, я просто не помню. Когда не стало моего самого любимого человека, солнце померкло и жизнь остановилась. Прошло время, но легче так и не стало. Просто я начала осознавать, что у меня осталась частичка моего Мишеньки. Сейчас мы с Олежкой живем в Видяево. Я постараюсь вырастить его достойным своего отца».
* * *
На пульте управления ядерной энергетической установкой АПРК «Воронеж» собрались офицеры. Мы беседуем. Вначале все несколько стесняются откровенничать, но затем, поправляя и подсказывая один другому, начинают рассказывать о своих друзьях с «Курска»: «Капитан-лейтенант Леша Шевчук был у нас очень соображающим в радиоэлектронике. Наверно, больше всего иного на свете он любил паять и что-то ремонтировать. Одно слово – труженик. Даже в памяти остался именно с паяльником в руке.
Старший лейтенант Андрей Панарин – этот упрямый был, до всего хотел дойти сам, все узнать до последней мелочи. По характеру сдержанный и очень спокойный. Расскажешь ему один раз, он выслушает и говорит: “Повтори еще разок, но только поподробней!” За год службы все знал в совершенстве. По маме у него немецкие корни, но сам он родом из-под Ташкента.
Старший лейтенант Сережа Узкий был настоящий сорви-голова, непоседа и очень смелый парень. Никого и ничего не боялся. Никогда не любил сидеть дома. Все время в компаниях, все время вокруг куча друзей. Едва на корабль пришел, сразу заявил своему командиру боевой части: “Вы, пожалуйста, присматривайте себе где-нибудь другую должность, а то мне скоро придется идти на ваше место!” У того так челюсть и отвисла. А так как слово с делом у него не расходилось, за дело он взялся как надо. Четыре раза объявлялся лучшим на флоте по целеуказанию. Сколько раз ни ездил на флот сдавать зачеты, всегда только на “отлично”. По этому поводу говорил так: “То, что адмиралом я буду, так это совершенно точно, пока только должность для себя не определил, вот опять в штаб флота ездил, все место себе присматриваю!” Свой второй отсек знал назубок, не подкопаешься! Если бы не погиб, точно рано или поздно, но адмиралом бы стал!
Капитан-лейтенант Виталий Солорев был всегда немного суетлив. У него всегда находились какие-то срочные и сверхсрочные дела. Ни у кого нет, а у него полным-полно! В службе всегда перестраховывался, все боялся, чтобы по его вине что-то не случилось. Лишнего болтать не любил. Каждое слово говорил по делу. Очень ответственный и дотошный. К службе относился очень серьезно. Всегда очень громко кричал в “Лиственницу”, когда дежурил по кораблю, так, что все, кто спал, обязательно просыпались. Закончил кораблестроительный факультет. В плавсостав попросился сам.
Капитан-лейтенант Сережа Кокурин был очень спокойным и веселым. Севастополец и из потомственных моряков. Отец капитан 1-го ранга запаса. До училища успел поработать на заводе. Учился в “Голландии”, но отказался присягать Украине и доучивался уже в Дзержинке. Все брал знаниями. Конспектов у него было целое море, наверное, на все случаи жизни. Когда он их только успевал писать? Расписано там было все до мелочей, самая настоящая энциклопедия. Некоторые посмеивались над дотошностью, но как приспичит, все к Сереге: “Дай глянуть!” Он парень добрый, всем разрешал пользоваться.
Мичман Андрей Полянский – мичман с нашего экипажа, из кубанских казаков. Так и не успел увидеть родившегося сына. Всегда громко смеялся. Очень увлекался рыбалкой, ну а рассказывать, как все рыбаки, мог о ней бесконечно.
Старший мичман Володя Свечкарев очень любил свое дело. Все у него всегда было исправно. Настоящий мастер военного дела. Лучше всех в дивизии знал азбуку Морзе. По этому поводу, любил говорить: “Если что-то в море случится, берегите меня!” Прошел две боевые службы. Начальство его очень ценило. За профессионализм постоянно награждали грамотами и ценными подарками.
Капитан 3-го ранга Николай Белозеров. Мы его звали Кузнечик, так как раньше служил на “Адмирале Кузнецове”, затем еще и на “Адмирале Нахимове”. Дело свое знал. По знаниям, возрасту и опыту службы должен был бы быть уже командиром БЧ-5, но не было места, и служил командиром электротехнической группы. Был допущен к командованию дивизионом. Но зазнайства никакого не было, всегда со всеми на равных. Очень обаятельный человек.
Старший лейтенант Максим Рванин был очень скромным и тихим парнем. Сам из поморов из Архангельска. Из потомственных моряков. Отец всю жизнь проплавал в местном пароходстве. Обошел весь мир. Максим тоже в море рвался. Увлекался английским. Дело свое знал. Но очень многого просто не успел сделать, судьба не дала времени.
Старший мичман Иван Цымбал – это наш сказочник. Не поймешь, когда выдумывает, когда правду говорит. В свое время служил матросом на “Адмирале Кузнецове” и все нам о нем рассказывал.
Старший лейтенант Леша Митяев высокий такой, худой. Родом из Петербурга. Рос на Дальнем Востоке. Потомственный моряк. Немного замкнут. Очень упорный. Все ходил и учил, учил, учил. Очень хотел плавать. Раньше служил на “Данииле Московском”. Пришел к Лячину и попросился в экипаж. Тут надо в море идти, а у него отпуск, говорит: “Пойду вместо отпуска!”
Капитан-лейтенант Андрей Васильев пришел к нам из Западной Лицы. Был очень жизнерадостным. В море, бывало, сядет на место комдива и начинает рассказывать приключения из своей питерской жизни, сколько ни рассказывал, все время что-то новое. Постоянно напевал песни.
Капитан-лейтенант Миша Родионов – это наши “золотые руки”. Умел делать абсолютно все. За что ни брался, все в его руках горело. Дома сам сделал настоящий евроремонт. Из потомственных моряков. Очень отзывчивый. Всегда подойдет, спросит: “Тебе помочь? Давай помогу!” По специальности был очень грамотный.
Капитан-лейтенант Боря Гелетин. Всегда о самых смешных вещах говорил с совершенно серьезным видом. Вроде серьезно говорит, а мы животы надрываем. Любил дружески подначить. После боевой службы получил повышение. Поначалу было нелегко. Пришлось всему учиться самому. Было тяжело, но он справился. Хороший специалист. Настоящий ракетчик. Один раз с ним поспорили, что он за десять секунд пробежит половину лодки и откроет все клапана в своем заведовании. Так он и добежал, и открыл. Спец был что надо! В начале лета у Бориса случилось большое несчастье с сыном. Мы все очень переживали за него. Говорили: “Боря, держись!” И он держался.
Мичман Сергей Кислинский был тоже настоящим суперспецом. Таких специалистов по обслуживанию ракетного комплекса мы вообще больше не встречали. На “Курске” с матросов. Всю свою боевую часть знал наизусть, мог с закрытыми глазами все разобрать и собрать. Бывало, кто-то что-то забудет. Он сразу: “Что у вас?” Выслушает и, не глядя на технику ни в документацию, тут же говорит, что и как следует делать. Не было случая, чтобы он в чем-то ошибся!»
* * *
Каюсь, но вначале эту маленькую и хрупкую девочку я принял за дочь кого-то из членов экипажа. Так я познакомился со Светланой – вдовой начальника химической службы «Курска» Вячеслава Безсокирного. Мы разговорились прямо в коридоре местного Дома офицеров. Родом Света из Севастополя, а потому и познакомилась со своим будущим мужем, как и большинство севастопольских девчонок, в училище на танцах. Через год к этому времени Слава имел уже четыре «галки» на левом рукаве, сыграли свадьбу. Затем было рождение сына Димы и назначение на Северный флот.
– Вначале Славу назначили в экипаж строящейся лодки «Белгород», а потому мы два года провели в Обнинске, где экипаж учился в учебном центре, – рассказывает мне Светлана. – В Видяево мы уже год. Когда достраивать «Белгород» перестали, Славу перевели на «Воронеж». Затем уже на «Курск». На нем он ходил в первую автономку в Средиземное море, мечтал о второй…
Не все в жизни у этого тридцатилетнего офицера было так просто. До «Голландии» (так в нашем ВМФ между собой всегда именовали Севастопольское высшее военно-морское инженерное училище) Слава успел закончить техникум. В недоброй памяти девяносто третьем отказался принимать украинскую присягу и был за это отчислен как «неблагонадежный». Затем удалось восстановиться в инженерном училище имени Ленина, что в Пушкине, и уже там получить в руки столь долгожданный офицерский кортик.
Из выпускной характеристики В.А. Безсокирного: «Способности к обучению хорошие, учился на “4” и “5”. Неоднократно объявлялся отличником учебы. Знания по специальности твердые. Умело сочетает теорию и практику. Общительный, любознательный, жизнерадостный, доброжелательный, настойчив, тактичен. Обладает широким кругозором. Добросовестен. При любых обстоятельствах не теряет работоспособности».
Листаю личное дело начальника химической службы. Вот и самая последняя аттестация, и там не отмечено ни одного недостатка! «Инициативен, постоянно совершенствует знания по специальности. Свои обязанности по заведованию исполняет образцово. Требователен к себе и подчиненным. Авторитетен…»
Вячеслав Безсокирный родом из Сумской области, из небольшого городка, почти деревни, с романтическим названием Ворожба. Обычная рабочая семья. Отец всю жизнь проработал на железной дороге в вагонном депо, мама – дежурной по станции. А потому, когда приезжал с женой к себе домой, то половина отпуска проходила в походах по гостям. Родные и знакомые гордились земляком – морским офицером. Но, разумеется, больше всех гордилась его мама Галина Алексеевна. Как ни странно, но деревенская хватка Славы очень помогла им со Светой в Видяево. Когда начались постоянные многомесячные задержки с зарплатой, начальник химической службы атомохода брал в свои нечастые выходные в руки ружье и удочку и уходил в сопки. Прекрасный охотник и рыболов, он таким образом кормил не только свою семью, но и семьи своих друзей. А потому в семье Безсокирных порой питались сверхдефицитными на Большой земле крабами, но не имели и куска хлеба.
Естественно, мы говорили со Светой о ее с сыном будущем. Что ждет эту хрупкую женщину в нашем нынешнем беспощадном мире?
– Я не знаю, что меня теперь ждет, – честно призналась Света. – За Славой я всегда была как за каменной стеной. Он всегда сам решал все «большие» дела, и как теперь мне все это делать одной, ума не приложу. Думаю просить жилье в Белгороде. Все же Слава был в составе именно белгородского экипажа. Там живет сейчас и его первый командир. Обещали помочь и с жильем, и с работой. У меня к тому же еще украинское гражданство. Так что проблем хватает. Но это все как-нибудь образуется. Самое страшное, что я больше никогда не увижу Славу…
* * *
Каждая семья – это своя неповторимая романтичная история любви, история жизни. Но все же история отношений Сережи и Наташи Ерахтиных, наверно, самая трогательная и необычная.
Они познакомились совершенно случайно, когда подружка уговорила Наташу сходить на дискотеку в военно-морское училище. Уговаривала она ее давно, но Наташа всякий раз отказывалась. Дело в том, что Наташа с детства плохо слышит, а потому всегда была вынуждена пользоваться слуховым аппаратом. Поэтому танцевальных вечеров избегала, а в тот раз почему-то, неожиданно для самой себя, согласилась. Там, на вечере, ее увидел Сергей, увидел и влюбился. После вечера Наташа убежала от него, не оставив адреса. Может, потому, что не поверила в искренность чувств решительного курсанта, может, потому, что боялась признаться самой себе в том, что он ей тоже понравился. Однако для любящего сердца не бывает преград, и Сергей нашел адрес девушки по Интернету. В первое же увольнение он был с букетом цветов на пороге ее дома. У Наташи был к этому времени уже знакомый парень, но курсант не оставил ему никаких шансов. Затем был год встреч, предложение и свадьба. Родители сделали молодоженам подарок – парную путевку в Сочи. До сих пор тот месяц Наташа вспоминает как самые сказочные дни своей такой недолгой совместной жизни.
Мы сидим с Наташей на кухне ее маленькой видяевской квартирки. Рядом крутится маленькая Кристинка. Наташин папа, боевой офицер, полковник, приехавший поддержать дочь в трудную минуту, стирает в ванной внучкины пеленки.
– У нас была настоящая удивительная любовь! – говорит мне Наташа. – Сережка был как вихрь! Мы оба были заядлые романтики. Он так гордился мной и нисколечки не стеснялся, что я плохо слышу! Я была самая-самая счастливая. Когда мы гуляли, он ходил со мной под руку с гордо поднятой головой. Я его называла «мои ушки». Очень ухаживал за Кристиной. Когда ночевал дома, всегда вставал к дочке ночью, когда я спала и не слышала ее плача.
Сережа был потомственным моряком. Его отец мичманом прослужил много лет в Видяево. До этого прошел Германию и Чернобыль. Здесь, в Видяево, остался жить и после выхода в отставку. С детства Сергей увлекался электроникой. Именно она была главным смыслом его жизни. Судьба порой преподносит столь невероятные повороты, что их неспособны придумать самые изощренные писательские умы. Так получилось и у Сергея. Дело в том, что информатику ему в видяевской школе преподавала Ирина Лячина, супруга его будущего командира. Именно она и вложила в душу мальчишки любовь к компьютерам, помогла найти свой путь в жизни. А потому, когда стал вопрос о выборе места службы, для Сергея и Наташи вариантов не было: только в Видяево!
Они жили друг другом и вместе стойко переносили все невзгоды. Когда не выплачивали деньги и они голодали, Сергей все равно умудрялся радовать Наташу то кем-то подаренным ему яблоком, то конфетой. С получки (большая часть которой сразу же уходила на долги) он обязательно покупал ей большую шоколадку с орехами. Это было для обоих неслыханным мотовством, а потому шоколад они ели по кусочку за чаем, растягивая удовольствие на два-три вечера.
Сейчас кухня и коридор квартиры Ерахтиных чуть ли не до потолка завалены мешками и ящиками с гуманитарной помощью.
– Вот сколько теперь попривозили, – говорит Наташа, показывая рукой на продуктовые завалы. – А я даже есть не могу, как подумаю, что все это плата за его жизнь. Зачем нам все это сейчас, когда его нет! Раньше надо было!
В выпускном курсантском альбоме Сергея Ерахтина записано: «Серега! Ты классный парень, таким и оставайся!» Жене и друзьям он всегда говорил, что мечтает стать адмиралом. Что ж, если каждый солдат носит в ранце маршальский жезл, то почему старшему лейтенанту не носить адмиральский?
Один из лучших друзей Сергея по училищу был Андрей Гречиха. По окончании училища он попал на Камчатку. Будучи в отпуске в Петербурге, друзья встретились. У Сергея отпуск только начинался, а у Андрея уже кончался. И тогда он, плюнув на все, остался еще на несколько дней, чтобы побыть с другом. Как знать, может, было у него какое-то предчувствие, что эта их встреча последняя? Потом Андрей писал Ерахтиным, что за опоздание из отпуска его строго наказали. Что ж, если эти строки прочитают командиры старшего лейтенанта Андрея Гречихи, пусть простят они ему тот невольный грех. Ведь тогда он просто исполнил свой долг друга.
Двухлетняя Кристина, кокетничая, крутится перед нами, затем одевает себе на голову мою фуражку. Говорит нам:
– Папа! Папа!
В горле сразу ком. Мы разом замолкаем. Наташин папа закрывает лицо рукой и быстро уходит на балкон. Наташа, сдерживая слезы, забирает у дочери фуражку.
– Это не папина! Это дядина! – говорит она.
В то их последнее утро Сергей выглядел как-то странно. Он долго стоял у кроватки спящей дочери, словно стараясь навеки запомнить ее черты. А выйдя из квартиры, снова вдруг постучал в дверь. Наташа открыла.
– Ты что-нибудь забыл? – спросила она.
– Нет, просто хотел посмотреть на тебя еще раз! – ответил он.
– Двенадцатого августа мы пошли с девочками за грибами. Я ничего не чувствовала. Вернулись. Вижу, к нам идет свекровь и лицо какое-то, как маска, – рассказывает Наташа. – Она-то мне и сказала, что наша лодка затонула. Мы все плакали. Сережина младшая сестра повторяла: «Как же я теперь жить буду без своего братика?» Она его тоже очень любила. Мы все дни так ждали, так надеялись на чудо. Сердце отказывалось верить в плохое. Я уверена, что Сережа был в кормовом отсеке. Приехала моя мама и говорит, что одна гадалка ей сказала, будто Сережа жив. Ей показали фотографию. Она на нее посмотрела и говорит: «Не могу понять, где этот человек! На земле его нет, в воздухе его нет и под землей тоже! Но он жив!» Я и сейчас верю, что он жив. Но у него так мало кислорода и ему так тяжело!
Как и все остальные жены ребят с «Курска», Наташа так и не переодела обручальное кольцо на другую руку.
– Я никуда не уеду из Видяево, пока не поднимут Сережу! – делится она своими сокровенными мыслями. – Что у меня теперь осталось в жизни – Кристина да еще, может быть, Сережина могилка!
* * *
Как и Сергей Ерахтин, капитан-лейтенант Алексей Шевчук из коренных северян. Родился в Западной Лице, где в то время служил отец. В первый класс пошел уже в Видяево. После школы поступил в Каспийское военно-морское училище. После распада Советского Союза и закрытия училища перевелся в училище подводного плавания. После окончания вернулся в родное Видяево на атомоходы. Жениться Алексей так и не успел. Все некогда было…
Из служебной характеристики на командира группы управления ракетной боевой частью капитан-лейтенанта А.В. Шевчука: «По характеру уравновешен и спокоен. Специальность освоил хорошо. На замечания старших реагирует правильно. В коллективе пользуется заслуженным авторитетом».
Отец Алексея, капитан 2-го ранга в запасе Владимир Николаевич, после окончания службы остался в Видяево. Любовь к морю оказалась сильнее привязанности к земле, а потому стал бывший подводник капитаном портового буксира. Одного из тех, что помогают подходить и отходить от причалов неповоротливым огромным атомоходам. В тот недобрый день 10 августа Владимир Николаевич на своем буксире, как всегда, выводил в море очередную подводную лодку. На этот раз это был «Курск», на борту которого находился его сын. О чем думал тогда отец? О чем думал сын? Знал бы Владимир Николаевич, в какую безвозвратную даль провожает он своего Алешу. Увы, никому из нас не дано предугадать свое будущее…
* * *
Родители Дениса Пшеничникова живут в Камышевой бухте, в Севастополе. Коренные севастопольцы. Дед Дениса воевал на торпедных катерах Черноморского флота. Прошел, как говорится, огонь и воду. Отец Станислав Михайлович тоже всю жизнь в море. Уже не один десяток лет плавает на рыболовецких судах старшим электромехаником. Мы сидим дома у родителей Дениса, и из окна виден кусочек моря. Рассказывает мама Дениса Наталья Ивановна: «Своим сыном я всегда гордилась. Учился хорошо. Серьезно занимался в спортивной школе дзюдо, много читал. Особенно любил клеить из пластмассы модели кораблей. Это увлечение у него осталось на всю жизнь. Даже в Видяево осталось много его моделей. Одно время, когда долго не платили зарплаты и нечем было кормить семью, хотел было увольняться, но куда с его специальностью пойдешь? Разве что только мотористом. Потом все образовалось. Вошел во вкус службы и уже ничего не хотел, кроме нее».
