Владимир Сафронов
Под Созвездием Большой Медведицы. Часть 1: Путь на дрейфующий лед
На следующий год экспедиция Вилькицкого вышла в плавание в июне, уже после начала Первой мировой войны. Задача была прежняя – пройти Северным морским путем, но теперь ее значимость многократно возрастала. Северный путь для России был единственным морским маршрутом, куда не могли проникнуть вражеские корабли и подлодки. За летнюю навигацию пройти всю намеченную трассу не удалось. В Карском море корабли попали в сплошные льды и встали на зимовку. Путь смогли продолжить только в начале следующего лета. Лишь в августе 1915 г. корабли пришли в Архангельск. Впервые в истории Северный морской путь был пройден с востока на запад.
Борис Вилькицкий остался в истории как знаменитый путешественник, завершивший эпоху великих географических открытий, и как мореход, одним из первых прошедший Северным морским путем. Его именем назван пролив, находящийся между материком и Северной Землей.
Детские и юношеские годы Саши Сафронова
Дела в парикмахерской шли успешно, и это давало возможность Антону Павловичу жить безбедно и даже оказывать помощь своим сестрам. Он часто выезжал в Москву и Санкт-Петербург для приобретения новых знаний в ведении своего дела. В дамском зале прибавилась маникюрша. Вскоре его парикмахерская оказалась одной из лучших в городе. Перед Рождеством, Пасхой, Новым годом Антона Павловича приглашали в имения крупных сахарозаводчиков Харитоненко и Суханова делать прически. Из поездок он возвращался довольный удачно сделанной работой и с гостинцами – сладостями, кренделями, куличами, а также с большими сдобными булками, усыпанными орехами. Все это раскладывалось на столе Анной Хрисанфовной и служило своего рода выставкой достижений, которых добился зять.
Война с Германией, начавшаяся в июле 1914 г., никак не отразилась на жизни семьи Антона Павловича. Он был освобожден от воинской службы по состоянию здоровья. У Анастасии Павловны на фронт мобилизовали мужа Семена. Их сын Петя еще до войны решил уйти в монастырь. Дочь Катя помогала матери по хозяйству, а Павлуша стал пастухом небольшого стада коров.
Антон Павлович Сафронов, 1911 г.
Первые дети Сафроновых Саша и Костя
Олимпиада Павловна (сидит)
Анастасия с подругой, 1915 г.
Олимпиада Павловна, имевшая к тому времени свою келью в монастыре, сорокалетней ушла в сестры милосердия в Гомельский госпиталь, на белом переднике носила нашивной красный крест.
Город не стоял в стороне от бурлящей предреволюционной обстановки в России. В доме Сафроновых говорили о забастовках рабочих завода Бельгийского акционерного общества, о том, что женщины-солдатки разгромили продовольственный магазин в центре города и дело дошло до применения войск. О забастовках и беспорядках и не только в городе разговоров было много, но рассуждали так, как будто это касалось только рабочих и бедноты, хотя войну осуждали многие, в том числе Антон Павлович и Митрофан Иванович.
17 ноября 1916 г Анастасия Митрофановна родила дочь, которую назвали Лизой. Саша хорошо помнил, как бабушка с дедушкой переселились в столовую, а мать лежала в их комнате, превращенной два года назад в детскую. Анна Хрисанфовна, стройная, худощавая, с седыми волосами, в серой кофте и длинной черной юбке, давала молодой матери кофе с молоком, уговаривая пить как можно больше. После этого приносила ей покормить крошечную, плачущую Лизу. По праздничным дням Анна Хрисанфовна, одевшись как монашка во все черное, ходила в церковь. Возвращаясь, она выкладывала на стол вкусные плитки постного сахара или разноцветные леденцы.
Весть о победе Февральской демократической революции пришла в город 3 марта 1917 г., а 25 октября свершилась Октябрьская революция.
Манифестация в Сумах по поводу революции в России
Не всем это нравилось, потому что земли, леса, фабрики и заводы становились не частной собственностью, а народной, не все хотели прекращения войны. 9 января 1918 г. в Сумах была установлена советская власть. В марте началась организация частей Рабоче-крестьянской Красной армии. Из парикмахерской ушел последний мастер из мужского зала, еще раньше – маникюрша. Теперь было не до модных причесок, дамский зал пустовал.
Антон Павлович сам начал работать в мужском зале, а вскоре его мобилизовали стричь и брить клиентов в военный городок – бывший кадетский корпус. Теперь, приходя домой, он приносил буханки хлеба военной выпечки.
23 марта в городе вспыхнул контрреволюционный мятеж, но он был подавлен частями Красной армии, а 1 апреля кайзеровские войска и отряды украинских буржуазных националистов захватили город. К городу со свистом летели снаряды. Они рвались и над домом на Замостье, и куски теплого металла падали во двор.
Смерть дедушки Митрофана Ивановича в памяти у Саши следа не оставила. Болел он недолго, а во время похорон детей куда-то увели. Дедушку мальчик запомнил белобородым стариком, не парикмахером, а добрым пасечником с сеткой на лице, в белом капюшоне с пелериной, закрывающей шею и плечи, и с дымарем в руках. Помнился стол у скамейки возле красно-розового куста. На нем продолговатое блюдо с медовыми сотами, запах которых Саша никогда не забудет.
Анна Хрисанфовна умерла в декабре 1920 г. Ее похоронили рядом с Митрофаном Ивановичем, под старой березой.
После смерти Анны Хрисанфовны хозяйкой дома на Замостье стала Анастасия Митрофановна. У нее уже не было участков пахотной земли, которые находились в пользовании крестьянки Акулины Ивановны. От них отказался еще Митрофан Иванович: парикмахеру они не были нужны. У Анастасии Митрофановны были дом, сад и семья из пяти человек, которых надо было кормить. Пришлось расстаться с пчелами, а ульи убрать в омшаник.
В 1922 г. Антон Павлович ликвидировал дамский зал. Вход на второй этаж был закрыт. Часть мебели из парикмахерской он перевез на Замостье. В том же году Саша и Костя пошли в школу. Анастасия Митрофановна готовила сыновей вместе, и, несмотря на разницу в возрасте, они стали учиться в одном классе.
Антон Павлович за работой в своей парикмахерской
В конце января 1924 г. старый детский врач Ложкин был приглашен в дом на Замостье и установил, что у Саши скарлатина, после чего его отвезли в больницу. Болел он долго, с осложнениями, и часто сквозь морозные узоры окна, выходящего в сад, видел мать. Она приходила к этому окну и однажды передала через нянечку маленькую картонную палитру с наклеенными на нее акварельными красками. Вместе с кисточкой, карандашом и бумагой там была и новогодняя открытка с изображением зайца, жующего красную морковку. Через окно Саша видел, как мать, жестикулируя, изображала рисующего художника и показывала на открытку, которая была у него в руках. Он понял, что мать просила нарисовать зайца.
Саша попробовал рисовать, и через три дня настойчивого труда заяц был готов и мало чем отличался от того, что был на открытке. Мальчик был удивлен и обрадован. Впервые, в 11 лет, он поверил, что может научиться рисовать, если к этому приложить терпение и труд.
Анастасия Митрофановна продолжала учительствовать на дому. У нее всегда было до пяти учеников, которых надо было готовить или для поступления на учебу, или по отдельным предметам, плохо усваиваемым ими в школе. В основном такими предметами были математика и физика.
Учась в школе, Саша начал сочинять стихи и рисовать. Он вычертил шрифт алфавита из одного старинного альбома в свой альбом шрифтов в надежде, что все это пригодится для оформительской работы, которую ему иногда подбрасывал учитель черчения Крапивин. Первый рисунок Саши, который сохранился, – портрет брата Кости. Костя взобрался на плиту в столовой и сидел с плетеной корзиной, в которой из сарая носили солому для растопки печи. Свой автопортрет Саша нарисовал перед своим переездом в Ленинград.
Родители советовали мальчикам после окончания семилетки поступать в сельскохозяйственный техникум. Но Саша для себя решил, что семье материально тяжело, поэтому надо идти работать и как можно быстрее помочь отцу. Вопрос только в том, кем работать? Не хотелось только парикмахером, довольно того, что этой работой кормились дед и отец, но тогда было совершенно другое время.
Вечером он наводил порядок у себя в столе и обнаружил стихотворение, написанное в память о своем первом увлечении – Зине Ковалевой. Она ему нравилась, но об этом ничего не было сказано друг другу. Зина стихотворение даже не читала.
Эх, не сбылось, не случилось,
Видно, черт помешал, ну и пусть.
Значит, мне с голубыми глазами
Суждено обвенчать свою грусть.
Помню, на окраине города,
Где нет уличных фонарей,
Голубые глаза целовал я,
Стоя с ней на крыльце у дверей.
Помню ночь, петухами отпетую,
И предутренний, редкий туман,
И оставленный, жаркий и трепетный,
На губах поцелуй – талисман.
И домой шел, как будто нетрезвый,
Опьяненный любовным вином,
И посматривал снова на клены,
Что растут у нее под окном.
Шел и плакал от счастья, а в небе
Косоротилась бледно луна,
И тогда почему-то казалось,
Что луна тоже счастьем полна.
Но луна не от счастья смеялась,
Я об этом лишь после узнал,
Когда мне талисман зацелованный
Долговечного счастья не дал.
Эх, не сбылось, не случилось,
Видно, черт помешал, ну и пусть.
Значит, мне с голубыми глазами
Суждено обвенчать свою грусть.
Неплохие успехи в изостудии вселяли в Сашу надежду на то, что он сможет заняться оформительской работой, стать художником или строителем, но только не скоблить всю жизнь чужие подбородки. Отец пытался привлекать его к своей работе перед большими праздниками, но, конечно, не брить и стричь, а мыть приборы в закутке за шкафами. Саша соглашался, но только потому, что его не видели за этим занятием. Отец, как казалось юноше, понимал это и сам заходил за шкаф за чистыми приборами, не ожидая, пока сын их поднесет Мать тоже была категорически против того, чтобы он учился парикмахерскому делу.
В июне 1929 г. Саша сдал все экзамены за семь классов и распрощался со школой, теперь надо было куда-то устраиваться работать. Отец, пользуясь своими обширными знакомствами, делился с клиентами проблемой насчет трудоустройства сына, а позже познакомил Сашу с пожилым солидным человеком, работавшим техником городского отдела коммунального хозяйства. Это был старый дореволюционный специалист, плотный, с несколько одутловатым, безусым и безбородым лицом и седеющими волосами. Его звали Мамченко Иван Саввич.
Поговорив с юношей о том, какую работу тот хотел бы избрать для себя, он принес несколько проектов жилых двухэтажных зданий с фасадами и попросил Сашу перечертить один из них, который ему по силам.
Саша был так обрадован, что эта работа целиком поглотила его, и он вычертил два самых сложных проекта с планами, разрезами и фасадами. Это было не однообразное бритье бороды, а творчество строителя, осуществление своей мечты в каждом проектируемом здании. Иван Саввич внимательно просмотрел сделанное, похвалил за аккуратность и предложил стать практикантом-чертежником в техническом отделе Горкомхоза. Чтобы компенсировать пока бесплатную работу в отделе, Саше стали подбрасывать платную. Обещали, что с такими способностями халтур у него будет много.
Сестра Лиза ходила в школу и училась хорошо. Костя закончил подготовительные курсы, поступил в агропрофшколу и уехал жить в общежитие неподалеку от Сум. У отца дела пошли лучше, мама стала веселее, на одного едока в семье стало меньше. Саша на питание стал давать ей деньги. Получив деньги за чертежи, он купил себе свитер и красно-коричневую кожаную куртку и начал походить на вполне приличного молодого человека.
Проводили старый и встретили новый, 1930 год. Старый год для Саши был неплохим, и он чувствовал, как вырос духовно и профессионально, встретившись с хорошими доброжелательными людьми в рабочей обстановке. С их помощью многому научился и, кажется, значительно опередил своих одноклассников. Они только учились, а он уже работал и с жадностью изучал то, что ему надо было не только сегодня, но и завтра. Окончив чертежные курсы, юноша понял, что они ему ничего не дали. В техническом отделе он получал гораздо больше знаний.
К концу 1930 г. на работе у Саши образовалась компания молодежи, где только у него не было пары. Друзья познакомили его с одной девушкой, которая недавно приехала в Сумы из города Прилуки и работала ткачихой на текстильной фабрике. Ее звали Мария, она была скромной брюнеткой с пышной волнистой шевелюрой и голубыми глазами.
Саша две ночи не спал и три дня не был дома. Вместе с Крапивиным к празднику Октябрьской революции писали лозунги, делали эскизы праздничного оформления здания Горсовета. Работать пришлось в фойе клуба металлистов.
Мария с братом Митей, у которого она жила, приходила навещать Сашу и приносила бутерброды. Митя приглашал ночевать у него, так как жил рядом с клубом. Октябрьские праздники сблизили молодых людей еще больше. В осенний дождливый вечер, проводив Машу на ночную смену, Саша остался ночевать у Мити, и они проговорили до полуночи. Митя рассказал о своей семье. Отец, Михаил Викторович Маслов, был строителем и всю жизнь прожил в Прилуках. В 1921 г. умерла мать, оставив семерых детей. Отец женился на вдове с тремя детьми. Мачеха оказалась очень хорошим человеком и подняла всех десятерых. Вся семья была трудолюбивой, каждый из детей постарался устроить свою жизнь и не сидеть у родителей на шее.
Утром, проснувшись, Саша увидел Машу, сидящую на краешке дивана. Сидит и смотрит на него. Заметив, что он открыл глаза, убежала на кухню.
15 февраля 1931 г. в обеденный перерыв влюбленные договорились встретиться в загсе. В свидетели пригласили Митю и техника из отдела, где работал Саша. Родителям о женитьбе пока решили не рассказывать. Вечером молодые люди купили бутылочку красного вина, десяток яиц, колбасы, пирожных. Так они отпраздновали свою свадьбу. После застолья Саша пошел провожать Машу на работу в ночную смену. Проводив ее и поцеловав у проходной, он вернулся к Мите и еще долго не мог заснуть, осмысливая очередной этап в своей жизни. На следующий день он принимал поздравления на работе.
Переезд в Ленинград
О своем решении ехать в Ленинград к Машиной сестре Соне молодожены сообщили родителям. Анастасия Митрофановна, всю жизнь прожившая в Сумах, за исключением трех лет работы учительницей в небольшом станционном поселке под Харьковом, восприняла это как рискованное кругосветное путешествие. Антон Павлович, несколько лет проработавший в Москве, видевший Санкт-Петербург, отнесся к этому проще.
– Пусть едут, – сказал он, – не получится, вернутся, здесь для них всегда будет свой угол, а вот будут ли они сытыми, не знаю, слишком уж разорили деревню.
За три дня до отъезда был подготовлен для необходимых вещей большой плетеный сундук. В него уложили перину, ковер, одеяло, постельное белье, три вышитых мамой полотенца, крышку ломберного стола, этюдник с небольшим количеством масляных красок, круглый поднос из металла под серебро с гравировкой «хлеб да соль».
Мама дала Саше золотой крестик, карманные серебряные часы дедушки Митрофана Ивановича, а папа подарил на память серебряную рукоятку от своей щегольской трости, изображавшую голову борзой собаки.
– Ты посматривай за своим мужем, – говорила Анастасия Митрофановна Маше, – береги его. Я сберегла, вырастила его для тебя, теперь твоя очередь.
Перед их отъездом Анастасия Митрофановна сходила в Сумской Успенский собор и помолилась за детей.
1 декабря 1931 г. Ленинград встретил молодых крепким морозом. Маша была в коротком полупальто, коротком шерстяном платье, черных шелковых чулках и туфлях. На голове шерстяная вязаная шапочка, а на шее шарф. Под полупальто был тонкий шерстяной джемпер, но все это не спасало от сильной стужи. Саша был одет в свитер и кожаную куртку, на голове черная суконная кепка. На ногах были футбольные бутсы без шипов из кожи – свидетели прошлого увлечения спортом.
Сонина квартира оказалась на первом этаже четырехэтажного дома. В квартире была только соседка, которая сказала, что Соня должна скоро прийти с работы. Вернувшись, Соня расцеловала Машу и обняла Сашу.
Она была совершенно не похожа на сестру: круглолицая шатенка с карими глазами, нежным цветом лица, очень миловидная и женственная, с приятным голосом. Готовя еду, Соня рассказывала о себе. Она работала техником по инвентаризации жилищного фонда в пригороде Ленинграда – Лисьем Носу. Там ей временно дали большую комнату в доме, ранее принадлежавшем врачу-немцу. Он с семьей и сейчас проживал там, но на гораздо меньшей площади. У Сони была приятельница Елена Павловна, с которой она окончила курсы техников-инвентаризаторов, и та работала в техническом отделе Выборгского райжилкоммунотдела. Соня предлагала Саше устроиться туда техником и заняться той же инвентаризацией. Эта работа оплачивалась неплохо, и в перспективе можно было получить собственную жилплощадь.
Комната на 9-й Советской улице, где жила Соня, была маленькая, продолговатая, не более 9 кв. метров, с одним окном, из которого видны были голые ветки какого-то дерева. Слева от входной двери стояла вдоль стены полуторная железная кровать, за ней старенький платяной шкаф с двумя огромными чемоданами наверху, у окна был стол с двумя стульями. У другой стены стояли какой-то ящик, покрытый синей материей, и табурет.
Ели селедку, макароны с подсолнечным маслом, пили чай. Трехлетняя дочь Сони Машенька была в детском саду, и после работы ее должен был забрать Сонин муж Леня. Он был некрасив и намного старше Сони, в разговоре торопился и как будто захлебывался. У него был большой мясистый нос, и в движениях наблюдалась медлительность. Маша еще раньше говорила, что Соня стеснялась быть с ним в обществе, в театре он мог заснуть. Соню удерживало от развода только то, что Леня был удивительно добрым человеком и для семьи мог пожертвовать всем. Он работал грузчиком на деревообрабатывающем заводе.
Ночь провели в девятиметровой комнате. Саша, Маша, Соня и Машенька спали поперек полуторной кровати, подставив под ноги два стула, а Леня – на ящике, подставив под ноги табуретку. Через два дня Маша устроилась работать кассиршей в столовую напротив Сониного дома. Вскоре Саша с Соней поехали на Миллионную улицу к ее подруге, которая бралась помочь юноше устроиться на работу. Квартира Елены Павловны была отдельной и состояла из двух больших комнат с несколькими подсобными помещениями. Из рассказа Сони стало известно, что Елена Павловна – дочь генерала, умершего еще до революции, и воспитывалась она в Смольном институте благородных девиц. Елене Павловне на вид было лет тридцать, и в квартире она проживала вместе с мужем и маленькой дочуркой.
Они договорились, что Саша встретится относительно своего трудоустройства с участковым архитектором Полозовым. Поговорив с молодым человеком, тот посмотрел все его документы с предыдущих мест работы и поинтересовался жизнью в Сумах, положением с продуктами. После небольшого разговора велел написать заявление на работу с месячным испытательным сроком.
До начала работы Саша, никогда не бывавший в больших городах, пробовал ознакомиться с Ленинградом. Утром садился в трамвай, проходящий недалеко от дома, и проезжал до конца весь его маршрут. Потом стал посещать исторические места. Начав работать техником, много ездил по заявкам граждан и составлял разные акты. Почерк у него был красивый, и писать акты он умел. Вскоре его перевели на участок Михаила Ивановича Серова, на котором работала и Елена Павловна.
Саше было видно, как Маша нервничает, готовясь стать матерью, потому что пока не видит решения жилищной проблемы. Поэтому много времени он уделял тому, чтобы на участке найти что-то подходящее для переоборудования под жилье, какое-нибудь мансардное помещение, например, но ничего подходящего не находилось. Маша предлагала уехать рожать к отцу в Прилуки, пока не решится вопрос с жильем. В конце марта Саша получил 2,5 тысячи рублей за проекты надстроек. Деньги банк выдал пачками по 3, 5 и 10 рублей. Приехав домой и подождав, когда все соберутся, он, взяв туго набитый портфель, начал выкладывать на стол деньги. Все были ошарашены такой большой суммой, и, наверное, в первый раз Маша поверила, что у них будет своя жилплощадь.
В середине мая, когда Саша обследовал на Большой Охте дом № 38 на Горушечной улице, принадлежавший детскому врачу Игнатьеву, он обнаружил над вторым этажом под крышей пустующий мезонин из двух комнат с круглой печкой между ними и большим тройным окном, выходящим на фронтон. Мезонин был бревенчатым, и первая проходная комната была наполовину завалена какими-то ящиками и ненужными вещами. Саша поговорил с хозяином, объяснил ему свое положение и даже не намекнул на то, что тот должен был сдать райжилотделу 10-процентную норму жилой площади. Игнатьев разрешил ему занять мезонин.
25 мая 1932 г. супруги переехали на Горушечную улицу, забрав из сарая плетеный сундук, и начали благоустраиваться. 30 мая 1932 г. у них родилась дочь, которую назвали Ритой. Нянькой к ней взяли Нюшу из Сониной квартиры. Саша, имея частную работу от индивидуальных застройщиков, по-прежнему старался повышать свою квалификацию, покупал техническую литературу, выписывал журнал «Народный университет на дому».
Сашин брат Костя, окончив зоотехникум, получил назначение в совхоз в Белоруссии и перед тем, как уехать туда, на пять дней заезжал в Ленинград вместе с Лизой. Саша показывал им город и говорил, какие музеи надо посетить, пока он будет на работе. Лиза решила пойти по стопам Кости и готовилась поступать также в зоотехникум. В сентябре повидаться со своими детьми и посмотреть на внучку приезжал из Прилук отец Маши. Посетив Эрмитаж, он несколько дней считал, что побывал в сказке.