Владимир Привалов
Надежда выжить
Надоело писать. Хочу спать.
***
Утром еды не было. Надежды не сбылись. Наш мистер Пунктуальность вновь собрал всех в кают-компании. Объявил, что весь прошедший день занимался расчетами. Пришел к выводу, что военные подобный эксперимент смоделировать бы не смогли. Теории Леночки и А.Л. за недоказуемостью оставил в стороне. Мне заявил, что его утренний стул опровергает мою теорию. Хохмач, блин. Впрочем, посмеялся вместе со всеми.
***
Очередное собрание. Георгий Сергеевич предположил, что появление еды каким-то образом инициировано нашими действиями. Приказал как можно подробно и детально изложить каждому на бумаге весь день и ночь, предшествующий появлению пищи. Повторил, что описать необходимо всё, включая сновиденья.
Попросил представить отчеты к вечеру. По-моему, он просто не знает, что делать и загружает подчиненных.
***
От нашего НЗ еды осталось на пять дней.
Никаких изменений.
Ничего нового.
***
Только что вернулся от Пограничника. Отобрал весь спирт. Справедливо. В спирте много калорий. Запер в сейф. Уставившись в мой отчет, спросил, почему именно Есенин? А что еще может читать вслух пьяный до изумления русский врач, в тоске и печали на неизвестной пустынной планете? Тем более, и выбора особого не было.
Эта прямая дорога меня привела в кабак.
Что ж вы ругаетесь, дьяволы?
Иль я не сын страны?
Каждый из нас закладывал
За рюмку свои штаны.
Трудно забыть. Пашка Виноградов, шесть лет в общаге бок о бок, любимое его стихотворение. И, по-моему, единственное, которое он знал. Пятая-шестая рюмка, и Пашка, как оловянный солдатик, заводил:
Грубым дается радость,
Нежным дается печаль.
Мне ничего не надо,
Мне никого не жаль.
Заткнуть его никому не удавалось. Пробовали… Веселое было время.
