Владимир Николаевич Фёдоров
Служители трёх миров
Вторая форма болезни на той же истерической почве называется «эмиряченье». Подверженные ей при любом неожиданном громком звуке, внезапном появлении незнакомого человека, резком окрике впадают в состояние оглушения и исступления, начинают спонтанно, как загипнотизированные, повторять слова и жесты напугавших их, имитировать движения птиц или животных, раскрывать самые сокровенные тайны, покорно выполнять любые приказания. К возрасту 40–45 лет эмиряченьем в Колымском округе в начале прошлого века страдали практически все женщины, причём независимо от их национальности и социального статуса. С мужчинами это случалось реже, наверное, в силу более устойчивой нервной системы.
Говоря об этом явлении, Мицкевич сравнивает его с демономанией и психическими эпидемиями средневековой Европы, культурные и социальные условия жизни в которой, видимо, были близкими к Колыме упомянутого не столь уж давнего времени. Но тут они ещё усугублялись и суровым климатом, длинной полярной ночью, мощным космическим излучением (полярное сияние), изолированностью от многочисленного человеческого общества.
Думается, что находящиеся в такой ситуации люди пребывали как бы в состоянии очень нестойкого психического равновесия, эмоционального и даже болезненно обострённого восприятия мира. В подобной среде эффект любых мистерий был, конечно же, очень велик, а с другой стороны, данная среда выдвигала из своих рядов ещё более чувствительно и тонко организованных ойунов и удаганок.
Наверное, поэтому раньше в Якутии существовало устойчивое мнение в народе, что чем севернее живёт шаман, тем он сильнее. Были попытки даже и со стороны учёных разделить шаманизм на более сильный и «настоящий» арктический и менее спонтанный субарктический, где творящие действо якобы более играют, чем впадают в каталептический транс. Но эта точка зрения не согласуется с географией проживания великих шаманов и не находит поддержки, по мнению Элиаде, если её рассматривать на планетном уровне, поскольку «якобы арктическое происхождение шаманизма необязательно исходит из нервной неуравновешенности народов, живущих близко к полюсу, и подобные психопатологические явления встречаются во всём мире».
Но зато Элиаде, за много лет собравший самый обширный и разнообразный материал по всему миру, полностью солидарен с позицией о психическом здоровье шамана. И даже приводит примеры его превосходства: «Хотя шаманы выполняют свой экстатический танец в юрте, полной зрителей, в ограниченном пространстве, в нарядах, содержащих свыше 15 килограммов железа в форме кружков и разных других предметов, они никогда никого не задевают. И хотя во время транса казахско-киргизский бакса бросается во все стороны с закрытыми глазами, однако всегда находит нужные ему предметы». Эта поразительная способность контролирования даже экстатических движений подтверждает замечательную нервную конституцию. Сибирский или североазиатский шаман не выказывает признаков умственного расстройства, его память и способность самоконтроля явно выше средних. У самоедов, остяков шаман обычно здоров, а в интеллектуальном отношении часто превосходит свою среду. У бурят шаманы являются главными хранителями устного эпического творчества. Поэтический словарь якутского шамана включает 12000 слов, тогда как общеупотребительный язык – всего 4000. Интеллектуальные усилия даякского шамана-пророка огромны и указывают на значительно более высокие, чем у большинства, умственные способности. То же наблюдение относится и к африканскому шаманизму вообще. А в исследованных Нэйделем суданских племенах «нет шамана, который был бы в нормальной жизни личностью „ненормальной“, неврастеником или параноиком: если бы такой появился, его признали бы сумасшедшим, а не шаманом. Так что шаманизм ни в коем случае нельзя связывать с зарождающейся или скрытой ненормальностью; я не припоминаю ни одного шамана, у которого профессиональная истерия переродилась бы в умственное помешательство».
Думается, окончательно закрывая (по крайней мере для себя) тему шизофрении в шаманизме, хочется привести мнение ещё одного ранее очень известного на Западе (а теперь и у нас) учёного Майкла Харнера. Обратите внимание, с каким уважением он говорит о предмете нашего интереса.
«Шаманство – это необычайно увлекательный интеллектуальный и психический процесс, в котором принимают участие как сам шаман, так и его пациент. Совершая героические путешествия и поступки, шаман помогает больным людям переступить границу обычного, повседневного осмысления действительности, в том числе и осмысления своей болезни. Шаман даёт им понять, что духовно и психически они не одиноки в борьбе с болезнью и смертью. Он делится с пациентами своими тайными силами и внедряет в их глубинное сознание мысль о том, что есть человек, который рад принести себя в жертву, чтобы помочь им. Эта готовность шамана к самопожертвованию вызывает у пациентов соответствующее стремление к соучастию, они чувствуют себя обязанными встать рядом с шаманом и сражаться за своё спасение. Так лечение и увлечение начинают идти рука об руку. Сегодня мы постоянно обнаруживаем, что даже чудеса западной медицины подчас не способны сами по себе решить все проблемы лечения и профилактики болезней. Всё чаще и чаще медики-профессионалы и их пациенты ищут новые, дополнительные пути лечения. При этом сплошь и рядом случается, что даже профессиональный врач не в состоянии отделить действенные приёмы от шарлатанства. Отличие древних методов шаманства в том, что они уже проверены временем, причём испытание это они выдержали на протяжении неизмеримо более долгого периода, чем, например, психоанализ и множество новых психотерапевтических методов лечения…»
Итак, мы пришли к однозначному выводу: шаман – психически здоровая личность. Но сейчас скажем о том, что разговоры о его ненормальности всё же имеют под собой вполне законную основу. И здесь нет никакого противоречия. Дело в том, что всякий настоящий шаман, по крайней мере сибирский, переживает в отрочестве или юности психологический кризис, который длится несколько лет. Затем однажды наступает и кризис физический, условная «смерть» от трёх дней до недели, а иногда и более, представляющая собой обязательную форму посвящения. Только преодолевший её становится обладателем шаманского дара и тайных знаний.
Происходит это следующим образом: вроде бы наконец обретший нормальное состояние и разум молодой человек, разве что замеченный в последнее время в тяге к уединению и созерцанию, вдруг внезапно и очень сильно заболевает. Настолько сильно, что не может подняться с постели и впадает в полное беспамятство. По воззрениям якутов, в это время на бренной земле остаётся только страдающее тело неофита, а душа его забирается в иной мир. Кем и зачем? Вот как одним из первых отвечал на этот вопрос политссыльный и учёный Иван Худяков в своём труде «Краткое описание Верхоянского округа» (1869):
«Лежит юноша и не чувствует на земле ничего; родные видят его только стонущего, лежащего без движения, без слов. А душа его между тем учится на дереве шаманства. Дерево шаманства – сухая большая ель, растущая (далеко-далеко на севере. – В. Ф.) перед юртой господина Хара Сылгылах Бэги Дьуорту, и на этой ели между ветвями расположены гнёзда: в верхних гнёздах лучшие шаманы, а чем ниже, тем хуже. Другие прибавляют, что тот, кто имел гнездо на суке, обращённом в восточную сторону, будет счастливым шаманом, оказывающим исцеление больным людям. Имеющий гнездо на западную сторону будет зловредным шаманом, делающим беду. Имеющий гнездо на северную сторону будет и портить, и исцелять. Наконец, имеющий гнездо на южную сторону будет шаманом со многими превращениями».
Души сидят в своих гнёздах в виде птиц, и к ним являются в роли кормилиц две кобылы. С запада – саврасая, с востока – белая. Первая кормит необычных птенцов из своих сосцов кровью, вторая – густым белым молоком. Соответственно этой пище растущие шаманы и обретают качества либо добрых, либо злых. Когда они вырастают, Хара Сылгылах Бэги Дьуорту вынимает их из гнёзд и разрубает на мелкие кусочки.
«Ветры разносят эти куски далеко в разные стороны, а если куда-нибудь, к какому-нибудь господину (духу. – В. Ф.) не дойдёт куска мяса, тот уже не придёт на призыв нового шамана. Голову вновь приготовляемого втыкают теперь на шест и выставляют, чтобы обмывали её дождь и снег, чтобы громы и ветры дули – раскалывали-расщепывали её для того, чтобы шаман стал крепче (а между тем на земле тело его мучится: бьёт его лихорадка). Вот снимают голову, делают целым человеком, спускают в огненное море, где три дня и три ночи огонь выжигает всё земное и некрепкое, остаются лишь кости да кожа (а между тем на земле тело его мучится, словно в огне горит, глаза наливаются кровью и дико блуждают, не останавливаясь ни на чём). Вот потом достают его из моря, бросают в пруд, наполненный гадами и разными свойствами дьявольской хитрости, и тут образуется его тело из змей, жаб, ящериц и земляных червей, все эти гады, все эти черви и есть дьявольское зло, дьявольское учение и хитрость (а на земле его тело покрывается ранами, словно черви ползают по его телу, гложут и грызут его остро-мелко и тупо-безостановочно). Вот потом вытаскивают его, привязывают вниз головою к железному дереву; приходят три-девять и семь женщин-девок, надрезывают ножницами, колют иглами, поют заклинания (а на земле тело его поёт-напевает страшными рыданиями). И вслушиваясь в его голос, как бы слышишь его страдания и стон под иглами и острыми ножницами дьяволов-девиц, имеющих железные острые когти и глаза, как огненные искры. Весь народ с ужасом слушает больного и говорит, что это его учат шаманству. Режут они его, колют, а кровь не течёт, словно из сваренных лёгких скотины. Ходят они вокруг и напевают ему голосом, подобным скрипу напилка о калёное железо, передают шаманское учение и предсказывают, через сколько лет он будет снова призван к этому дереву. Потом сбрасывают его острыми когтями в мрачную бездну, жилище почтенных кузнецов, там раздувают его в горне, бьют молотами, студят потом в моче девяти девиц и с тяжёлых клещей сбрасывают сильными руками на землю. Оттого шаман выходит не мёрзнущий и не потеющий. Таким образом новый шаман приготовлен к своей обязанности, но он должен ещё подождать смерти старого шамана, и только после его смерти черти переходят в новобранца, и он считается унаследовавшим…»
Как видно из описания, и душа будущего шамана, и его тело проходили очень мучительные испытания. Сородичи, догадавшиеся, что случилось с их близким, приставляли к нему для ухода безгрешного отрока, который лишь поил больного водой. Все старались никак не мешать происходящему, даже не переходить линию окна, у которого лежал посвящаемый, не вставать между ним и огнём камелька. Иногда спешно выстраивали целую изгородь, чтобы кто-нибудь ненароком не смог нарушить покоя неофита и помешать его сложным перерождениям. В некоторых местах будущего шамана, наоборот, выносили в чистое поле и укладывали раздетым на свежую бересту. Или строили для него отдельный домик в лесу. Но в любом случае людям оставалось только одно – ждать, пока весь процесс закончится сам собой. Надо сказать, что, видимо, часто они делали это с замиранием сердца, поскольку многие считали – за появление шамана надо платить жизнями нескольких его ближайших родственников. А если провидение являло на свет великого шамана, то якобы даже за каждую его кость становился платой человек. И тем не менее не сохранилось рассказов о том, чтобы кто-то попытался, спасая себя или близких, помешать рождению нового шамана.
Существовали и версии появления на свет, взращивания шаманов, несколько отличные от приведённой. Так, по одной из них, в гнёзда шаманского дерева попадали четырёхгранные камни, рождённые лягушками, живущими в «Смертном море». По другой версии, это были яйца, снесённые орлом с железными перьями. Но и первые, и вторые мать-птица (якуты называют её мать-зверь) насиживала от года до девяти лет, затем ещё столько же растила птенца и передавала его на дальнейшее «хождение по мукам». К примеру, он мог попасть на воспитание к одноногой, однорукой и одноглазой дьявольской шаманке, которая качала «птенца» в железной колыбели и кормила сгустками крови.
Но надо сказать, что всё это наиболее грубые версии, в которых душа выступает как единое целое. Между тем известно, что у якутов человеческая душа состоит из трёх частей, и каждую из них при назначении в шаманы ждёт своя собственная судьба, свои собственные испытания. Мы ещё поговорим о них более подробно, а пока предоставим свои страницы личным впечатлениям некогда знаменитого шамана Спиридона Герасимова, описавшего в начале 20-х годов прошлого века своё призвание духами и посвящение в ойуны. Записал его откровения тогдашний молодой школьный учитель и будущий известный этнограф Андрей Попов. Произошло это на берегах реки Вилюй, в одноимённом Вилюйском округе, на окраине которого, при впадении Вилюя в Лену, как мы уже упоминали, находился мой родной Тас-Тумус. Добавлю, что во времена моей молодости на Верхнем Вилюе был известен шаман Герасимов, которого даже судили за тайно проводимые, запрещённые советской властью обряды. Но был ли это тот самый Спиридон – я не уверен.
Итак, рассказ Спиридона Герасимова в силу его детальности, драматичности и честности изложения пережитого стал своего рода хрестоматийным и отрывками цитируется во всей мировой литературе о шаманах. Давайте и мы послушаем Спиридона.
«Зимою, в один из тёплых дней я верхом поехал разыскивать своих оленей. Время близилось к ночи; вдруг я почувствовал сильный удар в спину неизвестно от чьей руки; всё тело пронзило холодом, словно кто-то облил ледяной водой. Подняв голову вверх, я увидел трёх воронов: один был с белой головой, другой – пёстрый, а третий – обыкновенный чёрный. Заинтересовавшись их необычностью, я до того загляделся, что, теряя сознание, упал на землю. Падая, услышал чей-то голос: „Оказывается, здесь тот, которого искали“. Не знаю, сколько времени пролежал я на снегу, но с большим трудом вернулся домой и сильно заболел. Ночью увидел сон: пришли какие-то люди, принесли доску, на которой рубят мясо, и положили её посредине юрты. Затем внесли кожаную суму величиною с бычачью голову, крепко зашитую со всех сторон и, очевидно, наполненную какой-то жидкостью. Суму положили на доску и разрубили надвое; по всей юрте разлилась кровь. Какой-то человек, стоящий на левой стороне, умылся этой кровью, и мне очень захотелось крови – не знаю почему. Тогда умывавшийся брызнул на меня изо рта кровью: всё тело зазнобило, и возникло такое ощущение, будто в кожу впилось множество остей от колосьев. Я упал навзничь и стал захлёбываться в разлитой крови. Двое каких-то неизвестных подняли и вынесли меня на улицу, где стали стегать изо всей силы не то верёвками, не то ремнями. После этого внесли меня в совершенно незнакомую юрту и положили на пол. В тело впились различные гады. Я очнулся и целых три месяца не находил себе покоя.
Весною для окружающих я совершенно сошёл с ума, и домашние целых семь дней должны были держать меня привязанным к столбу. К концу шестого дня моего сумасшествия мне опять стали мерещиться видения. Я начинаю помнить с того момента, когда услыхал голос: „Мы тебя унесём к северным (имеются в виду северные демонические старухи. – В. Ф.)“. После этих слов меня унесли в грязную тёмную юрту, отрезали голову (я почувствовал ужасную боль) и разрубили всё тело на части, которые вместе с головой положили в железную люльку. В люльке все кусочки срослись между собою, и я принял обычный вид. Крепко связав меня пёстрой верёвкой, стали раскачивать люльку. Через некоторое время верёвку развязали и, протыкая чем-то острым, пересчитали все мои кости и волокна мускулов. Затем сказали: „Оказывается, у тебя одна кость и три мускульных волокна лишние“. Меня схватили сзади и обмакнули несколько раз в кровавые сгустки, говоря: „Нужно бы дать ему имя“, но почему-то его не назвали. Потом меня положили в посудину с кровью. Подошла собака и лизнула в лицо: я впал в глубокий обморок.
Когда я очнулся, оказалось, что сижу на коленях у женщины. Она вытащила грудь и стала давать мне в рот сосок. Я с отвращением отвернулся. Женщина положила меня на пол и сказала, чтобы для меня приготовили гнездо, и тут же спросила: „Какой величины хотите сделать?“ Ей ответили: „В окружности четыре аршина, в вышину три, с тремя медными обручами“. Взяли меня и положили в точно такого вида люльку, накрепко запеленав, как маленького ребёнка. Пока я лежал в люльке, в юрту вошло очень много людей с безобразными лицами, и, кажется, большинство из них были старухи. Одна из вошедших сказала: „Хорошо бы нам раздобыть пищу, сварили бы отличную еду“. После этого две женщины вышли на улицу. Как только за ними закрылась дверь, мне выкололи оба глаза. Послышался голос: „Да, это он“. Я упал навзничь. В этом положении меня стали тянуть за переносье железным крючком. Я приподнял голову, и глаза мои снова получили способность видеть.
Оказалось, что я лежу в устье Кровавой реки с течением вперёд и назад. Из этой реки зачерпнули жидкости и напоили меня, затем просверлили уши, бросили кусок запёкшейся крови величиною с подушку и, поставив меня на него, сказали: „Будь знаменитым из злых шаманов с кровавым подножьем!“ Эти слова я повторил, сам не зная для чего.
На шею мне накинули петлю из верёвки и повели куда-то далеко. Затем надели тяжёлый шаманский костюм, дали в руку колотушку, бубен и стали говорить: „Получил ведь ты длинный огненный хвост! Стал ведь ты с лёгким дыханием! Получил ведь ты морду грозного медведя! Получил ведь ты чёрно-кровавые глаза отлинявшего медведя! Получил ведь ты чуткие уши!“
Меня отнесли в то самое место, где разрубали на части тело, развязали верёвки и приказали шаманить вместе с находившимися там шаманами. Я отказался, тогда меня завернули в сырую медвежью шкуру и куда-то унесли. Я потерял сознание.
Начиная приходить в себя, я почувствовал невыносимые боли: оказалось, какие-то неизвестные люди всячески истязали меня. Это продолжалось довольно долго. Когда мои мучители остановились, кто-то произнёс: „Унесите-ка его в преисподнюю“. Меня сунули в какое-то узкое отверстие и сказали: „Пригвоздите-ка ему чёрную печень“. В печень тут же воткнули нож, я потерял сознание и очнулся привязанным к одному из столбов юрты. Велел своим домашним освободить от верёвок и стал очень долго истерично распевать. В последующие ночи я опять стал попадать на места своих похождений.
Когда я просыпался, вздувало живот, ломило кости, и я целыми днями не находил покоя от боли. В такие дни я, можно сказать, и не вставал с постели. Если пытался подняться на ноги, в глазах рябило и кружилась голова. Несмотря на это, я иногда, пересиливая всю тяжесть страданий, захватив нож или ружье, отправлялся, сам не зная куда, с мыслью покончить с собой. Но каждый раз возвращался живым, не решаясь наложить на себя руки, и лишь от страданий рвал зубами собственное тело.
Так я промучился целый год, а весною начал безо всякой цели уходить в разные стороны. Домашние разыскивали меня дня через три или четыре лежащим без памяти. Приходя в себя, я вспоминал, что передвигался на четвереньках, подражая волкам и медведям, выкапывал из земли червей, ловил гадов и съедал их. В одно из таких скитаний я опять лишился чувств, и когда очнулся, была уже глубокая ночь. Оказалось, что я лежу совершенно голым, из подмышки и паха вылетели целые тучи мух; руки и ноги были искусаны муравьями, с большим трудом я добрался до дому.
В эту ночь, когда все уснули, вдруг откуда-то сверху мне на лицо упал большой огонь, но никакого ожога не причинил. Я лежал возле стенки, и вдруг кто-то стал тянуть мою руку за палатку. Я испуганно закричал. Домашние проснулись, но никого не нашли, хотя рука моя действительно лежала за полотном палатки, на улице.
В начале второго года мне во сне всё время приходилось спорить с духами. Я говорил, что ни за что не буду шаманом. Они настаивали: лучше согласись, всё равно будешь! Запрещали стричь волосы, и я перестал делать это. Временами в зимние ночи я незаметно от своих выходил голым на улицу и сидел на дереве. С рассветом осторожно, чтобы не узнали родные, возвращался в постель.
В таких мучениях я провёл весь второй год. Весной поехал ловить оленей и, приблизившись к стаду, увидел перед собой большую собаку. В ушах зашумело. И я опять лишился сознания. Очнулся крепко-накрепко связанным. Это родные, обеспокоенные моим долгим отсутствием, отыскали меня и увезли домой. Ночью я услышал голоса: „Добудь себе одежду, бубен и будь шаманом“.
Во время моей последней болезни родные догадались заказать бубен и колотушку, чтобы заставить меня скорее шаманить и этим избавить от мучений. Поправившись, я стал шаманом».
Этот рассказ – хорошая иллюстрация для тех, кто считал и считает шаманов любителями лёгкого хлеба, походя обирающих суеверных соплеменников. На самом деле история со Спиридоном Герасимовым довольно типична – мало кто из призываемых на служение духами добровольно и с охотой принимал эту стезю. Многие продолжали упорствовать до конца, и тогда духи превращали их в жалких калек, слепых или вовсе губили. То же самое происходило и с шаманами, которые, ещё не утратив силы по возрасту, пытались оставить своё занятие.
ТЕЛО НЕОФИТА РАЗРЫВАЮТ НА МНОЖЕСТВО ЧАСТЕЙ И РАЗБРАСЫВАЮТ ДУХАМ, ПРИГЛАШАЯ ИХ К ТРАПЕЗЕ. ДУХИ, КОТОРЫЕ ВКУСЯТ ШАМАНСКОЕ ТЕЛО, И МОГУТ БЫТЬ ЗАТЕМ ИМ ПРИЗВАНЫ В ВИДЕ СЛУГ…
Мы уже упоминали, что, по понятиям якутов, душа человека состоит из трёх частей. Такое же деление на несколько составляющих существует у многих народов Севера и вообще мира, но мы остановимся именно на якутском варианте, поскольку он детально разработан применительно к шаманизму и наиболее хорошо нам знаком.
Итак, чтобы человек, появившись на свет, нормально развивался, мыслил и жил, в нём должны соединиться и постоянно присутствовать три составляющие души-кут – ийэ-кут (материнская душа), буор-кут (земляная душа), салгын-кут (воздушная душа), а также ещё и так называемый сюр – жизненная и психическая сила, напоминающая христианский Святой Дух. Последняя очень трудно отделима от понятия души и поэтому обычно воспринимается (и пишется) вместе с ней – кут-сюр. Считается, что женские божества Айыыхсыт и Иэйэхсит испрашивают материнскую душу у самого главного бога девятого неба Юрюнг Айыы Тойона, который их и создаёт. Затем они вселяют душу в темя мужчины, и он, сближаясь с женщиной, передаёт ей ийэ-кут. При рождении ребёнка Айыыхсыт добавляет к материнской душе земляную и воздушную. Пользуясь современными понятиями, можно условно сказать, что материнская душа – это генетический код, родословная человека, земляная душа управляет состоянием физического тела, а воздушная душа «отвечает» за умственное развитие. Некоторые источники считают, что воздушную душу людям дарует главный бог шаманов Улуу Тойон, и он в любое время может затребовать её назад. Что касается духа сюр, «запускающего в работу» все три души, то он плод коллективного труда верхних небес, и чем больше божеств приложили руку к его созданию, тем большими способностями и талантами будет обладать новорождённый. Надо отметить и то, что салгын-кут – самая эфемерная и чуткая из трёх душ, во время сна она может покинуть своего владельца и даже где-то заблудиться. Поэтому спящего человека нельзя резко будить – он может проснуться без воздушной души. Также она может «выскочить» из тела при сильном испуге, особенно у маленьких детей.
После смерти человека воздушная составляющая души растворяется в воздухе, земляная уходит с прахом в землю, и только материнская душа и сюр возвращаются к их создателям и ждут нового воплощения. Если небеса пожелают их принять.
Поскольку шаманы – народ необыкновенный, то, по версии этнографа Андрея Попова, у них ещё при рождении духами похищаются все три души, но ребёнок при этом не умирает, а только отделывается лёгкой болезнью. Затем каждая из душ получает особое воспитание или воплощение.
Земля-душа превращается в рыбу и попадает в особую запруду в «воде болезней», устроенную из трупов убитых при посвящении шаманов людей (для этой цели духи и «забирают» их родственников). Рыба плавает в этой запруде среди множества таких же рыб-душ шаманов и всё время пытается перескочить через плотину, однако если это случится самопроизвольно, шаман тут же погибает. И лишь на время камлания духи выпускают землю-душу на свободу.
Мать-душа уносится на берег «воды болезней» и остаётся там навсегда, принимая вид фантастического животного – мать-зверя. Внешне он может представлять собой лося, оленя, медведя, волка и т. п. и соответствовать могуществу шамана. Последний видит собственного мать-зверя только трижды – при первом камлании, в середине жизни и перед смертью, – но всегда тесно связан с ним. Когда, например, шаманы сражаются друг с другом, то их мать-звери тоже дерутся на берегу «воды болезней». Если с мать-зверем случается несчастье, то погибает и шаман.
Самая же сложная судьба ждёт воздух-душу. При этом место её долгосрочной «прописки» зависит от того, какими духами призывается к служению шаман – Верхнего мира (неба), Среднего мира (земли) или Нижнего мира (преисподней).
Душа ребёнка, предназначенного быть небесным шаманом, похищается дочерями божества-шаманки Ары Дархан. Возле её жилища растёт большая лиственница с девятью дуплами. В трёх нижних воспитываются души плохих (слабых) шаманов, в средних – посредственных, в верхних – сильных. Понятно, что девятое дупло имеет высшую степень совершенства. Сами же души выглядят как птенцы кукушки или кулика, причём самые злые из них лишены перьев. Этих же злых дочери небесной шаманки, прилетающие в виде ворон, выкармливают душами умерших родичей и их скота. Для добрых шаманов кормилицы являются в образе орла и питают их орлиными яйцами. Одновременно и тех и других учат шаманским премудростям и уловкам, периодически дополнительно подкармливая «неуспевающих» пёстрыми зайцами, двуглавыми орлами, пёстрыми рыбами и продлевая им срок учёбы. Так проходит от года до девяти лет.
Затем прошедшие начальную ступень воздух-души передаются на дальнейшее воспитание Дочери Чёрных Облаков, которая облекает их в лебединую шкуру, какое-то время ещё продолжает обучать шаманскому искусству и, наконец, возвращает человеку.
Душа будущего шамана Среднего мира похищается одним из тех духов, который призвал неофита для служения, – огня, воды, гор, лесных зверей и т. п. Она уносится к большой берёзе, растущей возле жилища северных демонических старух, и попадает в одно из трёх дупел (в зависимости от своей будущей силы), где и живёт от трёх месяцев до трёх лет. После душа на такой же срок перекладывается старухами в железную люльку и выкармливается грудью. Знаменитых шаманов кормит старшая старуха, посредственных – средняя, плохих – младшая. Что касается злых шаманов, то их питанием служит не молоко, а ящерицы, лягушки и черви. Одновременно старухи передают душам и необходимые знания. На этом обучение заканчивается.
Будущие шаманы Нижнего мира точно так же проходят весь «курс» северных старух. Затем, если их призывает повелитель кузнецов Кудай Бахсы, живущий между мирами людей и демонов, они несколько лет воспитываются в пламени его горна и получают статус шаманов огня. Если же за воспитание берётся любой другой дух преисподней, то, естественно, не следует ожидать от него добра. Душа уносится в такую непролазную грязь, что в ней вязнут даже пауки, и внедряется в неё в виде птенца гагары или кукушки. Этому птенцу не позавидуешь – у него сгнивают перья, слезает кожа, а питание составляют только души родичей и мерзкие гады. Более того, раз в год или три года воспитанника для пущей злости в будущем вынимают из грязи и стегают прутьями, отчего он превращается в огромную лягушку. Души самых знаменитых шаманов Нижнего мира подвергают особой закалке – кладут на полтора года или в сулему (ядовитое соединение ртути. – В. Ф.), или в «воду болезней». Выдерживают это не всякие, некоторые души раскалываются надвое, а их бывшие владельцы на земле умирают. Прошедшие же испытание снова возвращаются к северным старухам и, надев шкуру ворона, заканчивают образование.
Как мы уже упоминали, во время трёхдневной «смерти» кандидата в шаманы происходит очень важный момент посвящения – обряд рассечения (эттэнии). Он заключается в том, что особые духи разрезают или разрывают тело неофита на множество частей (по некоторым версиям, до 99), раскладывают их на три кучи – для Верхнего, Среднего, Нижнего миров – и затем разбрасывают по сторонам всем духам, приглашая их по именам к трапезе. Те духи, которые вкусят шаманское тело, впоследствии и могут быть им призваны в виде слуг или покровителей.
После «дегустации» все кусочки и косточки аккуратно возвращаются назад и вновь срастаются в тело шамана, но уже наполненное иной силой и составленное из иной, не совсем человеческой плоти, обладающей особыми свойствами. Говорят, что великие шаманы в течение жизни проходят обряд рассечения три раза.
По сведениям Ксенофонтова, «как только кандидат по окончании рассекания встанет с ложа, тотчас же призывает другого шамана», чтобы тот совершил с ним путешествие в Верхний и Нижний миры, выступая при этом в роли наставника и проводника. Конечно же, имеется в виду мифическое путешествие их душ.
Шаман-учитель идёт впереди, поднимаясь на особый горный хребет, «наставляет кандидата и показывает ему узлы дорог, ведущих к разным мысам, где находятся источники человеческих болезней». Потом учитель приводит неофита в свой в дом, они оба облачаются в шаманские одежды и начинают камлать. При этом, «достигнув дорог тех или иных злых духов, наставник указывает, какая часть тела шамана какой болезни (или бесу) соответствует и какую имеет лечебную силу».
То есть идёт прямая передача таинств, опыта и технологий посредством общения душ двух живых шаманов. Но как показывают многочисленные рассказы, подобные знания можно получить и от духа давно умершего шамана, как правило, далёкого предка. Причём иногда это происходит совершенно спонтанно, выражаясь современным языком, путём инсайта – неосознанного озарения, «замыкания цепи». Или, может быть, не столь мгновенно, но всё равно по-своему неожиданно и необычно.
Вообще-то говоря, наверное, сколько существует в мире шаманов, столько же существует и в чём-то отличных друг от друга посвящений.
