В. Н. Дружинин
Варианты жизни. Очерки экзистенциальной психологии
Другое дело – верен ли сам исходный постулат Унамуно: каждый ли человек исходно жаждет вечности и во всяком ли возрасте он стремится к бессмертию?
На этот вопрос пытался дать ответ великий российский физиолог Илья Мечников. Илья Ильич Мечников, сын русского гвардейского офицера и еврейки, великий физиолог, лауреат Нобелевской премии, которую он получил за фагоцитарную теорию иммунитета, член большинства академий мира и почетный доктор многих университетов, страстно мечтал о продлении обычной человеческой жизни до ее биологических пределов, данных природой.
Долговечность человеческой жизни была его мечтой. В современном роде человеческом старость всегда преждевременна, как и смерть. Максимум смертности приходится на возрастной период с 65 до 75 лет, а предел кривой распределения смертности – на 90 лет. Но не только в продлении биологического существования человека Мечников видел задачу науки. По его мнению, человеческая жизнь должна быть счастливой: «В настоящее время приходится считать себя счастливым, когда в 70 лет еще в состоянии продолжать выполнение своих жизненных задач; в будущем этот предел, конечно, значительно отодвинется»[13]. Средство он видел в рациональной гигиене и применении научных успехов макробиотики. Но я не буду рассматривать биологическую концепцию Мечникова, а в соответствии с жанром и содержанием книги обращусь к его философским взглядам.
Мечников полагал, что как раз с инстинктом самосохранения, который выражается в бесконечной жажде жить, у человека не все в порядке. Высшие животные не имеют представлений о неизбежности смерти, по мнению Мечникова, и лишь человек приобретает это знание. Он полагает, что инстинкт самосохранения и связанный с ним страх смерти присущи человеку, но в раннем возрасте слабо проявлен и развивается в течение жизни.
Маленькие дети пугаются трупа, а у молодых людей страх смерти пробуждается при опасности, во время болезни, на войне. Но в юности он еще не выражен, поэтому юноши, и реже девушки идут на неоправданный риск, совершают необдуманные неосторожные поступки. Молодежь – участники всех действий, связанных с риском для жизни: экстремальные виды спорта, альпинизм, служба спасения и вооруженные банды, полиция и добровольная армия привлекают ее в свои ряды, и успешно. Мечников утверждает, что именно по этой причине молодость – возраст самых бескорыстных жертв и разнообразных злоупотреблений, подрывающих здоровье и сокращающих жизнь.
Юношество преуменьшает счастье от жизни и преувеличивает горе, поэтому склонно к пессимизму. Молодой человек, испытывающий страдания, готов объявить всю жизнь человеческую злом. «Следует заметить, что Шопенгауэр написал свою теорию пессимизма в возрасте 31 года. Последователь его Гартман уже в 26 лет объявил существование злом, от которого во что бы то ни стало надо избавиться. Наоборот, оптимистические теории жизни были развиты людьми, достигшими преклонных лет или же такими, которые, вследствие особых условий, оценили счастье бытия»[14]. Какие же это – особые условия – Мечников не поясняет.
С возрастом ценность собственной индивидуальной жизни для человека возрастает, и он все более ценит радости бытия.
Все философские системы, провозглашающие радости бытия и оптимизм, созданы зрелыми людьми (не исключение – Мигель де Унамуно). Они же посвящали свои труды страху перед смертью и жажде бессмертия.
Мечников полагает, что основные задачи религии и философии – преодолеть разлад между ускользающей жизнью и усилением желания жить. Все решения представляют собой не что иное, как рассуждения о смерти и бессмертии. То же – философия, и Мечников цитирует Цицерона: «Жизнь философа есть постоянное размышление о смерти».
Мечников специально анализирует философские и религиозные воззрения. Из древних философов он по не вполне понятным соображениям выбирает Платона, Сократа, Сенеку, Марка Аврелия, особенно подробно анализируя взгляды последнего. Пробегая список философов своей современности (XIX в.), а именно – Фихте, Гегеля, он останавливается на воззрениях Шопенгауэра – заведомого пессимиста, а также его ученика Эдуарда Гартмана, Макса Нордау и Гюйо. Такой список авторов и пессимистическое содержание их трудов позволили Илье Ильичу Мечникову сделать вывод о том, что все философские системы, вместо того чтобы принимать мир таким, каков он есть, преклоняются перед неизбежным, смиряются с перспективой индивидуального уничтожения человека. Даже тешить человечество философы в отличие от религии не могут.
Таким образом, инстинкт жизни как бы противоположен другим инстинктам: удовлетворение голода, жажды, полового чувства приводит к пресыщению, а стремление жить и страх смерти увеличиваются с годами. Дети стремятся стать взрослыми, а взрослые не желают стариться; старость и умирание расцениваются людьми как нечто отталкивающее. Но инстинкт жизни у стариков проявляется во всей своей силе. По наблюдениям Мечникова, в приютах и больницах для пожилых людей старики постоянно чувствуют угрозу смерти как осуждение на казнь, а главное желание тех, кто дожил до 90-летия, – жить и дальше, до 100: «Как любовь к жизни всего сильнее тогда, когда лучшая часть ее пройдена, так и половое наслаждение часто ощущается женщинами тогда, когда красота их уже отцвела»[15].
Итак, жажда бессмертия – прерогатива людей зрелого и преклонного возрастов. В этом Мечников видит одно из проявлений дисгармонии природы человека. Он полагал, что старость – инфекционная болезнь, и ее надо лечить, как любую другую, что приведет человека к продуктивной деятельности до естественного конца. То есть – смерти!? Философ Н. Умов в предисловии ко второму изданию книги Мечникова «Этюды о природе человека» замечает, что многие религиозные и философские системы относились враждебно к человеческой природе и пытались утешить человека, а Мечников заменил «метафизическую метафору» успокоения людей физиологической. И он ожидает прояснения в понимании жизни и основ этики от этого решения.
Ключ к продлению жизни и бессмертию находится в руках физиологов – в этом Мечников убежден: «…Можно утверждать на основании научных доказательств, что организм наш заключает вполне бессмертные элементы – яички и семенные тела. Так как клетки эти одарены самостоятельной жизнью и проявляют некоторые свойства, относящиеся к разряду психических явлений, то можно было бы серьезно поставить вопрос о бессмертии души»[16].
Мечников ставит вопрос о существовании так называемого «инстинкта смерти» и отвечает на него отрицательно: никто из наблюдаемых им стариков не проявил стремления умереть. И все же он, ссылаясь на наблюдения других исследователей, выдвигает предположение о том, что инстинкт смерти должен гнездиться в природе человека, но проявляется лишь в случае идеального, соответствующего физиологическому процессу цикла жизни: здоровой жизни и продолжительной старости. Соответственно цель человеческого существования состоит в завершении полного физиологического цикла жизни, который приводит к потере жизненного инстинкта и появлению инстинкта смерти. Вопрос «Как жить и стоит ли жить ради естественного завершения жизненного цикла?», разумеется, Мечников не обсуждает.
Человек – в этом его трагедия – не адаптивное существо, а благодаря своему разуму и сознанию выходит мыслями за пределы индивидуального бытия.
Идеал – «физиологически полноценная жизнь» – низводит человека на уровень здорового, нормального организма. Впрочем, многих это бы устроило. Однако, как сказал Виктор Франкл, «человек – это больше, чем психика, человек – это дух». Дух, а не организм. Что же предлагает психология человеку, пытающемуся решить проблемы своего бытия?
Обзор, необходимый в любой монографии
«Психология жизни» – практически необозримая область, и поэтому я остановлюсь лишь на взглядах ученых и психотерапевтов, которые являются первооткрывателями научных направлений. Выбор этот субъективен, но оправдан тем, что перед вами не диссертация, а продукт авторского произвола.
Предтеча психологии жизни – Альфред Адлер (1870–1937) окончил Венский университет и получил медицинскую степень в 1895 г. Познакомившись с З. Фрейдом и его идеями, он стал активным членом психоаналитического кружка и даже был президентом Венского психоаналитического общества. Однако вскоре поссорился с Фрейдом: причинами стали интеллектуальная и личностная самостоятельность Адлера и нетерпимость Фрейда к любым вариантам критики своей теории.
Из всего многообразия идей А. Адлера я остановлюсь лишь на его концепции «стиля жизни». Адлер рассматривал человеческую жизнь как непрерывное стремление к совершенству. Каждый человек обладает творческой силой и может распоряжаться собственной жизнью. Человек свободен и активен. Однако в детстве все испытывают чувство неполноценности – недостатка возможностей для полноценной адаптации в социальном мире взрослых. В некоторых случаях чувство неполноценности порождает невроз – комплекс неполноценности. Стремление преодолеть чувство неполноценности приводит ребенка к попыткам развить способности в той сфере, где он был неуспешен (явление гиперкомпенсации), или же выбрать сферу деятельности, где явные успехи компенсируют неудачи в адаптации (компенсация).
Часто, излагая теорию Адлера, приводят искусственный пример болезненного, хилого ребенка, который может интенсивно развивать свои физические возможности (гиперкомпенсация) или же направить все усилия на учебу и стать отличником (компенсация). По Адлеру, стиль жизни определяется и закрепляется в 4–5 лет. Он характеризуется усилиями преодолеть чувство неполноценности, достичь совершенства и социального превосходства. В дальнейшей жизни человек только совершенствует и варьирует жизненный стиль, который сформирован в раннем детстве. От стиля жизни зависит и дальнейшая судьба, развитие способностей, выбор профессии, болезни и т. д. Единство и неизменность стиля жизни определяют, по Адлеру, постоянство личности и ее отношений к миру, в первую очередь – к работе, дружбе и любви.
Адлер предложил типологию стилей жизни, основанную на двух параметрах: степени активности личности (от апатии до неистовой активности) и социальном интересе (чувство эмпатии ко всем людям). Он условно выделил пять типов личности, соответствующих стилям жизни, хотя постоянно подчеркивал ограниченность и неполноту любой типологии.
Первый тип он охарактеризовал как управляющий. Эти люди не стремятся к благополучию других, они самоуверенны и напористы. Сталкиваясь с препятствиями, они становятся агрессивными. Почему-то юных преступников и наркоманов Адлер отнес именно к этому типу.
Берущий тип проявляется в паразитическом отношении к внешнему миру. Такие личности удовлетворяют свои потребности за счет других. Социальный интерес отсутствует. Они не стремятся причинить страдания другим людям, просто хотят получить от них побольше.
Избегающий тип характеризуется низким социальным интересом и низкой активностью. Они боятся неудач и уходят от жизненных трудностей и проблем.
Социально-полезный тип соединяет в себе высокий социальный интерес и высокий уровень активности. Эти люди заботятся бескорыстно о других и взаимодействуют с ними. Они готовы к сотрудничеству и стремятся внести свой вклад в общественное благосостояние.
Уровень активности и уровень социального интереса формируются в раннем детстве. Тип личности человека складывается под влиянием стиля жизни, в пределах выбранного стиля жизни человек может активно и творчески строить свой жизненный путь.
Понятие «стиль жизни» близко к предлагаемому мною понятию «вариант жизни». Разница лишь в том, что стиль жизни типичен, но уникален для каждого индивида и без него не существует, а варианты жизни являются результатом общественного бытия, в них индивид включается помимо воли либо активно их выбирает, и они (как и стиль жизни по Адлеру) типизируют его личность.
Я полагаю, что понятие «стиль жизни» работает в пределах лишь одного из «вариантов жизни», а именно – «жизни-целедостижения». И это не случайно, так как для А. Адлера направленность на внешний мир (социальный интерес) и стремление к самоутверждению в деятельности являются главными параметрами, характеризующими личность. Эти же характеристики присутствуют в качестве основных в описании только одного из выделенных мною типов – личности, выбравшей путь активной внешней деятельности.
Современная экзистенциальная психология и экзистенциальная психотерапия начинаются с появления работ Виктора Франкла. «Таково мое мнение, и я его разделяю» (фраза Прюдома).
Создатель Третьей Венской школы психотерапии, критик и продолжатель А. Адлера и З. Фрейда, Виктор Франкл первый заявил о существовании основной «третьей силы» человеческой мотивации – о стремлении обретения смысла жизни. Если человек не находит смысла жизни, то жить он не может. Если он не находит смысла смерти, то тем более ему незачем жить и не за что умирать. По оценкам В. Франкла, 14–20% невротических расстройств вызваны потерей или отсутствием смысла жизни. Он предложил называть отчаяние по поводу отсутствия смысла жизни «экзистенциальным неврозом» в отличие от клинического невроза.
Франкл выдвинул идею логотерапии – психотерапии, которая признает духовную, смыслообразующую активность человека. Лишение смысла жизни характеризуется как экзистенциальная фрустрация, вызывающая «неогенный невроз». Смысл жизни всегда лежит вне человеческой личности, он несводим ни к принципу удовольствия, ни к воле к власти. То есть Франкл признает «здоровым», «нормальным» лишь один «вариант жизни», а именно – «жизнь-служение».
Он очень часто выражает эту позицию: «Я уже говорил, что человек не должен спрашивать, что он может ожидать от жизни, но скорее должен понимать, что жизнь ждет чего-то от него. Это можно выразить по-другому. В конечном счете человек не должен спрашивать: “В чем смысл моей жизни?” – но должен отдавать себе отчет в том, что он сам и есть тот, кого спрашивают. Жизнь ставит перед ним проблемы, и именно он должен со всей ответственностью отвечать на эти вопросы: и отвечать он может только ответственностью за свою жизнь». И далее: «Жизнь есть задача. Религиозный человек отличается, по-видимому, от нерелигиозного переживанием своего существования не просто как задачи, но как миссии. Это означает, что он осознает того, от кого исходит задача, что ему известен источник его миссии. Тысячи лет этот источник назывался Богом».[17]
Логотерапевт призван помочь человеку обрести смысл. Он является производителем смыслов – мысленных иллюзий, которые облегчают человеческую жизнь, равно как хромому помогают костыли. Логотерапия, по мнению Франкла, дает якорь в жизни, как и религия, а религия обладает побочным психогигиеническим эффектом.
Специалисты, занимающиеся проблемами наркомании и алкоголизма, в конце 1980-х гг. также пришли к выводу, что религиозность, обретение веры – главные факторы, помогающие избавиться от наркозависимости.
Другое дело, все ли страдают от отсутствия или от потери смысла жизни? Может, большинство людей существует, не задумываясь о том, есть ли в жизни какой-то смысл и необходим ли он для существования. Погруженность в повседневные заботы в погоне за успехом и прибылью не дает времени «остановиться и оглянуться».
Кроме того, необходимы определенный уровень культуры и духовные усилия для осмысления своего существования. Не случайно В. Франкл в качестве примеров приводит трагические ситуации из жизни узников концлагеря, которые предоставлены сами себе и лишены будущего: всюду и всегда – смерть, видимая и ощущаемая. По оценкам Франкла, 89% опрошенных признавали, что человеку нужно что-то такое, ради чего стоит жить, но сводится ли это «что-то» к смыслу жизни? Вторая мировая, а затем и холодная война изменили способ существования человека. Франкл считал современность Эпохой Тревоги.
Он описывает следующие симптомы коллективного невроза середины XX в.:
♦ бесплановость жизни, стремление человека жить сегодняшним днем;
♦ фаталистическая установка в жизни (человек почувствовал себя объектом воздействия внешних обстоятельств и внутренних состояний);
♦ коллективное мышление, желание человека слиться с массой, отказаться от личной ответственности и свободы;
♦ фанатизм (человек игнорирует личность другого и чужую точку зрения).
Люди лишаются совести, но, по мнению Франкла, пока человек переживает конфликт совести, он не подвержен коллективному неврозу: экзистенциальный невроз избавляет его от коллективного невроза.
Франкл чаще говорит с позиции «должного», нежели с позиции «реального существования», поскольку он врач-психотерапевт и его задача – изменить жизнь человека к лучшему. Говоря об ответственности, свободе, духовности человека как о главных факторах его существования, он неявно подразумевает некую «норму», «идеальную модель человека» и превращается из исследователя в пропагандиста и конструктора человеческой жизни.
Колоссальный и страшный личный опыт, который приобрел Франкл – узник концлагерей, лег в основу, может быть, лучшей из его книг: «Человек в поисках смысла: введение в логотерапию». Этот же опыт позволил ему сделать вывод, что важнейшим условием восстановления внутренних чувств человека-узника является отыскание цели в будущем. Франкл цитирует в связи с этим слова Ф. Ницше: «Тот, у кого есть для чего жить, может выдержать любое как». Он полагает, что на вопрос о смысле жизни никогда нельзя дать общий ответ, смысл конкретен для определенного человека в определенной ситуации: «Каждая ситуация отличается своей уникальностью, и всегда существует лишь один правильный ответ на проблему, содержащуюся в данной ситуации. Когда человек видит, что ему судьбой предназначено страдать, он должен принять свое страдание как свою задачу, единственную и уникальную. Он должен осознать тот факт, что даже в страдании он единствен и уникален во Вселенной. Никто не может освободить его или заменить его в страдании. Его уникальная возможность определяется тем, каким он образом несет свое бремя».[18]
Франклу современная психология обязана и трактовкой самого термина «экзистенциальный». Он используется им в трех различных случаях: 1) для обозначения специфики человеческого бытия; 2) для характеристики смысла существования и 3) для обозначения стремления к нахождению смысла в личном существовании, т. е. воли к смыслу.
По мнению Франкла, причина неогенного невроза, характерного для людей середины XX в., – в «экзистенциальном вакууме». Человек лишен ряда базисных инстинктов, которые есть у животных. Он должен совершать выбор. В индустриальную эпоху исчезло влияние традиций, которые регулировали индивидуальное поведение. Человек подвержен внушению и влиянию групп, становится жертвой конформизма. Около 55% пациентов клиники Франкла переживали «экзистенциальный вакуум». Типичным его проявлением он считает «воскресный невроз», когда человек остается наедине с собой после забот трудовой недели, ощущает отсутствие какого-либо содержания своей жизни и переживает душевную пустоту. С отсутствием смысла жизни Франкл связывает алкоголизм, подростковую преступность, неврозы и конфликты в пожилом возрасте и т. д. И Франкл выдвигает категорический императив логотерапии: «Жить так, как если бы ты жил уже второй раз и как если бы ты поступил в первый раз так же неправильно, как собираешься поступить сейчас!»
Тем самым настоящее ощущается человеком как прошлое, а прошлое может быть исправлено. Логотерапия формирует у индивида ответственность за выбор и ощущение конечности жизни. В более острой форме эту мысль высказал еще Блез Паскаль: «Чтобы страсти не губили нас, будем вести себя так, словно нам отпущена неделя жизни».
Вообще, на мой взгляд, наименее убедительны попытки Франкла преодолеть с помощью логотерапии субъективную бессмысленность смерти. Конечность жизни он рассматривает с позиций «человека целедостигающего», для которого время есть возможность для реализации дел и накопления их «в закромах» прошлого. По мнению Франкла, в прошлом ничто не теряется, но все сохраняется. Однако прошлое существует лишь постольку, поскольку есть память человеческая и память «внешняя» – предметы и тексты, которые может расшифровать хотя бы один человек и сообщить содержание другому. Однако индивидуальная память исчезает вместе с человеком, а «полнота прожитой жизни», может быть, и компенсирует переживания об утраченной молодости, но не предохраняет от мыслей, что в какой-то момент единственное сокровище, накопленное личностью, – его опыт – исчезнет мгновенно.
Психотерапия – техника создания мысленных иллюзий, спасающих человека. Но «человек мыслящий» жаждет не иллюзий, а истины.
Можно не задумываться о неразрешимых вопросах, а помогать людям здесь и теперь, пытаясь попутно понять, в чем причина их проблем. Этапность жизни, по крайней мере возрастная, – очевидна. «У каждого возраста свои проблемы», и психологу проще конкретизировать свою задачу, подходя к каждому человеку как представителю возрастной группы. Целостная жизнь разбивается на периоды.
В работах Эрика Эриксона (1902–1994) экзистенциальная психология неразрывна с психоаналитической теорией развития. Как любой психотерапевт, Эриксон искал «правильный», или «нормальный», вариант развития личности, который позволил бы избежать кризисов жизненного пути либо конструктивно их преодолеть. Полнота прожитой жизни, ощущение самореализованности и счастья должны быть психологической нормой.
Центральное понятие, которым оперирует Эриксон, – «идентичность». Развитие человека идет по пути становления его идентичности: телесной, социальной, национальной, личностной самоидентификации – ощущения тождественности самому себе.
Личностная идентичность характеризуется не только знанием «кто я есть такой», но также чувством связности жизни, единства прошлого, настоящего и будущего и принадлежности жизни себе. Переживание себя как обладающего непрерывностью и тождественностью во времени характеризует идентичность «Я» (или «Эго – идентичность»).
Эрик Эриксон считал, что в развитии личности можно выделить различные стадии. Индивид в ходе взросления расширяет контакты с социальной средой, познает ее и взаимодействует с ней. Переход на последующую стадию определяется готовностью индивида к новому типу взаимодействия со средой. Общество, в принципе, поощряет готовность к расширению контактов индивида с миром. Оно обеспечивает и стимулирует последовательное прохождение этих стадий и скорость развития индивида. На каждом этапе личность сталкивается с некоторой проблемой, противоречием, которое может разрешиться позитивно или негативно для индивида и его дальнейшего психического развития. Например, на орально-сенсорной стадии (по Фрейду) основным отношением ребенка с миром является общение с матерью, которая кормит его грудью или смесями, меняет памперсы, охраняет от холода и других опасностей. Если мать не реагирует на нужды ребенка или реагирует неадекватно, то у него развивается недоверие к миру. В случае благоприятных отношений и взаимодействия матери с ребенком у последнего развивается «базисное доверие».
Эрик Эриксон выделил восемь возрастных психосоциальных стадий развития личностной идентичности. Благоприятное прохождение каждой стадии развития ведет к формированию у личности одной из «базисных добродетелей». Эриксон назвал их базисными, поскольку, по его мнению, без них другие, более изменчивые системы ценностей не могут передаваться от поколения к поколению. Приведу перечень «базисных добродетелей» в соответствии с последовательностью стадий психосоциального развития, как они даны у Э. Эриксона.[19]
Базисное доверие
против
Базисного недоверия: Энергия и Надежда
Автономия
против
Стыда и сомнения: Самоконтроль и сила воли
Инициатива
против
Чувства вины: Направление и Целеустремленность
Трудолюбие
против
Чувства неполноценности: Система и Компетентность
Идентичность
против
Смешения ролей: Посвящение и Верность
Близость
против
Изоляции: Аффилиация и Любовь
Генеративность
против
Стагнации: Производство и Забота
Целостность «Эго»
против
Отчаяния: Самоотречение и Мудрость
Концепция Э. Эриксона подробно описана во множестве учебников и научно-популярных изданий, и здесь неуместно ее было рассматривать. Замечу лишь, что, согласно Э. Эриксону, возможен лишь единственный «правильный» путь развития и множество неправильных (в разной степени) отклоняющихся вариантов. Это явно противоречит и здравому смыслу, и эмпирическим научным данным.
Многообразие вариантов жизни для психотерапевта, идеолога или моралиста – повод для беспокойства и поиска среди них «оптимального». Для ученого нет «плохой» или «хорошей» жизни, равно как и для человека, который ее прожил или собирается прожить.
