© Владимир Митюк, 2020
ISBN 978-5-4498-7891-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Снег выпал настолько внезапно, что не только коммунальные службы, но и я оказался не готовым к зиме. И это не шутка.
Вчера было ещё плюс шестнадцать, телевизор же вещал устами Гидрометцентра, что похолодание будет, но ненадолго, идёт какой-то циклон, несет осадки в виде дождя и мокрого снега. Я же доверился своим ощущениям, и, признаюсь, ошибся. Нет, зонтик я не выложил, он, как прописался в сумке в начале осени, так и не вылезал оттуда, приговорён. А сумка – знаете, такая чёрная, с ремешком и через плечо. Удобная. Только вот лямка периодически съезжала, приходилось поправлять и подтягивать.
Смурной и ненавязчивый перманентный дождь вышел вместе со мной на работу. До метро недалеко, и поэтому я редко пользовался машиной, лишь приподнял воротник, нахлобучил кепку под названием «бейсболка», и убыстрил шаг.
Мелкие капельки скатывались с моей куртки, и посему зонтик остался в неведении происходящего.
На работу я приходил рано, открывал небольшой кабинет, метров шесть на девять, включая некое подобие прихожей со шкафчиком для одежды, вешал куртку, чуть приподнявшись – перекладина сделана не иначе, как для Сабониса, моих метра восьмидесяти пяти едва хватало, да я уже привык. А вторая перекладина была оккупирована моими сотрудницами и прибившимся к нам выпускником некоего университета. Коллеги занимали соседнюю комнату, в которую вела ещё одна, правая дверь. Вы поняли, вход один, из предбанника вели ещё две двери. Очень удобно. В предбаннике прижились и холодильник, и микроволновая печь.
Я снимал свитер, клал на свою персональную полку, и надевал галстук и пиджак. Рубашка у меня была постоянно свежая, а как же иначе. Дресс-код в нашей конторе пока что не был ввёден, но мне полагалась носить пиджак. Правда, не знаю, зачем, ибо большую часть рабочего времени я проводил за своим столом, серьезный и сосредоточенный, большей частью общаясь с коллегами посредством компьютера, но иногда они приходили, отвлекая меня от дел.
Первым делом я включал электрический чайник, на отдельной тумбочке, с обязательно подложенной кафельной плиткой, по требованиям пожарной безопасности. Усаживался за стол, брал очередную папку, взвешивал на руке и открывал. За это время чайник успевал закипеть, я наливал себе полчашечки кофе, начинал перелистывать страницу за страницей, со вчерашнего места, делая необходимые пометки остро заточенным карандашом. Я делал это исключительно тщательно, ибо работа давала не только средства к существованию и обеспечивала некоторую стабильность, к которой я привык за долгие годы.
Сотрудницы, как правило, опаздывали. Что с них возьмёшь? Однако делал внушения и наставлял, так положено. Они как бы внимательно слушали и воспринимали, но все продолжалось. А в воздух висел немой вопрос – а что вы хотите за такую зарплату. Пардон, милые, но вы же под этим подписывались. И даже за семьсот-восемьсот зелёных, в пересчёте, вполне можно и потрудиться. Впрочем, особых претензий у меня к ним не было, как и у более высокого начальства ко мне. Жизнь текла своим чередом.
Часам к девяти все занимали места в соседней комнате, подходил народ, с новыми папками, делами и служебными записками.
Некоторые предварительно звонили, я терпеливо выслушивал, назначал время, когда прийти, записывал на страничку ежедневника и заносил в компьютер. Когда страничка заполнялась, я переходил на следующую. Сверялся с необходимыми документами по компьютеру, дабы не отстать от жизни и все держать под контролем. Это только кажется, что всё просто. Я считаю, что каждая бумага должна вылежаться, даже если по содержанию и оформлению очевидных замечаний нет. Но для чего я сижу? То-то и оно.
Часть работы я переправлял за стенку, неизбежной, но скучной. Делопроизводство и системный анализ требуют тщательного подхода. А выждать необходимо всегда, процентов так тридцать дел возвращались к авторам. И дальше где-то погибали, я не интересовался, где, но статистику вёл.
Я немного отвлёкся, и как тут сосредоточишься, когда дождь всё усиливался, для этого вовсе не нужно было выглядывать в окно – по жестяному подоконнику барабанила настоящая дробь. Но работа – прежде всего, через некоторое время я даже привык к дождю, и почти не замечал. Однако каждый входящий считал своим долгом непременно поговорить о превратностях погоды, о том, куда податься в выходные, можно ли проехать на дачу. Меня это с толку не сбивало, я привычно делал замечания, и даже хвалил, когда они устранялись оперативно. А как же иначе.
Так было и в этот день. К половине двенадцатого поток посетителей несколько иссяк, я снова заварил кофе, вышел в курилку, пообщался с коллегами и снова за работу.
Прошел час, другой. Я почувствовал, что-то изменилось. Прекратилось назойливое «пам-пам-пам», я раздвинул шторы и выглянул в окно – крупный и сильный дождь превратился в медленно падающие, парящие снежные хлопья. Они и не собирались таять, даже приземлившись на подоконник. Или не успевали. И так интенсивно, что вскоре и весь дворик, и крыши одноэтажных строений покрылись толстым слоем. Ужас! Я вообще-то отношусь к любым погодным явлениям лояльно, если все вовремя. Сейчас же – зачем мне снег в середине октября? Это вызывало раздражение и выбивало из привычной колеи.
Но не всё так безнадёжно. А где же? Я стал лихорадочно соображать, занявшая мой мозг мысль вытеснила все остальные. По дороге? Но там закрыто, я точно знаю, заходил на прошлой неделе, стены выломаны, ставят новые окна, хотя вывеска осталась прежняя. Можно бы, конечно, сначала домой, но ведь будут пробки, это часа два в один конец, а перенести на следующий день будет неправильно правил. Только дай себе послабление, так неизбежно расслабишься. Придётся сделать небольшой крюк, на одиннадцатом маршруте. Точно, туда я и загляну, место незавидное, вряд ли его перепрофилировали, как это теперь называют. Настроение немного улучшилось, рабочий день подходил к концу, и больших хвостов на завтра не было. Так, по мелочи.
Без пяти я сложил все папки, незаконченные дела, стопка совсем небольшая – справа, готовые, с замечаниями и без – слева. Так проще ориентироваться, и люди знают, что так проще найти документы. Сядут на стул и просматривают замечания. Ежели папочки нет, придётся подождать, и меня зря тревожить не будут. Хотя будут, конечно, всем, как правило, нужно всё и сразу. Но так не бывает, несогласные есть? Нет, и правильно. Будут ходить неделю, две. Всё должно быть по правилам, установленным мной. И мои сотрудницы его тоже свято придерживаются.
Распрощавшись со встреченными в коридоре и на лестнице коллегами – народ резво устремился домой, кляня непогоду. Я ни чем не отличался от них, разве что у меня было свои собственные планы.
Дабы без излишней необходимости не возвращаться к производственной стороне моей жизни, разве что в крайней необходимости, ещё раз подчеркну, что работа давала мне не только хлеб насущный, но и возможность поддерживать существование, весьма сносное.
Улица встретила меня неприветливо, парящие снежинки превратились в острую крупу, норовя проникнуть за шиворот, отполировать физиономию по полной схеме. Мостовая уже была покрыта толстым слоем снега, раздавленного пешеходами и кое-где подтаявшего. Только на проезжей части машины оставляли колею. Улицы убирать никто и не собирался – дворники ждали указаний от начальства, а те не торопились – авось, завтра само растает. И немудрено – середина октября, деревья почти зелёные, разве что клёны да осинки покраснели. И на земле опавших листьев предостаточно, если вмёрзнут не отскребёшь, кто понимает. Посему надо поспешить. Легко сказать! Переходя улицу, я едва увернулся от не успевшей затормозить красный иномарки, но даже не возмутился – скользкая дорога предполагала возникновение опасных ситуаций. К тому же у меня была своя цель. Хорошо, что я сподобился надеть ботинки на толстой подошве, ноги сухие, ведь большую часть пути придётся пройти пешком, очередная пробка растянулась на несколько километров, скоро стемнеет и вообще будет труба. А у меня фонарик, со светодиодами, всегда выручает, и, к тому же, весьма экономно расходует батарейки, что немаловажно.
Увлекшись мыслями, я чуть было не проскочил мимо рынка. Хотя по дороге обогнал вереницу замерших в пробке машин. И что бы я делал, скажите на милость? Я свернул в знакомый переулок. Но стоит ли называть? Любое неосторожное слово может стать наводкой, а мне это надо? Совершенно нет. Я достал заранее приготовленный полтинник, протянул продавцу – без сдачи, естественно, и получил взамен чёрный непрозрачный пакет. Мы только кивнули друг другу, не перемолвившись ни словечком. И положил в другой, открыл сумку, на дне которой уже лежали газеты, отправил по адресу и прикрыл снова. Я не спешил со своими манипуляциями, выходить на безрадостную улицу не хотелось, а надо. В принципе, можно подъехать на трамвае, время поджимало, но я ещё не все успел. Я сделал небольшой крюк, слабо надеясь на успех. Старый, ещё с советских времен, три ступеньки вверх, магазинчик, работал, как ни в чём не бывало, будто не прошла целая эпоха. Даже облупившаяся вывеска оказалась на месте. Сколько лет я там не был? Впрочем, это не имеет отношения к делу. Ленивая тётка неопределенного возраста в зёленом халате привычно скучала за прилавком – надо бы закрыться, какие покупатели в такое ненастье, да вот время не вышло. «Да, там смотрите», – мол, знаю ваших, глаз да глаз нужен. Под пристальным взглядом хозяйки – не дай бог, сопрёт чего, я прошел в закуток с инвентарём. Подавив желание долбануть тетку искомым, я выбрал желаемый предмет, даже два, и с некоторым злорадством, попросил выписать товарный чек, тщательно прочитал – хотя зачем, аккуратно сложил в бумажник и с достоинством отбыл.
Погода за эти десять минут ничуть не улучшилась, приобретенное – об упаковке было нечего и мечтать, не только не защищало, а, наоборот, мешало. Парусность моя увеличилась, и стало ещё сложнее поддерживать равновесие на окончательно обледеневшем тротуаре. На прилипающий снег я уже перестал обращать внимание, смирившись с неизбежным. Но вот и трамвай.
Повезло, не пришлось ждать, и ехать-то всего ничего – пять остановок, если выйти чуть раньше, или шесть – тогда придётся, наоборот, возвращаться. Удобней было бы, конечно, выйти на шестой остановке – там чуть короче, можно срезать часть пути, зато идти придётся по закоулкам, тропинкам, а их никто сегодня не расчищал, тоже вряд ли ждут посетителей, да если бы и ждали – кому охота.
Я вышел на пятой остановке. Пересёк трамвайные пути и двинулся в обход с несколькими поворотами. Похоже, здесь убирать не будут до второго пришествия, или пока само не растает. Ну вот, все я опять о погоде!
Я шел по нехоженому тротуару – домов в окрестности немного, вечером и прохожего не встретишь, ветер дул в спину, подгоняя, осталось только поднять воротник, но я его и не опускал. Вот и ворота. Одинокий огонёк – уже начало темнеть, сумрак усугублялся полностью затянутым небом. Но я уверенно шёл по главной аллее, ведь дорогу я знал практически на ощупь. Несколько лет назад территорию начала приводить в порядок, колдобины засыпали, вырубили разросшиеся кусты, стало почти как в Европе. Правда, кое-где ещё оставались провалы и появлялись новые – начали прокладывать и менять коммуникации. Цивилизация дошла и сюда. Деревья должны были заслонять от порывов ветра, однако он исхитрялся развернуться, и упрямо старался попасть мокрым снегом прямо в физиономию.
Я лишь кивал старым знакомым, не останавливаясь, чтобы поговорить, или хотя бы переброситься парочкой фраз. И всё равно приходилось быть начеку – благоустройство ещё не закончено, вот и ещё одна яма – новая, наверное, уплотнять будут. Хорошо, что я, как всегда, внимателен. А ничего неожиданного нет – весь город стоит на болоте, а здесь ещё и речка, и никто не поручится за то, что у той нет подземного рукава. Либо же несколько метров торфа. Хотя нет – даже в жару пожаров не бывало, следовательно.
Мысли отвлекли от борьбы со снегом, но на повороте появилась новая ямка, без ограждения. Конечно, всё побросали – световой рабочий день закончился, а рассчитывать на то, что кому-то взбредет в голову забраться сюда почти ночью. Меня в расчет не принимали, хотя могли следить. Но я уверенно следовал своей дорогой, оставляя одинокие следы на свежевыпавшем снегу. Непроизвольно чертыхнулся, поскользнувшись на последнем повороте. Для красного словца я добавил бы ещё одну фразу, но вдруг чей-то взгляд упадет на коряво исписанные листки, и будет неудобно, пусть и заочно. Не совсем точно и по отношению к той действительности. Ну, которая была на самом деле. А какие мысли могут быть у человека, прорвавшегося через снежный удар, и добравшегося до цели.
***
– Подожди, видишь, я только пришел, сначала дело, а потом поговорим, лады? Не думаю, чтобы мой собеседник понял меня дословно, однако интонация ему была знакома, встречались мы едва ли не ежедневно, посему он послушно уселся воле скамейки, всем своим видом показывая – мол, понимаю, можно и потерпеть, не впервой. И вряд ли был настоль голоден. Я же – опять только о себе, но мне никто не запрещает этого делать, поставил сумку на столик, повыше и дальше от соблазна, взял орудие труда и принялся за работу.
Впрочем, здесь пора прерваться. Для пролога он слишком великоват. Собственно, почти середина. Но кто может ограничить, кроме меня же самого? Никто, правильно. А почему я начал именно с этого места? Ведь день, несмотря на внезапно обрушившуюся непогоду, ничем особым не выделялся, даже не нарушил мои планы, а скорректировал. Я повторяюсь? Что из того? А кто не возвращается часто к, казалось бы, рядовым событиям, а позже сам удивляется – с чего бы это?
Вот и я, может, снова вернусь в ненастный октябрьский день. Если наступит такой момент. А тогда я продрог и нарушил правило, пусть всего лишь раз. Работа не согрела, а садиться на промерзшую скамейку или бросить на середине – не для меня.
***
Безнадёжное дело убегать от навязчивой идеи. Ты – от неё, а она преследует. Через какое-то время вроде забываешь, но она вдруг материализуется с новой силой. Детские страхи, сны, услышанные ненароком слова, случайно подсмотренные – упаси боже, именно случайно, – эпизоды, и ты уже не ощущаешь себя независимым от них. Возможно, все сотрётся в памяти, за наслоением событий, если материализуется?
Когда все началось, не припомню. Но точно, уже после переезда в новый район, когда я был молод и счастлив. На жену и дочку не мог нарадоваться. Нельзя прошлое охаивать, оно было моим, и не только. Что ж, если все изменилось – так, значит, повернулось колесо, и нечего роптать. В те годы, как и сейчас, я не верил ни во что – ни в бога, ни в чёрта, ни в судьбу. Однако – у кого повернется меня обвинить – как и большинство сограждан был ужасно суеверен, хоть и посмеивался над собой. Молодость, чего с неё возьмешь. Однако почему-то старался не переходить перекресток Проспекта и Улицы по одной, той самой стороне… И не переходил. Почему – объяснить не мог, и ни тогда, и ни сейчас. То есть, если даже загорался зелёный, я поворачивал налево, ждал, когда будет разрешен переход через улицу, а потом – ещё раз. И это я, вечно спешащий – в то время – ждал покорно!
Я проснулся, пытаясь сбросить ночной кошмар. Жена наклонилась надо мной – что с тобой, милый, ты так кричал. Приснилось что? Я же мог только потряси головой – наверное, спал в неудобной позе. Нет, ты недоговариваешь, что случилось? У тебя неприятности или я виновата? Нет, ничего такого. Я обнял жену и мирно заснул, в следующий раз разбуженный лишь надоедливой трелью будильника.
Вскоре ночной кошмар сам собой забылся. Так мне показалось сначала. Да не тут-то было. Какие-то обрывки сна, именно обрывки, всплывали из недр подсознания, но не накладывались на предыдущие события и воспоминания.
Через какое-то время сон повторился, я уже после это не пытался уснуть, а потихоньку вышел на кухню, заварил чай из пачки со слонами – индийский, полученный в наборе. Что, не знаете? Так вот, было время, когда все, буквально все носимое или съедобное, распределялось странным образом. В конторе на доске объявлений вывешивались так называемые заказы – комплектовались наборы продуктов – дефицитный индийский чай в пачках – кто пробовал грузинское сено, тот поймет, если повезёт – икра, не кабачковая, кофе, сгущёнка, тушёнка. И к нему – сахар, макароны, кильки в томате, в качестве нагрузки. Не понимаю, чем провинились кильки, как и переименованная улица Гоголя! Не так давно мне довелось вновь почувствовать тот самый забытый вкус и, знаете, совсем прилично. Кто-то из активистов записывал желающих, потом тянули жребий, если всем не доставалось, и… Но я опять отвлекаюсь, хотя дал себе зарок не засорять повествование излишними и никому не нужными подробностями.
Я попытался восстановить хоть обрывки сна, но опять не складывалась цельная картина. Однако место, как раз на пересечении Улицы и Проспекта – вот оно, да. Возвращаясь с работы, я вышел двумя остановками раньше. Вереница троллейбусов, автобусов, как ни в чем не бывало, пересекала проспект, люди расходились направо и налево – по обеим сторонам улицы на Проспекте находился универмаг, вернее, его разные отделы – обувь, одежда, игрушки, бытовая техника.
Рабочие привычно вскрывали асфальт, прямо у автобусной остановки, трудящиеся, иждивенцы и люди бомж безропотно обходили вырытую и огороженную флажками яму, на углах продавали мороженое и сигареты. Черт, что же меня сюда принесло? Выкурил сигарету – в то время дефицитный «Мальборо», походил, осмотрелся. Потом купил стаканчик крем-брюле, нет, ничего необычного, и решил пойти домой, дабы в одиночестве посмеяться над своими страхами. Я решил обойти вырытую яму, но что-то меня остановило, и я перешёл на другую сторону. В принципе, так мне было удобнее, но до того я шел именно по правой стороне, вот в чем дело! Это уже потом я стал анализировать. А место – да, было именно то. С одной стороны, ничего необычного – я ежедневно проезжал здесь – утром и вечером, иногда и по выходным мы гуляли с женой и дочкой – так почему бы и нет? Но – ощущение кошмара, стон – жена утром сказала – ты опять стонал во сне. Я отшутился, но стало как-то не по себе.
***
Сон повторился примерно через год. Теперь я уже был не простым наблюдателем, а действующим лицом. Я сидел за рулем катка и старательно закатывал асфальт. И что? Разве есть в этом что-то ужасное, спросите вы? И я так думаю. Но почему мне становилось страшно, и я просыпался в холодном поту, уже пытаясь досмотреть сон до конца. Я уже не вздрагивал, чтобы не разбудить жену, и сознательно укладывал впечатления на отдельную полку в своем сознании.
Я стал размышлять, что бы это могло значить, ибо мой образ жизни не предполагал ничего подобного, но, увы. С вашего позволения, я опускаю годы и месяцы, останавливаясь только на этом. Действие обычно проходило под покровом ночи. И каждый раз всё дальше и дальше, причем не с прерванного места, а как бы сначала, и если последующее сновидение чем-то отличалось от предыдущего, то разве незначительными деталями. Я помнил и чувствовал как наяву, и не было никакой необходимости что-то записывать. Во сне я действовал не один, однако лиц запомнить не мог, как ни старался.
Сегодня – суббота, миссию я свою выполнил, и имею полное право пропустить стаканчик, тем более что мне никто не указ. И не натощак, а после хорошей закуски – недавно в нашем микрорайоне – я ещё не говорил, что переехал? Да, открыли новый супермаркет, и мне хватало одного, в крайнем случае, двух раз, чтобы затовариться на неделю. И впрямь – много ли одному надо? На случай недомогания у меня был забит холодильник, как в жуткие времена, НЗ я периодически обновлял. Пусть и оставляя в магазине много денег, в последнее время у меня даже появился солидный финансовый запас, я мог тешить себя иллюзиями, что сэкономил некий виртуальный процент от среднегородских цен, сколько-то рублей и копеек. Бутерброды и огурчик – на столе, я нацеживаю из «Путинки» стограммовую стопку, это не помешает и не повредит, и выпиваю залпом. Закусываю стрелкой лука, огурчиком – я предпочитаю корнишоны, съедаю бутерброд с отварным мясом. Закуриваю – меня некому, повторяю, контролировать. Не иду на лоджию – ветер в мою сторону, остеклить как-то руки не доходят, а остаюсь на кухне. Нет, надо ещё пятьдесят. Все, хорошо. Это – норма, я её не перешагиваю. Так надо.
***
Тишина. Давно прошёл последний троллейбус, а за ним и развозка. Пора спешить – ночь становится всё короче, а нам непременно надо успеть. Трактор вскрывает асфальт, исчезает. Несколько взмахов лопатой, и мы – а я действовал не один, опускаем я яму нечто, завернутое в ковер. Ковёр или мешок? Нет, скорее палас, а мешок сверху. Но он маловат, не завязать… Ноша умещается в подготовленное место, все под контролем, мы слегка присыпаем его, действуя слаженно и безмолвно. Из-за поворота появляется самосвал, почти игрушечный, увеличивающийся в размерах по мере приближения. Кузов понимается, и горячий асфальт скрывает содеянное нами. Самосвал куда-то исчезает, растворяясь в воздухе, и на его месте появляется каток. Я ощущаю себя за рулем, как бы со стороны, ибо на месте водителя никого нет. Или все-таки Я? Через несколько минут остается только ровный асфальт, мои соучастники растворяются в ночи.
***
Возвращаясь с работы, специально выхожу на перекрёстке, стараясь слиться с толпой и быть незаметным. Свежая заплатка. Но народ равнодушно, или как, проходит мимо, наступает. День – другой, или неделя – будто так и было. Но я-то знаю. А они? Надо определить, кто. Но на этот раз сон обрывается на самом – как мне казалось – интересном. Но почему меня никто не ищет? Нет объявлений, ничего. А, может, я просто нахожусь в иной, виртуальной, реальности?
Я также продолжаю ходить на службу в свою контору. Теперь я живу один, удалось разменять квартиру, что-то доплатить, мне непременно нужно было остаться в том же районе. Жена – бывшая – согласилась, уехала на Гражданку, я даже адреса не знаю, с тех пор не общались, а я – в квартал по соседству, только на другую сторону улицы, даже чуть ближе к Проспекту. Стоило переехать ближе, как сны стали учащаться, и стали как-то острее. То есть, усилилось влияние Перекрёстка. Как это я раньше не догадался!
Уж извините, можно подумать, что меня занимал только феномен перекрестка, но это далеко не так. Не хочу засорять повествование не относящимися к делу излишними деталями и подробностями. Ах, я это уже говорил? Так покорнейше прошу прощения ещё раз, склероз, видно, наступает. Рановато. Только я хочу связать события, выстроить логическую цепочку, и не притягивать случайные совпадения за уши.
Нет, меня всё же ищут. Но пока никаких объявлений. Я чувствую спинным мозгом, запрещаю себе оборачиваться. По мне, так скрываться невозможно, или бесполезно. А что, если продолжение материализуются не по моей воле? Я снова вскрываю асфальт, зная заранее, что мы будем закатывать труп. Безымянный, но точно за дело. Иначе, почему с такой настойчивостью сюжет повторяется вновь и вновь.
– Гражданин, это вы закатали в асфальт? – Кто, что? – Я искренне, как мне кажется во сне, удивляюсь, – кого, где? – На перекрёстке, знаете, там, где универмаг. Нечётная сторона. – Какой асфальт, какой перекрёсток, и вообще, вы из сна, так что… – Разве это сон? Тогда извините, – человек в штатском берет под козырёк, я просыпаюсь в холодном поту. Нельзя идти под холодный душ. Прихватывает сердце. Я наливаю полстакана тёплой воды – чайник не успел остыть и меня отпускает. Нет, пора таскать с собой валидол, и еще, этот, как называется? Не то ненароком загнешься на ровном месте. Да, это было во сне, неужели не понятно. А мы и есть из сна. Но можем явиться и… Кыш!
Мы снова вскрываем асфальт. Я по-прежнему не различаю лиц участников. Завернутый в холстину труп – теперь я убедился, что это не пустой ковёр, ещё не остыл. Возможно, в нем ещё теплится жизнь, опускается в яму. Асфальт скрывает следу нашей деятельности. Кого, за что? Это остается неведомым. Однако я уже пытаюсь приготовить себе алиби – знаю, что вскоре за мной придут, и вряд ли мне будет позволено обратиться к адвокату. Так и происходит. Ты убил! И попытался скрыть следы своего преступления. Мои увещевания не находят понимания, ссылки на сон безнадежно отвергаются. Но я-то знаю, что все происходит не наяву! Я – в тёмной камере, ни окон, ни малейшего просвета. Однако через некоторое время начинаю различать, что она не так и пуста, как казалось первоначально. Из угла на меня смотрят два маленьких красных глаза, раздаются характерные шорохи и посвистывания. Тебя-то за что? Мне на руку падает одинокий таракан, я почти физически ощущаю движение меленьких холодных ножек. Сон таки прерывается. Я не выдерживаю, буквально бегу на перекрёсток. И точно – свежий асфальт, как раз на том месте. Так неужели? Значит, мне удалось вырваться? Сон и явь перемешиваются. Нет, на самом деле, происходит нечто невероятное! Тут до меня доходит. Какая ерунда! Нет ничего необычного в том, что периодически вскрывается асфальт. Для ремонта труб, прокладки коммуникаций, и что из этого следует? Просто я осознаю сей факт, и он каким-то образом действует на меня, вызывая раз проявившееся сновидение вновь, я сам невольно настраиваюсь на это. Но ведь забываю через некоторое время. Подумаешь, кто-то во сне периодически падает с самолета, кто-то баррикадируется в своей квартире и отстреливается от неизвестных налетчиков, кто-то высаживается на чужую планету или вступает в контакт с иными цивилизациями. Но ведь из этого ничего не следует, абсолютно ничего! Я успокаиваюсь, и, кажется, почти навсегда. Одни совпадения могут вызвать воспоминания, следующие совпадения. Может, если я поменяю район, все изменится? Но тогда мне придётся отказаться от многих привычек. Нет уж, пусть будет так, как есть.
***
Примерно с год ничего не происходит, ничегошеньки. Ещё раз меняют асфальт, теперь уже на проезжей части. Я ложусь спать с надеждой и опасением увидеть продолжение сна. Но сон мой невинен, как только может быть сон человека, достигшего моего возраста. Я даже немного огорчен. Наверное, продолжения не будет, если я в прошлый раз выбрался из темницы, цел и невредим, а преступление, если оно и было, уже списано за истечением срока давности. Шучу.
Я продолжаю работать, не стремясь карабкаться по служебной лестнице, спокоен, уравновешен, и жизнь моя упорядочена донельзя. Всегда аккуратен, приветлив и ровен со всеми.
***
Последний же сон – надеюсь, что больше он не повторится, удалось досмотреть до конца. Я почти физически ощущал происходящее, и мне не верилось, что ночной кошмар может закончиться. Привычный сюжет развивался несколько иначе. На сей раз, он начался не с привычного места – перекресток, яма, труп, закатанный в рулон, асфальт, каток. Сначала мы были в совершенно незнакомом месте, ничего не ясно, только темнота вокруг, прорезываема неведомыми сполохами. Я понял, что идёт какая-то разборка. Между кем и кем, не ясно, и какова здесь моя роль.
«На, держи». Мне протянули рулон, в котором я признал виденный мною ранее. Раздались выстрелы, все бросились в разные стороны. И я тоже, будучи уверенный, что именно там должен быть выход. Я попал в полутёмный тоннель, не задумываясь, что он может закончиться тупиком. И правда, через несколько минут отчаянного бега, не имея возможности обернуться, чтобы посмотреть, не преследует ли кто меня, задыхаясь с тяжёлой ношей, я уткнулся в стену. В первый момент я не мог даже понять, что это конец. А шаги все приближались. Вдруг появился лучик света, совсем рядом приоткрылась потайная дверь, кто-то вытянул меня наружу. – «Что задержался? И, не ожидая ответа, – давай скорее, опаздываем».
У меня перехватили ношу, я же успел обернуться – но сзади ничего не было, ничего, кроме пустоты. Мы сели в машину и некоторое время колесили по городу, имея подобный опыт, я бы сказал, что элементарно убегали от погони. Лиц своих попутчиков я снова не видел – были ли они в масках, либо просто размыты темнотой – мне неведомо и до сих пор. Или по сих пор? Как правильнее? Яма уже была вырыта, из багажника – я так понял – достали сверток, и я с трудом, будто только что не совершал забег, дотащил его и бросил в яму. Самосвал и каток уже были наготове, а я… я отправился домой – ибо сопровождающие как бы растворились в тумане.
Но через несколько минут раздался настойчивый звонок. Дверь распахнулась – я не помню, чтобы открывал её. Вы опять будет отпираться? Я – то ли в темнице, то ли в камере пыток. Кого же на этот раз вы закатали под асфальт? И почему все время выбираете одно и то же место? Я требую адвоката! Моя вопиющая юридическая неграмотность сказалась и здесь. И звонить мне некому.
– Вы приговариваетесь к смертной казни…
Я пытался протестовать, но мой голос был неслышен, будто я только разевал рот, как рыба. И вот меня ведут по длинному коридору, я чувствую, что внезапно последует выстрел в затылок, и все будет кончено. Меня закопают в безымянную могилу или закатают под асфальт, чтобы и следов не осталось.
Я просыпаюсь от страшного грохота, мне по-настоящему страшно. Выглядываю в окно. Никого. Наверно, колесо у кого-то лопнуло – догадываюсь я. Смотрю на часы – половина шестого, половина шестого, суббота. Наливаю себе сто граммов холодной водки, но меня продолжает колотить. Нет, так дальше продолжаться не может. Наспех закусываю и буквально выбегаю на улицу. Сейчас, скорее, к перекрёстку.
Уже светает, на углу – движение. То самое место окружено рабочими в оранжевых жилетках. Мне слышатся голоса – из ямы. – Что, где труп? – спрашиваю. Ближайший ко мне рабочий нехотя сплевывает жеваную папиросу. – Какой труп, блин. Отойди, не видишь, трубу прорвало. Смотри, долбанёшься, вот и будет труп. Выражение лица работяги не оставляло никаких сомнений в том, что так и будет. Отхожу подальше, в сторону, сажусь на поребрик, и тоже закуриваю. Вот как выходит. Неужели у меня какая-то магнетическая связь, но с кем, с чем?
На этом как отрезало. Я тщетно пытался вызвать в себе яркое и страшное сновидение, но все попытки договориться с потусторонними силами не имели успеха. Я решил, что это – знак, и я перешёл на другой уровень.