Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону
© Владимир Матвеев, 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
На выщербленном балконе некогда величественной башни, а сейчас дышавшей на ладан конструкции, стояло трое мужчин: седой старик в длинном балахоне небесного цвета, державший в руках резной посох, и два воина с многочисленными кровавыми повязками на различных частях тела. По всему было видно, что они совсем недавно вышли из боя: кровь, просачивающаяся сквозь намотанные прямо поверх доспехов бинты, еще не засохла и не приобрела свой темно-бурый цвет, а яркими алыми красками разливалась по серым от грязи холстам.
Старик, положив подбородок на навершие посоха, который он держал перед собой, усталыми глазами смотрел на раскинувшуюся внизу равнину, по границам которой, огибая ее по окружности, несла свои воды полноводная и очень широкая река. Из-за ее огромных размеров могло показаться, что не река огибает равнину, а наоборот, суша большим полуостровом, напоминающим разбухшую дождевую каплю, вдается в ее воды.
В мире уже давно хозяйничала весна, поэтому вид на равнину, расцветшую и благоухающую в этот благословенный период, не мог не завораживать. Пожилой мужчина невольно улыбнулся, глядя на все это великолепие, но буквально через миг глаза его наполнились такой тоской и горечью о безвозвратно утерянном, что и так не отличавшаяся великолепной осанкой фигура старого человека сгорбилась еще больше. И, наверное, если бы не посох, на который он облокотился, этот неведомый груз душевных мук окончательно согнул бы его, превращая в безвольную куклу.
С правой стороны от старика стоял большой, просто громадный, детина, облаченный в длинную кольчугу с крупным зерцалом на груди, опоясанный широким поясом, на котором в простеньких ножнах висела великолепная тяжелая сабля, отличительный признак всех урукхаев. Представителем именно этого славного племени воинов-животноводов, которые кочевали по бескрайним равнинам восточных степей, и был этот мужчина, который сейчас опасливо смотрел себе под ноги. На его смуглом, с легким медным отливом лице, с массивными надбровными дугами, которые нависали над угольками темных глаз, явственно читалось удивление, почему этот балкон и вообще вся башня еще не рухнули. Занятый этими мыслями, он поднял правую руку, облаченную в кожаную перчатку с нашитыми на ее тыльной стороне стальными пластинами, чтобы почесать себе затылок, но только болезненно поморщился, наткнувшись на окровавленную повязку.
Третьим в этой компании был альв, вернее светлый альв. Представитель гордой и заносчивой расы, отличительными чертами которой был высокий рост, аккуратные прижатые к черепу заостренные уши, светлые волосы и большие бирюзовые глаза. Были еще и темные альвы, отличавшиеся от своих светлых собратьев только цветом кожи, волос и глаз. Обе расы верили в одних и тех же богов. Считали своей колыбелью леса Тивалены, но в то же время были непримиримыми соперниками. Как и на урукхае, на нем была кольчуга. Только, в отличие от доспеха степного воина, она полностью соответствовала своему владельцу и была такой же изящной, как и сам альв. Сплетенная из тысяч блестящих колечек, она казалась невесомой, а носивший ее воин ощущал свою броню как вторую кожу.
Левая рука альва была заключена в лубки и висела на перевязи, перекинутой через шею. Бесполезный теперь лук, в обращении с которым альвы, что светлые, что темные, были первые мастера, висел за спиной в украшенном растительным орнаментом налуче. Кисть правой руки покоилась на рукояти тонкого, слегка изогнутого альвийского меча, в навершие которого был вставлен крупный драгоценный камень. Сам меч покоился в резных деревянных ножнах, которые были прикреплены к тонкому поясу, набранному из серебряных блях в виде небольших листьев.
Два воина, два побратима, такие разные и вместе с тем такие одинаковые, ценящие превыше всего ЧЕСТЬ и ПРАВДУ. Не ту правду, которую исковеркав и извратив, теперешние лидеры их народов пытаются навязать всем остальным. А ту, которую им принес их ЛИДЕР, их ВОЖДЬ, их ИМПЕРАТОР, который сейчас наверняка сидит по правую руку от Парона[1] в дружинном доме вместе с остальными своими воинами. А им прислуживают погибшие от их руки враги.
– Какую страну загубили, ублюдки! – зло сплюнул розовую от крови слюну себе под ноги урукхай и в недоумении поднял густые брови. Уж от этого плевка балкон обязательно должен был рухнуть, но этого не случилось.
– Марук, веди себя прилично, – слегка улыбнувшись, произнес альв. На фоне грубого и хриплого голоса урукхая его голос был чистым и звонким, словно бегущий с вершин Андейского хребта горный ручеек.
– Прилично, Галион? Прилично? – вскипел воин. – Предки этих неотесанных вождишек, каждый из которых видит себя сейчас преемником Криса Великого, еще недавно срали себе на пятки, едва отойдя от семейного шатра. Подтирались пятерней и ей же лезли в общий котел, чтобы выловить из него лучший кусок мяса. После всего этого начинали выковыривать из зубов грязными от своего же дерьма ногтями остатки пищи. И так жили поколения и поколения, ничего не меняя. Думали лишь о том, как бы набить себе брюхо, захватить в набеге хорошую добычу, задрать подол девке да чтоб были тучные стада. Это я об урукхаях. Да и альвы не лучше, что темные, что светлые. Снобы. Вид постоянно такой, как будто все в этом мире им должны, должны лишь потому, что они ходят с ними по одной земле и дышат с ними одним воздухом. Причем это касается не только других народов, но и своих соплеменников.
Урукхай зло махнул рукой и замолчал, вперив свой взгляд вдаль.
– Что же ты замолчал? – через некоторое время задал ему вопрос альв. – Ты забыл дать характеристику еще гномам, северянам, людям, гоблам.
– Отстань, Галион, ты понял, о чем я хотел сказать, – угрюмо ответил воин, а потом, вытянув руку в противоположную от равнины сторону, произнес: – Вот их благодарность нашему вождю за то, что он показал им, как надо жить.
Старик и альв непроизвольно повернули головы в указанном направлении, где в голубое небо поднимались густые клубы черного дыма: горела столица их погибшей Родины, последний оплот Правды.
– Мудрейший, – после довольно продолжительного молчания, в течение которого они просто стояли и смотрели на то, как превращается в пепел самый красивый город Тивалены, сказал Марук. – Мы что пришли-то, владыка мертв, тени, его личные телохранители, пали вместе с ним. От Золотого имперского легиона остались только мы с Галионом. Гвардейцы не предали Правды и остались там под стенами столицы, щедро полив своей кровью окрестные земли. Про другие легионы ничего неизвестно, скорее всего, их уже тоже не существует. Да и ты, Мудрейший, как я вижу, успел повоевать, судя по виду твоей башни.
Впервые за все это время, что троица стояла на балконе, старик в балахоне наконец заговорил.
– Эти неучи, возомнившие себя великими магами, тоже захотели власти, – грустно, с какой-то усталостью в голосе, произнес пожилой человек. – Все мои соратники были отравлены или подло убиты в спину. Меня тоже пытались отравить, но слишком долго я живу, для человека конечно, в этом мире, чтобы умереть от яда.
– Мудрейший, – усмехнулся альв. – Среди моих сородичей тоже мало найдется ваших сверстников.
– Спасибо, Галион, – на лице старого мага появилась ответная усмешка. – Не знай я тебя с младых лет, подумал бы, что ты мне льстишь.
– А что с магами-то? – спросил Марук.
– А нет больше магов, воин, я уничтожил их всех, а те, кто остался – просто недоучки и шарлатаны.
Маг неожиданно замолчал и закрыл глаза. Урукхай, раскрывший было рот, чтобы что-то спросить, был решительно остановлен альвом, который подошел к нему и, опустив на плечо здоровую руку, отрицательно покачал головой. Наконец затянувшаяся тишина была прервана глубоким вздохом старого человека. И это был вздох не обреченного разумного, а нашедшего в сожженном под корень лесу живой зеленый росток. По щекам быстро пробежали две кристально чистые слезы, спрятавшись в густой седой бороде.
– Слушайте меня, воины, – открыв глаза, ясным, чистым голосом заговорил Мудрейший. – Все вы знаете, что я прожил очень долгую жизнь. И прожил, как мне хочется верить, достойно. За это боги мне на мгновение приоткрыли завесу, отделяющую нас от грядущего.
Урукхай и альв обратились в слух, а маг продолжил, как будто читал какое-то древнее пророчество:
– Придет на Тивалену разумный. Он будет немного похож и на человека, и на альва, и на урукхая, и на гнома. И в то же время сильно будет от них отличаться. Он даст вторую жизнь волкам. Возрожденные кровью встанут за его спиной. Воин и правитель. Добрый с друзьями и беспощадный с врагами. Он прольет реки своей и чужой крови, чтобы сохранить то, что осталось, а потом возродить на пепелище жизнь.
Старый маг хотел сказать еще что-то, но замолчал, и его слушатели не пытались его торопить. Наконец он закончил:
– Это последний шанс для нашего мира, друзья, в противном случае он скатится в такие дебри, что жизни в нем не будет никому. У вас есть сегодняшний день и вся ночь, чтобы убраться подальше от окрестностей столицы, – но взглянув на поднявшееся светило, покачал головой. – Нет, не успеете.
– Почему ты нас хочешь отправить от себя, Мудрейший? – спросил альв. – Мы воины-гвардейцы и бегать, показывая спину врагу, не умеем.
– Да, – поддержал его урукхай.
– Ты не прав, Галион, – покачал головой Мудрейший. – Вспомни, о чем говорил Крис Великий. Можно проиграть сражение, но выиграть войну. Мы проиграли сражение, но война продолжается до тех пор, пока жив хотя бы один солдат. Это тоже говорил он.
– Я помню его слова, но к чему ты их именно сейчас говоришь?
– А к тому. Я телепортирую тебя и Марука за Великую[2], а потом активирую артефакт Судного дня.
– Но ведь это верная гибель, даже для тебя, – воскликнул альв.
– Да, но зато я выжгу всю гниль, которая сейчас расползлась по этим когда-то прекрасным землям. И не перебивай меня больше, я принял решение, – увидев, что альв собирается снова что-то сказать, осадил его старик. – Ваша же задача состоит в том, чтобы разумные не забыли Правду и чтобы тому, кто придет, не пришлось начинать с нуля. Поклянитесь мне, что вы исполните мою последнюю волю.
Мудрейший взглянул на Галиона и Марука, ожидая их решения. Переглянувшись, воины синхронно опустились на правое колено.
– Я, Марук эн’Тейп Вихор, перед взором Парона, своей честью и духами предков клянусь выполнить последнюю волю Мудрейшего.
– Я, Галион эн’Тейп Изумруд, перед взором Парона, своей честью и Первоматерью[3] клянусь выполнить последнюю волю Мудрейшего.
Произнеся слова клятвы, побратимы встали.
– Ради этого стоит жить, друзья, – улыбнулся, глядя на них старый маг. – Я это точно знаю. Прощайте.
Два гвардейца успели лишь почтительно опустить головы, когда неведомая сила переместила их за сотни и сотни верст от полуразрушенной башни одного из величайших магов Тивалены, которого все называли просто Мудрейшим. А когда они подняли головы, то там далеко на востоке в небеса ударил неимоверно яркий столб света, а еще через некоторое время до них добежала горячая волна раскаленного воздуха.
Разумные Тивалены начали новое летосчисление.
Пошел первый год со времен КРАХА.
2??? год. Открытый космос. Орбитальная научно-исследовательская станция «Россия-11»
В центре большого светлого зала с гладкими пластиковыми стенами, в пяти метрах от входной створки, возвышался стеклянный куб, наполненный голубоватой прозрачной желеобразной жидкостью. В его толще плавал молодой парень, от которого отходило огромное количество всевозможных трубочек и проводов. У правой стены, если смотреть от входа, был смонтирован большой голографический экран, перед которым «дирижировал» мужчина с рыжим «вороньим гнездом» на голове, в домашних тапочках на босу ногу и в заляпанном многочисленными пятнами, разнообразными по своей цветовой гамме и форме, когда-то белом халате. Умелые, быстрые руки периодически выхватывали из всевозможных столбцов и диаграмм ведомые только хозяину этого помещения данные, разворачивали их на весь экран, рассматривали, а потом, внеся какие-либо изменения или оставив неизменными, возвращали их обратно. При этом тело парня, находившегося в кубе, после некоторых манипуляций рыжеволосого мужчины начинало сокращаться, иногда очень сильно, из-за чего желеобразный раствор щедро выплескивался на отполированный белый пол.
У левой стены стояли небольшой диванчик, пара глубоких кресел, деревянный столик на низких резных ножках с полированной поверхностью и старомодный торшер с обшитым бархатом абажуром, по краям которого висела бахрома. Диван и кресла были обиты натуральной кожей темно-коричневого цвета, которая уже успела немного затереться и приобрести антикварный вид. Весь этот уголок настолько был чуждым всему остальному, что у любого, вошедшего в это помещение впервые, вызывал на какое-то время ступор. У кого короткий, у кого более длительный, во время которого вошедший пытался понять, как ЭТО могло оказаться в лаборатории, оборудованной по последнему слову техники. И только внимательные, умеющие вычленять главное из большого потока визуальной информации, люди могли сразу сказать: это СОКРОВИЩЕ.
В эпоху пластиковой мебели, синтетических материалов и синтезированной еды приобрести такие вещи было очень трудно, практически нереально. И не потому, что натуральных материалов не осталось. С того времени, как человек вышел в глубокий космос, прошел уже не один век. За это время было обнаружено уже 24 планеты, атмосфера и окружающая среда которых были практически идентичны земным. А помимо этого еще семнадцать планет с близкими к их родной планете характеристиками. И все они населены. На девяти планетах обычные люди, на остальных очень близкие им гуманоиды. И развитие таких планет было разнообразным: от времен великой Римской империи до девятнадцатого столетия по времени Земли. Как это ни странно, но встретиться в космосе с более развитыми расами, чем жители третьей планеты от Солнца, так пока и не удалось. И может быть, это и к лучшему. При встрече двух равных всегда начинают выяснять, кто же все-таки «равнее».
Так что ресурсов было хоть отбавляй.
Вот только некоторые страны, добравшиеся, можно сказать, до дармовщинки, продолжили «доить» планеты, как в свое время Землю. А некоторые, а если точнее сказать Российская империя, наученная горьким опытом, когда от величественной сибирской тайги остались одни пенечки, пошли совершенно другим путем. Хочешь срубить дерево? Да ради бога, но сначала посади или оплати посадку десяти деревьев. Подожди несколько лет, пока они войдут в силу. Представь молодые деревья (если все же сам их сажал и выращивал) или сертификат и чек об оплате их посадки специальной комиссии, что примет их на учет, и только потом получишь разрешение на валку одного дерева, которое определит все та же комиссия. Учет леса уже давно стал на один уровень с учетом радиационных материалов, драгоценных и редкоземельных металлов. Каждое дерево имело свой электронный чип и было занесено в специальный реестр. А его место «проживания» отслеживалось со спутника.
Наплевал на это и все же срубил? Да ты вор, батенька, добро пожаловать в космос, но не космонавтом и первопроходцем неизвестных миров. А на астероиды или планеты, совсем не приспособленные для комфортного проживания, но зато очень богатые редкоземельными металлами и другими ценными полезными ископаемыми. А жизнь там совсем не сахар, и хорошо, если трое из пяти «оттрубит» весь срок и, очистившись перед законом, вернется домой.
Были, конечно, и браконьеры, куда от них деться, но при современных средствах слежения и сыска найти их не составляло ни малейшего труда. Снимки из космоса, позволяющие рассмотреть не только муравья в траве, но и энергетическую ауру человека, заменившую в современном мире отпечатки пальцев, позволяли найти «черных лесорубов», как их называли несколько веков назад, не просто быстро, а очень быстро. Даже непонятно, зачем браконьеры этим занимались, наверное, чтобы сытная и спокойная жизнь была более яркой. Как говорится: адреналиновые наркоманы.
Так что вещи из натуральных материалов были довольно редки, дороги, и позволить их себе мог не каждый гражданин, а тут целый антикварный уголок, более уместный музею, чем исследовательской лаборатории.
Ну, и если уж зашла речь о Земле, то стоит отметить, что к настоящему времени в мире остались только две полярные силы. Это Российская империя и все остальные. Впрочем, так было всегда. Вот только полярность теперь сместилась к империи. Именно ей принадлежало больше двух третей открытых и освоенных планет. И подход имперцев к освоению вновь открытых планет кардинально отличался от методов других держав. То, что сейчас происходило в этой лаборатории, было одним из этапов освоения открытой недавно сорок второй планеты, на которой существовала разумная жизнь.
Висевший над входной створкой плоский фонарь мигнул красным, и, раскрываясь подобно створкам диафрагмы в старых фотоаппаратах, появился проход, впуская в лабораторию высокого, подтянутого мужчину в черной военной форме.
– Господин генерал, сколько же можно вас ждать? – Резко развернувшись от экрана, мужчина с рыжей копной волос бросился к входящему, широко разведя в стороны свои руки.
Увидев спешащего к нему ученого, военный тоже раскрыл руки для объятий, в которые вскоре и заключил своего давнишнего друга – профессора, академика, лауреата всевозможных премий, в том числе нобелевки, автора сотни открытий, кучи изобретений и прочее, и прочее, и прочее – Смирнова Виктора Андреевича. Друга, настолько давнишнего, что они уже скорее считали друг друга родственниками, чем просто друзьями. Потискав профа в своих крепких объятиях, генерал наконец взял его за плечи и, отстранив на расстояние вытянутых рук, улыбнувшись, внимательно оглядел.
– А ты не изменился, братишка, вот только пятен на твоем халате после нашей последней встречи стало больше. Ты вообще меняешь свою униформу?
– Да, на сало и картошку. Такие вроде у вас, у солдафонов, шутки приняты? – ответил ученый.
– Фи, милейший, мы, дворяне-офицеры – честь и совесть империи, – притворно поморщившись, начал генерал, но Смирнов его перебил:
– Знаю, знаю. Белая кость, голубая кровь и так далее. А вот по мне так вы все поручики Ржевские, то есть пьяницы, дебоширы и бабники…
– А также опора трона, – закончил военный, и друзья весело рассмеялись.
– Как же я рад тебя видеть, Володь, – еще раз обняв генерала, проговорил проф. – Пойдем, присядем, с делами попозже.
– Согласен, – поддержал его военный.
Друзья направились к уголку релаксации, как называл его Смирнов, где и устроились с комфортом в мягких креслах.
– Подожди секунду, – поднял руку генерал, когда увидел, что проф собирается завалить его кучей вопросов. Затем поднес к лицу левую руку и негромко проговорил в манжету форменного кителя. – Сережа, заноси.
Входная створка снова открылась, и в лабораторию вошел молодой капитан, неся в руках небольшой саквояж. Поставив его рядом с генералом, он молча замер в двух шагах от кресла, дожидаясь дальнейших распоряжений своего шефа.
– До утра свободен, но чтобы утром был как корнишон, – посмотрел на капитана его начальник.
– Господин генерал! – попытался возмутиться подчиненный.
– Иди, мы поняли друг друга, – улыбнулся генерал.
Щелкнув каблуками, капитан развернулся, пряча улыбку в аккуратных темных усиках, и уже через пару секунд друзья снова остались вдвоем.
– Новый ординарец? – кивнув на входную створку, спросил Смирнов.
– Угу, – промычал генерал, который в это самое время с головой зарылся в саквояж. Вскоре из дорожной сумки на полированную поверхность столика стали водружаться различные баночки, кулечки и сверточки.
– А где прежний? Как там его, Каменский-Бутурлин, кажется?
– Выгнал, к чертям, – разогнулся генерал и поставил на стол литровую бутылку с бело-красно-золотой этикеткой, наполненную прозрачной жидкостью, завершая, таким образом, хаотический натюрморт, образовавшийся на столешнице.
– Что так?
– Понимаешь, Вить, большое количество достойных и образованных предков еще не гарантия того, что их потомок будет им соответствовать. Его потолок – взвод космодесантников, даже на роту он не тянет. А здесь штабная работа, объем информации колоссальный, ну, не тянет он этот воз. А вот кости ломать у него получается на удивление здорово, причем не себе, а другим.
– А его многочисленные родственники? Наживешь врагов на ровном месте.
– Не надо меня пугать врагами. У меня их воз и маленькая тележка, – неожиданно разъярился генерал. Нет, он не кричал и не бил кулаком по столу, но слова он произносил так, словно вбивал гвозди в крышки гробов для своих недоброжелателей. – Я служу, прежде всего, империи. Каждый человек, а сейчас более актуально говорить каждый разумный, должен приносить государству пользу. Не будет академик Смирнов командовать космическим флотом, так же как генерал-полковник Романов Владимир Николаевич никогда не будет совать свой нос в генную инженерию и давать советы ученым, потому что ни хрена в этом не понимает. А тут устроили сынка в теплое местечко, как им думается, а тот сидит ровно и, как говорит мой старший сын, не жужжит. А надо не только жужжать, надо и лапками перебирать и не просто перебирать, а чтобы польза от этого была.
Генерал Романов замолчал, откинувшись на спинку кресла. Видимо, такой разговор был для него уже не в новинку.
– Я просто о тебе и детях беспокоюсь, – после небольшой паузы, проговорил проф.
– Да нормально все, Вить, – успокоившись, нормальным голосом сказал генерал. – И глава рода Каменских-Бутурлиных тоже все понял. Тимофеич – старый, преданный империи служака, поэтому так и сказал, что ты, Владимир Николаевич, сделал все правильно. А этот обалдуй, если не хочет работать головой, пусть работает руками, а там или грудь в крестах, или голова в кустах. И парень сам, кажется, это понял. Во всяком случае, как мне говорили, авторитет у десантников завоевал с первых дней. Особенно после случая, когда они с нашими заклятыми друзьями схлестнулись. Представляешь, взяли на абордаж корабль и морду всем набили. Кстати, грудь его первым крестом уже обзавелась.
– Ну и ладно, – успокоился ученый. А затем, потирая ладони, посмотрел на заставленный стол. – Ну-ка, ну-ка, что у нас здесь?
Но по уже протянутой к бутылке руке быстро хлопнула ладонь генерала.
– Так, спокойнее. Презентацию проводит даритель, – и, перебирая упаковки, начал декламировать: – Варенье: малиновое, из черной смородины, из крыжовника. Буженина, домашняя колбаса, сало соленое, сало копченое, рулька копчено-вареная. Маринады: чеснок, огурчики, помидорчики, опята. Капустка квашеная и заключительным аккордом водка «Столичная» экспортная, дата производства 1973 год. И все это НА-ТУ-РА-ЛЬ-НОЕ.
Ученый, замерший и только глотавший слюни во время презентации генерала, наконец поднял голову и произнес:
– Натуральное?
– Давай сначала по маленькой, а потом я расскажу.
Водка, судя по всему, находилась в небольшом криоконтейнере, потому что только сейчас проф заметил, как стекло покрывается инеем. Решительно скрутив пробку, генерал стал наливать тягучую, похожую по вязкости на кисель, жидкость в две серебряные рюмки, которые были извлечены из недр саквояжа, как и две, тоже серебряные, вилки. Наколов ими два огурчика, одну он протянул Смирнову, затем вручил ему рюмку:
– За встречу!
Емкости соприкоснулись с легким звоном, и, закинув головы, друзья синхронно отправили их содержимое себе в рот, после чего застыли, прислушиваясь к тому, как обжигающая холодная жидкость проскальзывает по пищеводу, оставляя за собой теплый след, а потом взрывается в желудке, распространяя от эпицентра горячие волны. После этого они все так же синхронно захрумкали маленькими огурчиками.
– Володь, это что-то с чем-то, – произнес ученый.
– А я тебе что говорю, – улыбнулся генерал. – А теперь слушай сказку, которая на самом деле быль. Как тебе известно, мой старший, Виктор свет Владимирович, не пошел по пути славных предков и не примерил на себя военный китель. Вместо этого занялся бизнесом и, надо сказать, довольно успешно. Это еще раз говорит о том, что каждый должен быть на своем месте. Но речь не об этом. Пять лет назад он зарылся с головой в архивы, то была очередная попытка раскопать наши корни.
– Ха, сейчас опять начнешь утверждать, что вы потомки императорского рода, который правил в России триста лет, – перебил его улыбающийся академик.
– Вить, или я рассказываю, или сразу переходим к тому делу, из-за которого я посетил твою обитель, – нахмурился генерал.
– Молчу… – Ученый быстро изобразил нехитрую пантомиму, как он навешивает на свои губы замочек, запирает его ключом, который потом выкидывает себе за спину.
Романов, улыбнувшись, покачал головой и продолжил:
– Так вот. Твой тезка и по совместительству крестник не зря глотал пыль в архивах, как говорили раньше, и все-таки докопался до корней. Романовы из императорского рода нам, кстати, никаким боком. Но это не значит, что наш род новодел, как говорят дворяне из старых семей. Пусть он был не такой богатый, как остальные, но истоки его восходят к шестнадцатому веку, когда поволжский казак Роман Заноза, один из сподвижников Ермака Тимофеича, за присоединение Сибири был пожалован в потомственные дворяне. К дворянской грамоте прилагались земли в Симбирской губернии на берегу Волги.
После череды тяжб и судов данные земли были возвращены нашему роду, о чем имеется указ императора. Витек время терять напрасно не стал, а с небывалым энтузиазмом начал воссоздавать усадьбу. Хотел сначала в первозданном виде построить, но слишком уж она была неказистая, род-то небогатый был. Но зато теперь на берегу Волги стоит самое настоящее семейное гнездо князей Романовых в старославянском стиле. Терем, короче, отгрохал этот строитель, я тебе потом голоснимки покажу. А когда рыли котлован, наткнулись на винный погреб, который был практически пуст, за исключением двух бочек коньяка и двух десятков коробок вот этого нектара. Кстати, коньяк сейчас мой коммерсант продает просто за баснословные деньги, и клиентов это не останавливает. Но мне по душе все же беленькая, да и ты мои вкусы разделяешь, так что «Столичную» мы оставили для личного пользования.
– Молодец крестник, – восхищенно сказал Смирнов.
– Не то слово, – поддержал его генерал. – Кстати, брат, давай, когда закончим все дела с новой планетой, уйдем наконец в отставку и поедем на землю предков. На Земле сейчас экология, как от сотворения мира. Производств никаких, воздух такой, что по утрам его на хлеб намазывать можно. Будем по утрам на рыбалочку ходить, в лес по грибы и ягоды. Эх!
– От тебя ли я это слышу, генерал? – приподнял в удивлении брови ученый.
– Устал я, дружище, – вздохнув, произнес Романов. – Да и смену подготовил. Кстати!
Владимир вновь оживился.
– Младшие через два месяца выпускаются из стен Имперской военной академии.
– Четверняшки? Уже?
– Четверняшки, – кивнул генерал. – Они, кстати, тоже крестники одного очень известного и рассеянного ученого. Не забыл?
Генерал полез во внутренний карман, из которого достал небольшую коробочку. Освободив на столешнице немного места, он аккуратно положил ее на полированную поверхность, а затем нажал на небольшую кнопку. Над столиком возник голоснимок, на котором были запечатлены четыре очень похожих друг на друга человека. Два парня и две девушки. Высокие, стройные, в черных лейтенантских мундирах, похожие друг на друга, словно оловянные солдатики из одной отливки, они с легкими улыбками смотрели перед собой.
– Уже мундиры пошили, стервецы, – с гордостью проговорил генерал.
– Так, это Ратибор, это Святослав, – начал вглядываться в снимок проф. – А эти малявки зачем так постриглись? Если бы не выпирающие в нужных местах мундиры, то и не разобрал бы, где пацаны, а где девчонки.
– Мода, етить колотить, – беззлобно выругался Романов. – Военный стиль сейчас очень популярен, как мне объяснили Настена с Сашкой, но они и так военные, поэтому папенька может не зыркать на них такими глазами.
Друзья снова рассмеялись, живо представив, как девчата окучивают своего родителя.
– Видела бы их Анна, – тихо, с грустью в голосе произнес генерал, вспоминая свою супругу, которая, несмотря на все достижения современной науки, умерла при родах, дав жизнь этим красавцам и красавицам.
Мотнув головой, Владимир отогнал от себя внезапно нахлынувшую грусть и, снова улыбнувшись, с легкой укоризной посмотрел на своего друга.
– А ты мне так и не дал почувствовать, как это быть крестным отцом.
– Володь, у меня есть семья, – показывая на снимок рукой, сказал ученый. – Они, вы с Витькой. А супругу мою ты знаешь – это наука. Вот только дети у нас с ней совсем другие.
– Ладно, забыли, – махнул рукой генерал, он и так это все знал. – Подарок-то приготовил четверняшкам или забыл?
– Обижаешь, брат, – по-настоящему обиделся Виктор. – Как только они поступили в академию, сразу сделал заказ.
– Покажи, – подался вперед Романов, глаза которого загорелись словно у пацана.
– Не-а, – ухмыльнулся проф. – Это будет моя мстя тебе за недоверие.
– Вить, не будь гадом, – совсем по-детски проканючил генерал, в темных волосах которого уже давно поселилась благородная седина.
Виктор задрал голову и заразительно рассмеялся.
– Сейчас, вымогатель.
Поднявшись из кресла, он прошагал к одной из стен. Сдвинув небольшой квадрат пластика, он набрал на открывшейся сенсорной панели несколько цифр, и с легким шипением часть облицовки отъехала в сторону, демонстрируя внутренности небольшого сейфа. Проф достал из него метровый деревянный ящик, искусно изукрашенный резьбой, и поднес его к генералу. Положив ящик на колени, Владимир аккуратно открыл крышку.
Внутри, на алом бархате в небольших выемках лежали четыре великолепных клинка.
– Парадные мечи имперских офицеров. Шайлотский стиль, лезвие выполнено из монокристала, практически не разрушимо, не нуждается в заточке, не подвержено коррозии. Витая гарда с гербом империи, – словно проводя экскурсию в музее, заговорил Романов, затем аккуратно положил ящик на стол, подвинув угощение, встал и заключил в объятия своего друга. – Витя, брат…
– Да брось, – отмахнулся тоже расчувствовавшийся ученый. – Я уже говорил – это и мои дети. Давай выпьем за них.
– А вот это непременно. – Генерал быстро наполнил стопки, и, отсалютовав друг другу серебряными приборами, они опрокинули их содержимое. А потом потянулись к тонким ломтикам ароматной буженины.