Теперь Сонда, уже зрелая девушка, поразила его нездешней прелестью – нежной белой кожей лица, тонкими чертами носа и бровей, удлиненными, чуть вытянутыми к вискам темными миндалевидными глазами, придающими ее облику особое очарование. А еще Сонда Аллепсо облачилась в мужскую одежду, подчеркивающую гибкую и стройную фигуру, отличающую ее от местных красоток, у которых в чести были пышные формы, а признаком особого здоровья считалось иметь полные и румяные щеки.
И случилось невероятное – дочь барона Аллепсо тоже заметила его взгляд! Что послужило этому, Фишт не мог понять – хотя он на голову возвышался над окружающими, и не склонился, как большинство горожан вокруг него. Девушка натянула поводья, заставив жеребца под ней загарцевать на месте, и повернула голову. Долгие томительные секунды они смотрели глаза в глаза. Фишт замер, пока Сонда не отвела взгляда и не обернулась назад. Тут же к ней подъехал слуга, она что-то сказала ему, кивком головы указав на Фишта, так и стоявшего столбом, бросила на него еще один быстрый взгляд и пришпорила коня. За ней последовал и капитан Пейтон, который остановился вслед за госпожой Сондой и тоже пристально вгляделся в причину остановки.
Кавалькада проследовала дальше, а слуга повернул свою лошадь, бесцеремонно растолкав толпу, подъехал к Фишту и знаком поманил его к себе. Когда Фишт приблизился, слуга наклонился к нему и, обдавая густым запахом табака, негромко спросил:
– Кто ты, назовись.
– Фишт, лесничий его милости господина барона.
– Я Гонта, слуга госпожи Сонды. Найди меня после представления там, где стоят шатры для господ.
Гонта, не дожидаясь ответа, повернул лошадь и рысью поехал вслед процессии, а смущенный и озадаченный Фишт поспешил выбраться из толпы.
Он побродил, как и намеревался, по ярмарке, примыкающей к площади цветов. купил две дюжины стрел и тетивы для лука у оружейника Бакерона, походил по торговым рядам, где приобрел шляпу из тонкой коричневой кожи, расплачиваясь серебряными марками из туго набитого кошелька, полученного у конюшего Арно. Потом зашел к старому знакомому, цирюльнику и аптекарю Монтеру в его лавку, служившую одновременно цирюльней и аптекой. С ним Фишт имел взаимовыгодные отношения – по заказу аптекаря собирал целебные травы, а взамен получал кое-что из множества лекарских снадобий, которые в изобилии заполняли шкафы и полки аптеки. Отдав Монтеру мешочек с собранными травами, на этот раз Фишт выбрал чудодейственный бальзам для заживления ран и настойку Лунного корня, быстро восстанавливающую силы.
Фишт отнес все приобретенное на постоялый двор, где остановился, а когда вернулся на площадь Цветов, представление еще продолжалось. Затянутые в красное с желтым трико канатоходцы еще ходили по тонкому, натянутому высоко над каменной мостовой канату, глотатели огня пугали толпу длинными языками пламени, выдувая изо рта горючую смесь, жонглеры бросали и ловили разноцветные шары, менестрель играл на лютне и пел что-то неразборчивое.
Кто-то хлопнул его по плечу сзади и, обернувшись, Фишт увидел разрисованное белым и черным широкое лицо с круглым ярко-красным носом. Лицо улыбалось большим ртом с раскрашенными алым цветом губами, показывая великолепные белые зубы.
– Билибон! – воскликнул Фишт, обнимая толстяка в костюме клоуна, сшитого из разноцветных кусков ткани. – Ты тоже здесь?
– Наш цирк пригласил на праздник сам рыцарь-констебль Пейтон! – важно ответил клоун. – Рад тебя видеть, старый друг!
– И я рад тебя видеть. Как поживают Кики и Квадригон?
– Они скоро будут выступать, – сказал клоун. – Ты можешь посмотреть на представление.
– Спасибо, Билибон, – сказал Фишт. – Я обязательно посмотрю.
– Ладно, я пойду готовиться – скоро мой выход, – сказал клоун. – Где ты остановился? И когда поедешь в свой лес? Не сегодня же?
– Лошадь у трактирщика Фримона, а домой – завтра на рассвете.
– Тогда, если у тебя нет других дел, приходи позже в наш фургон – вон в той стороне, ближе к парку. Отметим встречу, все наши цирковые будут рады тебя видеть.
– Хорошо, друг, – сказал Фишт. – Я приду, ждите меня.
Билибон еще раз хлопнул Фишта по плечу и скрылся в толпе. Фишт дождался выступления семейной пары Квадригона и Кики – гимнастов бродячего цирка, которых он несколько лет назад спас от разбойников. Квадригон, похожий на приземистый бочонок, в облегающем черном трико, могучими руками высоко подбрасывал миниатюрную, гибкую Кики, напоминающую серебристую рыбку. Под одобрительные возгласы и свист толпы она крутила в воздухе сложные фигуры, приземляясь то на плечи, то на руки партнера, а он снова и снова поднимал и отправлял партнершу в полет. Когда они под бурные аплодисменты закончили выступление, Фишт дождался гимнастов на краю площади, где Кики с радостным визгом повисла у него на шее и расцеловала, а потом попал в дюжие объятия Квадригона. Фишт сказал, что скоро придет к ним в фургон, чем вызвал бурю восторгов.
Попрощавшись с гимнастами, Фишт пробрался к ступенчатому деревянному помосту со скамьями, построенному вдоль южной стороны площади Цветов к празднику, откуда смотрели на представление важные персоны. Остальные три стороны площади ограждали двухэтажные каменные дома, а с юга к ней примыкал городской парк и на небольшом пустыре между площадью и парком во время представления ставили шатры на случай, если кому из знатных зрителей захочется отдохнуть. Там же оставляли кареты и лошадей под присмотром слуг.