Владимир Малик
Князь Игорь. Витязи червлёных щитов
Глава третья
1
Рано поутру из Киева выехали гонцы в Переяславль, Чернигов, Смоленск, Новгород-Северский, Трубчевск и Рыльск. Святослав и Рюрик скликали князей в поход на половцев. В Новгород-Северский ехали Кузьмище и Ждан.
Мчались они без отдыха и на пятый день, в обеденную пору, добрались до Новгорода-Северского.
С высокой горы, где раскинулся посад, крепость виднелась как на ладони. Лежала она между Десной и широкой балкой, на самой природой укреплённом холме, и вся её просторная площадь была застроена княжескими хоромами, собором, гридницей, конюшней, зброярней[36], кухней и другими строениями. Могучие валы крепости, насыпанные вдоль самого края обрыва, дубовые – тёмные от времени – заборола и башни, глубокий ров, что отделял вершину от материка с перекидным мостом через него, и узкий, выгнутый черепашьим панцирем, чтобы затруднить путь нападающим, подъезд к решетчатым железным воротам, поднимаемым и опускаемым на цепях, – всё это делало крепость неприступной твердыней.
Кузьмище снял всегда висящий у пояса сигнальный рог и громко затрубил.
На валу появились несколько воинов-севрюков.
– Э-ге-гей! Откуда? – закричали они.
– От князя Киевского Святослава к князю Игорю! – ответил Кузьмище.
Их впустили в крепость. Провели в хоромы. В просторных сенях к ним вышел молодой гридень в бархатном кафтане и жёлтых сапогах с железными подковками. Красавец, грудь колесом, на щеках – румянец, кучерявый русый чуб небрежно спадал на лоб, в красивых, слегка навыкате глазах – лукавые огоньки.
– Кто такие? – спросил с чувством превосходства.
– А ты кто? – в тон ему ответил Кузьмище.
Гридень пожал плечами, усмехнулся: как же так, его и вдруг не знают?
– Я сын тысяцкого Рагуила – Янь.
– А мы – посланцы от киевского князя Святослава к князю Игорю.
– Подождать придётся до вечера… Князь с княгиней Ефросинией принимают сейчас гостей.
Кузьмище встопорщил бороду, засопел и воскликнул:
– Хлопче! Да ты ведаешь, что говоришь? У нас к князю спешные вести. Поход на половцев готовится! А ты – до вечера! Ха! Видали такое?
Но Янь, похоже, никогда не сердился. Он разгонисто захохотал и шутливо толкнул старого гридня в грудь.
– Чего шумишь, борода? Так бы сразу и сказал, что про поход весть привёз! – и распахнул дверь. – Заходите!
В большой светлице, несмотря на солнечный день, стояли сумерки. Цветные стёкла окошек пропускали мало света. В углу, перед образами, горели свечи.
Гонцы поклонились, поздоровались.
Ждан сразу узнал князя Игоря, хотя видел его всего лишь раз, три года тому назад, когда тот приезжал в Путивль. Он почти не изменился: те же проницательные строгие глаза, зачёсанные назад чёрные волосы и небольшая, аккуратно подстриженная бородка резко оттеняли белизну худощавого лица, а крепкая, тугая шея и широкие плечи выдавали силу незаурядную. Было ему тридцать лет и три года.
Рядом с ним, на почётном месте, сидела русоволосая красавица жена – княгиня Ефросиния… А дальше за столом темнело несколько человеческих фигур, но разглядеть, кто такие, было некогда, так как, увидев выставленную вперёд бороду Кузьмищи, Игорь воскликнул удивлённо:
– Кузьмище! Вот не ждал! Сколько ж это лет я тебя не видел?
– Да поди уже четыре года… С того времени, как мы вместе с тобой, княже, да с ханом Кончаком на Киев шли, чтобы отвоевать его у Рюрика для князя Святослава. А Рюрик, не будь дурнем, обошёл нас с тылу да и припёр к Днепру. Я – шмыг в кусты и задал стрекача… А тебе, княже, как тогда посчастливилось?
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Игорь. – Ну и напомнил ты историю!.. Мы с Кончаком успели вскочить в чёлн, что стоял на наше счастье у берега, и тоже бежали – дух перевели только в устье Десны, в Городке. Там же на радостях, что спаслись, договорились, что, когда подрастут наши дети, мой сын Владимир и дочка хана, стать сватами… Ой-ой, как давно это было!.. А ныне ты с чем ко мне пожаловал?
Кузьмище подал пергаментный свиток. Игорь сломал восковую печать, развернул письмо и начал читать вслух. Святослав оповещал о нападении Кончака на Переяславскую землю, звал князей в поход, чтобы отомстить нападающим.
– Вот тебе и сват! – дочитав, воскликнул Игорь. – Вот тебе и Кончак! Клялся быть сватом, а теперь землю Русскую разоряет. А? Уж очень он возомнил много о себе в последнее время. Собрал под свою руку несколько орд и считает теперь себя великим ханом… Натворит он невзгод, если отпора ему не дать!
– Однако не на Северскую землю он напал, а на Переяславскую, – подал голос из-за стола черноволосый юноша в красном княжеском корзне на плечах. – Пускай Владимир Глебович и заботится! А мы далеко!
– Э-э, Святослав, от Дмитрова до Путивля совсем не далече! Конечно, сын Глебов загордился, считает, что он со своим Рюриком – пуп земли Русской. Выдал сестру свою Ольгу за моего брата Всеволода, а нас, Ольговичей, чурается, не хочет иметь с нами добрые, близкие отношения!.. Но не о том сейчас речь. Хорошо, что Кончак не двинулся дальше. А если б пошёл? Как знать, куда бы повернул? На Переяславль, на Путивль или на твой благословенный Рыльск? Брат наш Святослав Киевский правильно решил, что надо в поход на Кончака идти…
Игорь вновь обратился к гонцам:
– Князья уже выступили?
– Когда мы отбыли из Киева, то уже готовились. Они хотели перейти Днепр и ждать в Ольжичах Ярослава Черниговского, а потом двинуться к Лохвице на Суле. По дороге к ним должон подойти переяславский полк…
– Значит, нам тоже – до Лохвицы… Ты готов, Всеволод? – спросил Игорь могучего с виду смуглого мужа, что сидел по правую руку от него и спокойно, словно речь шла о каких-то будничных делах, обгрызал гусиную ножку.
Это был младший брат Игоря, князь Всеволод Трубчевский.
– Мои кметы[37] всегда готовы. Два дня на сборы – и мы в пути, – ответил Всеволод. – Мои кони с удовольствием разомнутся, да и я сам по степи всласть погуляю…
– А ты, Святослав, князь Рыльский? – повернулся Игорь к безусому молодцу в красном корзне.
Тот развёл по-юношески узкую грудь, гордо выпрямился. На его желтоватом лице пробился едва заметный румянец, а чуть раскосые глаза воинственно блеснули.
– Я тоже готов, стрый[38]. Сегодня же скачу в Рыльск! А через два дня выступлю к Путивлю, где встречусь с тобой и стрыем Всеволодом.
– Ну, вот и договорились обо всем!
Поднялся отрок, что до сих пор неподвижно сидел по правую руку от князя Всеволода. Было ему лет четырнадцать, но густые тёмные брови и пышные светло-русые волосы, зачёсанные, как у воина, назад, придавали ему вид более взрослого.
– Княже, – заговорил он хрипловатым голосом, который уже начал ломаться, – а мне ты неужто не дозволишь пойти в поход?…
Игорь внимательно посмотрел на подростка, и в его глазах засветилась нежность. Это был его сын – первенец, и любил он его, даже самому себе в этом не признаваясь, больше, чем других детей.
– Владимир, я рад слышать от тебя такие слова. Ты – настоящий Ольгович! – с гордостью произнёс князь, любуясь сыном. – Мне приятно, что в тебе живёт ратный дух наших предков. Несомненно, ты пойдёшь со мной! Пора уже и тебе начинать! Но пойдёшь уже не простым воином, а князем, во главе путивльских стягов, ибо отныне Путивль принадлежит тебе!
– Отче, как я рад! – восторженно воскликнул княжич и, подбежав к отцу, поцеловал его в плечо. – Я сегодня же выступаю в Путивль! Соберу свой полк, приготовлю все, чтобы достойно встретить князей в Путивле!.. У себя!..
Потом вперёд выступил Ждан и протянул Игорю свой свиток.
Игорь начал читать, как и первое письмо, вслух. Святослав Киевский описывал бегство юноши из половецкого полона, про встречу с Кончаком и Самуилом. А в конце советовал Игорю взять Ждана к себе на службу, «понеже отрок надёжный, смелый и разумный вельми. Будет он князю не в тягость, а в радость, и понеже боярин Славута тож просит за сие».
Игорь с любопытством взглянул на лицо и оценил ладно скроенную фигуру юноши, которого так расхваливал Святослав.
– Ты из севрюков будешь?
– Севрюк, княже. Из Путивльской волости. Над Сеймом было когда-то сельцо Вербовка, если знаешь…
– Почему было?
– Половцы дотла его сожгли.
– Оно и сейчас есть… Правда, в нём всего несколько хат… Но есть! Живёт!..
– Так, может, и из моего рода кто остался? – воскликнул Ждан. – Вот была бы радость!
– Придёт время – узнаешь… А сейчас ты хочешь, я так понял, поступить ко мне на службу. И в этом за тебя просят князь Святослав и боярин Славута… Что же ты умеешь?
– Руки и голову имею – потому и умею немало… Чего не умею – научусь!
– Вот ты каков! Но всё же… За конями ходить умеешь? Из лука стрелять? Мечом и копьём орудовать?
– Возле коней я сызмала… А в полоне три года с отцом пас табуны Секен-бея… Умею и мечом рубить, и копье метнуть!
– А ещё что?
– Читать умею и писать…
– Даже так? Да ты просто находка для меня! Вы слышите? Он даже читать и писать умеет! А по-половецкому говорить научился?
– Было время и для этого, княже… И не хотел бы, так беда научила!
– Гм… Ты из простых смердов?
– Из простых, княже.
– А почто не хотел вернуться к себе в волость?… Сразу, как говорится, из грязи да в князи…
– Нет, такого я и в мыслях не имел, когда на родную землю добирался. Чтобы к тебе на службу, это князь Святослав надумал, а особенно боярин Славута… Слыхал про Славуту, княже?
– Как не слыхать! Это же мой учитель… Он многих Ольговичей учил… Так кем же ты хочешь быть?
– Кем прикажешь, княже… После полона никакая работа не страшна – был бы кусок хлеба да угол тёплый…
Игорь в задумчивости побарабанил пальцами по столу, что-то прикидывая. Было видно, что юноша ему понравился.
– Так говоришь – коней любишь и умеешь их в порядке держать?
– Люблю, княже, и умею.
– Тогда беру я тебя… Мне как раз нужен конюший, старый долго верой и правдой служил, но вот упокоился…
– Благодарствую, княже. Буду стараться, – поклонился Ждан князю.
– Но не думай, что будет тебе у меня сладко. Конюший, помимо забот о конях моих, должен сопровождать меня во всех походах, в битвах. Если что не годится, то есть ещё время передумать и отказаться.
– Я остаюсь у тебя, княже, – твёрдо сказал Ждан.
– Вот и ладно, – завершил разговор Игорь и обратился к широкоплечему, с окладистой бородой человеку, сидящему рядом с Янем: – Рагуил, покажи новому конюшему конюшни, коней, конюхов, позаботься о жилье и одежде и дай достойный приют гонцам князя Святослава.
– Повинуюсь, княже, – степенно поклонился, поднимаясь, Рагуил. – Сейчас мы с Янем всё сделаем.
2
В поле возле Ольжич, на левом берегу Днепра, раскинулся стан воинов. Третий день непрерывно горят на снегах костры, на которых воины варили кулеш с говядиной, сушили онучи возле огня, сами грелись, потому что и в продуваемых ветрами шатрах стоял жгучий мороз.
Вокруг шатров в два ряда поставлены сани – оглоблями в поле на случай неожиданного нападения. На санях – оружие, кольчуги, щиты, сухари, крупы, солонина, мороженое мясо, овёс… Повсюду не стихают тысячеголосый людской гомон и ржание коней.
А воины всё прибывают и прибывают.
Великие князья Святослав и Рюрик ждут из Чернигова князя Ярослава с дружиной. Святославу не терпелось увидеться с братом – выезжал навстречу, в поле за Ольжичи. Тот прибыл лишь под вечер. Без войска, с небольшой дружиной для охраны.
Святослав как увидел – потемнел в лице. «Неужели и теперь мой любимый братик приготовил какую-то каверзу?» В который уже раз. Как только занял он после него черниговский стол, так и начал всё гнуть по-своему – сторониться старшего брата, заводить дружбу и с Игорем, и Всеволодом, обособляться от Киева, уклоняться от общих походов на половцев, заигрывать с ними и даже заключать какие-то договоры…
Хотел Святослав сказать резкое слово, но сдержался, только подумал: «Эх, брат, брат! Неужели завидуешь мне? Неужели и тебя, как и других, прельщает великокняжеский стол? Глупый еси! Не познал ты горечи моего положения – быть великим князем – и не в силах многое сделать из того, что ох как надобно… Сидеть на золотом столе киевском, принадлежавшем некогда великим князьям Святославу, Владимиру, Ярославу, Владимиру Мономаху, и чувствовать себя неполноценным князем земли Русской! Разве сравняешься по количеству воинов и по богатству с Ярославом Осмомыслом Галицким или, особенно, с Всеволодом, князем Владимиро-Суздальским? Только и славы, что князь великий Киевский. Какая душевная боль, какие терзания в сердце… Эх, брат, брат! Вот и теперь – явился без войска. Снова начнёшь хитрить, мудрить, выкручиваться. Ты всегда таким был – сызмала. Хитрунчик! Любимчик маменькин!»
Хотелось сразу спросить, что случилось, высказать, что думал, но промолчал. Любил младшего (целых пятнадцать лет разницы!) брата, любил в нём своё детство, свою молодость. Глянул в его хитроватые карие глаза – молча обнял, поцеловал в жёсткие, покрытые инеем усы и повёл в натопленные княжеские покои.
А там уже их заждались: великий князь Рюрик, сыны Святослава – Всеволод Чермный да Олег, ханы торков[39] Кунтувдей и Кулдюр, которые чёрными клобуками селились по Роси да Стугне и за это служили с оружием киевским князьям, воевода Андрей и воевода Роман Нездилович, боярин Славута, старый воевода Тудор.
После взаимных приветствий сели к столу. Ели, пили, говорили о том о сем, а когда насытились, Святослав отложил в сторону ложку и сказал:
– Братья, ныне собрались мы все тут, кроме князей Владимира Переяславского, Игоря Новгород-Северского, Всеволода Трубчевского да Святослава Рыльского. Они присоединятся к нам на Суле, чтобы двинуться на окаянного Кончака. Если мы не ударим по нему сегодня, то он, возгордившись, нападёт на землю Киевскую, Черниговскую и Северскую завтра. Собрали мы ныне силу немалую – так, может, и двинемся? Кто как мнит о том?
Святослав хорошо знал мысли всех, кто сидел за столом, кроме Ярослава, и ждал, что скажет именно он.
Но Ярослав молчал. Краснощёкий с мороза, спокойно смотрел на великого князя и задумчиво теребил левой рукой густую чёрную бороду. Был он не стар. Ему сорок четыре года, а рядом с отяжелевшим, совсем седым Святославом выглядел ещё моложе. Его вполне можно было принять скорее за сына Святослава, чем за младшего брата.
Тишину нарушил Рюрик:
– Что тут раздумывать? Собрались все – значит, в поход! Завтра же и выступим! – и пристукнул рукой по столу.
Это был энергичный, умный, хотя горячий и не в меру вспыльчивый князь. Рано получив киевский стол, он вёл долгую и упорную борьбу против Святослава, который всеми силами старался выгнать его из Киева. Не раз вспыхивали между ними которы[40] и лютые сечи, не раз проливалась на берегах Днепра кровь воинов. А три года назад двоюродный брат Святослава князь Игорь даже привёл с собою Кончака и Кобяка с их ордами на подмогу. Правда, всем – и Святославу, и Игорю, и Кончаку – пришлось бежать без оглядки. Половцев порубили на берегу Днепра, возле Черторыя, погибли ханы Козл Сотанович и брат Кончака Елтут Атракович, два сына Кончака попали в полон. Однако полностью воспользоваться этой блестящей победой Рюрик так и не сумел. Помехой ему стали влиятельные, богатые и могущественные бояре киевские, которые начали разоряться от беспрерывных кровавых межусобиц, устали от них и в то же время не хотели иметь в Киеве сильного князя, так как боялись ограничения своих прав и свобод. И поэтому лучшие, самые влиятельные мужи предложили Рюрику, настаивая, что это для блага всей Русской земли, поступиться властью и отдать Святославу Киев, а себе оставить Киевскую землю[41]. Рюрик поупорствовал, сколько мог, согласился и сел в Белгороде. А что ему оставалось делать? Без бояр, без воинства киевского, не имея поддержки чёрных клобуков, которые набирали всё большую силу на окраинах Киевской земли, он мог утратить все… Вот так в Киевском княжестве появились два соправителя – Святослав и Рюрик. Оба достаточно могущественные властители, ибо Святослав, кроме Киева, имел ещё обширные владения в Северской земле, а земли Рюрика простирались от Сулы на востоке и Роси на юге до Горыни и Припяти на западе и севере. Однако этот дуумвират вместе с тем и ослаблял Киевское княжество, поскольку между соправителями, хотя внешне и установился мир, единодушия не было.
Сейчас Рюрик не мог понять, почему Святослав высказался так туманно, неопределённо. Хитрит? Какой смысл? Сам же затеял поход!
– Безусловно, идти! И погромить поганых! – повторил он и обвёл всех присутствующих суровым взглядом стальных глаз.
Его сразу же поддержал хан Кунтувдей, коренастый круглоголовый торк лет сорока. Он потёр ладонью сытое, обожжённое морозом лицо, блеснул узкими чёрными глазами и спросил:
– Почему князь Святослав так спрашивает? Для чёрных клобуков хан Кончак и особенно хан Кобяк – ворог… Людей убивает, скот грабит… Чёрный клобук идёт в поход на хана Кончака и ловит его на аркан!
Хан Кулдюр, щуплый, желтолицый, молча кивал. А старший сын Святослава Всеволод Чермный, прозванный так за рыжий, даже красный цвет волос и бороды, удивлённо пожал плечами:
– Кто же против похода? Разве есть у кого другие помыслы? Войско собрано, готово в путь – не распускать же его по домам!
Ярослав улыбнулся уголками губ. Какой горячий у него сыновец![42] И кажется, на него намекает, пускает невидимые стрелы в своего стрыя? Ну что ж, он примет вызов!
– Я против, – произнёс он тихо и ещё тише, но внятно повторил: – Я против…
Все головы враз повернулись к нему. Не послышалось ли?
Святослав стиснул зубы. Так он и знал. Хитромудрый Ярослав приехал лишь для того, чтобы снова, как бывало не раз, отколоть очередное коленце!
– Почему, брат? – спросил, едва сдерживаясь. – Ты же знаешь, что без тебя, без твоего могучего и храброго полка мы не сможем надеяться на окончательный успех… Для задуманного похода в глубину Половецкой земли нужны большие объединённые силы! Ты подведёшь всех нас!
– Ныне, братья, не ходить! – подчёркнуто сказал Ярослав. – Ну что за поход зимою? Одни муки! Снега, морозы, бескормица для коней… На носу весна. Растает – будет ещё хуже… Давайте повременим и, если даст Бог, летом пойдём. Соберём ещё большую силу, погромим половцев и загоним Кончака за Дон, аж в Обези[43], как когда-то Владимир Мономах загнал его отца Атрака… Осталось совсем немного ждать – март, апрель, май… Зато подготовимся как следует!.. Да и нездоровится мне сейчас.
– У нас ведь всё уже готово, княже, чего ещё ждать? Будто для нас впервой проводить зимние походы! Кончак же не ожидал весны, а напал в самые лютые морозы, в снегопады. И бескормицы не побоялся! – воскликнул Рюрик.
За столом застыла тягостная тишина. Ярослав не торопился отвечать Рюрику на его справедливые слова, скривил губы.
Святослав осуждающе покачал головой, пристально посмотрел на Ярослава… Потом тихо начал:
– Княже Ярослав, если между нами всеми не будет согласия, то ни сегодня, ни завтра не пойдём мы на половцев и не загоним их ни за Дон, ни в Обези. Все беды земли нашей – от гордыни княжеской, от того, что князья про малое «се великое» начали говорить и, имея волость, заглядываются на чужое: «Се моё и то моё тоже!» Нет, братья, так не годится! Которы да усобицы – это погибель земли нашей! Поганые видят, что меж князьями нет мира, и без страха нападают на наши сёла да города, грабят добро наше, полон берут, людей убивают…
– Брат, я не начинаю усобиц, я только говорю, что не хочу идти сейчас в поход, – сдержанно возразил Ярослав. – Не хочу мордовать ни воинов, ни себя…
– Если б только это, Ярослав, – перебил его Святослав. – Если б только это… Но опасаюсь, что причина кроется в чём-то ином… Вот только не пойму в чём… Когда умер наш отец Всеволод, то я заменил его для тебя и при этом всё время внушал, что не книжная премудрость украшает князя, а его желание служить земле своей, умение смирить свою гордыню перед старшим князем – отцом или братом, вуйком или стрыем, – занимающим великокняжеский стол. Смирение младших усиляет Русскую землю, высокомерие разрушает её. Почто рушишь братскую любовь и согласие? Мы с князем Рюриком наконец пришли к примирению, и наступил мир на Русской земле, а ты хочешь его срубить под корень. Негоже, негоже так делать, Ярослав, брат мой!
Князь Черниговский покраснел, на лбу у него выступили капельки пота. Кому-нибудь иному ответил бы резко, оскорбительно, ни от кого не потерпел бы подобных слов. Но Святославу, который в детстве действительно заменил ему рано умершего отца, не осмелился сказать дерзкого слова. Хитрить мог, лицемерить мог, а прямо, открыто сказать не смел. Потому ответил, не повышая голоса:
– Брат, всё, что ты сказал, – истинная правда. С одним только не могу согласиться – что я сею зёрна разлада меж братьями. Не идти в поход – это ещё не значит, что я начинаю усобицу. Нет, я просто не готов к походу. И войско моё не готово, и я сам плохо себя чувствую. Разве можно за такое осуждать?
Все надолго замолчали. Опять наступила гнетущая тишина. Святослав чувствовал, что Ярослав неискренен, что причина отказа в чём-то другом, а не в недуге. Но не хотелось ему затевать на людях ссору с братом. Князь Всеволод Чермный и Олег, видя, что отец молчит, тоже не смели ничего сказать. Ханы уставили узкие глаза в стол и ничем не выявляли своих чувств. А воеводы Андрей, Роман и Тудор, придерживаясь неписаного закона, что меньшие говорят только после того, как их спросят, вообще за вечер не проронили ни слова.
Наконец вновь заговорил Рюрик. Заявление его было для всех как гром среди ясного неба.
– Если князь Ярослав не идёт, то и я тоже не пойду! Оборона Русской земли – наша общая обязанность, а не только моя или Святослава!
Кто-то крякнул. Святослав развёл руками. Не хватало, чтобы князья, ещё не выступив в поход, перессорились. Что же тогда говорить войску? Как объяснить, что одни князья идут в поле, а другие домой возвращаются? Отменить поход? Но ведь северские князья сейчас уже двигаются к Суле. Что же и они скажут, если никого там не застанут? Да и Владимир Глебович собрался и только ждёт сигнала… Ох, как всё нехорошо складывается!
– Братья, вижу, поспешил я с походом, – начал он с болью в голосе. – Не договорился загодя, не предупредил… Хотел побыстрее, чтобы до весеннего бездорожья вернуться назад… В этом моя вина. Что же нам теперь делать? Отменить поход? Но воз покатился с горы – нелегко его остановить… Потому вот что я надумал: если князья Ярослав и Рюрик не идут в поход, то и мне негоже это делать. Я тоже возвращаюсь домой… Однако войско пойдёт в поле! Вместо себя я оставляю князя Игоря, как наистаршего и наиболее умудрённого опытом. А до встречи с ним полки поведёт мой сын князь Всеволод… Цель похода та же самая – перейти Ворсклу, найти половецкие кочевья и погромить их! Желательно встретиться с самим Кончаком… Ты не перечишь, княже Рюрик?
– Нет, не перечу… Свой полк я вручаю князю Владимиру Глебовичу. А до встречи с ним поведёт его воевода Андрей.
Святослав облегчённо вздохнул. Кажется, удалось найти выход из нелепого положения, в которое завёл всех своим лукавством брат Ярослав.
– Тогда хватит разговоров. Дайте полкам наказ выступать завтра с восходом солнца!
