Владимир Литвиненко
Операция «Багратион». Людские потери Красной армии и вермахта. Мифы и реальность
2.3. Миф «о превосходстве» немецкой военной мысли и практики управления войсками
Американский историк Тревор Дюпюи утверждает: «…несмотря на то, что германские армии проиграли войну, они в ее ходе показали такую военную виртуозность, которая никогда не была превзойдена и по уровню военного искусства на поле оставили русских далеко позади» (цит. по книге Пронько В.А. «Сражения историков на фронтах Второй мировой и Великой Отечественной войн», с. 412).
Доморощенные «диванные стратеги» тоже очень низко оценивают советских полководцев: Владимир Бешанов в книге «Кадры решают все» безапелляционно утверждает: «…Они не умели ничего, кроме как стучать кулаком, требовать «стоять насмерть», грозить трибуналом, «внушать бодрость» войскам при помощи заградительных отрядов и забрасывать врага трупами красноармейцев…». В другой книге («Год 1943 – «переломный»») он пишет: «Сложилась в основном команда «сталинских маршалов» – Жуков, Василевский, Рокоссовский, Конев, Ватутин, Толбухин, Мерецков, Воронов – и когорта командармов, продолжавших учиться «войне на войне». Они уже умели проводить крупные наступательные операции, правда, в типично советской манере – с массированием большого количества войск и техники, с мощной артподготовкой, но, как правило, без разведки, безотносительно к действиям противника, не обращая внимания на потери, неуклонно следуя намеченным планам».
Андрей Зубов в книге «История России. XX век: 1939–2007», безграмотно «подсчитав», что погибших и умерших советских воинов было намного больше, чем убитых и умерших на восточном фронте немецких солдат, пишет: «…Причина – все те же сталинские методы ведения войны: лобовые атаки на пулеметные гнезда…».
Более подробно «охарактеризовал» советских полководцев Борис Соколов в книге «Тайны Второй мировой» и в своих статьях. Он считает одной из причин «невероятно высоких и неоправданных потерь» Красной армии «невысокий уровень оперативной подготовки комсостава всех уровней», «неспособность командующих и их штабов адекватно руководить большими массами войск и их стремление добиться успеха любой ценой, не считаясь с жертвами». По мнению Бориса Соколова, «…Высшим военачальникам военное искусство по большому счету было чуждо»[32] (выделено мной – В.Л.).
Нужно сказать, и Владимир Бешанов, и Борис Соколов, и другие апологеты вермахта свои негативные оценки советских полководцев пытаются подтвердить многостраничными описаниями ошибок и промахов командования Красной армии. Но хулители полководцев Красной армии не понимают, что безошибочного военного искусства не бывает. Ошибки – неотъемлемая часть военного искусства. Уинстону Черчиллю принадлежит даже такое определение военного искусства: «Военное искусство – это цепь грубых ошибок». Это, конечно, несколько утрированное определение, но оно говорит о том, что искусство полководца состоит не том, чтобы не делать ошибок, а в том, чтобы не дать противнику возможности воспользоваться этими ошибками, и одновременно умело использовать ошибки противника и одержать над ним победу.
В Белорусской наступательной операции советским полководцам это в полной мере удалось воплотить.
Во-первых, Генеральному штабу Красной армии благодаря целому комплексу мер стратегической дезинформации удалось добиться того, что подготовка крупнейшего по масштабам за всю историю войн наступления осталась практически незамеченной немцами. Первоочередной задачей для командующих фронтов стало обеспечение скрытности подготовки будущего наступления. Для этого в районах будущего наступления началось строительство оборонительных сооружений, возведение укрепленных районов, подготовка городов к круговой обороне.
Командующий 1-м Белорусским фронтом генерал армии Рокоссовский К.К в командном пункте фронта. Июнь 1944 года.
Автор фотографии – Виктор Кинеловский
Вот что об этом пишет в своих мемуарах «Так шли мы к победе» Маршал Советского Союза Баграмян И.Х., командовавший в операции «Багратион» 1-м Прибалтийским фронтом: «Фашисты, конечно, догадывались, что летом 1944 года наше Верховное Главнокомандование, безусловно, предпримет новое генеральное наступление. Но где? Это было для них тайной за семью печатями. Об этом не знало не только гитлеровские командование, но даже и мы, руководящие военные работники фронтового звена… все указания Верховного Главнокомандования настраивали нас на оборонительный лад. Ставка потребовала от нас создать глубокую оборону, оборудовав не менее трех рубежей на глубину до 40 километров. Особое внимание было приказано уделять инженерному оборудованию позиций и организации системы стрелкового и артиллерийского огня, а также обеспечению стыков между армиями и с соседними фронтами. Даже населенные пункты следовало приспособить к круговой обороне. Словом, все свидетельствовало о том, что в ближайшем будущем нам предстоит обороняться».
Командующий 1-м Прибалтийским фронтом генерал армии Баграмян И.Х.
Фронтовые, армейские и дивизионные газеты публиковали материалы только по оборонительной тематике, что создавало иллюзию того, что на этом направлении войска готовиться только к обороне, но никак не к наступлению. Важную роль сыграло решение Ставки Верховного Главнокомандования оставить на южном и юго-западном направлениях четыре танковые армии из пяти, а также основную часть танковых корпусов. Германская разведка постоянно держала их под своим наблюдением и, поскольку они не трогались с места, считала, что летнее наступление войск Красной армии начнется именно здесь. Но под руководством Ставки Верховного Главнокомандования и Генерального штаба Красной армии были скрытно перегруппированы и сосредоточены на центральном участке советско-германского фронта пять общевойсковых, две танковые, одна воздушная армии, 1-я Польская армия, пять отдельных танковых, два механизированных, четыре кавалерийских, одиннадцать авиационных корпусов, десятки отдельных полков и бригад всех родов войск.
Командующий войсками 3-го Белорусского фронта генерал армии Черняховский И.Д. 1944 год.
Автор фотографии – Михаил Савин
Командованием Красной армии были использовано множество методов оперативной маскировки: организация «фальшивых» аэродромов с фанерными макетами самолетов, подбрасывание ложных доказательств, ведение стратегической радиоигры, сотни других способов ввода противника в заблуждение. Для обеспечения еще большей секретности полный план операции знало лишь несколько человек, а все распоряжения и приказы доставлялись только в письменной или устной форме, без использования телефонной и радиосвязи. В то же время наращивание ударных группировок всех четырех фронтов проходило только в ночное время и малыми группами.
Германскому командованию так и не удалось раскрыть ни общего замысла операции, ни ее масштаба, ни направления главного удара, ни срока начала боевых действий. Меры по дезинформации немецкого руководства были настолько успешны, что командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Эрнст Буш за 3 дня до начала операции отправился в отпуск. Командующий 4-й полевой армией генерал пехоты Курт фон Типпельскирх писал в книге «История Второй мировой войны» о ситуации перед началом операции «Багратион»: «Не было никаких данных, которые позволили бы предугадать направление или направления, несомненно, готовившегося летнего наступления… Временами приходилось руководствоваться лишь догадками. В генеральном штабе сухопутных сил… полагали, что противник основные усилия сосредоточит на фронте группы армий «Северная Украина»[33], с целью отбросить последнюю к Карпатам. Группам армий «Центр» и «Север» предсказывали «спокойное лето». Наступление Красной армии стало полной неожиданностью для противника».
Во-вторых, успех операции «Багратион» был обусловлен сочетанием различных способов разгрома противника. Оборона противника была прорвана одновременно на шести далеко отстоявших один от другого участках, что привело к дроблению его сил на части. Затем были рассечены, окружены и уничтожены группировки врага в трех районах: под Витебском, Бобруйском и восточнее Минска. После этого фронты нанесли мощные удары по расходящимся направлениям для расчленения стратегической группировки противника на всю ее глубину.
В-третьих, в операции «Багратион» получило дальнейшее развитие искусство подготовки и ведения операций на окружение и уничтожение крупных группировок противника в короткие сроки. Операции «Багратион» характерна несколькими крупными «котлами»: 25 июня был взят в кольцо Витебский укрепрайон (около 35 тыс. солдат противника), 27 июня в «котел» под Бобруйском попала не менее крупная группировка немцев (около 40 тыс.), 3 июля был создан самый большой Минский «котел», в который попала стотысячная немецкая группировка. В отличие от ранее проведенных операций, были значительно сокращены сроки разгрома окруженного врага: под Витебском – два дня, под Бобруйском – три дня, под Минском – шесть дней. Это было достигнуто благодаря совершенствованию способов создания внутреннего и внешнего фронтов окружения, расчленению и уничтожению окруженных войск по частям.
Представитель Ставки ВГК Маршал Советского Союза Василевский А.М. (второй слева) и командующий войсками 3-го Белорусского фронта Черняховский И.Д. (третий слева) допрашивают пленного командира 53-го армейского корпуса генерала пехоты Гольвинцера и командира 206-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Альфонса Хиттера.
Район Витебска, 1944 год
В-четвертых, одним из условий успешного развития стратегического наступления на большую глубину было воспрещение отхода противника, срыв его планомерного отступления, упреждение в захвате тыловых оборонительных рубежей путем хорошо организованного оперативного преследования. Так, войска 3-го и 1-го Белорусских фронтов вели параллельное, а 2-го Белорусского фронта – фронтальное преследование, в результате чего была окружена и уничтожена 105-тысячная группировка врага восточнее Минска.
Немецкие генералы перед маршем пленных немцев по Москве. Москва. 17 июля 1944 года.
В-пятых, особенностью операции «Багратион» является и то, что бронетанковые и механизированные войска на всех ее этапах решали разнообразные задачи: наиболее эффективно они действовали в составе подвижных групп при развитии успеха в оперативной глубине, что приводило к увеличению размаха фронтовых и армейских наступательных операций и достижению в них решительных результатов. В ходе операции успешно осуществлен ввод в сражение четырех подвижных групп армий, две из которых (2-й гвардейский и 11-й танковые корпуса) были введены в сражение сразу после завершения прорыва тактической зоны обороны противника.
В-шестых, важную роль в успешном ходе операции сыграло массированное применение на направлениях главных фронтовая авиация, которая с целью завоевания господства в воздухе совершила около 40 тыс. самолетовылетов. Для поддержки наземных войск было осуществлено около 50 % всех самолетовылетов бомбардировщиков и штурмовиков. Авиация дальнего действия совершила 10,3 тыс. самолетовылетов и сбросила более 10 тыс. тонн бомб.
Колонна СУ-85 на площади Ленина в освобожденном Минске. Июль 1944 года. Автор фотографии – Самарий Гурарий
2-й Белорусский фронт: командующий фронтом генерал армии Захаров Г.Ф., член Военного совета генерал-лейтенант Субботин Н.Е., и генерал-полковник Вершинин К.А. обсуждают план нанесения удара с воздуха по врагу. Август 1944 года
Немцы осматривают взорванный партизанами эшелон. 1944 год
Наконец, в-седьмых, значительный вклад в достижение успеха в операции «Багратион» внесло отлаженное взаимодействие войск Красной армии с партизанским движением. К лету 1944 года на территории Белоруссии действовало примерно 140 тыс. партизан.
Партизанские отряды, взаимодействуя с регулярными частями Красной Армии, уничтожили свыше 15 тыс. и взяли в плен более 17 тыс. солдат и офицеров противника. Многие партизаны были награждены орденами и медалями, а 87 особо отличившихся стали Героями Советского Союза[34].
Парад партизанских бригад после освобождения столицы Белоруссии – Минска. Июль 1944 года.
Автор фотографии – Владимир Лупейко
Нужно заметить, что в отношении уровня военного искусства советских полководцев оценки Тревора Дюпюи, Владимира Бешанова, Бориса Соколова, Андрея Зубова и других апологетов вермахта убедительно опровергаются даже нашими врагами – немецкими генералами. Вот мнение неизмеримо более компетентного в вопросах оперативного искусства, воевавшего в 1941–1945 годах с советскими полководцами генерал-майора вермахта Фридриха Вильгельма фон Меллентина: в своем известном труде «Бронированный кулак вермахта» он написал: «…в ходе войны русские постоянно совершенствовались, а их высшие командиры и штабы получали много полезного опыта, изучая опыт своих врагов и немецкой армии. Они научились быстро реагировать на всякие изменения обстановки, действовать энергично и решительно. Безусловно, в лице Жукова, Конева, Ватутина и Василевского Россия имела высокоодаренных командующих армиями и фронтами…».
Солидарны с генералом фон Меллентином и другие генералы вермахта.
Подразделение Красной армии проходит тожественным маршем в освобожденном Витебске. Июнь 1944 года
Начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Франц Гальдер: «…Исторически небезынтересно исследовать, как русское военное руководство, потерпевшее крушение со своим принципом жесткой обороны в 1941 году, развивалось до гибкого оперативного руководства и провело под командованием своих маршалов ряд операций, которые по немецким масштабам заслуживают высокой оценки, в то время как немецкое командование под влиянием полководца Гитлера отказалось от оперативного искусства и закончило его бедной по идее жесткой обороной, в конечном итоге приведшей к полному поражению… Над этим периодом в качестве приговора стоит слово, высказанное русской стороной в процессе резкой критики действий немецкого командования: порочная стратегия. Это нельзя опровергнуть» (цит. по статье Рубцова Ю.В. «Профессионализм советских полководцев»).
Командующий групп армий «Север» и «Южная Украина» генерал-полковник Ганс Фриснер (книга «Проигранные сражения»): «…Я сам с весны 1942 года достаточно хорошо изучил командование и войска Красной Армии. Бои под Ржевом, Орлом, Брянском, Гомелем, Оршей, у озера Ильмень, под Нарвой, на Двине, в Румынии и Венгрии, в которых я участвовал в качестве командира дивизии, командира корпуса, командующего армией и группой армий, многому меня научили. В ходе войны я наблюдал, как советское командование становилось все более опытным…. Совершенно справедливо, что высшее советское командование, начиная со Сталинградской битвы, часто превосходило все наши ожидания. Оно мастерски осуществляло быстрый маневр и переброску войск, перенос направления главного удара, проявляло умение в создании плацдармов и оборудований на них исходных позиций для последующего перехода в наступление. Со временем советское командование стало лучше обеспечивать действия своей пехоты на поле боя благодаря массированию огня и использованию танков…».
Бывший командующий обороной Берлина генерал артиллерии Готтард Вейдлинг: «… Операции русских войск характеризуются ясностью замыслов, целеустремленностью и настойчивостью в осуществлении этих замыслов. Я должен отметить, что русские за время войны далеко шагнули вперед в тактическом отношении, наше же командование шагнуло назад…» (Военно-исторический журнал № 5, 1959).
2.4. Миф о «благородстве» солдат вермахта
Гитлер еще в книге «Майн кампф», изданной в 1925–1926 годах, ставил задачу истребления славянских народов: «…Если мы хотим создать нашу великую германскую империю, мы должны, прежде всего, вытеснить и истребить славянские народы – русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев, белорусов. Нет никаких причин не сделать этого…».
На Нюрнбергском процессе над преступлениями немецкого фашизма было представлено множество документов о преступлениях немецкого оккупационного режима против советских военнопленных и гражданского населения захваченных немцами территорий СССР. В ходе процесса и после него немецкие генералы, их защитники и апологеты пытались доказать, что все злодеяния на оккупированных территориях совершали специально созданные подразделения войск СС, гестапо и нацистских организаций. Армейские части и соединения вермахта представлялись в качестве честных и благородных подразделений, ведущих борьбу исключительно с вооруженными формированиями противника. Отечественные поклонники вермахта эту версию активно поддерживают. Владимир Бешанов в книге «Год 1943 – «переломный»» сообщает, что «немецкие солдаты проявляли героизм, сохраняли верность долгу и присяге… они имели понятия о воинской чести». В одной из передач «60 минут» режиссер и журналист Григорий Амнуэль призывал отличать вермахт от преступных войск СС и говорил о подвигах солдат и офицеров вермахта.
На самом деле солдаты вермахта не были «белыми и пушистыми» участниками войны. Пребывание вермахта на оккупированных территориях СССР сопровождалось множеством его преступлений и злодеяний по отношению к мирному населению и военнопленным[35], в том числе и на территориях, где развернулась Белорусская наступательная операция Красной армии.
Концептуально роль вермахта в осуществлении геноцида советского народа в ходе войны против СССР была обозначена в речи Гитлера от 30 марта 1941 года перед 250 высшими офицерами вермахта: командующими и начальниками штабов групп армий, командирами корпусов и дивизий, предназначенных для ведения войны на Востоке. В этой речи Гитлер назвал войну с СССР «войной на уничтожение». Он заявил: «Мы должны отказаться от понятия солдатского товарищества. Коммунист никогда не был и никогда не будет нашим товарищем. Речь идет о борьбе на уничтожение„.Уничтожение большевистских комиссаров и коммунистической интеллигенции.„Нельзя допустить образование новой интеллигенции… Комиссары и работники ГПУ являются преступниками и с ними надлежит обращаться как с таковыми».
Практическая реализация заявлений Гитлера в речи от 30 марта 1941 года вылилась в подготовку ряда директивных документов вермахта по ведению войны против СССР, из которых основными, определяющими отношение войск к военнопленным и местному населению, стали приказы о взаимодействии сухопутных войск с айнзац-группами[36] СС, «о военной подсудности в районе «Барбаросса» и приказ «о комиссарах».
Эти приказы были подписаны 13 мая 1941 года начальником штаба Верховного командования вермахта генерал-фельдмаршалом Вильгельмом Кейтелем[37] и направлены в войска еще до начала войны. Они вызвали огромное число преступлений вермахта на советской земле, которые можно разделить на две большие группы: уничтожение советских военнопленных и злодеяния на оккупированных территориях.
Уничтожение советских военнопленных на белорусской земле
В приговоре Международного Военного (Нюрнбергского) трибунала указывалось, что «…Обращение с советскими военнопленными характеризовалось особенной бесчеловечностью». Смерть многих из них являлась результатом «…систематического плана убийств…». По данным Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причинению ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР, в лагерях, организованных немцами на территории Белоруссии в 1941–1944 годах было убито более 800 тысяч советских военнопленных. Для умерщвления советских военнопленных применялись различные способы: массовые расстрелы и убийства пленных, смертность пленных от голода, неудовлетворительного размещения и транспортировки, болезней.
Массовые расстрелы и убийства советских военнопленных на оккупированных территориях явились результатами действия приказа «о комиссарах», директивы об обращении с советскими военнопленными, подписанной начальником департамента общих вопросов Верховного командования вермахта генерал-лейтенантом Германом Рейнеке[38] (ему подчинялась служба по делам военнопленных) в начале сентября 1941 года, а также оголтелой нацистской пропаганды расового превосходства немцев над славянами.
Лагерь советских военнопленных на территории Бобруйской крепости. Фотография из фондов Белорусского государственного архива кинофотофонодоку ментов – БГАКФФД
Приказ «о комиссарах» предписывал следующие действия:
«1. Ответственные политические работники и политические руководители (комиссары) должны устранятся.
2. Поскольку они будут захватываться войсками, решение о том, должны ли они устранятся, принимается офицером, имеющим право накладывать дисциплинарные взыскания. Для решения достаточно установления того, что данное лицо является руководящим политическим работником.
3. Политические руководители в войсках не считаются пленными и должны уничтожаться самое позднее в пересыльных лагерях. В тыл не эвакуируются.
6. В тылу руководящих политических работников и комиссаров (за исключение политических руководителей в воинских частях) передавать айнзатцкомандам полиции безопасности».
В директиве генерала Рейнеке об обращении с советскими военнопленными отмечалось:
«…Большевистский солдат потерял право на достойное обращение согласно условиям Женевской конвенции…Неповиновение, активное или пассивное сопротивление следует немедленно и беспощадно устранять с помощью оружия (штыка, приклада или огнестрельного оружия)…В бегущих военнопленных следует стрелять тут же без предварительного окрика… Применение оружия в отношении советских военнопленных, как правило, считается законным».
В соответствии с перечисленными приказами и директивами, а также с дополнительными «разъясняющими» и «уточняющими» документами вермахта безусловному и немедленному уничтожению подвергались следующие категории советских военнопленных: комиссары, евреи, женщины и раненые. Кроме того, немедленно уничтожались попавшие в плен партизаны. Вместе с тем, массовым расстрелам, повешению и убийствам подвергались и другие категории советских военнопленных по самым незначительным поводам.
В документах Нюрнбергского процесса, в архивных документах, в книгах отечественных и зарубежных историков приводится большое число примеров массовых расстрелов и убийств вермахтом советских военнопленных на территориях Беларуси.
Ежедневные массовые расстрелы и убийства происходили в Шталаге № 352[39] (так называемый «Лесной лагерь Минск»), созданный немцами в начале июля 1941 года в деревне Масюковщина Минской области и просуществовавший до июля 1944 года. В центре лагеря была установлена виселица с тремя крюками. На этих крюках периодически вешали военнопленных прямо за подбородок, смерть была долгой, мучительной. За время существования лагеря в нем погибли свыше 80 000 советских военнопленных.
Извлеченные из ям-могил останки советских военнопленных, замученных гитлеровцами в Шталаге-352. 1944 год.
Фотография из фондов БГАКФФД
Немецкий историк Кристиан Штрайт в книге «Они нам не товарищи. Вермахт и советские военнопленные 1941–1945 гг.» пишет о судьбе отставших от колонн или бежавших во время транспортировки и из лагерей советских военнопленных: «Наряду с соединениями «ваффен СС», действующими в тыловом районе группы армий «Центр», особенно решительные акции проводили войска командующего вооруженными силами в Белоруссии. Последний подчеркивал в отчете, что бежавшие пленные представляют собой большую опасность из-за их связи с партизанскими группами, а потому необходимо «принимать самые строгие меры против каждого военнопленного, задержанного на данной территории». Что это означало, поясняет прилагаемое донесение о количестве «боев с партизанами»: за месяц из 10 940 пленных было расстреляно 10 431. То, что о партизанах здесь не могло быть и речи, следует из того факта, что немецкие войска потеряли убитыми всего 2-х и ранеными 5 человек. В качестве трофеев было захвачено 89 единиц пехотного оружия».
Высокая смертность советских военнопленных от голода, как отмечалось на Нюрнбергском процессе, была «самым распространенным средством массового уничтожения советских военнопленных». «Эффективность» голода откровенно «обосновал» генерал-фельдмаршал Герд фон Рундштедт[40]: «Мы должны уничтожить, по меньшей мере, одну треть населения присоединенных территорий. Самый лучший способ для достижения этой цели – недоедание. В конце концов, голод действует гораздо лучше, чем пулемет, особенно среди молодежи».
Умерщвление военнопленных в организованных на белорусской территории лагерях с помощью голода осуществлялось с первых дней войны. В документах Нюрнбергского процесса есть отчет министерского советника Дорша Рейхслейтеру Восточных областей Альфреду Розенбергу о посещении лагеря военнопленных в Минске, датированного 18 июля 1941 года. В этом отчете Дорш писал: «…Военнопленным, проблема питания которых с трудом разрешима, живущим по 6–7 дней без пищи, известно только одно стремление, вызванное зверским голодом, – достать что-либо съедобное».
Израильский историк Арон Шнеер в книге «Плен» приводит много примеров уничтожения советских военнопленных голодом в лагерях на белорусской территории. Так, в Гомельском лагере военнопленным после нескольких дней голодания давали лишь 1 литр баланды, состоявшей из гречневой шелухи, ячменных отрубей или мороженого картофеля, разбавленных водой. Длительное голодание приводило к смерти и тогда, когда военнопленные получали, наконец, пищу. Но это была такая пища, которую желудок не мог переварить. Так, в ноябре-декабре 1941 года из Брянска в Гомель прибыл эшелон в количестве 4–5 тысяч пленных. Перед отправкой они не ели несколько дней, а в эшелоне им «вместо хлеба дали немолотой гречихи, от которой у пленных начались резкие боли в желудке, и они все умерли».
Погребение погибших в лагерях советских военнопленных, пишет Арон Шнеер, было издевательским надругательством даже после смерти. В Гомеле, в тот же ров, куда сбрасывали тела военнопленных, вывозились испражнения. С ноября 1941 года по апрель 1942 года толпы немецких офицеров и солдат собирались у рва, куда сваливались трупы военнопленных, весело смеялись и ради продления удовольствия фотографировали изуродованные побоями, истощенные голодом тела.
Смертность советских военнопленных от неудовлетворительного размещения и транспортировки объясняется полным пренебрежение немецких войск к условиям жизни попавших в плен советских солдат. Советские военнопленные размещались, как правило, под открытым небом. Так, около 50 тыс. советских военнопленных, взятых в районе Могилева в июле 1941 года, были собраны на открытой территории. Пленные, не получая никакого питания и никакой медицинской помощи, в течение недели съели всю траву, изжарили всех лягушек, теряли от голода сознание, зрение. Только на восьмой день началось формирование этапов в лагеря военнопленных. Но и в лагерях условия размещения советских военнопленных были ужасающими. В большинстве из них вообще не было жилых строений. С наступлением холодов военнопленные укрывались в самостоятельно вырытых ямах или землянках, «утепленных» травой. В упомянутом выше Шталаге № 352 зимой 1941–1942 гг. около 80 % узников содержалась под открытым небом, в связи с чем погибла основная масса военнопленных. По данным Кристиана Шрайта, в ноябре 1941 года часть пленных находились под крышей. Так, еще в конце августа 1941 года в Гомеле для советских военнопленных был организован Центральный пересыльный лагерь № 121. Располагался лагерь в бывших конюшнях одного из кавалерийских полков Красной Армии. Ни нар, ни потолка, ни пола, ни окон в этих помещениях не было. В лагере содержалось 30–35 тыс., а временами до 60 тыс. пленных. В бараках (конюшнях) находилось такое количество людей, что трудно было найти место, чтобы стоять. Смертность в лагере из-за холода и голода была большой.
Все перемещения военнопленных из-лагеря в лагерь в летние месяцы происходили пешком. Израильский историк Арон Шнеер в книге «Плен» пишет: «Дорогу в лагерь или пересылку из одного лагеря в другой называли «дорогой смерти». Колонны военнопленных преодолевали этапы протяженностью от 200 до 500 км, проходя по 25–40 км в день. Ослабевших, падающих пристреливали конвоиры. Так, на этапе Бобруйск – Минск, протяженностью около 200 км, погибло 1000 человек».
Эшелоны с военнопленными зачастую превращались в эшелоны смерти. Летом пленных отправляли в наглухо закрытых вагонах, зимой в полувагонах и на открытых площадках.
Поезд с советскими военнопленными. Октябрь 1941 года
С наступлением холодов резко возросла смертность при транспортировке советских военнопленных в открытых вагонах. Кристиан Шрайт сообщает: «Еще в ноябре транспортировка в «открытых вагонах» являлась правилом… При перевозке в таких вагонах из рейхскомиссариата «Остланд» за один маршрут умирало «от 25 до 75 % пленных», в том числе и потому, что во время многодневного пути их практически не кормили».
Арон Шнеер приводит ряд примеров «смертельных» зимних транспортировок военнопленных. Он пишет: «…В ноябре 1941 г. на станцию Лесная неподалеку от Минска прибыли эшелоны с военнопленными. Несмотря на сильный 30-градусный мороз, их везли в открытых вагонах и в летнем обмундировании… Военнопленных, которые были обморожены, истощены и не могли идти, избивали палками и пристреливали. Вечером пригнали крестьянские подводы и всех убитых и еще живых свезли в железнодорожный ров у станции Лесная…. По словам мобилизованного для перевозки тел И.М. Щепко, «когда все стихло, я подошел к яме, она была слегка засыпана землей и оттуда слышались страшные стоны и вопли»… 16 февраля 1942 г. в 7 часов 45 минут утра из Борисова в Минск был отправлен транспорт с 1000 военнопленных. Эшелон прибыл на станцию Минск-Товарная в 13 часов 30 минут. Из вагонов было выгружено 159 умерших в пути. По данным начальника транспорта, в пути было выгружено еще 10 мертвецов. Таким образом, за 5 часов 45 минут пути погибло 169 военнопленных, почти 17 % находившихся в эшелоне».
