Владимир Ленин
Полное собрание сочинений. Том 19. Июнь 1909 ~ октябрь 1910

«Голос социал-демократа» и Череванин^{69}

Товарищ Череванин – тип и образчик идейного ликвидатора среди меньшевиков. Он выразил это полностью в своей известной книге: «Пролетариат и т. д.». Ликвидаторство настолько сильно в ней, что известная голландская писательница, марксистка Роланд-Гольст, автор предисловия к немецкому переводу, не могла удержаться от выражения своего протеста против искажения марксизма и подмены его ревизионизмом. Тогда редакция «Голоса Социал-Демократа» напечатала в «Vorwärts'e» отречение от Череванина, заявив, что виднейшие меньшевики с ним не согласны. «Пролетарий» указал на иезуитизм подобного отречения, не перепечатанного в «Голосе» и не сопровождающегося систематическим разъяснением в русской печати «ошибок» Череванина^[20]. Разве не так именно поступают буржуазные министры, начиная от Столыпина и кончая Брианом: оговорка, поправка, отречение от зарвавшегося единомышленника, от не в меру усердного сторонника и под прикрытием этого – продолжение старой линии?

В № 16–17 «Голос» дает письмо в редакцию Череванина и свою приписку. «Пролетарий» обвиняется в «клеветничестве», ибо мы-де «скрыли» от публики, что Череванин сам «исправил ошибку» в своей книге: «Современное положение и возможное будущее» (М. 1908).

Покажем же читателям еще и еще раз, каковы приемы голосовцев и что это означает, когда они обвиняют «Пролетарий» за «клеветы» об их ликвидаторстве.

Ограничимся немногими цитатами из названной новой книги Череванина. Стр. 173: «В общем я нисколько не отказываюсь от того анализа, который я дал в своей книге: «Пролетариат в революции». Пролетариат и социал-демократия сделали, несомненно, ряд ошибок, которые не могли не затруднить победу революции, далее если бы эта победа была возможна (курсив Череванина). Но теперь уже нужно поставить вопрос, действительно ли эта победа была возможна и одни ли ошибки пролетариата и социал-демократии были причинами поражения революции. Уже самая постановка этого вопроса невольно подсказывает и ответ на него. Поражение революции настолько глубоко и положение воцарившейся реакции, по крайней мере для ближайшего ряда лет, настолько прочно, что свести причины этого к каким-либо ошибкам пролетариата было бы совершенно невозможно. Дело тут, очевидно, не в ошибках, а в каких-то более глубоких причинах».

Вот вам «исправление ошибки» Череванина, по заявлению «Голоса»! Череванин не отказывается от своего «анализа», а усугубляет его, доходя до целого ряда новых перлов (вроде статистического определения «сил революции» в четверть всего населения, 21,5 % – 28 %; об этом перле в другой раз!). Череванин к тезису – революционный пролетариат ошибался – добавляет: революция не имела «возможной» силы (стр. 197, курсив Череванина) больше четверти населения, – а голосовцы называют это «исправлением» и кричат о клеветничестве «Пролетария».

Стр. 176: «Представим себе, что меньшевики все время последовательно держались меньшевистских позиций, а не становились под влиянием революционного угара большевиками, участвуя в ноябрьской петербургской стачке, введении 8-часового рабочего дня захватным путем, бойкоте первой Думы». (Вывод: тактика пролетариата улучшилась бы, но поражение все же последовало бы.)

Стр. 138: «Может быть, в своих перспективах насчет радикальной ломки аграрных и политических отношений революционные и оппозиционные (слушайте!) партии в бурный 1905 год зашли слишком далеко».

Кажется, довольно? Повторенное и усугубленное ликвидаторство и ренегатство «Голос Социал-Демократа» называет исправлением. Завтра выйдет немецкий перевод «Современного положения» – голосовцы поместят для немцев новое отречение – Череванин опубликует новую «оговорку» – ликвидаторская проповедь будет усиливаться – «Голос» будет благородно негодовать по поводу клеветнических обвинений его в ликвидаторстве. Старая, но вечно новая история.

Маслов, Мартов и Потресов никак не могут понять, решительно не могут понять, какой «дух» писаний Потресова взорвал – наконец! – даже зашедшего очень далеко в маневрировании около кадетов марксиста Плеханова. Так-таки и не понимаете, любезные голосовцы? И после цитат из «исправленной» книги Череванина все еще не понимаете? Как иногда удобна бывает непонятливость!

«Пролетарий» № 50, 28 ноября (11 декабря) 1909 г.

Печатается по тексту газеты «Пролетарий»

Басня буржуазной печати об исключении Горького^{70}

Вот уже несколько дней, как буржуазные газеты Франции («L'Eclair», «Le Radical»), Германии («Berliner Tageblatt»)^{71} и России («Утро России», «Речь», «Русское Слово», «Новое Время») смакуют самую сенсационную новость: исключение Горького из социал-демократической партии. «Vorwärts» поместил уже опровержение этого вздора. Редакция «Пролетария» тоже послала в несколько газет опровержение, но буржуазная печать игнорирует его и продолжает раздувать сплетню.

Источник этой сплетни ясен: какой-нибудь борзописец, услыхав краем уха о разногласиях в связи с отзовизмом и богостроительством (вопрос, чуть не год уже открыто обсуждающийся в партии вообще и в «Пролетарии», в частности), безбожно переврал обрывки сведений и «славно заработал» на сочиненных «интервью» и т. п.

Цель сплетнической кампании не менее ясна. Буржуазным партиям хочется, чтобы Горький вышел из социал-демократической партии. Буржуазные газеты из кожи лезут, чтобы разжечь разногласия внутри социал-демократической партии и представить их в уродливом виде.

Напрасно стараются буржуазные газеты. Товарищ Горький слишком крепко связал себя своими великими художественными произведениями с рабочим движением России и всего мира, чтобы ответить им иначе, как презрением.

«Пролетарий» № 50, 28 ноября (11 декабря) 1909 г.

Печатается по тексту газеты «Пролетарий»

Об идейном распаде и разброде среди российской социал-демократии^{72}

Борьба с отзовизмом и ликвидаторством, естественно занявшая первое место среди задач действительно марксистских и социал-демократических элементов нашей партии, не должна, однако, заслонять от нас зла, более глубокого, которое, в сущности, породило и отзовизм и ликвидаторство и породит, по всему судя, не мало еще каких-нибудь новых тактических нелепостей. Это зло – идейный распад и разброд, совершенно овладевший либерализмом и со всех сторон пробивающий себе дорогу в нашу партию.

Вот одна из многочисленных иллюстраций этого разброда. Один товарищ, давно работающий в партии, старый искровец и старый большевик, был изъят тюрьмой и ссылкой из участия в движении очень долго, чуть ли не с начала 1906 г. Недавно он вернулся к работе, познакомился с отзовизмом-ультиматизмом, отверг его с негодованием и возмущением, как безобразное извращение революционной социал-демократической тактики. Познакомившись с состоянием работы в Одессе и Петербурге, этот товарищ пришел, между прочим, к следующему выводу или «неоформленному результату» своих наблюдений: «… мне кажется, что самая тяжелая пора миновала и что осталась задача ликвидировать остатки эпохи развала и распада». Но остатки-то эти не малы.

«На всей питерской работе, – читаем в том же письме, – чувствуется отсутствие руководящего единого центра, недисциплинированность, беспорядочность, отсутствие связи между отдельными частями, отсутствие единства и планомерности работы. Всякий работает за свой страх и риск. В нелегальной организации сильны отзовистские тенденции, они захватывают даже антиотзовистов…» (очевидно, здесь имеются в виду те большевики, которые вопреки повторным и решительным настояниям «Пролетария» не рвут с отзовистами, не ведут беспощадной борьбы с ними, а пытаются примиренствовать, бесполезно оттягивая неизбежную развязку и не получая на деле никакого отказа отзовистов-ультиматистов от их нелепой тактики). «… На этой почве развивается одно характерное явление, которое совершенно самостоятельно проявилось и в Одессе: революционное безделье. Всюду, где господствует дух отзовизма, ярко бросается в глаза то, что нелегальные организации ничего не делают. Один-два пропагандистских кружка, борьба против легальных возможностей – вот и вся работа. По преимуществу она носит дезорганизаторский характер, что вы можете усмотреть из тех обширных материалов, которые я вам послал из Одессы…» (использованы в статье:… ^[21]). «… Что касается легальных возможностей, то в использовании их недостает выдержанной с.-д. линии. Во мраке реакции оппортунисты социал-демократии подняли голову и «дерзают», зная, что это теперь не опасно, против основных принципов социал-демократии. Тут встретите такую обширную ревизию революционной социал-демократии, ее программы, тактики, что пред нею ревизия Бернштейна покажется мальчишеской, детской забавой. РСДРП не понимает Маркса, она произвела неправильный анализ тенденций экономического развития России, в России никогда не было крепостного строя, а был строй крепостнически-торговый, противоречия между интересами буржуазии и поместного дворянства не было и нет, нет и союза между ними, ибо эти два класса, выдуманные русской социал-демократией, представляют один буржуазный класс (это – самобытная черта России), самодержавие есть организация этого класса. Слабость русской буржуазии, на которой обосновывался (?? – знаки вопроса принадлежат автору письма) лозунг «диктатуры пролетариата и крестьянства», выдумана, а этот лозунг был и остается утопическим. Его нужно выбросить вместе с демократической республикой, ибо русский поезд стал на германские рельсы…».

Ясно, что перед нами моментальная фотография одного из ручейков того широкого потока идейной неразберихи, который рождает отзовизм и ликвидаторство, подчас причудливо смешивая и даже сближая посылки крайнего правого и крайнего «левого» глупизма. Первая половина этих посылок (отсутствие противоречия между буржуазией и крепостническим землевладением и т. д.) настолько несуразна и нелепа, что ее трудно даже взять всерьез. Не стоит кри…^[22]

Написано в конце ноября 1909 г.

Впервые напечатано в 1933 г. в Ленинском сборнике XXV

Печатается по рукописи

Объяснительная записка к проекту главных оснований закона о 8-часовом рабочем дне

II^[23]

В настоящей, второй, части объяснительной записки мы намерены остановиться на вопросе о типе социал-демократического законопроекта о 8-часовом рабочем дне для III Думы и о мотивах, объясняющих основные черты данного законопроекта.

Первоначальный проект, имевшийся в думской социал-демократической фракции и доставленный в нашу подкомиссию, мог быть взят за основу, но требовал ряда переделок.

Основная цель законопроектов, вносимых социал-демократами в III Думу, должна состоять в пропаганде и агитации социал-демократической программы и тактики. Всякие надежды на «реформаторство» III Думы были бы не только смешны, но и грозили бы полным извращением характера социал-демократический революционной тактики, превращением ее в тактику оппортунистического, либерального социал-реформаторства. Нечего и говорить, что подобное извращение социал-демократической думской тактики прямо и решительно противоречило бы общеобязательным решениям нашей партии, именно: резолюциям Лондонского съезда РСДРП и утвержденным Центральным Комитетом резолюциям всероссийских партийных конференций ноября 1907 г. и декабря 1908 года.

Для того, чтобы законопроекты, вносимые социал-демократической думской фракцией, удовлетворяли своей задаче, необходимы следующие условия:

(1) законопроекты должны в наиболее ясной и отчетливой форме излагать отдельные требования социал-демократии, вошедшие в нашу партийную программу-minimum, или с необходимостью вытекающие из этой программы;

(2) законопроекты не должны быть ни в коем случае загромождаемы обилием юридических тонкостей; они должны давать главные основания предполагаемых законов, а не подробно разрабатываемые тексты законов со всеми деталями;

(3) законопроекты не должны чрезмерно изолировать различные области социальной реформы и демократических преобразований, как это могло бы казаться необходимым с узкоюридической, административной или «чисто парламентарной» точки зрения; напротив, преследуя цели социал-демократической пропаганды и агитации, законопроекты должны давать рабочему классу возможно более определенное представление о необходимой связи фабричных (и социальных вообще) реформ с демократическими политическими преобразованиями, без которых все и всяческие «реформы» столыпинского самодержавия неизбежно осуждены на «зубатовское» их извращение и на полное сведение к мертвой букве. Само собою разумеется, что это указание связи экономических реформ с политикой должно достигаться не включением во все законопроекты требований последовательной демократии в их целом, а выдвиганием соответствующих каждой отдельной реформе демократических и специально пролетарски-демократических учреждений, неосуществимость которых без радикальных политических преобразований должна подчеркиваться в объяснительной записке к законопроекту;

(4) ввиду крайней затрудненности при теперешних условиях легальной с.-д. пропаганды и агитации в массах, законопроекты должны составляться так, чтобы и отдельно взятый законопроект и отдельно взятая объяснительная записка к нему могли достигнуть своей цели, попадая в массы (путем ли перепечатки в несоциал-демократических газетах, путем ли распространения отдельных листков с текстом законопроекта и т. п.), т. е. могли быть прочтены рабочими с улицы, неразвитыми рабочими, с пользой для дела развития их классового самосознания; в этих целях законопроекты должны быть проникнуты во всем своем построении духом пролетарского недоверия к предпринимателям и к государству как органу, служащему предпринимателям: другими словами, дух классовой борьбы должен пропитывать все построение законопроекта, должен вытекать из суммы отдельных постановлений;

наконец, (5) законопроекты при теперешних русских условиях, т. е. при отсутствии с.-д. прессы и с.-д. собраний, должны давать достаточно конкретное представление о требуемом социал-демократами преобразовании, не ограничиваясь простым провозглашением принципа; рабочий с улицы, рабочий серый должен быть заинтересован с.-д. законопроектом, захвачен конкретной картиной преобразования с тем, чтобы потом перейти от этой отдельной картины ко всему миросозерцанию социал-демократии в целом.

Исходя из этих основных посылок, следует признать тип законопроекта, выбранный автором первоначального законопроекта о 8-часовом рабочем дне, болев соответствующим русским условиям, чем те, например, законопроекты о сокращении рабочего дня, которые вносимы были французскими и немецкими социалистами в их парламенты. Например, законопроект о 8-часовом рабочем дне, внесенный Жюлем Гедом в французскую палату депутатов 22 мая 1894 года, содержит две статьи: первая – запрещает работать более 8 часов в сутки и 6-ти дней в неделю; вторая – разрешает работу в несколько смен с тем, чтобы число рабочих часов в неделю не превышало 48-ми^[24]. Немецкий социал-демократический законопроект 1890 года содержит 14 строк, предлагая 10-часовой рабочий день немедленно, 9-часовой с 1 января 1894 года и 8-часовой с 1 января 1898 года. В сессию 1900–1902 гг. немецкие социал-демократы внесли еще более краткое предложение об ограничении рабочего дня немедленно 10-тью часами в сутки, а затем в срок, подлежащий особому определению, 8-ью часами в сутки^[25].

Разумеется, подобные законопроекты во всяком случае вдесятеро рациональнее с социал-демократической точки зрения, чем попытки «приспособиться» к осуществимому для реакционных или для буржуазных правительств. Но если во Франции и в Германии, при свободе прессы и собраний, достаточно сделать законопроект одним провозглашением принципа, то у нас в России, в данное время, необходимо добавить еще в самый законопроект конкретно-агитационный материал.

Поэтому тип, принятый автором первоначального проекта, мы считаем более целесообразным, но в этот проект необходимо внести ряд поправок, ибо автор в нескольких случаях делает крайне важную, на наш взгляд, и крайне опасную ошибку, именно: принижает требования нашей программы-minimum без всякой надобности (например, устанавливая еженедельный отдых в 36 часов, а не в 42, или умалчивая о необходимости согласия рабочих организаций для допущения ночной работы). В некоторых случаях автор как будто бы пытается приспособиться к «осуществимости» своего законопроекта, предоставляя, например, министру разрешать ходатайства об изъятиях (со внесением дела в законодательные учреждения) и не упоминая ни разу о роли профессиональных организаций рабочих в деле осуществления закона о 8-часовом рабочем дне.

Предлагаемый нашей подкомиссией законопроект вносит в первоначальный проект ряд поправок в указанном направлении. В частности, остановимся на мотивировке следующих изменений первоначального проекта.

По вопросу о том, к каким предприятиям применим законопроект, надо расширить область его применимости включением всех отраслей и промышленности, и торговли, и транспорта, и всяческих учреждений (вплоть до казенных: почта и т. п.), и работы на дому. В объяснительной записке, вносимой в Думу, с.-д. должны особенно подчеркнуть необходимость такого расширения и уничтожения всяких границ и разделений (по этому вопросу) между пролетариатом фабричным, торговым, служебным, транспортным и т. д.

Может возникнуть вопрос о сельском хозяйстве, ввиду требования нашей программой-minimum 8-часового рабочего дня «для всех наемных рабочих». Но мы думаем, что русским с.-д. выступать с инициативой 8-часового рабочего дня в сельском хозяйстве в данное время едва ли уместно. Лучше оговорить в объяснительной записке, что партия предоставляет себе право внести дальнейший законопроект и относительно сельского хозяйства, и относительно прислуги, и т. п.

Далее. Во всех случаях, когда речь идет в законопроекте о допустимости изъятий из закона, мы вставили требование согласия профессионального союза рабочих на каждое изъятие. Это необходимо, чтобы ясно показать рабочим неосуществимость действительного сокращения рабочего дня без самодеятельности рабочих организаций.

Затем следует остановиться на вопросе о постепенности введения 8-часового рабочего дня. Автор первоначального проекта ни словом не упоминает об этом, ограничиваясь простым требованием 8-часового рабочего дня, подобно проекту Ж. Геда. Напротив, наш проект примыкает к образцу Парвуса^[26] и проекта немецкой социал-демократической фракции в рейхстаге, устанавливая постепенность введения 8-часового рабочего дня (немедленный, т. е. через 3 месяца со дня вступления закона в силу, 10-часовой день и сокращение по часу в год). Конечно, различие между тем и другим проектом не так уже существенно. Но при максимальной технической отсталости русской промышленности, при крайне слабой организованности русского пролетариата, при громадности масс рабочего населения (кустари и т. п.), не участвовавшего еще ни в какой крупной кампании в пользу сокращения рабочего дня, – при всех этих условиях целесообразнее будет тут же, в самом законопроекте ответить на неизбежное возражение, что крутой переход невозможен, что заработок рабочих при таком переходе понизится и т. д.^[27] Установление постепенности введения 8-часового рабочего дня (немцы растягивали введение на 8 лет; Parvus – на 4 года; мы предлагаем 2 года) дает сразу ответ на это возражение: работа сверх 10-ти часов в сутки безусловно нерациональна экономически и недопустима по гигиеническим и культурным соображениям. Годовой же срок для сокращения рабочего дня на один час вполне достаточен для того, чтобы технически отсталые предприятия подтянулись и преобразовались, чтобы рабочие перешли к новому порядку без заметной разницы в производительности труда.

Постепенность введения 8-часового рабочего дня следует установить не для того, чтобы «приспособить» проект к мерке капиталистов или правительства (об этом не может быть и речи, и если бы подобные мысли возникли, то, конечно, мы предпочли бы выкинуть всякое упоминание о постепенности), а для того, чтобы наглядно показать всем и каждому техническую и культурную, и экономическую осуществимость программы социал-демократии в одной из наиболее даже отсталых стран.

Серьезным возражением против постепенности введения 8-часового рабочего дня в русском с.-д. законопроекте было бы то, что таким образом как бы дезавуируются, хотя бы косвенно, революционные Советы рабочих депутатов в 1905 году, проводившие немедленное осуществление 8-часового рабочего дня. Мы считаем это возражение серьезным, ибо самомалейшее дезавуирование Советов рабочих депутатов в этом отношении было бы прямым ренегатством или, во всяком случае, поддержкой ренегатов и контрреволюционных либералов, прославивших себя таким дезавуированием.

Мы думаем поэтому, что, во всяком случае, независимо от того, будет ли постепенность включена в законопроект с.-д. думской фракции или нет, – во всяком случае, совершенно необходимо, чтобы и в объяснительной записке, подаваемой в Думу, и в думской речи с.-д. представителя была совершенно определенно выражена мысль, безусловно исключающая самомалейшее дезавуирование, безусловно включающая наше признание действий Советов рабочих депутатов принципиально правильными, вполне законными и необходимыми.

«Социал-демократия, – так, примерно, должно бы было гласить заявление представителей социал-демократии или их объяснительная записка, – ни в каком случае не отрекается от немедленного введения 8-часового рабочего дня; напротив, при известных исторических условиях, когда борьба обостряется, когда энергия и инициатива массового движения высоки, когда столкновение старого общества и нового принимает резкие формы, когда для успеха борьбы рабочего класса, например, со средневековьем необходимо ни перед чем не останавливаться, – одним словом, при условиях, подобных тем, которые были в ноябре 1905 года, социал-демократия считает немедленное введение 8-часового рабочего дня не только законным, но и необходимым. Вводя в свой законопроект в настоящее время постепенность введения 8-часового рабочего дня, социал-демократия желает только показать этим полную возможность введения в жизнь программных требований РСДРП даже при наихудших исторических условиях, даже при наименее быстром темпе экономического, социального и культурного развития».

Повторяем: подобное заявление со стороны с.-д. в Думе и в их объяснительной записке к законопроекту о 8-часовом рабочем дне мы считаем безусловно и, во всяком случае, необходимым, а вопрос о том, вносить ли в самый законопроект постепенность установления 8-часового рабочего дня, сравнительно менее важным. —

– Остальные изменения, внесенные нами в первоначальный законопроект, касаются частных деталей и не требуют особых комментариев.

Написано осенью 1909 г.

Впервые напечатано в 1924 г. в журнале «Пролетарская Революция» № 4

Печатается по рукописи

Объявление о реферате В. И. Ленина «Идеология контрреволюционного либерализма». 13 (26) ноября 1909 г. (Уменьшено)