Босые ноги с визгом прошлепали по коридору, послышался шум падающего тела, звонкий детский хохот оборвался, и раздался надрывный плач, затем шлепок по голой попке, и все стихло. Это Санька выскочил из родительской комнаты, побежал, радуясь свободе, но недолгой оказалась эта свобода – сначала сам споткнулся, а затем и мамка, нагнав, нашлепала. Испугался Санька, замолчал, а потом опять заплакал, но уже далеко, за дверью двести шестнадцатой комнаты. В коридоре громыхнул таз, кто-то чертыхнулся, грубо, по-мужски выругался.
Утро началось, и надо идти на кухню готовить мужу завтрак.
Кристина поднялась, сунула ноги в тапочки, но Илья поймал ее, двумя руками обнял за талию и прошептал на ухо:
– Я бы и бутерброд слопал!
Она вздохнула. Зарплата у него далеко не самая большая, на хлеб и ветчину хватает, но ее муж не должен питаться всухомятку. Кашу она ему сварит – и вкусно, и полезно. А на обед будет борщ, котлеты и компот, первое, второе и третье.
– Вот когда света не будет, тогда и перейдем на бутерброды, – кивнула она, высвобождаясь.
Печь на кухне электрическая, но и в комнате есть розетки, почему бы не обзавестись своей плиткой? И на кухне толкаться не надо будет. А то повадился там один, корявый, плешивый, в растянутых трениках. Стоит ей появиться на кухне, и он уже тут как тут и все притереться к ней норовит, то локтем коснется, то бедром.
Не обманул ее Илья, через месяц она стала его женой. Расписались, поехали в отпуск, у его родителей справили свадьбу, там и медовый месяц провели. В Пшеничный Кристина ехать не захотела. Отец вроде бы остыл, но там Штагов, мало ли, какая дурь ему в голову взбредет. От греха нужно держаться подальше…
И отпуск уже закончился, и лето на исходе, впереди осень, зима, но Кристину это не пугает. И бытовая неустроенность не раздражает. С Ильей она будет счастлива и в шалаше, и никто не переубедит ее в обратном.
– Нам бы электроплитку, – сказала она, поднимаясь с кровати.
– Послезавтра зарплата, купим, – кивнул он.
– И стиральную машинку, – вырвался из груди мечтательный вздох.
– Будет все! Дай время, будет! У нас заказов сейчас – никогда такого не было, – весело выпалил Илья. – Зарплату повысить обещают.
Кристина кивнула. После дефолта импорт подорожал в разы, а отечественная техника в цене почти не изменилась, отсюда и всплеск промышленного производства. Илья так говорит, а она не могла ему не верить.
– А еще меня начальником отдела обещают назначить. И зарплата другая, и в командировки самому ездить не придется… Если назначат. Тьфу-тьфу-тьфу! – Он три раза постучал по деревянной спинке кровати.
– Командировки… – жалобно проговорила Кристина.
За полтора месяца после отпуска Илья побывал в трех командировках, одна из них затянулась на целую неделю, а Кристина терпеливо ждала его в общежитии. Скучно без него, плохо, а еще корявый с плешивой головой все время рядом вертится – как бы ночью в комнату не вломился. Да и сами командировки смущают, вдруг Илья сойдется там с какой-нибудь…
– Командировки! – с той же тоской в голосе повторил он.
– Когда?
– Сегодня. Машина к обеду подъедет. Не хотел тебя заранее расстраивать.
– Хоть за это спасибо.
– Всего на два дня. В Липецк. Туда и обратно. Может, послезавтра буду.
– Сам-то веришь?
– Надеюсь. – Он подошел к ней, взял за руку, потянул на себя и вдруг сказал: – Может, ну ее, к черту, эту кашу?
Она кивнула и прильнула к нему…
Белье сначала замачивается, потом стирается в тазу. Простыни, полотенца, майки, трусы – одно за другим, легкое за тяжелым. Все это так долго, так нудно. А еще нужно прополоскать. Ни ванны, ни обычной стиральной машинки, только таз и проточная вода из-под душа. Но Кристина не унывает. Она баба деревенская, и ей по плечу любая работа. И порядок в доме у нее должен быть идеальным. А как иначе?
Кристина уже отжимала последнюю майку, когда за спиной вдруг щелкнула задвижка. Она пугливо встрепенулась, обернулась и увидела плешивого.
– Закрываться надо!
От страха и волнения у нее перехватило дыхание, слова застряли в горле, и она смогла только мотнуть головой. Закрывала она дверь, но не на внутреннюю задвижку, а на ключ. И непонятно, как плешивый смог открыть замок.
– Меня ждала? – похабно улыбнулся он.
– Пошел вон! – возмущенно выкрикнула она.
– А познакомиться? – попытался он схватить ее. – Меня, кстати, Гешей зовут.
– Я сейчас закричу! – предупредила Кристина.
Но плешивый, не слушая, рванул к ней. Кристина и опомниться не успела, как он оказался у нее за спиной, рукой обхватив шею, и начал душить.
Она брыкалась, конвульсивно шлепала рукой по мокрой, скользкой поверхности лавки, пока не нащупала пакет со стиральным порошком и, схватив его, перебросила через голову, порошок попал Геше в глаза.
– Тварь!
Он отпустил ее, оставив безо всякой опоры, и Кристина упала, больно ударившись затылком о пол, в глазах потемнело, но она тут же вскочила на ноги, схватилась за таз с бельем, с разворота запустила его в Гешу.
Теряя равновесие, он еще и поскользнулся. Размахивая руками, сместился в сторону и рухнул на пол. Угол у лавки острый, твердый, а он об него – виском!
Кристина завизжала и бросилась вон из душевой.
В комнате она вытащила из шкафа спортивную сумку, побросала туда свои вещи. Все, хватит! Она уезжает домой к родителям! Илья вернется из своей чертовой командировки, снимет квартиру, тогда пусть и приезжает за ней. В эту проклятую общагу она больше ни ногой!..
Но как это все будет выглядеть? Илья вернется, а ее нет? Как же так? Где она? Что случилось?.. А случилось! С Гешей она время в душевой провела! Нет, нельзя никуда уезжать. Нужно дождаться мужа, объясниться с ним…
Кристина упала на кровать, обхватила голову руками. Как же Геша?.. Вдруг он не просто потерял сознание? Вдруг он убился? Да и постиранное белье осталось в душевой, на полу разбросанное валяется… Нужно подниматься, пойти посмотреть…
Но с кровати Кристина подняться не смогла. Голова вдруг закружилась, перед глазами разверзлась пропасть, заполненная красными пульсирующими кольцами, в нее и ухнуло сознание…
В чувство ее привел острый запах нашатыря. Она открыла глаза и увидела над собой встревоженное лицо Кузьминичны. Но, кроме нее, в комнате находился какой-то мужчина в милицейской форме – долговязый, с вытянутым лицом и с большим заостренным носом.
– Гражданка Чижова? – строго спросил он.
Кристина кивнула, ощупывая шишку на затылке, из-за которой она, судя по всему, и потеряла сознание. Это Геша на нее напал… Он во всем виноват!..
– Вы стирали сегодня белье?
– Да.
– К вам заходил гражданин Пилюгин?
– Ну, я фамилию не знаю… Он пытался меня изнасиловать! Я швырнула в него таз с бельем. Он упал.
– Упал. И в себя до сих пор не пришел. Возможно, и не придет… Вам придется проехать со мной. Собирайтесь!
– Как собираться? Куда?!
Милиционер мог отвезти ее только в участок, она это понимала, но как в такое поверить? Как она, такая чистая и ни в чем не повинная, может оказаться за решеткой в компании с грязными, отпетыми уголовниками? Нет, это за гранью понимания!
Но именно за эту грань ее и отправили. Никого в этом мире не интересовало, допустимо это для нее или нет.
Железная дверь с грохотом закрылась, отрезав Кристину от жизни. Как будто в могиле оказалась, откуда уже никогда не выбраться. Да, в склепе она, и камень задвинулся. Заживо ее погребли, оставили умирать.
Камера маленькая, с тяжелым сводчатым потолком, окно, как и должно быть, зарешечено. Стены как будто недавно побелены, но уже разветвилась лезущая из углов плесень. Сыро в камере, зябко… И тоска смертная! Кристина всхлипнула, по щекам побежали слезы. Ну что такого она сделала? Почему она здесь? Это же так несправедливо!..
– Эй, ты чего, родная?
На сварной койке сидела женщина лет пятидесяти. Спутанные засаленные волосы, опухшее лицо, темные мешки под глазами, синий нос, какое-то тряпье вместо одежды. Она благодушно улыбалась, глядя на Кристину, но вид ее иначе как пугающим не назовешь. И воняло от нее, пожалуй, не меньше, чем от унитаза в углу камеры.
– Ты не плачь, тюрьма слезам не верит… Садись! – Женщина взглядом показала на свободную койку через проход.
Кристина прошла, села, опустила голову.
– Вот и села, – усмехнулась арестантка.
– Села. – Слезы снова хлынули из глаз.
– Как зовут?
– Кристина.
– А я Тюрьма. Так меня и зовут.
– Тюрьма? – Кристина посмотрела на нее, пытаясь выяснить, шутит она или нет.
Но женщина даже краешком рта не улыбнулась. Неужели ее действительно так зовут?
– Познакомилась со мной, познакомилась с тюрьмой, – с самым серьезным видом сказала она. – Это надолго. На всю жизнь.
– Как на всю жизнь?!
– Да так… Думаешь, тебя скоро выпустят? Я тоже когда-то так думала. Тоже молодая была, красивая. Вся жизнь, думала, впереди. А вся жизнь по тюрьмам прошла, по пересылкам… Что, страшно стало?
Кристина кивнула, вжав голову в плечи. Страшно – это еще мягко сказано. Ужас заморозил душу, сковал мышцы тела. Вдруг захотелось умереть.
– За что тебя «закрыли»?
– Ни за что.
– Как обычно… – пренебрежительно усмехнулась страшная соседка. – Тут все ни за что сидят… Шьют что?
– Ну, он меня изнасиловать хотел, я его ударила. Он головой стукнулся, в больнице лежит, в себя не приходит… А я еще и убежала, а нужно было в «Скорую» позвонить…
Кристину допрашивали, дознаватель возбудил уголовное дело – нанесение тяжких телесных повреждений, оставление в опасности… Кристина отнекивалась, ссылалась на травму, которую причинил ей Пилюгин, на сильное душевное волнение – бесполезно. Обиды, возмущения, переживания – все это она вывалила на сокамерницу, и та слушала ее, качая головой.
– Могли бы и под подписку выпустить, – заметила она.
– Не выпустили, – пронзительно вздохнула Кристина.
– Значит, судьба у тебя такая… Но ты не переживай, я тебе помогу, расскажу, как надо себя вести, что можно делать, что нельзя… Ты слушай, запоминай, я плохого не посоветую… Главное, когда заходишь к людям, нужно определиться, кто среди них старший. А старшего нужно слушаться. Хочешь ты этого или нет, противно тебе или не очень, но слушаться надо. Как старший скажет, так и должно быть… А меня Тамарой зовут… Никакая я не Тюрьма. Здесь у нас так – не верь, не бойся, не проси. Не позволяй в себе ковыряться… Спокойной ночи!
Тамара легла на шконку, повернулась к Кристине спиной и тут же захрапела. А Кристина за всю ночь не сомкнула глаз. Возможно, Тамара в чем-то ее и обманула, но в целом она права. Неужели ей всю жизнь придется провести в тюрьме? Как можно смириться с этой мыслью?..
У следователя отличное настроение, он мило улыбается, глядя на Кристину, голос у него торжественный, густой, звонкий, как звучание ангельских труб. Дело закрыто за отсутствием состава преступления, Кристина ни в чем больше не обвиняется, все, можно возвращаться домой с чистой совестью… Прекрасный сон, и пусть он длится как можно дольше.
Она вышла на воздух, полной грудью вдохнула в себя запах свободы, вытесняя из легких дурные запахи тюремной камеры. Солнце, небо, ласковый ветер, птицы весело щебечут, радуясь ее возвращению в мир добрых людей.
Нет, она не хочет просыпаться. Но реальность неумолима. Откуда-то вдруг появился Штагов. Среднего роста, худощавый, лицо некрасивое, щеки в глубоких складках, глаза маленькие, кожа грубая, дряблая. Но сколько уверенности в его чертах, в движениях. Жесткая линия бровей, строгий взгляд, волевой изгиб губ, ровная спина, прямая осанка, властная четкость в походке. И эта жестокая реальность надвигалась на Кристину, как липкий ночной кошмар. Сейчас леденящий ужас навалится на нее, и она проснется.
Штагов подошел к ней, остановился. Взгляд сухой, холодный, лицо каменное, хоть бы какая черточка дрогнула.
– Поехали!
Он повернулся к ней спиной и направился к воротам, у которых стоял вооруженный милиционер. Кристина пожала плечами, но пошла за ним. Он старший, и она должна слушаться его, так говорила Тамара. А она где-то рядом, продолжает спать.
Они вышли за ворота, Штагов подвел ее к большому серебристому джипу с фирменным трилистником на капоте. Новенькая машина, надраенная – брызжет отраженным солнечным светом.
Он не стал открывать дверь, но не отошел от нее, пока Кристина сама не взялась за ручку. Дождался, когда она сядет в машину, только тогда устроился за рулем. В салоне приятно пахло новой кожей и пластиком, после тюремных ароматов – просто райское наслаждение.
Машина плавно тронулась, мягко и почти бесшумно покатилась по дороге.
– Я все знаю, – сказал Штагов.
– Что вы знаете? – не поняла Кристина.
– В какой грязи ты живешь, знаю.
– В какой грязи?
– А в такой! Всякая нечисть в этой вашей общаге водится, тянет к тебе свои грязные руки. Или нет?
– Ну, было.
– Было! Ты еще и крайней оказалась! Где твой муж? Почему он тебя не вытащил?
– Илья в командировке.
– В командировке! – передразнил ее Штагов. – Знаем мы эти командировки! Сегодня с одной, завтра с другой…
– Неправда, Илья не такой! – возмутилась она.
Он даже ухом не повел.
– Живете в грязи, как свиньи… Ты бы в этой грязи и утонула, если бы я тебя не выкупил.
– Вы?! Меня выкупили?!
– А кто еще позаботится о тебе, как не я?
Кристина тряхнула головой, но этого ей показалось мало, и она ущипнула себя за щеку. И не проснулась. Оказывается, Штагов ей не снился. Тюремные застенки остались где-то далеко, вокруг свобода, а впереди… Что ждет ее впереди? Грязная общага, полная всякой нечисти?.. Да, там нечисть, Штагов правильно это заметил.
– А зачем вам обо мне заботиться? – с опаской покосилась она на него.
Даром никто ничего не предлагает, за все нужно платить. И Тамара так говорила, и она сама это понимала. Нетрудно догадаться, чего хотел Штагов.
– Как это зачем? Люблю я тебя, – сухо обронил он.
– Не надо меня любить.
– Почему?
– Замужем я.
– А я люблю!
– Не надо об этом говорить… Я не хочу об этом слушать!
– Я тоже не хочу слышать, как стучит град. А он стучит. И посевы бьет. И никуда от него не денешься.
– И от вас не денешься?
– И от меня… А ты думаешь, сбежала, и все?..
– Я не сбегала. Я просто уехала. И замуж вышла.
– Нет, сбежала ты… – покачал головой Штагов. И с грустью добавил: – И все… Я думал, что все… Думал, смирюсь… Бабу завел… А мне ты нужна. И не смирюсь я… Сам понимаю, что это глупо, но не смирюсь… И никуда ты от меня не денешься!
Кристина глянула на него в паническом испуге. У нее муж есть, она любит его, а Штагова терпеть не может. И он не смеет предъявлять на нее права!..
– Я замужем!
– Брак – дело добровольное. Хочешь – живешь, нет – разводишься.
– Я хочу! И хватит об этом!
Машина тем временем замедлила ход, свернула с дороги, въехала во двор многоэтажного дома с юными елочками в палисадниках между подъездами.
– Куда вы меня привезли?
– Квартира здесь. Тебе в тишине пожить нужно, успокоиться, нервы в порядок привести.
– Квартира?
– Да, трехкомнатная. С отделкой и обстановкой… И стиральная машинка есть.
– Машинка?! – удивленно глянула на Штагова Кристина. Откуда он знает, о чем она мечтает? Мысли читает? Но это невозможно!
– Никто не зайдет к тебе в душ, когда ты стирать будешь, – усмехнулся он. – И я не зайду… Квартира моя, но жить ты там будешь одна.
– Одна? – Кристина глянула на него в поисках подвоха. И заметила колкую насмешку, спрятанную в глубине подернутых невозмутимостью глаз. Как же, позволит он ей жить здесь в тишине и спокойствии. Сегодня, может, и не будет его, а завтра обязательно появится. С корзиной цветов, с бутылкой шампанского… Не успокоится он, пока не добьется своего. – Вы хотите меня купить?
– Нет…
– Что нет, если да!.. Зря вы это затеяли!
Кристина выскочила из машины, громко хлопнула дверью и пошла прочь от Штагова.
Никто не просил его решать ее проблемы, а раз уж он принял участие, то телом она за услугу расплачиваться не станет. А если он вдруг захочет вернуть ее за решетку, то пусть. Лучше сесть в тюрьму, чем изменить мужу…
Городская свалка отравляла не только воздух, но и землю – деревья вокруг нее зачахли, захирели. К небу тянулись черные вонючие дымки, кружило воронье, кричали чайки, сороки смахивали с куч всякую дрянь, уносили, скидывали – все поле перед свалкой загажено.
Илья нервно задернул занавеску. Это сейчас у Кристины хорошее настроение, но стоит ей выглянуть из окна, увидеть свалку… Квартира неплохая, однокомнатная, после косметического ремонта, мебели почти нет, но им и не нужно: своя обстановка есть. Все удобства, вода круглосуточно, и, главное, хозяйка не требует оплаты на месяцы вперед.
Кристина подошла к нему, отвела в сторону занавеску, увидела свалку и выдавила из себя кривую улыбку:
– Мне нравится. И вообще, все равно, что там, главное, что у нас здесь. Главное, что мы вместе. – Она обвила руками его шею, прижалась к нему, как будто в поисках защиты.
А он не смог ее защитить, когда грянула беда. Чертова командировка! Кристина целую ночь провела в изоляторе временного содержания, как какая-то уголовница. Но это не самое страшное. Геша чуть не изнасиловал ее, вот этого Илья не мог себе простить.
Геша в больнице, уже пришел в себя. Дело закрыто, Кристине бояться нечего, но и в общежитии они оставаться больше не могли.
– Все хорошо у нас, – кивнул он. – Хоть сегодня можно переезжать.
– Тогда я здесь останусь.
– Ну, можно и так… Я тогда за вещами съезжу!
Мебель сегодня он забрать не мог, с машиной пока не договорился, но почему бы не привезти матрасы, одеяла, белье? Прямо на пол и постелют, а завтра кровать подъедет. Не хотела Кристина возвращаться в общагу, и он ее прекрасно понимал.
– Ты давай, а я пока уберусь, – улыбнулась она, с нежностью глядя на него.
Он таял как воск на солнце, когда Кристина так улыбалась, и чувствовал себя счастливчиком.
Илья оставил ее в квартире, быстрым шагом добрался до остановки, сел в автобус и через час уже был в общежитии.
– Чижов! – окликнула его Кузьминична. – Тебе с завода звонили, сказали, срочно нужен.
– Ну, если срочно… – расстроенно вздохнул он.
Завод недалеко, десять минут пешком, пять – трусцой. Одна нога здесь, другая там… Если, конечно, в срочную командировку не отправят.
На проходной о нем уже знали, оказывается, его хотел видеть заместитель директора завода по кадрам. От сердца сразу отлегло. Артемов мог вызывать его только по одной причине, видимо, решение о назначении на новую, вышестоящую должность уже принято, осталось только известить Илью.
– Чижов? – Пожилой мужчина с затейливой сеткой морщин на лбу смотрел на него мрачно, с недовольством.
– Да, Чижов… – Илья почувствовал, как улыбка сползает с его лица.
– Где ты был, Чижов? – кряхтящим голосом спросил Артемов. – Почему тебя на работе нет?
– Так отгул у меня.
– Где заявление? Где резолюция?
– Ну, мне после командировки дали, я там в субботу работал…
– Резолюция где? – Артемов достал из кармана платок и, глядя в окно, промокнул им сухой лоб.
Нервное движение, безотчетное. Что-то нечисто с Артемовым, какую-то подлость он затеял… Хотел бы Илья ошибаться.
– Дмитрий Андреевич разрешил, личные обстоятельства у меня.
– Рабочий день, работать надо, а у него личные обстоятельства! Нехорошо, Чижов! – Артемов строго посмотрел на него, но взгляд удержать не смог, как будто собственная совесть на него давила.
– Ну, я же в командировке был…
– А тебе не нравятся командировки?
– Ну, не то чтобы нравятся…
– Могу тебя поздравить, Чижов! Командировок больше не будет! Садись, заявление пиши. По собственному желанию. Так будет лучше…
– Кому будет лучше? – оторопело проговорил Илья.
Как это, заявление? Как это, по собственному желанию? А как же работа? Как же назначение? Как же карьера?
– А кому будет хуже, если мы тебя за нарушение трудовой дисциплины уволим?
– А увольнять обязательно?
– Да! В назидание другим! – Артемов пытался изображать из себя меч правосудия, но строгость в его взгляде расползалась, напускной гнев с каждым сказанным словом терял остроту.
Не виноват Илья ни в чем, и нельзя его так сурово наказывать, а надо… Кому надо? Илья очень хотел это знать…
В магазине полно продуктов, а есть нечего. Нонсенс? Нет. Если с деньгами проблема, то все объяснимо. И еще – в стране дефицит инженерных кадров, на заводах острая нехватка молодых специалистов, а Илья не может устроиться на работу. На трех заводах он побывал, и везде отказ. Сначала – да, конечно, рады будем… А потом – извините, в услугах не нуждаемся.
– Как будто сговорились все! – в сердцах сказал он.
Рука потянулась к бутылке, но Кристина убрала ее из-под самого носа. Махнул три стопки под пельмешки, на этом все. И не важно, с горя хочется выпить или с радости.
А мясо на пельмени пока есть. Илья получил расчет, но слишком скудный этот запас, надолго не хватит.
– Не сговорились, – сказала она, открывая холодильник. – Подговорили.
– Кто?
– Штагов.
– Кто?!
– Я не хотела тебе говорить… Это он со следователем договорился, поэтому и дело закрыли.
– Ты откуда знаешь, что он?
– Он забрал меня из милиции.
– Ничего не понимаю!
– Он знает, где я живу. Знает, с кем… Он все про меня знает… И когда это со мной случилось, узнал.
– И чего он хочет?
– Чтобы я с тобой развелась. Замуж меня взять хочет. Жить без меня не может, сказал, – кисло усмехнулась Кристина.
– А ты?
– А я с тобой, как видишь… Не нужен он мне. И он должен это понять.
– А понимает?
– Ну, если тебя с завода уволили, то нет.
– Сволочь!
– Да, сволочь, и я не знаю, что с ним делать.
– Я знаю. Собирайся, в Пшеничный поедем, поживем там немного. Пока я морду этому козлу не набью! – вспылил Илья.
– Антон тоже собирался, и где он?.. Осудили его, четырнадцать лет дали.
– Ну, я никого не убивал.
– Пилюгин до сих пор в больнице. Если дело снова откроют… Ну, ты меня понимаешь…
– Понимаю, – опустил голову Илья.
Кристину могли отправить за решетку, и эта вероятность пугала сама по себе. А кто сможет развалить дело, вернуть ей свободу? Штагов. Только Штагов. Эта мысль просто убивала.
– Завтра снова пойду устраиваться, – щелкнув пальцами по пустому лафитнику, сказал он. – Сначала возьмут, потом Штагов подтянется, заплатит за отказ… А послезавтра я снова пойду. Вдруг разорится?
– Не разорится.
– И все равно пойду. Работать в любом случае надо.
– И я работать пойду, – кивнула она. – Тут магазин рядом, продавщица нужна.
– Исключено! – Илья опустил кулак на стол – медленно, мягко, но решительно.
– Почему?
– Сначала возьмут, потом попросят. Ты даже не представляешь, как это унизительно, как будто в глаза плюют… И вообще… Ты бы работала, если бы со Штаговым жила?
– Я не могла бы с ним жить. И не буду.
– Не работала бы ты. И со мной работать не будешь. Я сам семью обеспечу! А работу я найду, даже не сомневайся! Кто такой Штагов! Тьфу, и растереть!..
Действительно, Черноземск большой город, и в нем полно заводов и фабрик, где инженеры-механики нужны как воздух. А Штагов один, и не такой уж он олигарх, чтобы все боялись его и слушались.
Мебель в машину загружали ночью. Водитель молчал, но на Илью посматривал косо, видимо, боялся остаться в дураках, вдруг Илья обворовал чью-то квартиру?
Пока загружали мебель, Илья обошел двор, заглянул в каждую припаркованную к дому машину, может, за ним следят люди Штагова, а этот старый хрыч не должен знать, куда он переезжает.
Если бы Штагов не сдернул его с насиженного места, ему бы так не повезло. Поговорив с Кристиной, Илья отправился в поселок Пылец, где когда-то устанавливал и настраивал технологическую линию на мукомольном комбинате. Тайком отправился, с оглядкой на возможную слежку…
Комбинат старый, но его переоборудовали, значительно увеличив производственные мощности. И модернизацию провели, и даже ремонт сделали – как внутри, так и снаружи, главное здание и цех обшили ярким пластиком. Красиво получилось, хоть на выставку достижений капиталистического хозяйства отправляй. Одним словом, серьезное предприятие, поэтому Илья очень удивился, когда ему предложили должность главного инженера. Более того, даже служебную квартиру выделили – двухкомнатную, в доме на шестнадцать семей. И зарплата приличная. Плюс подъемные – двадцать пять тысяч рублей обещали, целое состояние.
В квартире имелся кухонный гарнитур, стоял диван, на котором можно было спать, шкаф, а больше ничего, но Илья рад был и этому. Три дня они с Кристиной спали на диване, и только сегодня он отправился в город за своей мебелью. И все эти три дня они ждали, когда его уволят и попросят освободить квартиру…
Илья рассчитался с грузчиками, сел в машину, и все время, пока она не выехала со двора, смотрел в боковое зеркало и по сторонам озирался – вдруг все-таки следят за ним?
– Если мебель ворованная, так и скажи, – не выдержал водитель.
– Мебель моя, жена ворованная, – покачал головой Илья.
– Не понял.
– Теща против меня, за каждым шагом следит. Сбежали мы от нее, понимаешь?
Убедил или нет, но всю дорогу водитель молчал, больше не задавая никаких вопросов.
Поселок находился в тридцати километрах от города, дорога хорошая, доехали быстро. А вот разгружались долго. Ночь, грузчиков не найти, пришлось договариваться с водителем, запрягаться в один с ним воз, а усталость брала свое, руки отказывались держать, ноги – ходить. Но ничего, справились.
Илья расплатился, пожал руку мужику и даже перекрестил его вслед – через окно.
– Чего это ты? – с удивлением посмотрела на него Кристина.
– Да выследят, боюсь. Как бы через водилу не вышли. Может, пронесет?
– От Штагова не спрячешься, – пожала она плечами.
– Не преувеличивай.
– Да, пожалуй, ты прав… Сейчас разбирать будем или завтра? – спросила она, кивком показав на баул с книгами.
– Руки отваливаются, – покачал он головой.
– Тогда завтра.
– Пойду гляну, не забыли чего?
Он вышел во двор, осмотрел площадку перед подъездом. Пусто, нет забытых вещей. Зато глаза нащупали скамейку под раскидистым кленом, ноги тут же подогнулись, и груз усталости потянул вниз. Илья смахнул с лавки желтый лист, сел, достал из кармана пачку сигарет, зажигалку.
Бабье лето на дворе – днем тепло, а ночью не очень, но сейчас просто благодать. Погода тихая, ветер потерялся где-то в темноте неба, слышно только, как падают листья. И на душе спокойно. Нет нигде Штагова, и не будет. Работа у Ильи отличная, должность солидная, ответственности много, но это его не пугает. Зарплата – восемнадцать тысяч в месяц плюс премиальные, в Черноземске о таком удовольствии он мог только мечтать. Одна квартира чего стоит. Ремонт надо будет сделать – обои поклеить, полы, подоконники подкрасить, но руки у него вроде бы из правильного места растут.
Сначала он услышал нарастающий топот каблучков, затем из-за пышного куста появилась дива с длинными распущенными волосами. Кожаная курточка по пояс, короткая юбка, длинные ноги в полусапожках на шпильке.
Девушка свернула к подъезду, но мимо Ильи не прошла. Останавливаясь, она покачнулась, как порожний кузов на мягких рессорах, повела носом и, унюхав дым, повернулась к нему. Ее повело в сторону, она потянулась к лавке, пытаясь опереться на спинку, Илья среагировал, подал ей руку, помог восстановить равновесие.
– Спасибо!
Девушка благоухала вечерними духами и коньяком. И язык у нее заплетался. Впрочем, это ничуть ее не портило. Симпатичное личико, задорный носик, пухлые губки, светлые волосы и фигурка на загляденье.
– Это… Можно? – Блондинка поднесла ко рту два пальца, поводила ими перед собой, показывая, что просит закурить.
Илья достал сигарету, подал ей, чиркнул зажигалкой. Она глубоко затянулась, блаженно улыбнулась и спросила:
– А ты кто такой?
– Да вот, жить здесь буду.
– И я здесь живу! Меня Римма зовут!
– И меня уже зовут, – поднимаясь со скамейки, сказал Илья. – Жена зовет, домой пора.
– Жена? – недовольно скривилась Римма. – Фу-у!
– Что такое?
– Не люблю жен! Они все такие противные! Она у тебя тоже такая?
– Кристина у меня самая лучшая.
– А в гости пригласит? – спросила она с надеждой на продолжение банкета.
– Вряд ли!
– Фу-у! Можешь меня не провожать! – На ходу махнув рукой, Римма скрылась в дверях.
На ногах еле держалась, а «восьмерку» вычертила – криво, размашисто, призывно. Видно, не все ладно у девчонки в личной жизни – то ли мужчины нет, то ли, напротив, их слишком много, и ей хочется объять всех.
Илья снисходительно усмехнулся ей вслед. Все, закончились для него чужие девочки, осталась только своя Кристина. Любит он жену и не собирается ей изменять.
Пеплом голову посыпают с досады, а мукой – с радости. Во всяком случае, Илья об этом подумал, когда мука хлынула в силос.
Долгий, сложный процесс – зерно сначала очищается, затем обрабатывается, крупка из него шлифуется, размалывается, измельчается в муку. Силосы, конвейеры, регуляторы, сепараторы, подогреватели, отделители, отборники, стерилизаторы, увлажнители, высеиватели… Черт ногу в этих механизмах сломит, но Илья знал, как работает технологическая линия, наладил процесс, все, сбоев теперь быть не должно. Мука будет идти ровным потоком, наполняя цистерны, мешки, ну и карманы – деньгами.
Гремит конвейер, лязгает рычагами, штангами, фрикционами, крутятся шестеренки, прочно стоят болтики, крепко их держат винтики. Идет процесс…
Илья помнил, как отлаживали этот механизм в прошлом году, быстро все сделали, четко – заработала линия, пошла мука. И заводские инженеры уехали, остались только местные «винтики» да «шпунтики». А механика – наука сложная, она дилетантов не терпит. Разладилась линия – то одно сломается, то другое, а это простои, упущенная прибыль. Вот потому и схватился директор комбината за Илью, как за самого посланника богов, сразу главным инженером назначил, лишь бы положение выправил.
Илья взялся за дело – там починил, там подправил, но это не помогло. Пришлось полностью останавливать линию, проводить комплексное обслуживание и ремонт, причем спешно. Пахали как проклятые, но ничего, справились. Заодно и работать научились…
Илья ладошкой зачерпнул муку. Белая, рассыпчатая, на ощупь влажная, приятная, а по факту сухая. Голову он посыпать не стал, но на язык попробовал.
– Ну как? – весело спросил директор.
Интересный мужик – вроде бы веселый, всегда в прекрасном настроении, улыбается, шутит, а взгляд серьезный, даже суровый. Брови длинные, кустистые, сильно поднятые под углом от переносицы, а усы, напротив, опущены вниз. Левый ус и правая бровь, казалось, представляли собой единую ровную линию, перекрытую широким, слегка приплюснутым носом. То же самое – с правым усом и левой бровью. Эти две линии крест-накрест пересекались между собой где-то под серединой носа…
– Деньгами пахнет! – улыбнулся Илья.
– О-о!.. Пошли! – Василий Романович потыкал пальцем в ухо – шумно в цеху, в тишину бы. – Римма из отпуска вышла, лепешек нам напечет, – улыбнулся он, прихватив ковшик муки. – Надо же как-то событие отметить!