Владимир Колычев
Мертвая бухта
© Колычев В.Г., 2020
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
Глава 1
Море гладкое, как прилизанная шерстка на спине добермана, ветру сейчас не до него, он занят скальным дубом, с шелестом перебирая листья на кривых ветках, воду же не теребит, не топорщит. Но море «дышит», тяжелая гладь едва заметно покачивается, тяжелыми вальяжными волнами легонько выплескиваясь на берег. Вода прозрачная, солнце просвечивает ее насквозь, видно, как переливаются камушки на дне.
Скалы нависают над морем с трех сторон, образуя бухточку с язычком берега из ее глубины. И слева скала заходит в море, и справа такой же заслон. С пляжа можно уйти только по воде или по скале – вверх по крутому склону. И не идти вверх, а карабкаться, страхуясь по всем правилам альпинистской науки. Скала высокая, метров сорок, не меньше, а наверху старый погост – в тишине дубово-грабовой рощи. И если вдруг сорвешься с отвеса, то попадешь на это кладбище через морг. Может, потому я и называл это место Мертвой бухтой.
Но до кладбища еще не скоро, моя Лика еще только-только слилась с природой, посвящая солнцу свой роскошный топлес, выстраданный в тяжких трудах на ниве фитнеса, диет и прочих издевательств над телом. Она долго ждала лета, изнывала от нетерпения по дороге к морю, позавчера, когда мы, наконец, приехали, была масса восторгов. И сегодня по пути к Мертвой бухте она едва обратила внимание на погост, вряд ли ее сейчас одолевали мысли о загробном мире. А вот обратный путь будет не таким легким, тяжелый подъем заставит задуматься о вечном. И в ином свете взглянуть на кресты и надгробья.
– Сейчас купаться пойду, – сказала она, переворачиваясь на живот.
Матрас под ней высокий, упругий, лежать и коптиться на нем одно удовольствие. И солнцезащитный грибок я также спустил на пляж вместе со всем необходимым. Организация пляжного отдыха – дело настолько же важное, насколько и приятное. Ничем другим ответственным в течение трех недель я заниматься не собирался. Только море, только отдых, только любовь. В смысле, заниматься любовью. Лика хороша собой во всех отношениях, но сердечных томлений не вызывала. Да и я для нее вроде как запасной аэродром – за неимением основного. Как только подвернется помоложе и побогаче, наша жизнь под одним одеялом тут же и закончится.
Девушка в поиске, даже на безлюдном пляже Мертвой бухты она нет-нет да оглянется, вдруг принц под алым парусом причалил. И, переворачиваясь, бросает взгляд в морскую даль, не белеет ли яхта одинокая. Я-то ничего такого предложить не мог, а ей замуж за богатого пора, двадцать семь лет как-никак.
– Натрешь? – спросила она, подняв руку и указывая в сторону рюкзака.
– Может, набрызгать? – не очень весело отозвался я.
Пока грибок установил, пока матрасы накачал, то се, умаялся немного. Полежать бы без движения, но нет, надо подниматься, лезть в сумку за кремом. Сам я сбрызнулся спреем, но у Лики на него вроде как аллергия, ей больше нравится растираться молочком. Особенно когда ее растирают. Нет, я не против. Если бы не лишние телодвижения.
Кожа у Лики чистая, гладкая, приятная на ощупь, чем ниже, тем острее ощущения. Растирая ноги, я возбудился, ладони крабами полезли вверх.
– Эй! – качнула бедрами Лика. То ли протест выразила, то ли, напротив, приглашение сделала.
Вокруг ни души, подсматривать некому. Если только покойники с высоты не глядят. Мне-то не жалко, пусть смотрят, вспоминают, завидуют. Мне уже недолго осталось, сорок восемь лет за плечами, недалек тот час, когда прогулы на кладбище ставить начнут. А еще раньше упадет интерес к жизни, буду завидовать самому себе, вспоминая, как на Лику заскакивал.
И все же я скользнул взглядом вверх по расщелине, в глубине которой по вмурованным в скальную породу скобам тянулся наш путь к дому. У самого верха расщелина расширялась, горная тропка, огибая отвесный камень, плавно переходила в пологий уклон, по ней уже можно было идти без помощи руки. На этом отвесном камне я и увидел женщину в белом, до нее было метров пятьдесят, но на какое-то мгновение мне показалось, будто она стоит совсем рядом, только руку протяни. Я даже сумел разглядеть цвет ее глаз. Цвет чистого летнего неба на черно-белой фотографии. И не цвет выгорел, а сама жизнь из глаз ушла. И лицо у нее бледное, и серебринка в русом локоне волос, выбивающемся из-под белой косынки. Немолодая она, далеко за сорок, в этом возрасте женщины стесняются седины, подкрашивают волосы, а этой все равно. Потому как не живая она, в ее жилах текла мертвая кровь. А может, даже вообще не текла.
Это явление было похоже на мираж, но оно не исчезло, пропал только эффект приближения. Женщина осталась стоять на камне, но я уже не мог видеть седину в ее волосах, мелкие морщинки вокруг глаз, лицо с правильными чертами и высокими скулами.
– Что там? – встрепенулась Лика.
Только тогда я понял, что засмотрелся на женщину. Но ведь по-другому и быть не могло. Мертвая бухта, кладбище, покойница – все естественно и даже гармонично.
– Да ничего.
Я всего лишь мельком глянул на Лику, а когда поднял голову, женщины в белом уже не было. Испарилось видение, как Снегурочка под лучами летнего солнца.
Лика тоже подняла голову, проследила за моим взглядом, но никого не увидела.
– А почему не растираешь?
– Так уже, – кивнул я, поднимаясь.
– Странный ты.
Лика смотрела на меня, как молодая жена на старого мужа, за которым нужен глаз да глаз: и за давлением нужно проследить, и таблетку вовремя поднести, и о кефире на ночь не забыть. Только вот что-то не очень хотелось ей заботиться обо мне.
– Может, пойдем искупнемся? – предложил я.
Лика кивнула, внимательно глядя на меня. Не так уж я и плох, если рвусь в холодную – по ее ощущениям – воду.
– А потом разотрешь? – спросила она.
Я отстраненно кивнул. Вроде бы и соглашался повторить, но без охоты. Вода и мне показалась холодной, она бодрила, встряхивая изнутри похлеще водки, но женщина в белом не выходила из головы. Я плыл и думал о ней, о мертвых, души которых, возможно, бродили где-то рядом, грелись на солнышке и даже купались. А в морских глубинах плавали русалки, которых я видел в «Пиратах Карибского моря». Эта мысль должна была испугать меня, но она послужила одним клином, которым выбило из головы другой.
Какие, к черту, покойницы? Какие души? Какие русалки?.. Я целый год вкалывал, как раб на галерах, греб к летнему отпуску и к своему домику на берегу Черного моря. Наконец свершилось. Я на своем любимом пляже с роскошной девушкой, под ярким солнцем, море просто чудесное, меня должно распирать от восторга, а в голове какая-то чушь.
Я нырнул и огляделся в воде – не было вокруг никаких русалок, только Лика стоит по щиколотку в воде. Глаза улыбаются, а уголки губ капризно кривятся. И кожа на руках гусиная. Страшно заходить в холодную воду, да и зачем насиловать себя в первый день отпуска? Впереди целых три недели солнечного безделья, она еще успеет накупаться.
Я развернулся и саженками, с ускорением, рванул к Лике…
* * *
В ориентировании по карте важна привязка к местности, а в альпинизме – привязка к дереву. Подъем по скале без страховки – дело гиблое, но у меня все по уму, все по правилам. Верхним концом веревка привязана к дубу – через втягивающий блокиратор, нижним прикреплена к Лике. Промежуточные точки страховки – все как положено. Блокиратор автоматически втягивает веревку: если вдруг Лика сорвется вниз, она даже не будет падать, сразу зависнет над пропастью. В принципе, все просто, главное, чтобы устройства не отказали да веревка не оборвалась, но за это я спокоен. Хотя и волнуюсь, наблюдая за Ликой сверху. Стою, смотрю, чтобы трос не провисал. И при этом нет-нет да обернусь.
Кресты за спиной, каменные надгробья, чуть в стороне чернеет свежий могильный холм. В прошлые годы кладбищенские пейзажи меня не пугали, а сейчас вдруг мурашки по спине пробегают. Ощущение такое, будто женщина в белом на меня смотрит. Но я не трус. И даже найду в себе смелость обойти все кладбище: вдруг найду памятник с ее фотографией?
Да, я не трус. И надо будет пройтись… Да, да, надо, иначе уважение к себе потеряю. Никогда такого не было, чтобы Игорь Крымов покойников боялся. И не будет!..
Лика зацепилась за верхнюю скобу, подтянулась… Девушка она тренированная, в поклонницах альпинизма не числилась, но какую-то практику имела, ей даже не пришлось ничего объяснять – сама все знала и умела. Но все же подъем дался ей нелегко.
– Ты чего такой бледный? – спросила она, всматриваясь в меня.
– Это у тебя в глазах рябит, – ответил я. – От напряжения.
Первый день на жарком солнце, как правило, заканчивался для меня красным лицом, так что не мог я быть бледным, никак не мог.
– Замерз? – провела Лика пальцами по моему предплечью.
Смешно это или нет, но моя кожа вспузырилась мурашками.
– Это ветер, – пожал я плечами.
– Да у тебя температура! – приложив руку к моему лбу, воскликнула она.
– Ну, может, перегрелся.
– Пойдем?
Лика снялась со страховки, освободилась от креплений, помогла мне уложить снаряжение в рюкзак. Я не решался оставить страховочный комплект без присмотра. Как минимум – украдут, а как максимум – сподличают. Вдруг чья-нибудь злая душа подрежет веревку, обнулит ее ценность, а мы и знать не будем. Если грибок и матрасы, оставленные внизу на пляже, сопрут, ничего страшного, а подрезанная веревка – верная смерть.
К тому же злых душ на кладбище предостаточно, подумал я, взваливая на плечи тяжелый рюкзак. И все время, что мы петляли среди могил, посматривал по сторонам.
– Ты как на иголках, – заметила Лика.
– Да нет, – качнул головой я.
– Нет здесь покойников.
– Да не покойников нужно бояться, живые люди куда опасней, – проговорил я и поморщился – самому стало кисло от собственной банальщины, от этого мелкого плода умственного бессилия. Что-то не то сегодня со мной.
– Парацетамол в таких случаях помогает. – Лика правильно меня поняла.
Кладбища она не боялась, даже сложный подъем не подорвал ее психику. Зато на меня навалилось, и с этим действительно нужно было что-то делать. Тем более что мой дом, можно сказать, находился на переднем крае борьбы. Дом у самого кладбища, внезапный страх перед которым я должен был преодолеть. Вернее, доказать Лике, что я ничего не боюсь.
Если станицу в приморской лощине можно было сравнить с кляксой, то мой дом находился в длинном ее лепестке – через горную балку до самого кладбища.
Вряд ли мои предки были настолько глупыми, чтобы ставить дом рядом с погостом, но поселок разрастался, вместе с ним расширялось и кладбище. Оно и забрало сначала бабушку, затем дедушку, дом достался маме, а она отписала его мне.
От кладбища дом был третьим по счету, это слегка увеличивало его ценность по сравнению с первыми двумя. И тем не менее продать его можно было только по бросовой цене, родители поняли это сразу, поэтому и передали наследство мне – под летнюю резиденцию. Я сделал в доме ремонт, обшил глинобитные стены кирпичом, отделал изнутри, перестелил полы, установил сплиты и даже подвел канализацию. Лика еще вчера по достоинству оценила кровать из нового спального гарнитура, и душ она принимала, не выходя из дома. Комфорт, все удобства, а во дворе так и вовсе сказка, одна магнолия чего стоит.
Кладбище разрасталось в длину, пока не уперлось в первый по счету и последний по стоимости дом. Еще в прошлом году эта хижина имела плачевный вид, но праздник пришел и на ее двор. Дом обнесли кирпичным забором, установили откатные ворота, отделали снаружи, перестелили крышу. Вряд ли покупатели нашлись, скорее всего, наследники объявились. Но мне до этого дела нет. Мне бы сейчас в тенек, да и душ неплохо было бы принять. Возможно, у меня тепловой удар.
Я не аккуратист, не педант, зацикленный на перфекционизме, но порядок люблю. Восемнадцать лет армии отдал, где все должно быть параллельно и перпендикулярно, тем более что занимался тыловым обеспечением. И в московской квартире у меня все по полочкам разложено, и здесь у каждой вещи свое место. Во дворе чисто, нигде ничего не валяется, травка подстрижена, «Паджеро» в гараже, примыкающем к летней кухне, скамейка у дома протерта от грязи – садись, отдыхай и ни о чем не думай.
На скамейку я и бухнулся, бросив на нее рюкзак. Что-то нехорошо мне, морозец изнутри подкрадывается. Лика молча глянула на меня, кивнула, оценив мое состояние, и зашла в дом. За вчерашний день она успела там освоиться, холодильник полный, блинчики можно в микроволновке разогреть или пельмени сварить. Сама разберется, не маленькая. А я посижу, мне надо.
Лика вышла ко мне с тонометром, измерила давление: сто сорок на девяносто. Я пожал плечами – море, жара, физическая нагрузка на подъеме – все объяснимо. А Лика грешила на мой возраст. У меня сын всего на год ее младше, а я сам почти в два раза старше. Выгляжу я неплохо, поджарый, подкачанный, за здоровьем слежу, на возраст не жалуюсь, но годы идут, еще немного, и начну превращаться в развалину. Или уже началось… Зачем я ей такой? Отпуск провести, отдохнуть и снова в поиск: вдруг повезет.
Но что бы там Лика себе не думала, к своим пусть и временным обязанностям она отнеслась вполне серьезно. И давление измерила, и температуру, принесла бутерброд, дала таблетку. К этому времени мне полегчало, и настроение приподнялось. Мы ведь от Москвы почти двое суток ехали, устали очень, а вчера я дом в порядок приводил, то одно, то другое, вечером вина выпили, кровать в спальне обновили. А с утра море и перепад высот, вот и пошла кругом голова, покойница померещилась. Как будто кладбище не могла посетить живая женщина в белом. Может, к мужу на могилку приходила. А почему в белом, так священникам, например, нельзя служить панихиду в черном. Смерть, по церковным канонам, – это радость, нужно быть в белом.
Меня отпустило, я принял душ и взялся за ужин – замариновал курочку и приготовил ее на мангале. Ужинали мы с Ликой у летней кухни, в беседке, с трех сторон оплетенной виноградом, из которого было приготовлено и поданное к столу вино. Родители мои жили далеко, я тоже не мог смотреть за домом круглый год, поэтому отдал свой огород в бесплатную аренду соседям, они собирали осенью созревший виноград, часть от урожая оставляя мне, в переработанном, разумеется, виде. И кукурузки мне вчера баба Варя принесла с моего же огорода. И помидорчиками поделилась, и перчиком. А томаты здесь не чета московским, запах солнца в них. И вино вкусное, пьяное.
– Полегчало? – спросила Лика.
– А когда мне тяжело было? – удивленно повел я бровью.
– Нет? – усмехнулась она.
– И кладбища не боялся.
– Ну да, живых надо бояться.
– И живых не боюсь…
– Живых мертвецов?
Я поднялся, вышел из беседки, закинул голову. Луна полная, желтая с кровью, небо сплошь в звездах. И Млечный Путь подсвечен душами умерших.
– Луна большая, мертвецы оживают, – в шутку, но самым серьезным тоном произнес я.
– Не страшно?
– Да пусть заходят. – Кивком показав на ворота, я слегка усмехнулся.
– Это ты кому говоришь? Мне? Ты им скажи.
Я думал, Лика испугается, обзовет меня дураком, а она продолжала подзуживать. И улыбается, как будто хочет уличить меня в трусости.
– И скажу!
– Скажи! И погромче!
– Зачем погромче? Тихо скажу… Сейчас пойду и скажу.
Я, как был в шлепках и в шортах, вышел со двора, Лика за мной.
– Ты куда?
– Туда! – смело кивнул я в сторону кладбища.
– Ты что, шуток не понимаешь?
– Да нет, просто я и так собирался сегодня, – сказал я, вспомнив о женщине в белом.
Но идти уже никуда не хотелось. Страха не было, а вот запал уже иссяк. Захотелось за ворота, во двор, в беседку. А еще лучше, в дом, дверь у меня крепкая.
– Зачем?
– Да могилку одну нужно найти.
– Без фонаря?
Я закинул голову, глянул на луну:
– И так светло.
Мне катастрофически не хватало уверенности. Луна действительно яркая, но кладбище, считай, в лесу, могилы во тьме. И трава там колючая, будет цепляться за ноги, срывать с меня тапки. А если еще покойник руку высунет да за пятку схватит…
– Ну, пошли!
Лика взяла меня за руку, но к дороге не потянула, она ждала, когда я сам возьму ее на буксир. А у меня ноги приросли к земле.
– Может, все-таки взять фонарь?
– И джинсы надеть, – совершенно серьезно сказала она.
– Ты уверена?
– А ты? – Лика смотрела мне прямо в глаза, требуя смелого поступка. И я никак не мог сесть перед ней в лужу.
Мы вернулись во двор, пропустили по чарке вина, переоделись, вооружились фонариком и снова вышли на тропу войны со своим страхом перед покойниками.
Ворота на кладбище, как всегда, были открыты настежь, за ними в темноте над могилами парили светлячки, явление для этих мест, в общем-то, привычное. Но мне стало не по себе.
– Это фосфор из могил выходит, – прижимаясь ко мне, пробормотала Лика. Она, казалось, совсем не прочь была вернуться домой, но я уже, как говорится, «закусил удила»:
– Да нет, обычные светлячки, – и посветил фонарем вдоль главной аллеи, но луч рассеялся в гуще лесного мрака.
Лика еще крепче прижалась к моей руке, и я, почувствовав, что она слегка дрожит, поспешил ее успокоить:
– Не бойся. Сейчас на могилу глянем, и назад.
– Ой! – Лика вдруг отпрянула от меня и, оказавшись за моей спиной, крепко обняла обеими руками.
Она пряталась от человека, который стоял в темноте неподалеку от нас у самого забора. Я-то думал, что это памятник, но Лика разглядела человеческий силуэт. А свет фонаря выхватил из темноты человеческое лицо. Нахмуренные брови, суровый взгляд, плотно сомкнутые губы. Покойник смотрел на меня враждебно, но не кровожадно, похоже, он не собирался кидаться на нас. Он просто стоял в темноте среди могил.
– Пошли отсюда! – потянула меня Лика к воротам, которые были неподалеку от нас.
Я поддался искушению, позволил увести себя с кладбища. Но на полпути к дому остановился и, глядя на нее, спросил:
– Ты что, испугалась?
– Ты же сам говорил, что живых надо бояться.
– А он живой?
– Да ну тебя!
– Пойдем, спросим!
Я заставил себя вернуться к месту, с которого только что позорно бежал, посветил фонариком, но человека нигде не было, только кресты и памятники. Я шарил по ним лучом фонаря, но с места не сдвинулся. И чуть не вскрикнул от страха, когда Лика коснулась меня рукой.
– Ну все, пошли, – прошептала она и снова потянула меня к дому.
На этот раз я упрямиться не стал. В конце концов, я уже доказал, что не трус.
Глава 2
Шторы были задвинуты плотно, и все же луч солнца прорезал их на стыке и защекотал мне ресницы, заставляя открыть глаза.
Лика сладко спала, свернувшись калачиком, но время уже пришло, пора вставать – и на море. Пока полуденная жара не навалилась.
– Подъем! – сказал я, сунув ноги в тапочки.
– Ну не надо, – пробормотала она, набрасывая на голову подушку.
Я усмехнулся, вспомнив нашу первую ночь. Мы работали в одной компании, но в разных офисах, сошлись на корпоративе, познакомились, уехали ко мне домой. Там она тоже говорила: «Ну, не надо», но неизбежность остановить не смогла. И сейчас ей никуда не деться, поднимется как миленькая.
Я раздвинул шторы и отправился в ванную, побрился, почистил зубы. А когда вернулся в спальню, Лика все еще валялась в постели, накрыв голову подушкой.
– Море зовет! – сказал я, взяв с трюмо тюбик с кремом после бритья.
– Холодное море, – пробубнила она.
– Я кипятильник возьму. И розетку.
– Как нагреется, позовешь, а я пока здесь побуду.
Я нанес крем на лицо, размазал его, пошлепал по щекам.
– Игорь! – Судя по звучанию голоса, Лика уже окончательно проснулась.
Я повернул к ней голову. Она сидела на кровати, опираясь на правую руку, а левой гладила себя по волосам, с открытым ртом глядя на меня. Смотрела так, как будто у меня рога на голове выросли.
– Что такое? – улыбнулся весело я, но в душе уже звучал тревожный звоночек.
Лика кивком показала на трюмо, я повернул голову, глянул на себя в зеркало и оторопел. Волосы мои уже года два как посеребрились, а сейчас они стали белыми, как будто голову снегом припорошило.
– Не понял?
На самом деле я все понял, просто не хотел принимать неизбежность как данность. Не хотел быть седым стариком. Потому и смотрел на Лику с возмущением: вдруг она подшутила надо мной и ночью, пока я спал, выкрасила мне голову.
– Это из-за кладбища! – сказала она, потрясенно глядя на меня.
– Думаешь?
Версия с краской не выдерживала никакой критики. Увы, мне приходилось согласиться с Ликой.
– А не надо было возвращаться!
Я кивнул, вспоминая, как собирался вызвать покойника на разговор. Пока дошел до кладбища, поседел.
– Как думаешь, краска возьмет? – дрогнувшим от волнения голосом спросил я.
– Зачем краска? Тебе идет… Нет, правда идет… Благородное серебро мужчинам идет… Вот когда желтеть начнешь… – Лика запнулась. То ли не знала, что делать с желтизной в белой седине, то ли не видела себя рядом со мной, когда это случится.
Она сходила в ванную, вернулась, а я все стоял у зеркала, взглядом гипнотизируя свою седину. Вдруг закодирую волосы, и она исчезнет.
– На море идем?
– Старый я уже по горам лазить, – улыбнулся я, давая понять, что шучу.
– Палочку возьмем. А можно и на городской пляж, – невесело проговорила Лика.
До поселка километра три, еще столько же до пляжа, не так уж и далеко, но мне хотелось уединения, да и Лике нравилось загорать топлес.
– Будешь сачковать, значок альпиниста не получишь! – решительно сказал я, отрываясь от зеркала.
После завтрака мы отправились в путь. Солнце весело улыбалось нам, обещая жаркую баню, кладбище встречало нас птичьим перезвоном. Самих птиц видно не было, и я, подумав, что это души покойных переговариваются между собой, с тоской провел рукой по волосам. Не совсем еще старый, а в детство уже впадаю, седину в голову на этом заработал.
– Говорят, что на кладбищах оглядываться нельзя, – сказал я, вспомнив о глупом суеверии.
– Только вперед? – останавливаясь, спросила Лика.
– Ну, не назад же.
– А если влево?.. Куда эта тропинка ведет?
– А здесь все дороги ведут к морю, – пожал я плечами.
Я примерно представлял, куда мы выйдем, если пойдем этим путем, но никогда еще не проделывал его на своих двоих. Там ведь не только кладбище, какое-то время придется продираться через дикорастущий кустарник, где запросто можно напороться на гадюку.
– Может, там спуск хороший? – спросила Лика. И, не дожидаясь ответа, пошла по тропинке, которую для себя открыла.
Не хотел я идти за ней, но и отговаривать не стал, а то обзовет еще старым занудой. Тем более что далеко ей не уйти. Наверняка упрется в забор, через который нужно будет перелезать, а зачем ей это нужно?
Но первым уперся в преграду я. Проходил мимо памятников, обнесенных оградкой, скользнул взглядом по одному из них и застыл как вкопанный. С него на меня смотрел тот самый покойник, которого мы видели вчера ночью. Мужчина был выгравирован на черном мраморе во весь рост. Сальников Семен Данилович. Рожденный в шестьдесят седьмом году и умерший в прошлом.
Памятник дорогой, но без вычурных излишеств со скорбящими ангелами и церковными куполами. Дорогой мрамор под навесом, роскошная гравировка, скамейка и стол, железная оградка с коваными узорами на ней. И свежие живые гвоздики в тяжелой керамической вазе. И еще возле одного памятника стоял другой, такой же формы, но без фотографий, надписей и прочих эпитафий. Возможно, жена Сальникова приготовила себе место рядом с мужем.
А места в районе могилы хватило бы на несколько захоронений: оградка охватывала довольно приличную площадь, примыкавшую к самому забору, сразу за которым находился жилой дом.
Впрочем, соседи сейчас интересовали меня меньше, чем Лика. А она уже возвращалась ко мне с кислым видом.
– Там забор, не пройти… А ты чего стоишь?
– Да вот, о краске для волос думаю, – ответил я, глядя на нее.
Возможно, после увиденного мои волосы окончательно поседели. Но краска могла понадобиться не столько мне, сколько Лике. Вот разглядит сейчас, кто изображен на памятнике, и волосы ее станут совсем белыми. Бывают же пепельные блондинки, а она станет седой.
Лика глянула на памятник, но человека на нем не узнала. Скорее всего, вчера была невнимательной. Темно было, а луч фонаря такой слабый… Возможно, я и сам не разглядел покойника, а сегодня принял за него первого встречного. Бывают скачки напряжения, а со мной случился перепад восприятия. Как это случилось вчера, на пляже, когда я увидел женщину в белом с эффектом кратного увеличения. Может, это старческая деменция стучится ко мне в дверь?
– Да не надо, нормально все, – сказала Лика, снимая с меня кепку.
– Пойдем?
Мы вернулись к нашему спуску, я размотал страховочную «динамику». Лика с сомнением посмотрела на меня:
– Может, давай на городское кладбище?
– Тебе мало поселкового? – кивком показал я на ближайшую от нас могилу.
– Достал ты меня со своим кладбищем, уже заговариваться начала. Давай на городской пляж!
Честно говоря, мне и самому не хотелось спускаться вниз.
– Может, лучше водки?
Это вопрос задала моя душа, я всего лишь его озвучил.
– Уговорил, – легко согласилась Лика.
На пляж в этот день мы так и не пошли. И на кладбище ночью тоже. Даже страшилками не стали друг друга пугать.
Утром проснулись поздно, зато с твердым намерением отправиться на пляж.
– Это даже хорошо, что покойники могут оживать по ночам, – заметила Лика. – Хоть какая-то жизнь после смерти.
Я кивнул, соглашаясь с ней. Живой человек днем бодрствует, а ночью спит, у покойника все ровно наоборот, но вечно. А вечность тоже нужно обустраивать. Неплохо было бы сохранить этот дом за собой после смерти, будет где по ночам время проводить, а не шляться неприкаянно по кладбищу, как некоторые.
Но для того, чтобы я мог приходить к себе домой по ночам, похоронить меня должны были на поселковом кладбище. Может, уже пора присмотреть себе место, пока еще не все занято? Об этом я и думал, когда шел через погост. Страх меня за душу не держал, но голова была забита всякой ересью. Может, потому меня и тряхнуло изнутри, когда я увидел уже знакомую женщину в белом.
Она шла мне навстречу неторопливо, походка необычайно легкая, казалось, женщина плывет над землей. Но именно так и должны передвигаться покойники. Это ночью они могут подниматься из могил, а днем на поверхность выходят их оболочки – бестелесные и бескровные. Лицо у женщины бледное, в глазах все то же черно-белое небо. Все та же белая косынка, красивый льняной сарафан с подолом до самых пят.
Я резко застопорил ход, Лика зевнула и, врезавшись мне в спину, возмущенно спросила:
– Ты чего?!
А я совсем остановился, молча и потрясенно глядя на женщину, которая уже почти поравнялась со мной. И походка у нее легкая, и шаг бесшумный. Как у покойницы. И взгляд неживой, хотя она смотрела на меня осмысленно. И равнодушно.
Она прошла мимо, не оглядываясь, запахло духами, в которых я уловил запах ладана.
– Чего ты? – повторила Лика, провожая женщину взглядом.
– Это ее могилу я хотел найти, – шепнул я.
Женщина в белом шла от камня, на котором я ее видел позавчера. Или от самой Мертвой бухты, которую покойники, видимо, считали своей собственностью.
– Ну хватит! – Лика возмущенно ущипнула меня за руку.
– Да нет, это не шутка, – мотнул я головой.
– Задолбал!
Она повела рукой в сторону бухты, как будто собиралась идти дальше, но при этом продолжала смотреть на женщину.
– Я ее позавчера здесь видел. Подумал, что не живая.
– Если не живая, значит, мертвая? – заинтригованно спросила Лика.
– Ну, не знаю.
– Может, она горем убитая?
– И в белом?
– Куда это она?
Женщина приближалась к воротам, я думал, она в них и растает, как облачко на ветру, но нет, видение свернуло вправо, прошло немного и остановилось возле того самого памятника, из-за которого водка убила наш вчерашний день. Открыла калитку, подошла к памятнику и села на скамейку под навесом. Ее голова исчезла из виду. А может быть, она провалилась сквозь землю.
– Кажется, ты нашел ее могилу, – прошептала Лика.
– Думаешь, она?
– И вчера эта женщина к мужу приходила, – кивнула Лика. – Гвоздики совсем свежие были.
– И позавчера.
– А это уже не наше дело! – Лика толкнула меня, задавая направление.
И я пошел дальше, заставляя себя сосредоточиться на спуске.
Я не знал, кто вмуровывал железные скобы в скальную породу, сделано это было давно и на совесть. Возможно, местные умельцы даже не пользовались альпинистским снаряжением или даже просто веревкой. И я мог бы спуститься вниз без страховки, но со мной Лика, и кому, как не мне, заботиться о ее безопасности.
Но, спускаясь вниз, я поймал себя на мысли, что не могу всерьез рассчитывать на страховку. Как будто кто-то из покойников мог в любой момент перерезать веревку. Тот же Сальников Семен Данилович, например. Зря мы ворвались в его ночную жизнь, возможно, нам грозит опасность.
Бодрящая вода разрушила мои тревоги, жаркое солнце настроило на курортный лад. А после полудня Лика пошла купаться, вода снова показалась ей холодной, но на этот раз она не остановилась, а смело вошла в море.
На обратном пути я не забивал себя голову темными мыслями, но, проходя мимо знакомого памятника, бросил взгляд за оградку. Не было там никого, скамейка пустовала.
Зато я заметил белый платок за воротами дома, первого по счету от кладбища. То ли голова в платке мелькнула, то ли руками кто-то махнул, может, с наволочки воду стряхивали перед тем, как на веревку ее повестить.
Вечером мы с Ликой собрались на прогулку в поселок. В поселке набережная, кафе там, клубы, почему бы не отдохнуть культурно? Машину брать вовсе не обязательно, такси заказать не проблема.
Лика начала собираться, накручивала волосы, красилась, я же заглянул в огород, отделенный от переднего двора высоким забором. Там и застал бабу Варю, которая собирала баклажаны. Увидев меня, она помахала рукой и предложила мне с десяток «синеньких», как их здесь называли. Я вежливо отказался.
– Тогда я икры вам занесу… – сказала баба Варя, утирая пот с морщинистого лба. – Холодненькой. Завтра.
Я улыбнулся. Нет ничего лучше свежей, но холодной баклажанной икры на похмельную голову, ну, если только борщ со сметаной.
– Теть Варь, вы мне лучше скажите, кто у нас там в первом доме живет? – спросил я и махнул рукой в сторону кладбища.
– А-а! – загадочно протянула баба Варя. – Женщина дом купила, – заговорила она, раздумывая, с чего начать. – Богатая… Дюже богатая. «Мерседес» у нее белый, дорогой!..
– А сама она в чем ходит?
– Тоже в белом!.. Но это сейчас! Раньше в черном ходила! Пока год не прошел!
– Куда год не прошел?
– Да не куда, а вообще!.. Марта ее зовут, по отчеству не знаю… Она сама просила ее без отчества называть! – уточнила баба Варя.
