Начальник оперативного штаба полковник Банных завершал второй день расследования тем, что заслушивал отчеты руководителей групп и экспертов о проделанной работе. В кабинете присутствовал также начальник Управления Балашов.
Прибывший на доклад Сергей Дружинин прохаживался взад-вперед по коридору, не решаясь войти, когда дверь кабинета неожиданно открылась и появившийся полковник Банных посмотрел по сторонам, словно кого-то еще ждал.
– А вы, Дружинин, чего не заходите? – спросил он, увидев Сергея.
– У вас совещание…
– Правильно, оперативное совещание с руководителями групп. А вы разве не руководитель группы? Вам дали конкретное задание, я выделил вам опытного помощника. Заходите, перестаньте скромничать.
Первым, как и утром, докладывал подполковник Зубов, группа которого работала по взрывному устройству. Продолжалась трудоемкая работа по анализу веществ, собранных из мусора и расплавленного снега. Но предварительные данные уже были. Эксперт, присутствовавший вместе с Зубовым, сообщил, что взрывное устройство было изготовлено на основе охотничьего пороха и поражающих элементов. А вот во что оно было заложено, неясно. Скорее всего, в консервную банку, причем не в одну.
Руководитель второй группы подполковник Шакиров порадовать особо ничем не мог. Черный портфель, в который было заложено взрывное устройство, изготовлен на Горьковской кожгалантерейной фабрике. Это удалось установить по фрагментам кожи портфеля. Увы, такие поступали в продажу в три центральных магазина города, и купить портфель могли многие. Правда, появилась новая зацепка – клочок газеты «Известия» из микрорайона “Солнечный”.
У майора Кузьменко сведения оказались интересней. Явных противников советской власти в закрытом Челябинске обнаружено не было. А вот скрытые, если их так можно назвать, имелись. Одним из них являлся некто Лихтнер Геннадий Оттович, инженер-химик по образованию. Когда Кузьменко назвал его фамилию, начальник Управления Балашов, следивший за ходом совещания, не удержавшись, воскликнул:
– Это что, тот самый Лихтнер из поволжских немцев, который летом пытался прорваться в посольство ФРГ?
– Тот самый, – заверил Кузьменко. – Московские товарищи провели тогда с ним разъяснительную работу, но отправили назад, к нам, велев присматривать.
– Он по-прежнему считает, что в СССР притесняют немцев?
– Так точно. Особенно после того, как умерла его жена.
– А что с ней?
– Врачебная ошибка. Умерла на операционном столе.
На минуту установилась тишина.
– Думаете, он мог устроить взрыв? – прервал тишину голос Балашова.
– Взрыв? Не знаю. А вот изготовить взрывное устройство для него, инженера-химика, пара пустяков.
– Где он сейчас работает?
– По-прежнему на электролизном заводе, в заводской лаборатории. Сейчас в отпуске.
– Где?
– Соседи уже неделю его не видели. После смерти жены он живет один.
– Срочно установить местонахождение! Мы же должны за ним наблюдать. Если что – нам крепко не поздоровится.
Снова замолчали. Потом Балашов, взявший ведение совещания в свои руки, сказал:
– Продолжайте… А по части душевнобольных как дела?
Кузьменко, среднего роста, плечистый, со стрижкой «под ежик», не удержался и усмехнулся:
– Здесь тоже есть кое-что, вернее, кое-кто – знакомый всем Борисенков. Надо представлять?
– Его что, выпустили? – услышав фамилию, воскликнул Банных.
– Выпустили, полгода назад.
– Но он же шизофреник!
– Это не ко мне вопрос.
– И что Борисенков? По-прежнему льет слезы по убиенному императору?
– Его, как и Лихтнера, найти не удалось. Говорят, куда-то уехал. Насовсем. Куда-то в Подмосковье.
Многие из присутствующих знали, что, если Лихтнер выступал за права якобы притесняемых немцев, то Борисенков вдруг объявил себя не кем-нибудь, а самим цесаревичем Алексеем Романовым, который чудом спасся от расстрела в 1918 году в доме Ипатьева. Кто-то ему сочувствовал, кто-то покручивал пальцем у виска, пока Борисенков не попытался послать письмо в Канаду якобы своей тетке – великой княгине Ольге Александровне. В КГБ провели с ним беседу, пояснив, что великая княгиня уже несколько лет как отдала богу душу. Но Борисенков не унимался. А когда в ночь с 16 на 17 июля, в дату гибели царской семьи, он у ворот церкви запел «Боже, царя храни», в КГБ поняли, что всему есть предел. Быстро собранная из видных психиатров комиссия постановила, что место новоявленного самозванца в психиатрической лечебнице рядом с Юлием Цезарем и Наполеоном Бонапартом. Но взрывать Борисенков никого не собирался.
– Значит, только два подозреваемых, – невесело заметил Балашов и добавил: – Причем косвенно подозреваемых. Никто пока не знает, где они были в момент взрыва.
– Мы продолжаем работу в этом направлении, – сказал Кузьменко.
– Продолжайте, только имейте в виду, что взять на заметку всяких там психов или душевнобольных еще полдела. Надо установить, был ли кто из них в трамвае.
В голосе начальника штаба, продолжившего мысль своего непосредственного начальника, чувствовалось раздражение. Но следующему руководителю группы он задал вопрос спокойным тоном:
– Что скажете, майор Дедюхин? Накопали что-нибудь?
Михаил Дедюхин говорил четко, внятно, и Сергей, глядя на него, невольно вспомнил училище и комсомольские собрания, на которых Дедюхин также обстоятельно выступал и говорил о насущных задачах.
– Мы проверили более шестидесяти человек, имевших отношение к поездке в трамвае № 3. Всех допросили, установили место каждого накануне и во время взрыва. Но, к сожалению, зацепиться пока не за что. Облик предполагаемого преступника не установлен.
– Ваши дальнейшие действия?
– Мы дали объявления в прессу. Может, появятся еще свидетели.
– Правильно… Число погибших и пострадавших уточнили?
– Так точно. Число пострадавших возросло до восьми. А погибших было и остается трое: домохозяйка Петрова, рабочий трамвайного депо Еременко. А вот имя третьей погибшей, которую буквально разорвало на части, установить пока не удалось.
– Это та, что в пятнистой шубе?
– Так точно. Никаких документов при ней не было. В справочное больницы никто не обращался.
– Работников Трамвайно-троллейбусного управления проверяли?
– Проверяли. Заслуживает внимания пока один человек – электрик Мусихин. Неделю назад его уволили за пьянку. Он прилюдно ругался, грозился, что устроит тем, кто его уволил, прощальный салют.
– Проверяйте. Он мог спрятать портфель со взрывным устройством еще до выхода трамвая из парка.
Балашов оглядел присутствующих:
– Ладно. Спасибо, товарищи, за работу. Перекур делать не будем. Кто у нас остается? – он посмотрел на Дружинина. – Калининградское управление? Что скажете, майор? Может, у вас найдется подозреваемый?
Дружинин поднялся:
– Найдется. И самый что ни есть серьезный. Только сначала я хотел бы назвать имя третьей погибшей, той, что погибла на месте. Это Жарихина Анна, зав производством столовой № 35. Это на ней была пятнистая шуба… Теперь насчет подозреваемого. Вместе с ней ехал в трамвае и директор столовой, некто Меликян. Он сошел на остановку раньше остановки “Микрорайон “Солнечный”. У него в руке была черная хозяйственная сумка тоже из кожзаменителя. В этой связи вопрос подполковнику Шакирову: может, взрывное устройство было не в портфеле, а в сумке из такого же материала, с такой же блестящей застежкой?
– Исключено, – подал голос Шакиров и тут же поправился: – Процентов на девяносто, что это был портфель.
– Но есть еще десять процентов…
Шакиров не нашел ничего лучшего, как промолчать, а Дружинин продолжил:
– Самое интересное, что вчера к Меликяну в середине дня нагрянул ОБХСС, но директора столовой и след простыл. Год назад Левон Меликян был под следствием за растрату, но отделался условным сроком. И еще: неделю назад в столовой № 35 было массовое отравление во время свадьбы. И хоть никто серьезно не пострадал, это тоже, на мой взгляд, стало поводом для проверки столовой.
– Как вы вышли на Меликяна? – спросил Балашов.
Пришлось Сергею подробно рассказывать о допросах Гороховского и Храбровицкой, которая и указала на Жарихину как на работницу столовой № 35.
– Меликяна срочно в розыск! – скомандовал Балашов своему заместителю и одновременно начальнику штаба; потом обратился к присутствующим: – Все свободны, кроме майора Дружинина.
…Начальник Управления и его заместитель внимательно смотрели на сидящего напротив Сергея. Первым начал Балашов:
– В полночь, после пятичасовой задержки, прибудет из Москвы самолет с работниками Центрального аппарата во главе с Царегородцевым. Все четыре версии относительно подозреваемых мы доложим. Ваша версия наиболее близка к истине, поскольку подозреваемый Меликян, во‑первых, находился в трамвае за несколько минут до взрыва; а во‑вторых, у него были причины избавиться от своей сообщницы, этой…
– …Жарихиной.
– …да-да, Жарихиной. Поэтому вопрос к вам, как к опытному работнику госбезопасности: вы верите в свою версию? Готовы ее отстаивать перед таким человеком, как генерал-лейтенант Царегородцев?
Дружинин ожидал подобного вопроса, если не в такой формулировке, то в близкой к ней.
– Если честно, отстаивать не готов. Изложить – пожалуйста. А вот отстаивать…
– Получается, вы в нее не верите? Почему?
– Версия – это версия. Вот когда появятся доказательства, тогда можно будет отстаивать.
– Поясните.
– Мой напарник капитан угро Минин, с которым мы сегодня работали, пояснил, что Меликян в криминальных кругах и оперативных сводках известен как «деловой», а если проще – расхититель социалистической собственности. Зачем ему устраивать взрыв? Если Жарихина сообщница и в то же время ненужный свидетель, то избавиться от нее можно другим способом, не прибегая к взрыву. Например, отравить. А взрыв – это гибель еще и окружающих. Тут и расстрельную статью можно получить.
– Не согласен с вами, майор, – вмешался в разговор Банных. – Вот яд как раз и вызвал бы подозрение. А здесь все по-будничному, случайно: перевозил некий охотник банку с порохом – и случайно взрыв!
– Ваша версия, товарищ полковник, имеет право на существование, если бы не одно «но».
– Конкретно?
– Я всегда ставлю себя на место преступника. Ну, хорошо, Меликян понимал, что все свои грехи можно свалить на Жарихину, заказал кому-то взрывное устройство. Но, спрашивается, зачем ему самому светиться? По логике вещей, ему нужно было не находиться в трамвае, а держаться от него подальше.
– Тоже верно, – подал голос Балашов и посмотрел на часы. – Пора москвичей встречать. Что, Дружинин, собираетесь делать завтра?
– Хочу найти таксиста, который возил меня в день взрыва. Может, он сообщит что-нибудь интересное.
– Что ж, желаю успеха!
…Выйдя из кабинета начальника Управления, Сергей столкнулся с Дедюхиным.
– Привет, Миша!
– Виделись уже, – холодно ответил Дедюхин и хмуро посмотрел на Сергея. – Вижу, ты развил бурную деятельность, персонально беседуешь с начальством? А ко мне в группу не захотел.
Сергей понял, что в лице Мишки Дедюхина, когда-то образцового комсомольского работника, он за сегодняшний день успел нажить себе врага.
– Зря шумишь, – едва сдерживая усмешку, сказал Сергей. – Все мои результаты припишутся вашей группе.
Дедюхин сощурил глаза:
– Ишь ты какой благородный. Кстати, я в твоего Меликяна не верю.
– Представь, и я в него не верю, – не желая продолжать беседу, Дружинин повернулся и пошел по коридору.
Директор таксопарка, глянув в удостоверения Дружинина и Минина, слегка опешил:
– Чем могу помочь?
– Нам нужен водитель по фамилии Глухих, – сказал Сергей.
– Толя?
Может, и Толя. Я запомнил лишь фамилию, указанную на передней панели.
– Он что-то натворил?
– Успокойтесь, ничего не натворил. Как раз наоборот: в день взрыва он возил меня, а потом помогал вытаскивать людей из-под завалов. Отметить бы его…
– Отметим, обязательно отметим, – засуетился директор и тут же поинтересовался: – Ну а сейчас-то зачем он вам нужен?
– Раз нужен, значит, нужен, – недовольно произнес Минин. – Где он может быть?
– Кто его знает? – пожал плечами директор. – У него дежурство до семнадцати ноль-ноль.
– Номер машины?
…Найти «Волгу» с нужным номером и нужным водителем оказалось не так просто. И все-таки часа через полтора милицейский «газик» капитана Минина притормозил у гостиницы «Южный Урал», где на стоянке среди прочих машин отыскалась и разыскиваемая «Волга». Анатолий Глухих в ожидании клиента спокойно сидел на водительском кресле и наливал себе чай из термоса.
Дружинин приоткрыл переднюю дверцу машины:
– Привет, Толя! Узнаешь?
Глухих отставил термос в сторону:
– Узнаю, как не узнать. У нас, таксистов, на лица память хорошая.
– Нужна твоя помощь, – сказал Сергей.
– Садитесь, – раскрыл дверь Глухих. – На улице хоть и март, но холодно. Чаю хотите?
– Спасибо, в другой раз.
– Тогда излагайте, зачем понадобился?
В салоне автомобиля было еще тепло. Но чувствовалось, что при отключенном двигателе он начал остывать.
– Вспомни, Толя, кто выходил из того самого трамвая на последней перед взрывом остановке? – начал Сергей. – Я помогу тебе. Выходил очень высокий дядя в шапке «пирогом». Помнишь?
– Точно, был такой.
– Еще солидная женщина в пыжиковой шапке.
– Может, и была. Но плохо помню.
– Ну, а еще кто? Напряги память.
Но Анатолий Глухих ответил, не задумываясь:
– Как кто? Еще Леха Жолудев!
– Это кто такой?
Глухих улыбнулся:
– Чувствуется, что вы приезжий. Алексей Жолудев восходящая звезда нашего хоккея, из молодежки «Трактора», кандидат в молодежную сборную СССР. А я болельщик, знаю их всех в лицо, и основу «Трактора», и молодежку. У меня даже сын играет в детской команде.
Глухих оказался человеком разговорчивым, это Сергей ощутил еще в день взрыва. Но сейчас таксиста надо было отвести от разговора на хоккейные темы и сосредоточиться на главном:
– И что он, Алексей Жолудев? Вышел на остановке “Микрорайон “Солнечный”… А дальше?
– Да ничего такого, пошел, и как все… Хотя нет! – Толя Глухих, похоже, был не только говорливым, но и веселым человеком; улыбка заиграла на его лице. – Комическая ситуация возникла.
– А что такое?
– Он своим баулом…
– …Баул – это?
– Это для хоккеиста что-то вроде большой сумки или рюкзака и предназначен для амуниции: коньки, щитки, краги, форма и прочее. Так вот, выходя из трамвая, Леха повернулся как-то неуклюже и сбил своим баулом, что за плечом, одного мужика. Ну, думаю, все: драки не миновать. Ан нет, мужик этот поднялся и как ни в чем не бывало пошел быстрым шагом. Как будто он был виноват, а не Леха.
– Этот человек стоял на остановке или выходил из трамвая?
Глухих пожал плечами:
– Не могу сказать …
– Как он был одет?
– Да как обычно: шапка, серая зимняя куртка…
– Спортивная?
– Не могу сказать… скорее, нет.
– Значит, этот мужик никак не отреагировал на то, что его сбили с ног?
– Да не сбил его Жолудев с ног, подтолкнул только своим баулом. А тот, видимо, поскользнулся и упал.
– А потом поднялся и пошел?
– Даже почти побежал. Странный какой-то…
– А возраст?
– Лет сорок, не меньше.
– Как определил?
– Когда он упал, с него слетела шапка. И была видна лысина на затылке.
Тем временем, выйдя из гостиницы, к машине приближался человек. Завидев его, таксист Глухих сказал:
– Ну, вы извините, мне работать надо.
Дружинин и Минин пожали ему руку.
– Спасибо, Толя. Ты нам очень помог, – сказал Сергей. – Последний вопрос: где нам найти будущую звезду хоккея?
– Зимний стадион тракторного завода. У них там база, – пояснил Глухих и глянул на часы: – Торопитесь, тренировка скоро кончится!
Хоккейный стадион представлял собой небольшой комплекс, состоящий из крытого катка и двухэтажного административного здания из кирпича с примыкавшими к нему раздевалками. Дружинин и Минин издали могли видеть, как хоккеисты в свитерах по команде тренера прекратили движение по льду, после чего по широкому резиновому коврику проследовали в раздевалку.
– Подождем, когда переоденутся? – спросил Сергей Минина.
– Это минут сорок, не меньше.
– Тогда пошли.
Входная дверь в раздевалку была приоткрыта, и слышно было, как тренер распекал своих игроков:
– Завтра выезжаем на зональные в Уфу, а усиления игры не видно! Защита, где ваш первый пас? Долго возитесь… Тарасов за такое из ЦСКА выгоняет. А нападение? Бросил – не забил, так лети на пятак на добивание, врубайся!
Сергей осторожно постучал в неплотно закрытую дверь. Но тренер будто не заметил, продолжая басовитым голосом костерить своих питомцев. Лишь когда к осторожному стуку Сергея добавился усиленный вариант простукивания Жени Минина, послышались шаги, и дверь открылась:
– Чего вам? – На пороге стоял крепкого сложения мужчина в зимнем спортивном костюме.
Зная, что в раздевалку редко пускают посторонних, Дружинин сразу же раскрыл свое удостоверение. Минин последовал его примеру.
– Добрый день! Просим извинить, но дело срочное. Нам нужен Алексей Жолудев.
– А чего он натворил? – буркнул тренер.
– Да ничего, – пояснил Сергей. – Просто важный свидетель.
– По трамваю, что ли?
– Да, по взрыву.
– Мы уже знаем, не выйди он на той остановке, на зональные игры завтра поехали бы мы без своего лидера, – тренер покачал головой и, повернувшись, гаркнул: – Жолудев, тебя!
Вышедший из раздевалки парень был среднего роста и сложения совсем не богатырского. Он успел только снять коньки и шлем, обнажив мокрые от пота волосы.
– Здравствуй, Алексей. Я майор КГБ Дружинин, а это капитан угрозыска Минин, – сказал Сергей.
– Здравствуйте.
Они присели на скамейку у входа.
– Долго тебя не задержим, тебе надо смыть пот и переодеться, – сказал Сергей. – Поэтому перейдем сразу к делу. Расскажи-ка подробнее, как ты очутился в том самом трамвае и что запомнил?
В глазах парня появился испуг:
– Как очутился? Ехал с тренировки домой.
– Домой?
– Куда же еще… После игры нас старенький автобус развозит. А после тренировки возвращаемся своим ходом.
– Тяжело баул таскать?
– Привык уже, хотя десять килограммов не подарок.
– Кто был с тобой в трамвае? Помнишь?
– Не до этого было. Устал я, как черт.
Дружинин внимательным взором окинул парня и произнес то, ради чего они с Мининым приехали на стадион.
– А вот у меня сведения другие. Мне стало известно, что ты, выходя из трамвая, сбил своим баулом человека?
Лицо парня из напряженного сделалось усталым:
– Мужика этого? Ну, я ненароком… И вообще, неужели это важно?
– Важно. Дальше… что с мужиком стало?
– Поднялся и пошел. Точнее, побежал.
Незаметно для других Сергей сделал глубокий вдох. Так бывало с ним, когда ему предстояло услышать ответ на важный для него вопрос:
– Скажи, а в трамвае этот человек был?
– Был.
– Точно?
– Точно. Еще проходя, вделал мне портфелем по ноге. А у меня старая травма – только-только колено залечил. Я резко двинулся и, повернувшись, задел его баулом.
– А он?
– Никакой реакции. Я думал, в драку полезет или обложит меня матом. А он никак. Отрешенный какой-то.
– А женщину в пятнистой шубке не помнишь?
– В шубе… с пятнами… Вспомнил! После того как я его баулом толкнул, он к ней и подошел.
– А потом?
– Потом остановка. Я вышел, он тоже. И я опять его ненароком толкнул.
– Ненароком? А может, специально?
Жолудев опустил глаза:
– Признаюсь, намеренно. А что делать? Разозлил он меня, колено разболелось. И ведь, гад, не извинился.
– Портфель тяжелый был?
– Тяжелый, будто камней в него наложили.
Сергей схватил Жолудева за плечи:
– Алексей, дорогой, вспомни, когда этот мужик вышел, портфель был с ним?
На лице молодого хоккеиста снова появилось испуганное выражение:
– Не было… Точно, не было. Он от удара баулом двинулся, поскользнулся и упал. Шапка, помню, отлетела в сторону. А вот портфеля с ним не было.
– Как он выглядел? Поподробнее! – Сергей едва не закричал.
– Куртка серая …
– Светлая, темная?
– Скорее, светлая.
– Все?
– Нет. Куртка какая-то широкая, видимо, утепленная, с желтой полосой на груди.
– Полоса широкая?
– Не очень, но заметная. Да, еще овальная эмблема слева.
Теперь Сергей уже крепко сдавил парня:
– Леха, дорогой, ты не представляешь, как нам помог. Удачи тебе! Будь таким, как Старшинов или Фирсов!
– Итак, что мы имеем? – задумался Сергей, когда они сели в милицейский «газик» Минина. – Портфель со взрывным устройством, скорее всего, пронес в трамвай человек в светло-серой зимней куртке с желтой полосой и овальной эмблемой на груди. Приметы: лет 40 –45, среднего роста, на голове небольшая лысина. А теперь вопрос: кто носит такие куртки?
– Всякий купивший в магазине, если такие куртки поступали в продажу. А если нет, значит, куртки фирменные, а это сложнее, – отозвался Минин.
– Именно поэтому первым делом наведаемся в горпромторг! – решил Сергей.
…Заведующий отделом сбыта горпромторга вежливо принял сыщиков, выслушал, переспросил. Потом достал из своего стола фотоальбом:
– Вот посмотрите, здесь все зимние и осенне-зимние виды одежды, поступившие в наши магазины за последние два года.
Сергей и Евгений аккуратно листали страницы альбома, рассматривали цветные изображения шуб, пальто и даже телогреек. Зимние куртки были только спортивного типа – для лыжников и конькобежцев. Серой с желтой полосой среди них не было.
Все это время в кабинете заведующего отделом стрекотала пишущая машинка. Голос человека, сидящего за ней, заставил Дружинина и Минина обернуться.
– Прошу прощения, что вмешиваюсь, – произнесла приятного вида женщина средних лет. – Насчет желтой полосы утверждать не готова, но знаю – серые куртки носят работники горно-взрывных работ. У меня брат там служит, а эмблема слева – это их фирменный знак.
На несколько секунд наступила тишина, словно никто из присутствующих мужчин не верил такому простому объяснению.
– Куртки зимние? – наконец спросил Сергей.
– Зимой и летом одним цветом, – улыбнулась машинистка. – Только зимой куртки утепленные, с подстежкой.
– Браво, Маргарита Михайловна, – заключил завотделом, а Минин и Дружинин переглянулись, не веря своей удаче.
Когда они вышли на свежий воздух, Сергей почти торжественно произнес:
– Ну что, Евгений Иванович, ищем серую куртку с желтой полосой?
– И человека, который был в серой куртке, – добавил Минин.