Шестой класс дружной оравой ворвался в физический кабинет во главе с Димкой, который на ходу размахивал копилкой с деньгами.
Он теперь везде и всюду был первым. Ему уступали дорогу, заглядывали в рот, когда он что-нибудь говорил, у него спрашивали совета по любому поводу. Ему верили, его любили – ведь он их сделал самостоятельными людьми. Все старшеклассники и даже выпускники ехали в Москву на родительские деньги, а они, благодаря Димке Сомову, на собственную трудовую копеечку.
И вот они, веселые, милые, беззаботные, ворвались в физический кабинет, чтобы отсидеть свой последний урок… А потом каникулы – и Москва!.. И прочитали на доске объявление, написанное Маргаритой Ивановной, что вместо урока физики будет литература. Развернулись, чтобы идти в другой кабинет, но столкнулись в дверях с Лохматым и Рыжим. Лохматый, хвастаясь своей богатырской силой, один втолкнул всех обратно в класс. И кто-то упал, а девчонки запищали. Лохматый и Рыжий были очень довольны своей победой и орали, перебивая друг друга:
– Свобода-а-а!
– Физика заболела-а-а!
– Каникулы-ы-ы! Даешь кино!
Димка сказал, чтобы они не орали, а прочли, что написано на доске. Лохматый и Рыжий стали читать по складам объявление на доске.
– Ре-бя-та!.. У вас-с-с бу-дет уррро-оккк, – читали они в два голоса, – ли-те-ра-ту-ры!..
Когда они читали подпись Маргариты Ивановны – а она подписалась двумя буквами «М. И.», – то заблеяли овечками.
– Мээээ… Ииииии…
Многим понравилось, как они читали, и со всех сторон понеслось блеяние:
– Мэ-э-э-э!
– И-и-и-и!
– Мэргэритэ-э-э! Ивановнэ-э-э!
– А после уроков у нас работа в детском саду, – объявил Димка, – шефская.
– Какая еще работа, – сказал Рыжий. – Завтра же каникулы!..
– А мне родители вообще запретили работать, – пропела Шмакова. – Они говорят: «Лучше учись, а работать будем мы».
– Мы еще только растем! – писклявым голоском вставил Рыжий.
– У нас слабый организм! – рявкнул басом Лохматый.
Они хохотали над собственным остроумием.
– Ничего, поработаете. Нас там ждут, – снова начал Димка. – А вы, друзья-товарищи, – сказал он Лохматому и Рыжему, – если не нравится, валите отсюда! А мы дали обещание и выполним его.
– Димочка хочет главным быть, – сказала Шмакова. – Начальник!
– Точно! – захохотал Попов, заглядывая Шмаковой в лицо. – Ребя! Димка – начальник!..
– А мы его сейчас по шапке. – Лохматый подошел к Димке. – Надоел ты нам, Сомов, со своей копилкой… – Оглянулся на класс: – Верно я говорю?
– Ох как верно! – простонал Рыжий. – В самую точку.
Димка растерялся. Он никак не ожидал такого натиска. Он привык, что ему все смотрят в рот. А тут вдруг бунт! В это время в дверях появился Валька. Он облокотился плечом о косяк двери и небрежно объявил:
– Я не ломовая лошадь, чтобы бесплатно вкалывать. У нас государство богатое.
– Явился наконец! – Димка оживился. – Ребята, а вы знаете, чем занимается наш Валька? Тихо!.. Сейчас я вас удивлю!
Но тут за Валькиной спиной выросла голова, прикрытая кепкой. Это был сам страшный Петька.
– Валечка, – сказал он, – я тебе портфельчик принес. – Он протянул Вальке портфель и прошел вихляющей походкой к учительскому столу. – Здравствуйте, дорогие дети!.. – Повернулся к Димке, потрепал его рукой по щеке. – И ты, дружок, повторно здравствуй. – Он тяжело вздохнул. – Подслушивать, конечно, нехорошо, но я слышал ваши разговоры и понял ваши разногласия… Оказывается, некоторые из вас стремятся работать, в то время как большая часть коллектива желает участвовать в культурно-массовом развлечении, то есть посетить местный кинотеатр. Я думаю, что меньшинство должно уступить. Таков закон коллектива. Так что ваша проблема – сущий пустяк.
Он повернулся к доске и, что-то напевая себе под нос, стер объявление Маргариты.
– Вот вы и свободны. Как ветер!.. Как моторная лодка, у которой мотор мощнее, чем у рыбохраны… Будьте счастливы, дети! А ты, дружок, – сказал он Димке, – не обижай, пожалуйста, моего меньшого. – Он погрозил Димке пальцем, улыбнулся всем и ушел.
Ленка думала, что Димка тут же бросится на Вальку и всем все расскажет, но он почему-то промолчал.
И тут Рыжий в полной тишине неуверенно произнес:
– А может, правда какой-то неизвестный зашел и стер…
– Ну, ты – умный! – обрадовался Валька.
– Значит, мы этого не читали? – рассмеялась Шмакова.
– Ребя!.. Не читали и не слыхали, – вставил Попов.
– А Попик у нас сообразительный стал, – хвастливо пропела Шмакова. – Моя школа…
– Мы же Маргариту подведем! – пробовал остановить их Димка.
– Заткнись, подпевала! – заорал Валька. – Даешь кино-о!
Ребята повскакали со своих мест и бросились к дверям:
– В кино! Даешь кино-о-о!
Димка загородил им дорогу, но они смели бы его – им так хотелось в кино, – если бы не крик Васильева:
– А у меня нет денег!
Вот тут-то по-настоящему все и началось. Димка почему-то вдруг забыл, что он только что, вот сию минуту, сам не пускал всех в кино, вырвался на середину класса и радостно закричал:
– Васильев! Я тебе одолжу!.. И всем одолжу, у кого нет… – Голос у Димки звучал звонко. – Значит, легенда такая – мы пошли проведать больную физичку!
– У-у-у, Сомов – голова! – восхитился Рыжий. – Навестим больную! Это по-нашему!
– Как тимуровцы! – захихикал Валька.
И Ленка тоже восторженно захохотала: ей понравилось, что Димка такой находчивый.
А он уже командовал, чтобы выходили из класса по двое. И первый рванулся к двери. За ним – Ленка. Она даже кого-то оттолкнула, чтобы не отстать от Димки.
И тут им в спину ударил резкий голос Мироновой:
– А я в кино не пойду!
– Ты? – переспросил Димка.
– Да, – ответила Миронова.
– Смотрите, она против всех! – удивился Димка.
– Против всех! – Глаза у Мироновой засверкали.
– А если мы тебя поколотим? – спросил Валька.
– Попробуйте, – ответила Миронова и гордо расселась на своей парте.
Все как-то сразу приумолкли – никто не решался поднять руку на Миронову. А Димка вдруг рассмеялся, и Ленка следом за ним, хотя и не знала, чего он смеялся. И многие другие рассмеялись, с надеждой глядя на Димку. Не зря же он смеялся. Значит, нашел выход из положения.
– А сила у нас на что, Лохматый? – спросил Димка.
– Сила – это главное! – восторженно ответил Лохматый, поднял Железную Кнопку на руки и под общий хохот вынес из класса…
Ленка испуганно взглянула на Николая Николаевича.
Она каждый раз так испуганно смотрела на него, когда искала помощи и поддержки, когда вспоминала что-нибудь такое, что теперь ей казалось ужасным. Робкий быстрый взгляд ее беспокойных глаз говорил Николаю Николаевичу: какая же я глупая, никчемная и жалкая… На лице Ленки опять жила ни на что не похожая, только ей одной данная, только от нее одной исходящая улыбка, Ленкина улыбка, которая сейчас просила за все прощения.
А тем временем события приобретали несколько иной разворот, чем об этом знала Ленка.
Дело в том, что Шмакова и Попов не пошли вместе со всеми в кино, а остались в классе. Они притаились за шкафом с приборами, а когда все убежали, вышли из укрытия.
И еще на учительском столе стояла копилка, забытая Димкой.
Шмакова, пританцовывая, ходила между партами – у нее было хорошее настроение. А Попов, как обычно, смотрел на нее во все глаза.
– Смотри, Димка забыл свой сундук с драгоценностями. – Шмакова подняла копилку. – Тяжелая. Если бы у меня было столько монет, я купила бы себе колечко. – Она повертела рукой, точно ее палец уже украшало желанное кольцо.
– А я бы купил мотоцикл и два шлема, – вякнул Попов.
– Неужели два? – спросила кокетливо Шмакова. – Зачем?… – Хотя ей-то как раз было совершенно ясно, почему Попов мечтал о двух шлемах.
Попов смутился, но не ответил.
– А почему мы не пошли в кино? – спросил он, стараясь переменить тему разговора.
– Я не пошла потому, что не захотела, – сказала Шмакова.
– А я как ты, – рассмеялся Попов.
– Послушай, Попов… Так зачем ты хотел купить два шлема? – Она чувствовала над ним свою силу, и ей нравилось им командовать.
Попова бросило в жар.
– Ну? – повелительно спросила Шмакова. – Ну что ты тянешь?
– Я… я… – выдавил Попов, пытаясь сознаться, и вдруг он услышал чьи-то спасительные шаги и прошептал: – Кто-то идет!
Шмакова ориентировалась сразу.
– Прячься! – приказала она Попову и сама влезла под парту.
Попов втиснулся рядом с нею.
В класс вошла Маргарита Ивановна, удивленно посмотрела на доску – от ее объявления осталась только подпись, две буквы: «М. И.».
Она медленно стерла их.
– Мы уже пересекли школьный двор, – рассказывала Ленка, – когда Димка спохватился, что забыл копилку.
«Деньги забывать нельзя, – сказал Валька. – А то их могут тю-тю!»
«Я сбегаю!» – восторженно закричала я, рванулась, зацепилась ногой за ногу, грохнулась об асфальт и разнесла коленку в кровь.
«Вот недотепа, – сказал Димка. – Ждите меня за углом».
И побежал в школу.
«Не угодила», – хихикнул Валька.
«А мне не больно!» – сказала я назло Вальке, хотя от обиды и боли чуть не заревела.
«Ты сходи в медпункт», – предложила Железная Кнопка.
Прихрамывая, я заковыляла к школе. Кто-то рассмеялся мне вслед – так я ковыляла, а мне было стыдно своей неловкости, и поэтому я тоже рассмеялась и захромала еще сильнее, чтобы посмешить всех.
Когда я проходила мимо физического кабинета, то услышала голоса Маргариты и Димки и в ужасе остановилась. Значит, Димка попался.
«Ты почему вернулся один? – спросила Маргарита. – А где же остальные?»
«Ушли, – ответил Димка спокойно. – Физичка ведь заболела».
«Но я же вам написала, что будет урок литературы».
«Разве?… Кто-то, значит, стер».
«Ну, у Димки и выдержка», – подумала я.
«Не кто-то, а вы, – резко ответила Маргарита, голос у нее стал чужой. – Не люблю, когда врут».
А Димка ей в ответ, что и он не любит, когда врут.
«Тогда сознавайся… Куда все «слиняли»? Так, кажется, вы это называете?…»
Димка молчал.
«Боишься правду сказать?» – не отставала Маргарита.
Она его стыдила, стыдила, ругала, ругала… Сначала, что мы жалкие людишки. Потом – неблагородные и неблагодарные. И не понимаем хорошего отношения и человеческого участия. Перед самым отъездом… Обидно… Так обидно!.. Прямо нож в спину! Ну никак не ожидала… А у самой голос дрожал.
Мне ее жалко стало. У нее праздник – свадьба, а мы ей нож в спину. А потом у нее голос окреп. Не знаю, чем он ее добил. Может быть, презрительной усмешкой уголком рта – у него такая усмешка.
В общем, она его ругала, а он терпел до тех пор, пока она не назвала его трусом.
«Я трус? – впервые подал голос Димка, и он зазвенел в моих ушах. – Я-я-я-я?!» Так он громко крикнул, так возмутился, что она назвала его трусом.
Он ведь не был трусом. Ты же помнишь, как он у Вальки отбивал собак, как дрался с его старшим братом, с Петькой. Про Димку в школе легенды рассказывали. Он вытащил из горящего сарая кошку только потому, что маленькая девочка плакала – это была ее кошка. Все ее успокаивали, а в сарай, конечно, никто не лез… Представляешь, как он возмутился! Он кошек из огня вытаскивал, хотя их вовсе и не любил, но вытаскивал! А она ему: «Трус, жалкий, презренный трус!»
Димка гордый человек. А она ему: «Жалкий, презренный трус!» Как пощечину отвесила. Наотмашь – хлоп! И звон-н-н по всему классу.
Я стояла за дверью, а схватилась за щеку, будто мне отвесили пощечину.
Николай Николаевич увидел, как Ленка схватилась за щеку, будто все это с Димкой произошло только что, сию минуту, и он не выдержал:
– Да я знаю, знаю, что было дальше! Знаю. Тебе стало жалко Маргариту. Я тебя насквозь вижу – ты же благородная душа, ты вскочила в класс и все ей выложила!..
– Что ты, дедушка, это не я сказала. – Ленка почему-то перешла на шепот. – Димка ей сам выложил всю правду до конца.
– Так это он сказал Маргарите, а не ты? – удивился Николай Николаевич. – Почему же они тогда приставали к тебе?…
Ленка не ответила Николаю Николаевичу, она рассказывала все громче, все быстрее, взахлеб. Слова срывались с ее торопливых губ:
– Когда Димка все сказал Маргарите, она отпала. По-моему, забыла и про свою свадьбу, и про жениха. Ни слова не ответила и выскочила из класса. Я заранее спряталась от нее. Ее каблуки щелкали по пустому коридору, как одинокие выстрелы. Потом она не выдержала и побежала, и стук каблуков участился и слился в сплошную пулеметную очередь: тра-та-та!..
И от Димки я тоже спряталась, когда он проскочил мимо меня, размахивая копилкой. В голове у меня все перемешалось, я выхватила носовой платок, перевязала им коленку – и за ним…
А в это время в классе из-под парты высунулась хитрющая мордочка Шмаковой и совершенно ошеломленная физиономия Попова. Выражение их лиц удивительно точно передавало настроение: Шмакова была очень довольна, ее лицо озаряла странная многозначительная и таинственная улыбка, Попов же был растерян и даже потрясен.
– Видал? – Голос Шмаковой вздрагивал от возбуждения.
– Ну, Димка! – Попов еще не знал, как относиться к происшествию, которое произошло у них на глазах, и с надеждой взирал на подружку. – А что теперь будет?
– Родителей начнут таскать, – ответила Шмакова. – А мы с тобой в порядке.
– Ох, у тебя и голова! – восхищенно сказал Попов. – Член правительства… Я им не завидую.
– А я не завидую Сомову. – Шмакова снова улыбнулась и пропела «лисьим» голоском: – Они ему устроят кино…
– Лохматый его – в бараний рог! – хихикнул Попов, желая угодить Шмаковой.
– Интересно, что теперь скажет Бессольцева?… – Шмакова задумалась, но вот какой-то четкий и ясный план созрел в ее голове. Она схватила портфель, крикнула Попову на ходу: – Быстрее!.. Посмотрим, как Димка будет сознаваться… Это же концерт! – и выскочила из класса.
Попов, как всегда, следом за нею.
– Я догнала Димку на улице, – продолжала Ленка. – Он вначале бежал быстро, решительно, потом почему-то пошел медленно, а потом вовсе потащился… И даже несколько раз останавливался, словно вообще не спешил в кино.
Наконец мы нагнали ребят. Я думала, Димка сразу все расскажет, и мы ни в какое кино не пойдем. А он – нет. Не рассказал. Может, не хотел им портить настроение? И все пошли в кино.
В кино я все время думала про Димку и Маргариту, ничего не видела, никак не могла сосредоточиться и мороженое, которое мы ели, уронила на пол.
После кино я опять ждала: вот сейчас Димка расскажет про Маргариту, вот сейчас Димка расскажет про Маргариту… Меня так колотило, что Железная Кнопка заметила и спросила, чего я так дрожу. Я ответила, что не знаю, а сама подумала: «Может, Димка не сказал ничего ребятам потому, что решил раньше посоветоваться со мной? Я же его ближайший друг».
Потом все разбежались, и мы остались с Димкой вдвоем. И опять я ждала и думала: вот-вот он все расскажет. Шла и заглядывала ему в глаза. Но он ничего не сказал, а я не спросила.
Потом я себя ругала, что была дурой. Ты подумай!.. Если бы я его спросила, если бы я сказала, что я все знаю, то все-все было бы иначе. Дедушка, он правда думал, что он герой. Он еще не знал про себя, что он трус, так же как я не знала, что очень скоро стану предательницей.
– Какая же ты предательница, если это сделал он? – спросил Николай Николаевич.
– Самая настоящая. – Ленкино лицо вновь приобрело печальное выражение, сжалось, сморщилось, она боролась со слезами. – Хуже его в сто раз. Ты вот слушай, слушай, и сам увидишь…
– На следующее утро, когда мы вошли с Димкой в класс, нас встретила веселая нарядная толпа. Не класс, а клумба с цветами. Все были готовы к путешествию. Только одна Миронова, как всегда, была в школьной форме.
Когда появилась Маргарита, то все девчонки ей захлопали, потому что она была в новом красивом-красивом розовом платье с красным цветком – она же уезжала на свадьбу! Но Маргарита не обратила никакого внимания на наши восторги.
Я увидела ее лицо и испугалась. Посмотрела на Димку – вижу, и он испугался. Ну, подумала, сейчас нам влетит за вчерашнее. И отгадала.
Маргарита держала в руке листок бумаги, который оказался приказом директора.
Ты знаешь, что там было написано?… «За сознательный срыв урока учащимся шестого класса в первой четверти снизить оценку по дисциплине. Классному руководителю Маргарите Ивановне Кузьминой объявить выговор. Довести обо всем случившемся до сведения родителей учащихся…»
Вот что там было написано. А мы сидели разряженные в пух и прах. Мы же собирались в Москву. Проходы между партами были заставлены чемоданами.
А на учительском столе возвышалась копилка. Мы мечтали разбить ее при Маргарите, чтобы взять эти деньги с собой на веселье.
И тут мы услышали, что во двор въехали автобусы, а в школе раздался продолжительный звонок – это был сигнал к отъезду! Мы тоже сразу рванулись к своим чемоданам. А Маргарита как крикнула:
«На места!»
«А что вы так кричите? – с вызовом спросила у Маргариты Миронова. И потом осадила ее так, как только она одна умела: – Мы же люди, а не служебные собаки».
Сразу стало тихо-тихо, но никто не садился обратно, все стояли и ждали, что будет дальше. Маргарита буквально позеленела. Платье розовое, а сама зеленая.
«Вы же еще обижаетесь, – возмутилась она. – Ну что вы стоите?… Я же сказала – садитесь по своим местам».
Все поползли к партам, а я почему-то села на свой чемодан. И конечно, упала вместе с ним. А следом другие чемоданы попадали. Грохот поднялся.
«Бессольцева, не паясничай, – сказала Маргарита, – не поможет».
«Я не паясничаю», – ответила я.
На самом деле я не паясничала. Просто испугалась ее крика. Когда на меня кричат, я обязательно что-нибудь не то сделаю – у меня всегда так.
А все этажи уже взорвались, как бомба, и десятки ног с топотом неслись по коридору и лестницам, и десятки голосов радостно галдели, проносясь мимо наших дверей. Какой-то умник всунул голову в наш класс и завопил:
«Чего вы сидите?» И исчез.
Рыжий не выдержал:
«Маргарита Ивановна, мы на автобус не опоздаем?»
Он так вежливо у нее спросил.
«Не опоздаете, – ответила Маргарита, – потому что вы никуда не поедете!»
Вот тут, можно сказать, все онемели. Мы не едем в Москву! Этого никто не ожидал.
«Как… не поедем?» – заикаясь, спросил Рыжий. Он был в ужасе.
«Вы уже повеселились», – сказала Маргарита.
Попов вскочил и схватил два чемодана – свой и Шмаковой.
«А мы, – говорит, – в кино не ходили! Мы со Шмаковой ни при чем!»
«Но и на урок вы не явились. Так что никто никуда не поедет!»
А Попов стоял с чемоданами, и вид у него был дурацкий.
«Поставь чемоданы!» – приказала Шмакова.
И вот в это время вдруг раздался смех. Все вздрогнули. Кто это смеется в такой момент? Что за сумасшедший! А это – Васильев! Наш чудик.
«А ты чего веселишься?» – спросила Маргарита.
«Я догадался – вы нас просто пугаете!»
«Я пугаю? – удивилась Маргарита. – С чего ты взял?»
«А почему вы тогда в новом платье?» – спросил Васильев и засмеялся от собственной догадливости.
– Я вижу, он хороший парень, твой Васильев, – заметил Николай Николаевич.
– Он прихлебатель Лохматого и Железной Кнопки. Вот он кто. Ходит за ними тенью… Не перебивай меня, сам дальше увидишь, какой он хороший. Все они такие хорошие, прямо золотые – ты увидишь!.. Ты лучше слушай, слушай!.. Значит, когда этот чудик сказал Маргарите, что она шутит, то она ему ответила, что вовсе не шутит. С чего ты это взял, мол, дурачок такой-этакий. «Я, – говорит, – в новом платье, потому что я еду в Москву. Это вы не едете!»
У Васильева вытянулось лицо.
«Это нечестно, – сказал он. – Директор объявил выговор вам и нам. А теперь вы едете, а мы нет. А мы же вместе собирались».
А Маргарита как стала возмущаться:
«Ты на самом деле так думаешь, Васильев? Или прикидываешься?»
«На самом деле».
«Ну, тогда я тебе все объясню, – с угрозой произнесла Маргарита. – Я в кино не убегала, а пострадала из-за вас. Получила выговор. Вполне достаточно для меня. Я должна была раньше уехать в Москву, имела полное право, а я отложила свой отъезд. – Маргарита возмущалась и от этого из зеленой стала розовой, под цвет платья. – А из-за чего я отложила свой отъезд?… Из-за вас, чтобы поставить вам три-четыре лишние пятерки, чтобы доказать, какой у меня необыкновенный класс. В Москве, – говорит, – на меня обиделись…»
Ну нам-то всем было понятно, кому она звонила и кто на нее обиделся – жених. Она с этим женихом прямо обалдела. В день по сто раз про него вспоминала, даже когда не надо: «Жених, жених!..»
И тут, когда Маргарита сказала про жениха и про пятерки, Железная Кнопка вскочила, сама побледнела, но спокойным-спокойным голосом, ленивым таким, объявила:
«Нам не нужны ваши «лишние пятерки», так что вы зря не уехали, и на вас бы тогда никто не обиделся».
Представляешь?… Миронова кому хочешь все что угодно может сказать, если думает, что она права.
Маргарита от ее слов обалдела. У нее чуть глаза не повисли на ниточках. Она прямо заикой стала.
«Как же вам, – говорит, – не стыдно?…»
«А чего нам стыдиться? – вставил Валька. – Мы ничего не украли».
А Маргарита еще больше обалдела:
«Ты что же, думаешь, что надо стыдиться только воровства?»
«А чего же еще? – Валька засмеялся. – У нас всё в законе».
«Тогда, может быть, вы в кино сбежали нарочно, чтобы подвести меня?» – в ужасе спросила Маргарита.
«Конечно-о-о-о!»
«Мы нарочно-о-о-о-о!»
Они кричали эти слова, и им совсем не было жалко Маргариты. Они как с цепи сорвались. Это они от обиды на Маргариту и на себя, что оказались дураками – променяли Москву на кино.
А Димка вертелся волчком, подбегал то к одному, то к другому, стараясь заткнуть ребятам рты, прямо летал по классу.
А ребята орали:
«Мы в Москву не хотим!..»
«Нам бы двоек побольше!..»
«Вот какие вы, оказывается, – сказала Маргарита. – Тогда мне с вами больше не о чем говорить». И пошла к выходу.
«Маргарита Ивановна, постойте! – Димка пытался ее остановить. – Они же шутят!.. – Он суетился возле нее, забегая вперед. – Мы же работали!.. В Москву на свои деньги… Я сейчас к директору… Он нас простит. Честное слово, мы больше не будем. Маргарита Ивановна, можно я к директору? – Он прижался спиной к двери и не выпускал ее. – Вы же нас потом сможете наказать, Маргарита Ивановна!»
«Пусти, Сомов! – приказала Маргарита. – Ты поздно спохватился».
«А что же нам делать с копилкой?» – спросил Димка. Маргарита крутнулась на каблуках, медленно вернулась, взяла копилку в руки, подняла высоко над головой и… грохнула об пол! Представляешь! Ну, это было как извержение вулкана! Или как землетрясение!.. Лично у меня пол под ногами заходил ходуном.
До сих пор мы еще на что-то надеялись, вроде чудика Васильева. А тут поняли: не видать нам Москвы как своих ушей.
«Можете теперь ходить в кино хоть каждый день», – сказала Маргарита и удалилась.
Все сидели тихо, но, как только дверь захлопнулась, бросились к разбитой копилке.
И началось…
«Давайте ей назло разделим деньги и погуляем!» – крикнул Валька.
А чудик Васильев еще хотел их остановить.
Лохматый оттолкнул его и приказал:
«Дели, Шмакова!»
Шмакова собрала все деньги, перенесла их на стол и стала считать.
«Ух, заработали!» – Валька глотал слюну, точно перед ним были не деньги, а вкусная еда.
А Димка вдруг сорвался с места как бешеный и стал всех отталкивать:
«Не трогайте! Я сейчас эти деньги сам соберу и достану новую копилку!»
Он хватал деньги, рассовывал их по карманам, а сам говорил, говорил:
«Мы еще заработаем и махнем в Москву на зимние!..»
А Валька вцепился в него и завопил, что эти деньги общие, что Димка всех грабит.
Ну, тут на помощь Вальке бросились Лохматый и Рыжий. Они скрутили Димке руки, влезли в его карманы и вытащили деньги. А он, такой бедненький, бился у них в руках, изворачивался, выкручивался. Потом они его отпустили.
«Дели, Шмакова!» – приказал Лохматый.
«Шмакова, не надо! – Димка еле переводил дух. – Не слушай Лохматого!»
«Не командуй, Димочка, – ласково пропела Шмакова. – Я же тебе не Бессольцева. – А сама косилась на Димку, ну нарочно поддразнивала его, ласково напевая: – Что же ты не дерешься, не отстаиваешь свои принципы?… Ты же у нас честный и решительный. Ах ты, Димочка, Димочка! Командир ты наш главный… Откомандовался!..»
Я же тебе говорила, что она настоящая лиса, поет сладким голосом, будто колыбельную, будто укачивает тебя своей лаской, а сама под дых бьет. И Димку она совсем убила – он сидел как побитая собака. Мне его было жалко.
А Шмакова тем временем считала деньги – шевелила губами, точно листья шелестели по траве. Нос у нее удлинился, она и носом помогала себе считать. Только один раз отвлеклась, когда краем глаза увидела, что Валька стащил рублевку и спрятал в карман. Тут она закричала не своим голосом, что Валька прикарманил рублевку.
Лохматый схватил Вальку за шиворот, тот сразу вернул деньги и сделал вид, что обиделся, что, мол, они не поняли его шутки.
«Не на такую напал. Знаем мы твои шутки, – зло отрезала Шмакова и снова радостно запела: – Все!.. Чин чином. Как в кассе – по двадцать три рэ!»
На учительском столе лежало тридцать шесть стопок денег – по числу ребят в нашем классе.
«Ну что же вы, работнички, рты раскрыли? Налетайте! – Шмакова аккуратно подцепила одну стопочку. – Прикоплю еще и куплю голубую куртку. Я в нашем универмаге видела. Обалденная!»
За Шмаковой деньги схватил Валька… и тут же пересчитал.
«Не доверяешь?» – усмехнулась Шмакова.
«Деньги счет любят», – ответил Валька.
Потом стали брать другие… Одни хватали, другие брали небрежно, третьи пересчитывали. Лохматый взял две стопки и одну отнес Мироновой.
На столе остались Димкины деньги и мои.
«А вам что, деньги не нужны?» – спросила Шмакова.
«Они бессребреники», – хихикнул Валька.
Димка стоял рядом со мной, и я чувствовала, как его бил озноб. Он рванулся к столу, схватил свои деньги и заорал:
«Жмоты несчастные!.. Подавитесь этими деньгами!.. – Он подскочил к Вальке: – На тебе!.. На!..» И стал совать ему свои деньги.
Я обрадовалась, что он снова храбрый, и тоже закричала:
«И мои отдай!»
Метнулась за деньгами и сунула их Димке.
А он совал Вальке эти деньги, а они падали на пол и рассыпались, потому что Валька испуганно отступал от него, отталкивал его руки и твердил:
«Да отстань ты от меня, псих!..»
Васильев крикнул, что пусть все деньги вернут Димке и что правда можно поехать в Москву зимой.
«Правильно, ребята! – подхватил Димка. – Сваливай сюда деньги!» И он подобрал деньги с пола и сложил их обратно на учительский стол.
А я от него зарядилась храбростью, как электричеством. Меня прямо распирало от гордости за Димку: все-таки большинство ребят по-прежнему его уважали. Я подумала, что сейчас самое время рассказать про Маргариту. Он ей все выложил не от трусости, а оттого, что был за правду.
И я теперь тоже носилась по классу, подскакивала к ребятам и говорила: «Давайте деньги, давайте, возвращайте!» И кое-кто мне уже вернул, но я не успела даже положить их на учительский стол, потому что тут нас подкосила Железная Кнопка.
«Надоело, Сомов, – сказала она. – Ну что ты все болтаешь языком, болтаешь, а надо узнать главное».
«Вы слышали, ребята, что она сказала? – У Димки еще блестели глаза. – Я болтаю… Я предлагаю заработать побольше денег и поехать на зимние каникулы в Москву… А она называет это болтовней! – Он подошел к Мироновой: – Ну скажи нам тогда ты, дорогая Железная Кнопка, если я болтаю, то что же ты считаешь главным?» Он склонился к ней и приложил к уху ладонь: мол, плохо вас расслышал, повторите.
И я тоже повторяла, вслед за ним, каждое его движение и слово:
«Ну скажи нам тогда ты, дорогая Железная Кнопка, что же ты считаешь главным?» – и приложила ладонь к уху.
Но нам с Димкой наши остроумие и находчивость не помогли.
Мы не испугали Железную Кнопку. Она – не я. Она сама кого хочешь испугает. Она мне нравится, только она очень беспощадная.
«Ребята! – крикнула Железная Кнопка, не обращая на нас внимания. – Знаете, что главное? Я поняла. Кто-то донес Маргарите, что стерли ее надпись на доске. Так что выходит – нас предали».
Она умная, Железная Кнопка, догадалась. А я, когда услышала ее слова: «Нас предали», закачалась. Меня как обухом по голове стукнуло. Посмотрела на Димку, хотела ему крикнуть: «Ну чего же ты молчишь, потом поздно будет!» А у самой от страха язык окостенел. И Димка, вижу, сник. И блеск у него в глазах пропал, и храбрость куда-то улетучилась. Вот так Железная Кнопка – взяла Димку на зубок и перекусила.
Ну, тут и началось. Все ребята стали кричать. Они вопили как сумасшедшие:
«Ну, мы его!..»
«Найдем предателя!»
«Среди нас окопался гад!»
«Тихо!.. – заорал Лохматый. – Выходит, кто-то из наших наклепал Маргарите?…»
«Выходит», – ответила Миронова.
«А кто?» – спросил Лохматый.
Стало тихо.
«Кто предал? Кто же предал?» – думали ребята, поглядывая друг на друга.
Это для них была тайна, и им во что бы то ни стало хотелось ее узнать. Теперь они были все заодно, и получалось, что все против нас.
Они смотрели в рот Железной Кнопке: что она скажет дальше?
Железная Кнопка подозрительно осматривала нас – искала предателя. Глаза у нее были въедливые-въедливые, медленно двигались по нашим лицам. Она еще не добралась до нас с Димкой, а я уже дрожала от страха, потому что Железная Кнопка прожигала насквозь. А когда она посмотрела на Димку, то сказала странным голосом, растягивая слова:
«Дим-ка-а-а… А ты же воз-вра-щал-ся…»
На меня эта ее манера растягивать слова плохо действовала. Я сидела ни жива ни мертва.
Нашу парту окружили несколько человек во главе с Мироновой, и по классу пошел шорох, что, конечно же, Димка возвращался за копилкой.
«Точно! – Лохматый схватил Димку за грудки. – Ты возвращался? А ну признавайся!.. Нарвался ты на Маргариту?… И все ей выложил?»
«Он же у нас чистенький! – крикнул Валька. – У него совесть есть, мог и признаться».
«А ведь главное не совесть, а сила! – Лохматый занес над Димкой здоровенный кулак. – Я вот тебя как стукну в лоб, ноги отлетят!..»
«Ой, ой, – пропела Шмакова, – а он испугался. Ребята, а наш храбрый Димочка испугался. Вот номер!» И затряслась от смеха.
А Димка и правда испугался. И я тоже испугалась. Он вырвался: да отстаньте, мол, с вашими глупостями, хотя это уже были не глупости.
«Ребята, Димка что-то утаивает! – закричал Валька. – Это же факт, утаивает! Смотрите, смотрите, у него глаза бегают! – Он захохотал. – Бегают! Ох, бегают!»
«Отвяжитесь!.. Надоели, придурки! – вдруг каким-то чужим голосом выкрикнул Димка. – Из-за вас в Москву не попали!.. «Даешь кино! Даешь кино!» Вот вам ваше кино – боком вышло!»
Димка растолкал кольцо ребят и пошел к выходу. Я – за ним. А Железная Кнопка так ехидно-ехидно, небрежно-небрежно, с легкой улыбочкой бросила нам вслед:
«А я знаю… кто предатель!»
Мы с Димкой остановились как вкопанные – прямо приросли к месту. Куда нам теперь было бежать, если Железная Кнопка все знала?…