Владимир Ильич Титомиров
Пора любви
"Пора любви!
Какое томное волненье
В моей душе, в моей крови!"
А. Пушкин. "Евгений Онегин".
"Чем больше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей."
А. Пушкин. "Евгений Онегин".
"Там, где ощущается недостаток во всём, природа отдаёт всю себя безраздельно. Для камня у неё есть плющ, для человека – любовь."
В. Гюго. "Человек, который смеётся".
От автора
Не пугайтесь этого длинного предисловия. Оно – потому, что эта книга – не легкомысленный роман, каких много, а серьёзный рассказ о непростом времени.
Автор исходил из того, что исходный материал, письма, был настолько уникальным, что, в отличие от всех других романов, читателю будет полезно и интересно сразу знать, что было исходным и чем он закончился.
Итак, исходным было то, что в руки автора попала вся переписка двух молодых людей от их знакомства до их свадьбы. И самое чудесное было то, что вместе оказались письма их обоих. Так оказалось, что они оба дорожили полученными ими письмами и сохранили их. А когда они объединились, то и письма оказались в одной пачке. Автор романа работал на большом предприятии и имел доступ во многие его отделы, в том числе и в машинописное бюро. Он упросил одну из машинисток, и она отпечатала на машинке все эти письма. Далее была большая работа, в результате которой автор придал всей рукописи оригинальную форму "романтической симфонии" и сопроводил её полезными комментариями и дополнительными сведениями, которыми он располагал, т. к. хорошо знал героев романа в течение длительного времени их жизни. Это и позволяет надеяться, что у читателя не останется никаких неясностей и сомнений в правдивости всего рассказа в целом. А теперь – всё по порядку.
* * *
Сомневающимся, стоит ли читать эту книгу, могу посоветовать сразу заглянуть в авторское послесловие, обстоятельно объясняющее её уникальность. Помещено оно в конце именно потому, что его суть будет понятнее всем после знакомства с содержанием книги.
Для начала хочу объяснить, почему я взялся зв перо. Для этого – много различных причин. О некоторых из них лучше сказать сразу.
Общество можно подразделить на талантливых и гениальных, благополучных. и неудачников.
Быть неудачником, – что и говорить? – плохо. Талантливые и, тем более, гении, – дар Божий. Это – особенное счастье, но это – и большая обуза, ибо талант и гениальность очень ко многому обязывают, лишают человека возможности полностью распоряжаться своей судьбой, т. к. "талант нельзя зарывать в землю".
Иное дело – благополучный член общества, коих большинство. Ему никто не мешает распоряжаться собой, как он хочет и может, быть в определённом смысле самым свободным. И именно поэтому некоторые талантливые люди, которых, видя их неординарность, близкие за это называют в результате «ленивыми», предпочитают жить жизнью рядовых, просто благополучных. И как то ни странно, нередко именно такие люди распоряжаются своей жизнью с наибольшим удовольствием. И среди рядовых благополучных находятся такие «умельцы», которые оказываются в итоге самыми счастливыми.
Пережив много и многое прочитав, я и «нацелился» на подобное, полное счастье (впрочем, кто к нему не стремится?!). И считаю, тьфу-тьфу-тьфу, – в этом преуспел.
Вырабатывая жизненные принципы, я взял для себя за основу целый ряд из них. Один из них, основной для меня, изложил Виргилий:
"Из первых пусть последним буду слыть,
Но лишь бы из последних первым быть."
По своей сути, это – то, что я вначале изложил своими словами.
Вывод: рядовой счастливчик – идеал для масс. Идеал это и для меня.
Ещё о том же. Кто-то сказал, что тот прожил жизнь счастливо, кто сумел посадить дерево, испытать взаимную любовь и написать книгу. Я бы к этому добавил ещё очень многое, в чём мне удалось преуспеть, но с удовлетворением отмечу, что эти три условия мне повезло выполнить. Замечу при этом, что и дерево посадил не одно, и книг написал – три, а вот взаимная любовь, слава Богу, одна.
Не стану развивать уже высказанное. Скажу только, что для счастья необходимо многое пережить, передумать, познать и прочувствовать. И чтобы быть по-настоящему счастливым, одной удачи мало; надо знать цену счастья и уметь увидеть путь к нему, завоевать его и затем удерживать. Это касается всех жизненных вопросов, начиная с природных данных, – здоровья, успехов в труде и прочих занятиях… Ну, и конечно же, если не в первую очередь, – умение находить знакомых, друзей, и венец всего – взаимная любовь.
Но все вопросы любви – самое, на мой взгляд, трудное в жизни. Конечно же, тут ничего не поделать без удачи. Очень трудно встретиться с соответствующим человеком. Но и одной удачи, ох, как мало! Важное невозможно перечислить, как и вообще трудно об этом даже говорить. Нет ничего, что бы не было важно для настоящей любви.
Замечу, что именно поэтому столько написано о ней, и именно поэтому я решил обстоятельно осветить этот вопрос в этой моей книге, исходя именно из того, что найдутся такие читатели, которым изложенное здесь будет очень полезно, и ничто не окажется лишним. Продолжу.
Иными словами, научить искусству любить, быть счастливым, другого человека – совершенно безнадёжное дело, хотя её ростки заложены в нём от природы.
В чём я уверен, так это в том, что для этого надо, как говорят, "пройти сквозь огонь, воду и медные трубы".
Это отнюдь не значит, что нельзя обрести эти свойства "в мирных условиях". Но тогда надо уметь извлекать из искусства и литературы то, что другие пережили в жизни и затем изложили в своих произведениях.
Подчёркиваю особо: но тем не менее, в какой-то степени всё это можно почерпнуть из искусства и литературы.
Хотелось бы, чтобы и эта книга смогла быть полезной хоть кому-нибудь для такой цели.
А что касается автора книги, и, соответственно, её героев, то они пережили до того, как их свела судьба, такое, чего не дай Бог никому пережить впредь.
Разумеется, характер и рамки этой книги не позволяют здесь начать с рассказа об их прошлом. Это может быть, и в конце концов стало, содержанием совсем другой книги, или – книг.
Откровенно говоря, ещё один рецензент, прочитав рукопись, порекомендовал написать предисловие с рассказом о прошлом авторов писем. Автор этим занялся, надолго отложив сами письма. А этот рассказ, но не в отношении одного из них, а о самом авторе этого романа, так разросся, что затем и перерос в отдельные книги, которые в конце концов и были завершены ещё раньше.
Для тех же, кто этих книг раньше не прочтёт, перечисляем основное из пережитого ими, чего уже может быть достаточно для лучшего понимания содержания писем: война, безвременная потеря близких от руки врага, вопиющая несправедливость соотечественников по отношению к родным, близким и к ним самим…
Всё это в чрезмерном количестве предоставила нашим героям советская действительность в первой половине ХХ века. Оно счастливым образом закончилось за какие-нибудь 3–4 года до описываемого здесь времени.
Могу сказать, что люди испытывают радостные чувства уже на пути к ожидаемому счастью, ну, и конечно же, – при его достижении. И надо уметь периодически, как бы со стороны, видеть свою жизнь и ценить «мгновенье» (вспомните у Гёте: "Остановись, мгновенье. Ты прекрасно!").
И, конечно же, я боюсь скептиков, которые, ещё не открывая книгу, скажут: "Любовь? Да она в каждой книге!" А на упоминание о войне они, возможно, скажут: "Пережили войну? Да её пережила вся страна, а мировую – весь мир!" И затем: "Не пора ли уж об этом, по крайней мере, о войне, уже перестать? Надоело и так! Сколько можно?!"
Отвечу коротко.
Любовь – тема вечная, и в жизни и в книгах. Писали, пишут и будут писать всегда. И всегда найдутся читатели.
А о войне. Во-первых, здесь я о войне не пишу, а просто пояснил, что мои герои потому особенно ценят мир во всём его многообразии, что пережили войну. И слава Богу, вышли из неё здоровыми, молодыми, привлекательными, жизнелюбивыми…
Мир, а затем – «оттепель». Это ведь было такое счастье всего народа и каждого в отдельности!
Не передать, сколько было до того самых невероятных, грандиозных обещаний! И сколько несбывшегося, заблуждений!
А Победа после такой войны, к которой даже не подобрать эпитетов!.. А "оттепель"– счастливая пора после разоблачения культа личности, – после невероятных репрессий и физического истребления цвета нации.
И хоть это, конечно же, "радость со слезами на глазах", но это – великая радость! И к этой радости добавляется ещё невольное эгоистическое сознание, что посчастливилось выжить, что дожили до такого времени! Что именно мы – даже ещё счастливее многих, ныне живущих!
И потому это предисловие. И именно в этом особенность того времени и неповторимость и тех писем, и тех чувств, которые переживали, о которых писали мои герои!
Итак, в середине 50-х годов к величайшей, неутихающей, радости Победы прибавилась большая радость, – что остались позади кровавые репрессии в Советской России. И именно в это время, после всех испытаний и в пору последовавшей затем всеобщей радости, в чём им пришлось участвовать, и посчастливилось встретиться героям этой книги. А то, что было с ними потом, и легло в основу содержания книги.
И именно уникальность этого времени делает всё содержание книги тоже особенным. Но если кто-нибудь подумает, что жившим тогда можно позавидовать, то это было бы ошибочным, ибо не дай Бог этого никому в будущем! Об этом лучше прочесть особо…
Здесь я решил было закончить мою вступительную часть. Подумал, что изложенного в ней достаточно для понимания прошлого героев книги, и не слишком много, что могло бы утомить читателя до того, как он приступит к главному. Хотел вторую часть этого вступления перенести в конец книги. Но как ни пытался это сделать, ничего лучшего не получилось. Поэтому уж продолжу здесь, оправдываясь тем, что упоминание и объяснения того времени, которое пережили мои герои до их встречи, уж слишком грандиозны, чтобы о них упомянуть вскользь.
И так, продолжу здесь.
Авторы и герои писем, лёгших в основу «симфонии», Вадим и Марина, родились и жили до встречи он – в Ленинграде, она – в Москве, всю войну пережили он – в блокированном городе, она – в эвакуации в Сибири, оба имели родственников под Одессой, благодаря чему там и встретились.
Хочу немножечко пооткровенничать о Вадиме в то время, чтобы читатель более конкретно представлял трудности, с которыми ему пришлось столкнуться.
Кончились война, блокада Ленинграда, в течение которых Вадим безвыездно был в своём родном и любимом городе. А через два года его сочинение на выпускных экзаменах при окончании школы было отправлено в Городской отдел народного образования (Гороно) с оценкой, поставленной в школе, – «отлично» на предмет согласования, согласно установленному порядку, и разрешения его автору вручить золотую медаль. Но вернулось оно с оценкой «хорошо», что лишало автора сочинения всякой медали!.. За что? Никому не рассказывали и не доказывали. Он пытался спрашивать. Ему только сказали, что будто бы он написал "о счастьи", а надо было "о счастье". Вот вам и счастье! Именно на этом слове его лишили той заслуги, о которой все в школе говорили, что уж он-то получит её точно! И ещё добавляли: "Счастливчик! Будешь отдыхать всё лето и поступишь без экзаменов и вне конкурса в любой ВУЗ!"
Мог ли он тогда знать, что коммунисты везде в России установили свои порядки и свой контроль, при котором никто с сомнительной биографией не мог на что-либо претендовать?! И в самом деле, могли ли они допустить, чтобы золотую медаль получил сын бывшего коммуниста, исключённого до войны из партии?
А в лето 1947 года, ровно за 10 лет до времени описанной здесь любовной истории, он всё лето проходил с температурой, потому что его лишили безусловно обещанной и по неведомой причине не присуждённой медали, и не только золотой, но и серебряной тоже, т. к. «четвёрка» по сочинению лишала такой возможности. И, главное, – пришлось сдавать экзамены при поступлении в ВУЗ, да ещё и не приняли на тот факультет, куда он хотел, а предложили другой факультет.
Чтобы понять, как "закалялась сталь", доскажу, что ещё было до начала "симфонии".
Два года спустя, в 1949 году, отец Вадима был объявлен "врагом народа", арестован и отправлен в Сибирь, в лагерь политзаключённых строгого режима, где – шаг в сторону и – смерть. И там он, ни в чём не повинный, отбыл наказание, вычеркнув из жизни 5 лет, а осуждён был на дольше. За что? Отсидел до самой кончины "великого вождя всех времён и народов" – Сталина, и только ещё год спустя, полностью оправданный, вернулся в сопровождении медсестры, так как сам двигаться не мог, перенеся там, проделанную самими заключёнными, тяжелейшую внутриполостную операцию. Это было в 1954-м году.
Вот вам – маленькая вводная иллюстрация, чтобы вы представляли хоть чуть-чуть, какое тогда было время и насколько тогда были велики переживания, насколько обострённо воспринималась тогда любая возможность быть хоть чуточку более счастливыми!
Обо всём этом уместно подробнее рассказать отдельно. А сейчас я поначалу не хотел даже упоминать о пережитом, чтобы не омрачать читателю предложенную его вниманию романтическую историю.
Но потом я решил (да ещё и мне подсказали), что всё-таки хоть что-то сказать надо, а то ведь так и не поймут, откуда такие чувства у совсем ещё молодых людей. Да, они оба многое могли бы ещё рассказать в своих письмах и друг другу, и нам с вами, о том, как досталось и им самим, и их близким, и всему российскому народу. Но они парили над всем этим на крыльях неожиданно нахлынувших романтических чувств, и постарались забыть, забыли, как только могли, обо всём том… Ибо иначе их счастье не было бы таким полным.
Замечу, правда, что на самом-то деле, прошлое полностью забывать нельзя. Но к нему надо уметь так относиться, чтобы оно не мешало, а, наоборот, помогало, ещё больше ценить жизнь и всё то хорошее, что встречается на жизненном пути.
Время спустя добавляю. Передо мной – книга Стендаля "О любви". И характерно, что она относится ко времени после войн Наполеона, спустя около 10 лет.
Вот и эта книга – тоже, как видно уже по названию, о любви. И время приведённой здесь переписки – спустя всего 10–12 лет после окончания войны, когда наступила совершенно другая пора. Так повезло нашим героям!
На основании этого, к сожалению, не получившегося коротким, вступления читатель должен понимать: ни война, ни блокада, ни трагедия с близкими не повлияли на психику живущих после этого наших соотечественников. Они сумели её уберечь, и потом прожить полноценно. Видимо, сказались природный, да и заложенный воспитанием, оптимизм, и жизнелюбие молодости.
Поэтому прошлое героев я "вынес за скобки". Но в то же время я решил его не скрывать, ибо надо понимать, что именно благодаря этому у них появилось обострённое восприятие жизни, красоты природы и человеческих чувств. И хочется надеяться, что те, кому в жизни не придётся переживать серьёзных трудностей, смогут прочитанным здесь восполнить своё "душевное воспитание" для того, чтобы уметь обрести счастье в жизни, не упустить его.
Вот что я хотел, и, надеюсь, что смог, донести до читателя перед тем, как он приступит к основному чтению.
Я рассчитываю на такого читателя, который проникнется сказанным, книга заинтересует его, и именно из неё он захочет и сможет почерпнуть для себя и опыт и интерес.
Полагаю, что написанного здесь достаточно для полного восприятия основного содержания этой книги. Ну, а если читатель не смог раньше прочесть другие книги этого же автора, то сможет поискать их и прочесть потом.
Это предисловие было написано 22 ноября 2000 года, в канун нового тысячелетия, и 43 с половиной года спустя то время, когда были написаны приведённые здесь письма. При переводе рукописи, написанной на бумаге, в компьютер, много лет спустя, автор лишь немного её подкорректировал, не затрагивая, конечно же, текста писем, кое-что добавил и в это предисловие.
Читая письма, имейте ввиду, что их авторам и героям было – Вадиму – 28 лет, а Марине – 22 года. Из классической литературы автор сделал вывод, что идеальный возраст для молодожёнов: жениха – 24 года, невесты – 18 лет. Если считать, что у всех, переживших войну, её время как бы вычеркнуто из жизни, то и получается, – надо прибавить 4 года войны к их возрасту. Иными словами, возраст Вадима и Марины был идеальным! И вообще, много счастливых совпадений легло в основу их счастья, а осбенно – что позади было трагическое прошлое, что они оказались в одно время в одном месте, что связали свои судьбы в одну, и многое-многое другое…
Ну, а теперь я считаю, что всё необходимое для достижения максимума сделано, и вы, уже вполне понимая, что к чему, читайте основной текст.
Добавляю только ещё, годы спустя. Эти письма важны ещё тем, что вскоре позже техника общения перепиской кардинально изменилась, обрела компьютерную форму, при которой уже проследить развитие отношений, создать полноценную документальную рукопись, стало совершенно невозможно. Так что этот роман, в сущности, – последний такого рода.
И ещё – о некоторых особенностях создания этого романа, которые тоже сразу важно знать читателю.
После свадьбы, которая и есть – финал этого романа, Марина приехала к Вадиму в Ленинград. С собой она привезла его письма. Он их соединил с сохранившимися письмами от неё. Потом Вадим передал их автору. И на их основе родилась рукопись романа.
Ну, и последнее. Автор дал почитать эту рукопись одной приятельнице и своему другу-литератору-профессионалу, ничего не сказав об особенностях её создания. От них обоих он получил много замечаний, именно по сути писем, как-будто это вовсе не подлинные письма, а плод фантазии автора романа.
Например, друг-литератор написал, что он считает письма Марины излишне тёплыми. Так выглядело, что он советовал бы их переработать. Но мы-то с вами знаем, что они – подлинные и максимально сохранённые.
Автор счёл, что эти замечания рецензента придают особый смысл содержанию писем, и, как видно, некоторые из них привёл в тексте книги.
И ещё читателю следует иметь ввиду следующее. Чтение ещё усложняют вставки от автора. Первоначально они были все ввиде сносок внизу листов. Но при малейших изменениях эти сноски перемещались снизу листов. Поэтому здесь информация от автора дана иногда – сносками, а большей частью – в квадратных скобках в нужных местах. Исключения составляют длинные пояснения – комментарии, которые приводятся с пометкой "К".
Таким образом, замечания рецензета и автора романа призваны помочь читателю получше прочувствовать особенности этих писем.
Итак, роман-"симфония" перед вами. Наслаждайтесь!
Программа симфонии[1]
Программа.
Первая симфония до мажор
("Романтическая"), соч. I (1992).
I. Чудное мгновенье. Amoroso.[2]
2. Испытание разлукой. Doloroso.
3. Неземное притяженье сердец. Agitato.
4. Свадебная песня. Estaticamente. Vittoriosamente.
Финал. Венец счастья – любовь. Patetico. Con amore.
Часть первая
Чудное мгновенье, или Неделя пленительного счастья (Amoroso[3])
Начало августа пятьдесят шестого года
"Первое дело твоё, новобранец Венериной рати,
Встретить желанный предмет, выбрать, кого полюбить.
С неба она к тебе не слетит дуновением ветра…"[4]
Овидий. "Наука любви".
"Значение любви в жизни человека трудно переоценить. Да и вся жизнь в природе делится на две поры: пору любви и пору её ожидания – прелюдию любви."
(Из дневника автора.)
"И эти юные создания… влюбились друг в друга с первого взгляда. Такова истинная любовь, не та любовь, которая вырастает из взаимной симпатии, общих интересов, духовной близости, но любовь простая, первозданная. Так любил Адам Еву, когда он проснулся и впервые увидел её в саду, смотревшую на него влажными глазами. Это была та любовь, которая влечёт друг к другу зверей и богов. Та любовь, которая делает мир чудом. Та любовь, которая даёт жизни её внутренний смысл.
…И очень редко бывает так, что оба любят одинаково. Тогда, наверно, само солнце останавливается."
Сомерсет Моэм.
1
В то лето Вадиму было неполных двадцать восемь лет. О женитьбе он не думал, а то бы вспомнил о где-то вычитанном мнении, что идеальный возраст для женитьбы – 24 года, для замужества – 18. А так как не думал, то и не переживал, что уже перешагнул этот возраст.
Если бы мы с вами проследили его жизнь за последние годы, то отметили бы, что с годами число знакомств с девушками в единицу времени (Как вам нравится такой показатель?) у него заметно росло. И поскольку эти знакомства не заходили слишком далеко, о нём нельзя было сказать, что он – «ловелас» и что он "менял женщин, как перчатки", хотя внешне кое-кому так могло показаться. Нет, не такие это были отношения. Теперь нам кажется, что, сам того не подозревая, он торопился их менять лишь в поисках той единственной…
Где и когда бы он ни был, – в своём городе, на вечерах, в домах культуры, в турпоездках, в командировках, – везде он знакомился с девушками. Всегда у него был длинный донжуанский список, который постоянно обновлялся. И всегда он переписывался с жившими в других городах. Так было и в войну, во время которой он даже переписывался с уехавшими в сибирь.
Этот наш рассказ начинается как раз с того времени, когда Вадим собрался в очередной отпуск. Он не ставил себе далеко идущих целей. Он хотел хорошо отдохнуть. А вышло на самом деле не совсем так. Расскажем по порядку.
Так вот, годом раньше познакомился он на юге с двумя хорошими девушками из Киева и переписывался с ними. И хотя не о них у нас тут речь, но кто знает, как повернулась бы его дальнейшая судьба, если бы всё-таки не они?! Ведь очевидно, что из-за них он раздобыл тогда туристскую путёвку, – на путешествие по Днепру, начавшееся именно четырёхдневным пребыванием в Киеве. За эти четыре дня он убедился поочерёдно в достоинствах обеих вышеупомянутых девушек, но и не более того… Расставание с ними ничуть не омрачило ему начало речного путешествия, которое во всяком случае сулило ему частую смену впечатлений. Предстояло посетить с десяток приднепровских городов, а затем через Херсон приплыть в Одессу, с которой у Вадима и без того было связано предостаточно. И мог ли он тогда думать, что главное будет ещё впереди?!
На теплоходе для туристов отвели две восьмиместных каюты. А так как при беглом осмотре группы наш герой не нашёл никого интересного для длительного общения, то он и согласился быть восьмым в каюте, где остальные семь мест занимали студенты из дружественного в ту пору Китая.
Общество сразу семи китайцев, пусть даже очень дружественных, Вадим при всём желании не мог счесть за великое благо, и тем более – во время отдыха, который теперь, работая, после недавних школьных и студенческих лет, он стал ценить особенно. В каждом пункте остановки Вадим был похож на собачёнку, которую держат в маленькой квартире и периодически выпускают погулять. Будь это в нынешнее время, он сравнил бы себя в такие минуты с хоккеистом, вырвавшимся на лёд после отсидки штрафного времени. И хотя почти в каждом городе, во время отдыха на берегах Днепра, он умудрялся-таки знакомиться с кем-нибудь из девушек, всё же не трудно представить его душевное состояние к концу этого путешествия, ещё недавно казавшегося ему таким заманчивым!
И вот, оказавшись в Одессе, в номере гостиницы «Центральная», в двух шагах от знаменитой «Дерибасовки» [Дерибасовская – главная улица Одессы. – Авт. ], он не растратил оптимизма и мечтал хорошо провести оставшиеся после путёвки восемь дней от отпуска.
На следующий же день после приезда он отправился в Лузановку, – на пляж, который всегда предпочитал, хотя получасовая тряска в трамвае, на жаре, была тому мало приятной увертюрой. Но и тут, в тот же день, уже в трамвае, он познакомился с очередной девушкой и с ней расположился на пляже. Но, простите за эти подробности. Ещё и не об этой девушке наш рассказ…
Та, с кем несколькими мгновениями позже свела его судьба, уже давно, и не впервые, приехала в этот город из Москвы. Она остановилась у родственников на разросшейся промышленной окраине Одессы, к которой и примыкала Лузановка. Место это занимали два района – Молдаванка и Пересыпь, о которых некогда, в истории любви Кости – моряка и рыбачки Сони, пела вся страна. Так что, как видно, места эти располагают к чувствам нежным…
Москвичку звали Мариной. Было ей, как уже сказано, двадцать два года. На пляж она пришла с компанией юношей и девушек. Её окружали друзья. С некоторыми она была знакома не один год. Добавлю к этому, что она нравилась из них не одному, но одному – особенно. Теперь вы знаете о ней то, о чём Вадим в тот момент даже и не подозревал. Можно себе представить, чем всё обернулось бы, будь парни в этой компании поагрессивнее, что мы нередко видим в фильмах. Забегая вперёд, скажу, что всё обошлось без драки… Впрочем, всё по порядку.
Ах, если бы он не посмотрел именно в ту сторону и именно тогда, в тот единственный момент, где и когда она, неосмотрительно отпущенная без сопровождающих, появилась мимоходом, направляясь к воде, среди довольно плотной толпы загоравших и изрядно загораживавших её!!!
Можно не сомневаться, что сказалась многолетняя тренировка, каким-то образом просуммировались те, казавшиеся потом такими непростительными (!), довольно нередкие случаи, когда, упустив момент, он потом корил себя за нерешительность: не подошёл, не заговорил, не…
На этот раз он ничего не анализировал, не рассуждал, да и попросту толком ничего не разглядел. Всё было позже. А в тот момент он только почувствовал необъяснимую тягу и не успел оглянуться, как оказался в воде рядом с ней. Буквально на втором слове (Что может быть лучше для знакомства?!) выяснилось, что она не умеет плавать. Тут же он и напросился в учителя. Во всяком деле объяснять мало, надо и помочь, а тем более – в обучении молоденьких девушек плаванию… Вы видели когда-нибудь юношу, который стоял бы истуканом и объяснял барахтающейся в воде девушке, что она должна делать? Вот и я тоже не видел. В таком деле, согласитесь, любой непрочь изобразить из себя Сальникова,[5] и с видом знатока (но с какими мыслями?!) подложить руку снизу, заодно и помогая держаться на воде.
Но вернёмся от обобщений, которые могут нас далеко завести, к нашей, теперь уже, – паре, и не будем при этом заблуждаться: от обучения плаванию продолжения могут быть диаметрально противоположными. А как же было на самом деле?
Итак, обстоятельства вынуждали его буквально на второй минуте знакомства прикоснуться к девушке, и отнюдь не к кончикам её пальцев!
Скажем прямо, такое уникальное, и не выдуманное, стечение счастливых обстоятельств, не могло остаться без того, чтобы о нём не рассказать читателю. Но это ведь – только начало! А ведь мало того, что на пляж оба они пришли не одни! Они ещё оба приехали в отпуск. И жили в разных городах! А сколько вот таких встреч во время отпусков завершались элементарной разлукой!.. Но те, кто поженились… Ведь у каждой пары – своя история! Но во всяком случае, такое начало знакомства – не просто редкость, а, согласитесь, случай уникальный!..
Ясно, что читатель уже по титульному листу и первым страницам понимает, что это знакомство имело продолжение, и только пытается догадаться и прочесть далее, как было на самом деле. А было вот как.
У него вдруг появилось необъяснимое волнение. Смущеие мешало мыслям. Казалось, ещё немного, – и всё будет бесславно кончено. Но откуда взялись эта смелость, это красноречие?!
Она потом вспоминала, что так же с первого момента как-будто забыла обо всех окружающих и не понимала, что с ней происходит…
Потом он уже не мог вспомнить, как и куда делась та девушка, с которой он пришёл на пляж.
А годы спустя они не раз вспоминали подробности этой встречи, как-будто это случилось не с ними. Они вместе смеялись над его неуклюжим ухаживанием: как он из кожи вон лез, чтобы ей понравиться, неуклюже носился за мячом при игре "в кружок", демонстративно делал стойки на руках в воде, после чего падал на спину, поднимая фонтаны брызг. Он рассказывал ей без умолку один за другим анекдоты и смешные истории, не отходя от неё ни на шаг. Она искренне смеялась.
Она познакомила его со своими приятелями. Они тоже показались ему очень привлекательными и приветливыми. Лишь потом он понял, что они признавали его только ради неё, а на деле относились к нему крайне подозрительно. Но проявление истинных чувств уронило бы их в её глазах, чего они, конечно же, не хотели.
Прощаясь, они договорились встретиться вечером того же дня в городе. И первый же совместный вечер закончился глубокой ночью. Проводив её до дома, на окраину города, он возвращался, когда никакие трамваи уже не ходили. Надо, правда, отметить, что всё-таки находилось что-то попутное, так что ни разу ему не пришлось проходить весь обратный путь пешком, хотя было очень не просто.
Так, как один, пролетели все восемь дней.
Утром они встречались на пляже. Потом она уже приходила чаще одна. Вместе проводили всё время: купались, болтали, рассказывали о себе. Он – о жизни в Ленинграде, она – о жизни в Москве.
Минутами он в задумчивости любовался ею издали, как-будто не верил, что это – не сон, что он с нею знаком. Она, если замечала, спрашивала, как бы в смущении: "Ну, что ты?.." И он тут же, как бы спохватываясь, оживлялся.
И вообще, когда они были вместе, он неизменно был оживлён, старался её развлекать, но во-время останавливался, если хоть чуточку чувствовал, что может утомить. Всё время, как бы подсознательно, он контролировал каждый свой шаг, боясь, но не подавая виду, чем-нибудь помешать продолжению их знакомства. Она же проявляла к нему откровенный интерес. Поэтому ему было с ней необычайно легко, как-будто у него за спиной выросли крылышки. Им казалось, что они на пляже совершенно одни, хотя кругом было столько народу, что подчас пройти к воде было проблемой. Они замечали только друг друга и музыку, которая в те времена сопровождала отдых на южных пляжах. Им обоим больше других нравилась одна и та же эстрадная песня. Не раз потом они без слов с пониманием переглядывались при её звуках. Это была их песня! Были потом и другие, но эта была первой! В какой-то из дней, когда они оказались среди прибрежных деревьев, вдали от посторонних глаз, она сплясала для него лезгинку.
Это было незабываемо! Наверно это был самый лучший танец в их жизни. С тех пор всегда лезгинка, где бы ни звучала её мелодия, напоминала им ту лезгинку. Это был их танец!
Вечерами они бродили по городу. С Потёмкинской лестницы, рядом с которой играл оркестр, всё выглядело, как на театральной сцене. С Приморского бульвара они наслаждались видом моря, порта. Сливались с толпой многолюдной Дерибасовки. Любовались оперным театром. И смеялись над всем, что хоть сколько-нибудь могло послужить тому причиной. Смешили забавные украинские слова, вроде – "спляча красуня" (спящая красавица) – на афише театра, или "Дэнь развагх" (день развлечений) – название Чаплинской короткометражки. Другой фильм был – "Дэнь получки". Фильмы эти они посмотрели, но на что-нибудь большее, серьёзное и долгое, идти не хотелось. Переживать что-то, кроме наступившей так недавно, слишком свежей, радости общения, было, ну, просто невозможно!
