Владимир Голубев
Взрослое лето
– Давай.
Журналист только с третьего раза поймал шлем и, надев, отважно полез к небу. Поднявшись выше конька дома, он извлёк из нагрудного кармана телефон и стал проверять наличие приёма. Убедившись в возможности пользоваться связью, обрадовал Алёнку:
– Берёт! Всё, делаю ступеньки.
– Давай, но только не грохнись.
Битый час возился парень, пока прибивал ступеньки. Но теперь стало возможно безопасно подняться на приличную высоту и сделать куда угодно звонок-другой. А ещё появился шанс заглянуть в чёрную печную трубу.
– Женя, теперь дай мне слазить на ёлку.
– Иди, поднимайся, вот тебе шлем! И возьми телефон.
– Да, только сбегаю домой!
Девчонка умчалась в сторожку, где достала из стирки старые джинсы и в тумбочке нашла бесполезный сотовый телефон. Всё, теперь можно и на ёлку. Держась за прибитые ступени, Алёнка подтягивалась и, поднимая поочерёдно ноги, ступала на следующую перекладину. Так шаг за шагом, и ты над землёй.
– Не оборачивайся и не гляди вниз, а то голова закружится! – предупредил с земли Женя, наблюдая, как девчонка отважно карабкается вверх по старой ели.
– Сама знаю, читала.
Алёнка поднялась выше крыши, ступени кончились, и, схватившись за ветку, она передохнула, стараясь даже не коситься вниз. Зато перед её глазами раскинулось безбрежное зелёное море. До самого горизонта виднелись макушки деревьев: от темно-зелёных сосен и елей до серебристых тополей. От такого величия у девочки захватило дух и захотелось орать на всю округу, да на весь мир, о чудесном лесе. Она испугалась нахлынувших чувств любви к этой глухомани, о которой ещё несколько дней назад говорила, как о жутком наказании.
– Посмотри, на телефоне есть приём? – с земли крикнул Женя и прервал полёт величавых эмоций.
Девочка с опаской извлекла телефон, на мгновение всё же опустив глаза вниз, увидела насколько она оторвалась от земли. При виде далёкой травы сердечко затрепетало и дыхание участилось. Телефон чуть не выскочил скользким налимом из рук, но она успела глянуть на табло и разглядеть хороший приём.
– Есть приём! Спускаюсь.
– Давай, только осторожно!
Спустившись, девочка плюхнулась на траву с последней ступени.
– Хороша ёлочка, но лучше, когда под ногами твёрдая земля! Не представляю, как люди летают в Таиланд или на Кубу, по полдня болтаются в небе?
– Только в дождь не залезай, а то убьёшься, – предупредил Женя, – а мне хочется в Индию, но не на Гоа, а в Гималаи, посмотреть бы на одну пещеру.
– Пойдём лучше пить чай, а потом отправляйся на поиски Ганга! – предложила Алёнка.
– Классно, к тому же я захватил с собой конфет!
Потом они пили чай, кидались друг в друга фантиками и говорили об общем деле, которое неожиданно объединило их: вместе решили собирать информацию о руководстве строящегося комбината.
– Я хочу показать тебе мою схему.
– «Настя Каменская снова и снова, по десять раз, перебирала в уме всю информацию об убийстве пенсионерки и готовилась к завтрашнему разговору с Гордеевым». Александра Борисовна Маринина, том 17, страница 505.
– Ты читаешь Маринину?
– Иногда, а что нельзя?
– Можно, а я вот смотрела сериал, но не все серии. В фильме артисты хорошие.
– Я из-за них и читать детективы начал.
Алёнка принесла альбомный лист, и, убрав со стола всё лишнее, положила его перед журналистом. Внимательно посмотрев, Женя спросил:
– Более-менее понятно, но кто в твоём ребусе – «ДД»?
– Дмитрий Сергеевич Прозоров или дядя Дима! Ухажёр моей мамы, следует за ней со школы! А бабушка и дедушка возражали против партии с ним. Поэтому ему было выгодно убрать их со сцены, ведь мама осталась совсем беззащитной, да ещё с ребёнком на руках! А тут появляется он – герой и надёжное плечо. Мама тает, как мороженое в жару, и мечта стать мужем самой красивой одноклассницы – сбылась! Завидуйте, ребята!
– Фамилия вроде знакомая, но я его не знаю, – неуверенно сказал журналист, размышляя о словах Алёнки. – Дай-ка запишу, а то ещё забуду.
Он достал из заднего кармана блокнот и икеевский карандаш. Пролистал и, обнаружив свободный листок, записал про «ДД».
– Живёт где-то в частных домах, на улице Колхозной, – добавила девочка. – Хорошо бы собрать по нему информацию. Сможешь?
– Попробую переговорить со знакомыми. Но у меня нет выхода на полицейских.
– Ну, с этими я сама разберусь, – уверенно сказала девочка и долила в чашку ещё чая.
– В смысле? – недоуменно спросил Женя.
– Я сдам его со всеми потрохами следователю, пусть собирает информацию, слушает его телефон.
– Но почему следователь тебе поверит и поделится с тобой информацией?
– А я возьму с него честное слово. Баш на баш! Ведь я ему подкидываю новую версию, а он мне раскрывает его подноготную. Ему нужны подозреваемые, я думаю, они топчутся на одном месте, если сейчас дело не раскрыть, оно станет «глухарём» или «висяком», как говорят в сериалах.
– Хорошо бы у тебя всё получилось.
– Получится!
– Ну ладно, спасибо за чай, я поеду, на работу надо заскочить. Через пару дней позвоню, если что-то выведаю по комбинату, Прозорову и охотнику.
– Да и мне пора поливать огород и ещё накормить моего ёжика!
Женя собрался и вскоре укатил к людям. Девочка не решилась его провожать, а осталась одна в доме.
Вечером того же дня Людмила возвращалась домой и спешила по лесной дороге в сторожку. Вновь появившаяся суета по поводу убийства отца и матери её скорее пугала, чем обнадёживала, хотя в глубине души ей очень хотелось, чтобы убийц наконец-то нашли и наказали. Но страх перед неведомым злом повергал в ужас, и даже сейчас, идя по знакомой дороге, она время от времени оборачивалась, чтобы убедиться, что никто её не преследует, или вглядывалась по сторонам, чтобы удостовериться, что никто не крадётся к ней из леса. Да, с такими страхами недалеко до психиатрической больницы! Но с этим надо как-то жить, особенно если у тебя дочь-подросток, со своими идеями самостоятельно найти убийц или отца. Зачем он ей сдался? Ну, бросил, так бросил, вот и в сердце давно откипело, вроде совсем, хотя…
Июнь, но солнце не собирается на покой, время восьмой час. Она остановилась и, поставив сумку на землю, отдышалась и высыпала песок из туфель.
– Мила, самое главное, – сказала она сама себе, но на всякий случай посмотрела по сторонам, – вырастить дочь! А с ней непросто, упрётся, как баран, не убедишь, да что там… сама кого хочешь уломает, вся в деда и бабушку. Да, от рябинки не родятся апельсинки. Ладно, отдохнула, пора идти, надо погладить блузку, в ней пойду на допрос, собрать Алёнку. Дима что-то интересуется допросом, ему-то зачем?
Впереди через несколько минут показался дом с облупившейся голубой краской на фасаде и крышей, заваленной бурой листвой и хвоей. Старая ель закрывала половину двора, работая, как зонтик и свеча. Заскрипела калитка, и навстречу уже бежит Алёнка.
– Мама! Приезжал журналист и прибил к ёлке ступени, теперь можно залезть и позвонить!
– Правда? А что же Дима нам не прибил?
– Про дядю Диму не знаю и ничего сказать не могу, но я ещё никому не звонила.
– Хорошо, пойдём готовить ужин и поговорим, завтра ехать к следователю, он ждёт нас с утра. Я уже на работе отпросилась.
– Классно, всё идёт к тому, что скоро кто-то окажется на скамье подсудимых.
– Не болтай чепухи, пошли домой!
* * *
«Мудрые люди свидетельствуют – в старину такие удальцы рождались, а нам от них только сказочки остались. Так вот, в те давние времена правил на наших землях былинный князь Всеслав. Недруги обходили стороной его владения, где надолго воцарилась тишь да благодать. Появлялись новые города, распахивались пустоши, строились мосты. Крестьянин трудился на земле, кузнец ковал серпы и мечи, а пастух пас стадо.
Задумал как-то князь Всеслав поразвлечься, силу и ловкость испытать – в лесах и полях поохотиться на медведей и волков. Охота у него была знатная – не только собаки, да ястребы с соколами и орлами, но и волки с лисами, и всякое зверье. Даже вольные птицы ему дань приносили: в чём искусны и богаты, тем ему и служили. Так, лисица хитростью, заяц прыткостью, орёл крылом, а ворон клювом.
На прощанье молодая княгиня ждать обещала, да в губы князя Всеслава целовала. Была она пригожа: черноброва да кожа белее снега. Но уж очень горда и спесива – с простыми людьми не говорила, только с боярами изредка лишь словом перемолвится. После отъезда мужа княгиня затворилась во дворце и никого к себе не подпускала».
Давным-давно эту сказку сказывал Алёне дед. Вот ныне она и припомнилась…
Глава 3
Тупик
Утром рейсовый автобус подобрал двух пассажирок на неприметной автобусной остановке «По требованию» и, шелестя шинами, помчал по серому асфальту в сторону города. Мама и дочь расположились за водителем. Лес бесцеремонно обступал шоссе, и Алёнке на мгновение представилось – в мире существует только один зелёный океан… Но вскоре изумрудная стена у обочин нежданно оборвалась, и солнце со всего маха полоснуло по окнам автобуса, целясь прямо в глаза, – приближался город. Вскоре поля сменились деревнями и посёлками. Машин, из под капотов и бамперов которых, казалось, выглядывали бездушные бестии, рычащие и зловонные, становилось всё больше, и с пробками они кое-как въехали в город.
Мила склонилась к девочке и многозначительно сказала:
– Прошу, только там… веди себя хорошо.
– Обещаю, ты меня знаешь.
– В том то и дело, что я тебя хорошо знаю.
– Мам, а когда ты увидишь дядю Диму?
– Зачем тебе?
– Надо.
– Наверно, в пятницу.
– Попробуй выведать, где он был в день убийства наших.
– Ты сошла с ума?
Автобус тормознул со скрипом и пассажиры кивнули в такт движению.
– Ну, я тебе дома задам. Говори, что задумала.
– Просто хочу знать его алиби.
– И ведь придумала, где задать мне эту загадку. Вставай, на следующей нам выходить.
Они вышли из автобуса, перешли дорогу и вскоре оказались около двухэтажного дома песочного цвета, аккуратного, как банковский клерк, да вдобавок прикрывшегося от окружающего мира железным забором, а от проезжей части шлагбаумом. Чахлые деревца и кусты укрывали от посторонних глаз вытянутый дворик. На стоянке дремала дюжина добротных иномарок, самым скромным оказался патрульный автомобиль ГИБДД, тихо притулившийся в углу.
– Ну вот и пришли.
Мама прошла с дочерью в кабинет, где за столом, заваленным бумагами, у компьютера сидел следователь Михаил Владимирович Колумбов, слегка полноватый и вечно улыбающийся человек. Он совсем не напоминал тех полукриминальных по внешнему виду персонажей из нескончаемых телевизионных сериалов, а скорее, чем-то походил на добродушного Карлсона, правда, у него не было пропеллера, и шевелюра подкачала.
Возле письменного стола стоял стул, и напротив, около стены, ещё четыре. На стене держалось несколько книжных полок, на них разместились книги, бумаги и какие-то пухлые конверты. Несмотря на приоткрытое окно, в кабинете ощущался неприятный кисловатый запах.
– Здравствуйте, вот и мы, как обещали!
– Здравствуйте, рад видеть! Людмила Александровна, кто это с вами? – он посмотрел на девочку и ещё шире заулыбался. – Ну вымахала за три года-то, прямо невеста!
– Да, ещё та невеста, за швабру прячется, – пояснила мама.
– Ничего, были бы кости, мясо нарастёт. Так, Алена, садись сюда, ко мне поближе, – бесцеремонно предложил следователь, будто знал девчонку с рождения, и пододвинул стул вплотную к своему столу. – Скоро подойдёт педагог, и я тебя допрошу, как положено по закону. А вы, Людмила Александровна, можете погулять с часок, и не переживайте, я не кусаюсь.
– Да я, если честно, не знаю, за кого переживать, – ответила Мила и, выходя, сказала: – Алёна, будь умницей, если я задержусь, позвони мне на сотовый.
– Да, мама.
Но то ли запах, то ли весь вид растерзанного кабинета, уставленного коробками, ружьями, россыпями бумаг, стоящими в углу лопатами и ломами, палками, давил на неё, но говорить не хотелось. «Зря приехали, – подумала девочка, – никто меня всерьёз слушать не будет, сама себе напридумывала всяких глупостей в этом проклятом лесу, наверняка из-за одиночества и скуки. Всё понятно только в моих бредовых фантазиях».
– Пока педагог не подошёл, хочу с тобой переговорить с глазу на глаз, без взрослых, как с давней знакомой. Помнишь, я к вам приезжал и в дом и ещё в лесную сторожку? Ты меня и понятых чаем с мятой поила, а?
– Помню. Только жалко.
– Чай жалко?
– Да нет, бабушку и дедушку. Каждый день о них думаю.
– Мне тоже жалко. Я ведь понимаю, как вам с мамой несладко. Но и мне тут непросто, а я почитай каждый день около неё, думаешь, весело?
– Около кого? – девочка посмотрела на Михаила Владимировича.
– Около неё самой – смерти! Она забавляется, а мне описывать трупы да экспертизы назначать. После говорю с разными убивцами. Хорошо, если кается и сознаётся, а другой так загнёт, спасая свою жизнь, можно свихнуться вместе с ним.
– Каин тоже не признался.
– Во, ты куда махнула. Но я всегда полагаюсь на раскаяние блудного сына.
– Вы такой храбрый, ничего не боитесь! Вас, наверно, все любят? Я тоже хочу стать следователем.
– Ленка-пенка, фантазёрка с дальнего кордона! Почему нет, в юридическом отучишься и пожалуйста, станешь следаком. Добро пожаловать к убийствам, разбоям, наркотикам, изнасилованиям и взяткам. Вот тогда и испытаешь на своей шкуре, тьфу, коже, море ненависти вместо простого человеческого понимания. Какая любовь, какое уважение? Никому не угодишь. Потерпевшим не по душе отношение к обвиняемому и наоборот: злодей считает, что к нему жестоко и предвзято относятся, а он этого не заслужил. Вот ведь и твоя мама сегодня примется меня расспрашивать – а что сделано по делу, кого подозреваете, почему малого достигли, и так и сяк? А мне, может, захотелось о другом с ней переговорить?
– Да, так, только я за неё, мне скажите об убийстве, – девочка умолкла и, опустив глаза, добавила: – У меня тоже есть кое-какие соображения.
– То, что думаешь, – это хорошо, может, подскажешь нам, сирым и убогим. Ну, а у меня, к сожалению, для тебя и мамы нет хороших новостей, всё, как прежде: кто мог совершить преступление и, главное, по какой причине, до сих пор не ясно, оружие не найдено, свидетелей как не было так и нет! Оттого и возобновили уголовное дело, чтобы хоть как-то активизировать следствие.
– Что активи… простите, не пойму?
– Ну, активизировать, стало быть, полицию напрячь – пусть роют землю, новых свидетелей ищут, проверяют на причастность подозреваемых, телефоны прослушивают. Я тоже буду искать новые версии, по-новому встречаться с людьми.
– То есть найдёте?
– Не обещаю, попробуем. А что ты хотела мне рассказать?
– А вы проверяли дядю Диму Прозорова, маминого ухажёра? Бабушка и дедушка были против их брака, хотя он ухаживает за мамой ещё со школы и настойчиво добивается её руки и сердца. Много чего мог натворить обиженный влюблённый, помните, Ромео и Джульетта чем завершили свой роман?
– Помню, кажется, оба приняли яд, как-то так звучало, если не ошибаюсь: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте».
– А здесь тоже неразделённые чувства, да и родители против, мешают долгожданному браку троечника-неудачника и круглой отличницы-красавицы, завидной невесты.
– Романтично у тебя получается, Шекспир отдыхает, ну прямо Монтекки и Капулетти с улицы Колхозной. Ну, а если серьёзно, мы с ним ещё не работали. Думаешь, у меня других дел мало? В суд, умри, но два дела в месяц отправь! Но теперь обещаю – подумаю и о твоём поселковом Ромео. А ещё на примете у тебя кто-нибудь есть?
– Ещё-ещё… не понятно, кто из нас двоих следователь, а? Вы или я?
– Ну, давай представим, что ты уже стажёр Белкина, – улыбнулся Михаил Владимирович и стал что-то записывать в блокнот. – Тем более у тебя времени побольше, чем у меня, правильно? У тебя одно уголовное дело, а у меня восемь, шесть арестованных обвиняемых сидят в следственном изоляторе, а кто ходит под подпиской о невыезде, я и не считаю.
– Ладно, помогу органам следствия. Вот вторая легенда нашего посёлка.
– Извини, перебиваю, ну прямо писательница-сказочница, сразу видно выросла в культурной семье. А я женился на воспитательнице детского сада, так и воспитываю её до сих пор, а чем закончится мой курс, не знаю, но, думаю, печально. Не слушай, это я о своём, о родном, давай, рассказывай, детка.
– Где-то на белых просторах Севера, среди оленей и моржей скитается мой отец, кстати, тоже, как и дядя Дима, бывший одноклассник мамы. У него с отличницей-красавицей случилась любовь-морковь, ну вздохи под луной и всё такое-прочее. Игорь ушёл служить в армию. Мама его ждала и, чтобы не скучать в одиночестве, родила меня. Всё замечательно, только стряслась одна напасть: мой биологический отец сгинул, растаял, как айсберг в океане и даже не появился хоть одним глазком взглянуть на малютку. Вот так: полный досвидос и памперсы некому менять! Мамуля на мои настойчивые расспросы о папочке как-то уж очень подозрительно не отзывается. А может, их любовным отношениям тоже помешали дедушка и бабушка? Возможно, им и отомстил мой папаша – тёще и свёкру, за свою разбитую личную и семейную жизнь? Может такое быть? А почему нет! Хочу добавить, его родители, пока их сын отдавал почётный долг Родине, переехали из нашего посёлка куда-то в соседнюю область.
– Ну, а где найти твоего отца? Север-то большой: почитай, от Мурманска до Анадыря.
– Да вам-то проще простого. Я уже всё продумала. Надо запросить список учеников выпускного класса, в котором училась Людмила Александровна Белкина, и узнать в полиции, кто в тот год переехал из посёлка и куда. Так можно найти моих неведомых дедушку и бабушку, ну а они уж точно знают, где их сын. Я, правда, послала письмо в одну воинскую часть, но лицо я неофициальное и шансов на помощь командира маловато.
– Логично, подумаю.
– Ещё две самые главные версии!
– Ого-го! Ну ты даёшь. Слушаю.
Алёнка за пару секунд набрала полные лёгкие воздуха и выпалила:
– Руководство строящегося комбината и охотник Пётр Петрович Аникин!
Михаил Владимирович кивнул и глазами пробежался по верхним углам кабинета:
– Про комбинат слышал и много думал, но прошу тебя, ребёнок, ничего мне не говори, меня завтра же уволят из комитета, если я только суну нос в их дела! Леночка, пойми – строительство ведётся по программе гу-бер-на-то-ра. Если что-то пойдёт не так и я им испорчу пиар, то на меня быстренько состряпают дело, обвинят в коррупции, заявят, что я по заказу «неведомых конкурентов» препятствую развитию промышленности в нашей области. Знаешь, что со мной будет?
– Не знаю. Но, может, хотя бы попробуйте? Осторожно-осторожно?
– Нет, и не проси! Там миллиарды рублей и сотни рабочих мест!
– Ну, а охотником займётесь? Он зачем-то ходит к нам и всё вынюхивает, и его, между прочим, дедушка сто раз ловил в лесу за браконьерство.
– Даже не думай! Твоего Аникина знает весь район и с ним охотится всё начальство, начиная от главы района и кончая нашим прокурором! Потом все браконьеры района отрабатывались на причастность к данному преступлению, ещё три года назад! Кстати, нам даже местное ФСБ помогало.
– Вас уволят за Аникина?
– Нет, просто житья не дадут, сам побегу с заявлением об увольнении по собственному желанию.
– Плохо.
– Очень, сам знаю, но ничего поделать не могу, такова жизнь.
– Прямо какой-то тупик. Но это самые ходовые версии.
– Не знаю. Ничего обещать не могу. Буду думать, обещаю. Может, чая? У меня конфетки завалялись, у вчерашнего трупа нашёл в кармане.
– Ой, меня уже тошнит!
– Шучу, конфеты из магазина напротив, называются «Коровка».
В дверь постучали, и в кабинет шагнула женщина с нарисованными бровями, с сумочкой и женским журналом под мышкой.
– Здравствуйте. Я Анна Фёдоровна из первой школы, вот прибыла для участия в допросе несовершеннолетнего.
– Как вы вовремя, Анна Фёдоровна, присаживайтесь!
Через полчаса, расписавшись под показаниями, девочка вышла на свежий воздух. От щемящего чувства безысходности хотелось закричать на весь город:
– Люди! Пожар! Никто не хочет искать убийц, нас как лохов водят вокруг пальца!
Но не закричала, не смогла. С лавочки напротив поднялась мама:
– Всё нормально?
– Да, пойдём отсюда – никто не хочет никого искать.
– Михаил Владимирович произвёл на меня хорошее впечатление, а получается, ничего не делает, – Мила помолчала и добавила: – Всё что ни делается, всё к лучшему.
– Некогда ему, у него таких убийств завались, во сколько, – и девочка махнула ладонью над головой. – Выше крыши!
– Пойдём-ка лучше зайдём в кафешку, после я посажу тебя на автобус. С остановки дойдёшь до дома или поедешь на такси?
– Дойду, купи мне мороженого, шоколадную «Лакомку», ладно?
– Да, конечно. Скажи, во время допроса не звенело?
– Да нет! Но вот это самое обидное и страшное! Он совсем не врёт!
Они замолчали и пошли в сторону автовокзала: девочка-подросток и молодая красивая женщина, подрастерявшие в гулких коридорах веру в справедливость. Но в кармане юбки Алёнки лежал скомканный листок с номером телефона следователя.
Через час белый автобус, подобно сказочному киту, оставил позади себя блестящие высотки, заводы и торговые центры с орущими во всё горло вывесками и, перемахнув через реку по мосту, отправился в сторону зелёного раздолья, тянувшегося на десятки километров.
– Остановка «По требованию», – наконец-то по громкой связи объявил водитель. – Кто-то брал билет в эту глушь, так выходите или нет?
– Выхожу, дяденька, спасибо!
Двери автобуса распахнулись, и через минуту привычные лесные звуки окружили Алёнку. Автобус тронулся в сторону посёлка, а ей ничего не оставалось, как идти в сторожку, где кроме ёжика и несчастного Дантеса, находящегося второй год в заключении, никого не было.
Колючая кочка обошлась молоком из пакета и сыром, а зачитанная тремя поколениями семьи Белкиных книга ожидала на тумбочке под белоснежной салфеткой. В ней аббат Фариа, наверно, в сотый раз под насмешливыми взглядами поведал беспечным потомкам из далёкой России и очередному инспектору историю о сокровищах, но ему опять не поверили, и он так и застрял в тюрьме. Действительно, императоры Калигула и Нерон дали бы шанс несчастному старику. Но тюремный служка равнодушно запер дверь. Потому и воздух, которого просил аббат, так и остался недоступен, и простор, которым он дорожил, и желанная свобода, за которую предлагал столь высокую плату…
На следующий день приехал Женя, постучался в калитку.
– Алёна, это я, открой!
Шум разбудил девочку, она быстро оделась и впустила в дом гостя.
– Извини, что поднял с кровати, но удержаться не смог, потому и приехал. Ну как, следователь готов дать интервью или нет? Я из твоего вчерашнего звонка ничего толком не понял.
– Готов. Чай будешь? Я привезла конфет из города.
– Буду, но конфеты с меня и ещё торт «Пьяная вишня». А когда ему можно позвонить?
– В любое время, скажешь, что ты журналист и ещё, мол, от Лены Белкиной. Только он попросил вначале сделать интервью с его начальником, ну а потом и сам готов излить тебе, как на исповеди, свою грешную душу. Ну про душу, естественно, шучу, а остальное – чистая правда. Заметь, торт «Пьяная вишня» не катит, я ещё маленькая для алкоголя, а тебя могут привлечь за спаивание несовершеннолетней.
– Ура! Ура! Никогда до конца не верил, что получится.
– Только, знаешь, есть один момент…
Женя напрягся, но не сводил счастливых глаз с девчонки, а его рыжие ресницы продолжали слегка подрагивать.
– Ты о чём?
– Ну, мне пришлось ему сказать, что ты ухаживаешь за моей мамой.
Поэтому я тебе и помогаю, ты гораздо лучше дяди Димы, и мне нравишься, но не как мужчина, ну, как возможный отчим, типа мы с тобой одно поколение, понимаешь?
– Постой! Как ухаживаю? Так мне всего двадцать, а Людмила Александровна меня гораздо старше.
– Но я же не заставляю тебя жениться на тридцатидвухлетней старушенции, тем более из неё уже песок сыпется. Я каждое утро заметаю следы. Вот сегодня не успела.
Девочка внимательно посмотрела на пол в поисках домашних барханов. Но улыбка мало-помалу сходила с уст журналиста.
– Да расслабься ты, забудь, возьмёшь интервью и всё! Тебе перед ним отчитываться что ли о своих успехах или неудачах на любовном фронте?
– А вдруг он об этом расскажет кому-нибудь?
– А у тебя есть девушка?
– Да нет у меня никакой девушки.
– Тогда тем более нечего бояться. А он нормальный мужик, ему не до сплетен, в одно ухо влетело, а из другого вылетело. Правда, там была ещё учительница, но она читала дамский журнал и, наверно, ничего не расслышала, о чём мы шептались после допроса.
– Фу, ну ладно. Хотя, если честно, я терпеть не могу женщин с гламурными журналами.
– Кстати, ты что-нибудь узнал о дяде Диме и руководстве комбината?
– Пока ничего, но будь уверена: я работаю над этим.
– Вот теперь у тебя есть лишний повод, так сказать, покопаться в нижнем белье своего соперника на любовном фронте, так это называется в «жёлтой прессе»?
– Я не сотрудничаю с бульварными газетами. Давай я налью чай, пока ехал, продрог на ветру.
– Наливай, торопиться некуда, мы всё равно в тупике.
– Не хнычь, на тебя это не похоже.
– Следователь не собирается заниматься комбинатом и охотником. Говорит, что его уволят и всё такое. Один, оказывается, заслуженный браконьер всея района, у второго «крыша» сам губернатор, вот тебе и справедливость.
– Погоди, что нибудь придумаем.
– Придумывай, пока чай пьём.
Женя смолчал. За столом сидели, не говоря ни слова, изредка был слышен шелест фантиков от шоколадных конфет, или как время от времени ветки сирени хлещут по окнам терраски. Мудрые мысли не посетили в тот день будущего светилу российской журналистики.
– Ну, я поехал, – обмолвился Женя и виновато посмотрел на девочку.
– Езжай, а я так и останусь навечно в тупике имени Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
В пятницу вечером лесную дорогу разбудил рык мотоцикла. Алёнка отмывала в саду блюдце для ёжика, а Мила возилась с клубникой.
– Мам, кажется, к тебе гость пожаловал!
– Сама слышу. А к чему твой сарказм?
Облако плутало над лесом, как будто выискивало место для ночлега. Мотоцикл смолк, словно из чаши выскочил разбуженный городским гостем великан, и со всего маха наступил на горло нарушителю тишины.
Калитка стукнула сильнее обычного.
– Мила, ну что за дела! – с обидой крикнул дядя Дима.
– Дима, что случилось?
– Я к тебе с самыми серьёзными намерениями, какой год зову тебя замуж, а ты!
– Что я, Дима, я тебя не понимаю? – недоуменно отвечала женщина.
– Да всё ты понимаешь… Нашла себе молодого хахаля и пудришь ему и мне мозги!
– Заткнись, идиот, здесь ребёнок! – крикнула Мила и махнула рукой дочери, чтобы та уходила. – Скажи спокойно, что произошло?
Дима присел около бочек с водой для полива и обхватил голову обеими руками. Только сейчас стало заметно, что его багровое лицо расцарапано в кровь, а на рубашке две пуговицы вырваны с «мясом».
– Где ты был, что случилось?
– Разбирался с твоим уродом рыжим! Вон, как баба, всё лицо мне поцарапал, придурок. Я терпеть не могу этих журналистов-писателей, ну точно замочу бумагомарателя!
– Ты выпил что ли? Что ты несёшь?
– Как тут не тяпнуть стакан водки, когда твоя любимая женщина изменяет с другим.
– Идиот! Ты избил журналиста?
– Да, поймал в редакции и ввалил не по-детски, да заодно все столы перевернул. Будут знать эти писаки!
– Тебя посадят, Дима! А мне придётся ждать тебя из тюрьмы.
– Что, правда, ждать будешь, не врёшь?
– Наверно, а кто ко мне теперь посватается, если у меня такой ревнивый ухажёр! Ох, Дима, изуродовал ты мне всю жизнь. Только, скажи на милость, журналист-то здесь причём, ну приезжал, интересовался, как идёт расследование убийств. Он же ещё ребёнок! Ты что не видел, кретин! А теперь вставай, и давай, убирайся отсюда, с глаз моих долой. Там точно уже милицию вызвали, и они за тобой сюда приедут, смойся хоть на несколько дней, приведи себя в порядок, пока всё успокоится, а там видно будет.
– Люда, меня посадят? – убрав ладони от лица спросил Дима, не сводя глаз с женщины.
– Не знаю, но могут и посадить. Смотря что ты ему сломал и какой погром устроил. Езжай, видеть тебя не хочу. Что узнаю о твоих подвигах, позвоню. Спрячься на выходные, дома не ночуй.
– Ладно. Только скажи – у вас ничего не было?
– Я тебе сейчас скажу!
Мила вырвала с корнем куст растущей у забора крапивы и начала стегать горе-ухажёра.
– Нет мозгов! Всё равно думай, что делаешь!
– Мила, хорош! Больно, ой-ой! Хватит!
Ревнивому визитёру ничего не оставалось, как бегом ретироваться на улицу и поскорее уехать на ревущем «жеребце».
– Лена, ты слышала, какую ахинею он тут нёс?
Душа девочки разрывалась на две половинки, между желанием признаться в собственном обмане и просто промолчать, но обмануть маму. Она не знала, что ей делать и как быть в эти минуты, она и не предполагала, что такое может приключиться от её невинного вранья. Пришлось спрятаться от мамы в комнату и делать вид, что ничего не понимает.
– Лена, ты где? Убежала со страха? Ну, иду искать.
Мила обошла вокруг дома, по-хозяйски убрав лопату и оборвав чистотел, разросшийся у лавочки. Сняв перчатки и наконец-то выкинув вырванную с корнем крапиву, она заглянула в дом и, увидев баретки дочери, успокоилась.
– Ты где? Сильно испугалась?
– Да нет, – ответила девочка, молчать было бессмысленно, а притворяться спящей в восемь часов вечера, по меньшей мере, глупо. – Просто неприятно.
– А мне как противно! Совсем чокнулся. Ну ладно, вставай и накрывай на стол – попьём чая. Голова разболелась, наверно, к дождю.
– Хорошо, мамочка, я всё сделаю, а ты пока полежи.
– А ты что-нибудь слышала об этих глупых сплетнях? С чего это он так взбесился?
– Нет, я же целыми днями в лесу.
В субботу утром к дому подъехал журналист.
Мила плохо спала ночью и с семи утра, проснувшись, лежала и глядела в окно на серый рассвет, размышляя о вчерашнем явлении Димы. Она ощущала, что, наверно, поспела пора, когда ей следовало наконец-то принять решение – выходить за него замуж или расстаться, заделавшись друзьями-одноклассниками. Их странные отношения тянулись второй десяток лет, сразу с момента возвращение Прозорова из армии. Он оказался надёжен, как автомат Калашникова, и готов был прийти на помощь в любое время дня и ночи, но и так же прост, как первый трактор. И всё это мало походило на дружбу или тем более на серьёзные отношения мужчины и женщины, а финал или развязка всё так и не наступали. Многолетняя неопределённость её злила, она сравнивала Диму и Игоря и понимала, что выбор не в пользу Прозорова. Но ей уже тридцать два, а где найти достойную партию? Кругом толкаются, мельтешат одни спонсоры, любовники, нарциссы. Что делать? Может, Дима всё-таки лучше, он проверен и надёжен? Но где та искра, что промелькнула между ними, поделив жизнь на до и после встречи? Не вспоминается. Возможно, позабыта за давностью лет? Если бы так, а возгоралась ли она? Может, только привиделось или придумалось холодными ночами, когда северо-западный ветер срывает крышу. Почему так не даёт покоя свербящее сердце?
