Владимир Геннадьевич Чагин
Семья
Угольки, раздуваемые слабыми порывами ветра, мерцали в затухающем костре. Вадиму не спалось. Он наблюдал как за рваным горизонтом пустых домов рождалось солнце. Кутаясь в походное одеяло, надеялся. Надеялся на последний, призрачный шанс. Шесть месяцев прошло с момента, как злополучная командировка разделила его с семьёй. Он не хотел ехать. Чувствовал что-то, не мог объяснить, но она успокаивала, держа дочь на руках. Говорила – «Да, что может случиться?». Улыбалась и обещала, что они поедут к маме на выходные. Не поехала. Не смогла выбраться из заблокированного города, тем более, с годовалым ребёнком на руках.
Подтянув к себе карабин, Вадим прислушался. Шелест кустов за оградой из рабицы смешивался с кряхтением. Медленно опустив цевьё на траву, он тихо поднялся, и вытащив из набедренных ножен узкий клинок, подошёл к сетке. Сначала показалась рука. Вцепилась серыми облезлыми пальцами в ячейки. Затем плечо, и плешивая голова с выпученными, мутными глазами. Удар был точным. Нож вошёл в правую глазницу, и безумец затих. Тщательно вытерев лезвие, Вадим постоял немного у ограды, и вернулся к лежанке. Все спали, разместившись вокруг костра. Семёныч, Руслан, Мария и Зара, обнимавшая маленькую Лизу. Вадим посмотрел на предплечье. Широкий шрам побаливал, но уже не так часто. Он получил его, когда спасал Лизу. Выбравшись в апреле из вымершего Владивостока, пошёл в направлении дома, сторонясь больших дорог. Прятался, когда вблизи появлялись люди с оружием. Одному проще и быстрее, но, так случилось. Она кричала где-то под завалами старой двухэтажки. Как туда попала? Пряталась ли от животных или людей? Так и не смогла объяснить. Да, и какая разница! Он не мог её бросить! Взял с собой. Одна погибла бы, точно. Так и шла с ним до Биробиджана, а там, нашли Семёныча. Вернее, он их нашёл, измученных и голодных. Спрятал в погребе, пока какие-то люди рыскали по домам в поисках оружия, и сам спрятался. Пошёл с ними. Боялся, видимо, один оставаться в свои семьдесят два.
