– Моя фамилия Крюков, – полковник чиркнул спичкой, разминая папиросу.
Закурил, и, сделав глубокую затяжку, выпустил перед собой облако густого дыма. Дым медленно поплыл в воздухе, растворяясь в ярких солнечных лучах.
– Угощайся! – протянул Черепу пачку Казбека.
– Спасибо, не курю.
Улыбнувшись с прищуром, Крюков положил пачку на стол.
– Сегодня третий день, как я принял дела, – полковник сделал ещё одну глубокую затяжку. – Но, я не хотел откладывать наше знакомство надолго.
Череп молчал. Смотрел на Крюкова спокойным, холодным взглядом.
– Честно говоря, – затянувшись ещё раз, полковник положил папиросу в пепельницу, – я внимательно изучил твоё дело и очень впечатлён, но одно у меня никак в голове не укладывается.
Повернувшись, Крюков взял с тумбочки толстую папку, и положив перед собой, развязал лямки.
– Ты ведь из интеллигентной семьи, – прищурив правый глаз, Крюков впился взглядом в Черепа. – Отец был заместителем секретаря Горкома. Мать заслуженный учитель РСФСР. – Как? – сделав паузу, тихо спросил полковник.
– Там всё написано, – кивнув на папку, спокойно ответил Череп.
– Ну, да, – потянул Крюков, взяв папиросу. – Написано.
Затянувшись, он затушил окурок, и отодвинув дымящуюся пепельницу на край стола, посмотрел в папку.
– Восемь судимостей, – аккуратно перелистнул два листа, – тридцать пять лет лагерей, в общей сложности.
– Вы ведь позвали меня не личное дело перечитывать? – на лице Черепа появилась лёгкая улыбка.
Полковник добродушно усмехнулся, и, закрыв папку, откинулся на спинку стула.
– Я здесь по назначению из центра, – начал он голосом тихим, но ледяным как ветер за окном. – Ты, наверное, уже всё обо мне знаешь? – усмехнулся.
– Знаю, – ответил Череп.
– Ну что ж, – Крюков придвинулся к столу, сцепив руки в замок. – Тогда, ты, наверное, знаешь что я здесь на три года. И как пройдут эти три года, для осужденных, зависит от того, насколько у нас с тобой будет взаимопонимание.
– Нам не к чему друг друга понимать. У вас своя работа, у меня своя, – Череп поправил сползающий с худых плеч пиджак.