(Великое в малом)
Раз праздновала Ван восьмидесятый день рожденья,
Дом полон был гостей, раб Ли прислуживал тем людям.
Он ведал чаем и вином, всем делал подношенья,
Стащил к себе вина кувшин, подумав: «Не убудет»!
Вернувшись к себе ночью, уж подумывал напиться,
Услышал храп, несущийся из винного кувшина,
Ли, удивившийся, потряс кувшин, чтоб убедиться,
Что там нет никого, но голос, как из бочки винной,
Раздался: «Пьян я, спать хочу, а ты же мне мешаешь»!
Ли понял, что там оборотень-лис, и разозлился,
Трясти кувшин стал и кричать: «Ты что там развалился,
Залез как вор в моё вино, к тому же и серчаешь»!
Но захрапел лис громче, его как бы не касалось,
В кувшин Ли сунул руку, чтоб извлечь его наружу,
Вдруг человечья голова из горла показалась,
Расти стала в размерах, раздуваясь в форме груши.
Когда лицо величиной с корзину превратилось,
Ли стукнул по щеке его, потряс лис головою,
Кувшин упал, разбился и вино на пол пролилось,
Затоптал Ли и стал браниться, брызгая слюною.
Вдруг голос лиса-оборотня с потолка раздался:
– «Я вижу, не воспитан ты, лишён всяких приличий,
Воруешь ты, а мне нельзя? Меж нами где ж различье?
Вина жаль? Я отдам, что выпил», – и расхохотался.
Лис рвоту вызвал у себя и окатил Ли сверху,
Так проучил он вора жалкого и выпивоху,
Всё в жизни воздаётся каждому по его меркам,
У лиса-оборотня получилось всё неплохо.
(Великое в малом)
«Студент строптивый был, заносчивый и сумасбродный, -
Как Лю Дун-тан рассказывал, – во всём себя ценивший,
Критиковал прославленных мужей всех принародно,
И древность, и все наши дни без страха поносивший.
А кто, его ошибки разбиравший, находился,
Указывал на них в его стихах и сочиненьях,
Он начинал негодовать, и в гневе так сердился,
Что в драку лезть готов был, отстоять чтоб своё мненье.
Когда же срок приёма для экзаменов открылся,
В Хэцзяни все студенты в ожидании собрались,
И летней ночью во дворе прохладой наслаждались,
Заносчивый студент ораторствовать вдруг пустился.
Среди толпы его знакомых прибыло немало,
Боясь же злого языка, молчали в разговоре,
Но кто-то из-за дерева стал возражать устало,
Его по уязвимым пунктам атакую в споре.
Заносчивый студент вмиг, споря, потерял терпенье,
Без веских доводов он разглагольствовал, психуя,
Кричал, неверную отстаивая точку зрения.
– «Да кто же вы такой»? – спросил его он, негодуя.
– «Я ваш слуга, покорный, – Цзяо Ван, отсюда родом,
И удивлён, как вы смелы во всём и говорливы, -
Сказал известный всем учёный, чтимый всем народом.
– «Но вы же умерли давно»? – спросил студент пугливо.
– «Не умер если б, – тот сказал, смеясь во время спора, -
То разве б смел схватить я тигра за усы такого?»
Студент вскочил и с криком обежал вокруг забора,
Но не увидел там ни мёртвого и ни живого».
(Великое в малом)
Людей повесившихся и утопленников духи
Всегда себе замену средь живущих всех искали,
Об их вселениях в души живущих ходят слухи,
Где духи бесов способом таким людьми ставали.
О духах тех, кого зарезали, кто был отравлен,
О поисках замены душ нет ясных представлений,
Как и о тех, сгорел кто, или кто-то был раздавлен,
Нет в летописи сведений, а также объяснений.
Пик горный Лоханьфэн в Жэхэ собой напоминает
Сидящего на корточках буддийского монаха,
У многих в горы отправляющихся вызывает
Невольно, почему-то, беспричинно приступ страха.
Оттуда человек упал раз и насмерть разбился,
И земляков его безумье сразу охватило,
На пик кто поднимался, в пропасть броситься стремился,
Так тело мертвеца, себе замену находило.
Что «дух себе замену ищет так», когда узнали,
Буддийского монаха на молитву пригласили,
Но все молитвы смерть предотвратить не помогали,
Лишь когда стражу выставили, прыгать прекратили.
Самоубийц, вообще-то, духи ждут себе замену
От тех, кто смотрит с лёгкостью на свою жизнь без страха,
Но в этом случае, так много лиц пришло на смену,
Чтоб жизнь отдать в безумии огромного размаха.
О тех, кто умер, ногу потеряв, не говорили,
Что внутренне свою неполноценность сознавая,
Они по своей воли своей жизни не ценили,
О чём же думали в горах те, жизнь свою кончая?
Зачем губить людей, подстраивая злоключенья,
Тем духам, что людей толкали в пропасти с навесов?
Быть может, это была кара или наважденье,
Отчаянье – найти себе в замену – горных бесов?